Американские безумцы

      Артур был в пути последние две недели. Он не особенно торопился, да и к тому же решил, что не помешает заглядывать в редко встречающиеся поселения и городочки — вдруг где перепадёт работа. В его шатком, даже, откровенно говоря, бедственном положении каждый доллар имеет вес.              Он въехал в очередной заштатный городок и мысленно наметил себе план: сначала зайти на почту и проверить, нет ли контрактов на охоту за головами, а затем отправиться в салун.              Как и ожидалось, на почте нет никаких плакатов с розыском. Чем дальше он движется на юг, тем реже их встречает. Видно, пинкертоны хорошо здесь поработали и отловили всех, кого могли. Скоро всё, что останется Артуру, — это перегон и выпас скота и, конечно, охота. Или, хуже того, скоро ему придётся всерьёз задуматься о том, чтобы где-то осесть и наняться рабочим на стройку или ранчо. Увидь его Джон на ранчо, убирающим конский навоз за гроши, он бы катался со смеху по земле, которую Артур уже предусмотрительно успел очистить от навоза.              В салуне тоже ничего полезного выведать не удалось, зато он позволил себе взять порцию горячего рагу. В пути редко случается иметь при себе одновременно овощи, мясо и возможность приготовить что-то более сложное, чем нанизанный на нож и поджаренный на огне кусок мяса.              Итак, усевшись за стол с порцией рагу и стаканом виски, первое, что Артур замечает, подняв глаза, — это картина над каминной полкой. Вернее, это не картина, это фотоснимок в раме.              Артур размеренно ест, разглядывая детали на фото и размышляя.              Снимок запечатлел пуму среди пустынных жарких мест. Зверь припал на передние лапы, прижал уши и скалит пасть, словно перед броском на свою добычу.              Невольно мысли возвращают его к фотоснимку с четырьмя волками, которую сделал его хороший знакомый Альберт Мейсон. Фотоснимок этот вместе с дневником и всеми другими вещами Артура перешёл из рук в руки Джону и оказался потерян для Артура навсегда. Что ж, он не думал, что выберется из их «последнего дела» живым. Но у жизни оказались на него свои планы.              Тех волков ему пришлось пристрелить, чтобы они не набросились на бедного мистера Мейсона. Интересно, кто убил эту пуму сразу после щелчка затвора?              Он долго сидит, откинувшись на спинку стула и потягивая виски. Мог ли фотографом этой пумы быть мистер Мейсон?              Объективно — навряд ли. Артур хорошо помнит, как Альберт Мейсон едва не попрощался с жизнью на том утёсе, когда упал и повис, держась за торчащий из обрыва корень. И он хорошо помнит, как фотограф решил покончить с дикой природой, пока она не покончила с ним. Это было его первое разумное решение за всё знакомство с Артуром.              Но.              Субъективно — скорее всего, так оно и есть, чёрт бы его побрал. Артур сомневается, что во всей Америке найдётся ещё хоть один такой же уникальный человек с муравьями в штанах*, для которого жизнь диких хищников драгоценнее собственной.              Артур вертит в руках пустой стакан, раздумывая, стоит ли у хозяина салуна спросить об этой фотографии. Гораздо лучше для него не пытаться что-то узнать и отправиться дальше на юг, не привлекая внимания и не бередя старые раны и знакомства. Но всё же… всё же ему любопытно, будь он неладен.              Действительно ли мистер Мейсон отправился фотографировать в прерии пуму? Не стала ли в таком случае эта фотография последней для него? Если так, Артур не хотел бы этого знать. Проще думать, что этот славный человек всё ещё жив и здоров.              До этого дня он и тешил себя тем, что сумел отговорить и уберечь от несчастья одного из самых светлых и чистых людей в своей жизни. Но теперь у него возникли сомнения.              Старые знакомства и сами прекрасно бередят ему душу.              Подумав и всё взвесив, Артур решает, что он зря накручивает себя. Наверняка же такой городской пижон, как Альберт Мейсон, в самом деле не выдержал и сбежал в родную квартиру со всеми удобствами. Наверняка же, Господи! Здесь и думать нечего.              Однако же что-то в последний момент подстёгивает его спросить у человека за стойкой об этой фотографии.              Он как бы между делом интересуется:              — Откуда здесь этот снимок?              Он ждёт ответа в стиле «Понятия не имею, он висит здесь уже много лет», или «Купил в магазине», или «Отвали нахрен, приятель».              Бармен, даже не подняв глаза от стакана, который он в данный момент протирает, как-то скучающе отвечает:              — Купил у одного человека. Фотографа. Он остановился у нас в городе на прошлой неделе. Если интересно, загляни в гостиницу, у него много похожего.              Артур кивает в благодарность и выходит на улицу. Замирает на крыльце, понятия не имея, что ему делать дальше. Что ж. Это вообще не то, что он ожидал услышать. Это намного больше того.              Поглядев по сторонам, почесав бороду и тяжко вздохнув, Артур взбирается на своего коня, старину Бьюэла, и бредёт вперёд по главной улице, читая вывески на зданиях. Гостиница здесь, очевидно, одна, и возле неё почему-то настоящее столпотворение. Здесь и женщины в своих лучших платьях, и мужчины в чистых костюмах, и даже умытые и причёсанные дети.              Он спешивается и оставляет коня у коновязи. Поправляет воротник своего тёмно-синего пыльника и нахлобучивает шляпу пониже на лоб. Осторожным никогда нельзя быть чересчур.              Выяснить, что тут происходит, у него не составляет труда. Один из мужиков объясняет ему, что в городе остановился фотограф, и теперь многие хотят получить фото на память. Артур усмехается, качнув головой. Неудивительно — леди сентиментальны, вот и тащат мужей и детей для совместной фотографии на память. Не исключение, что это может быть их первая и, вполне вероятно, последняя фотография. В здешнем захолустье-то.              Артур лениво разваливается на пустой скамье около оружейного по другую сторону улицы и принимается ждать. Люди выходят из гостиницы, держа в руках свою памятную фотокарточку, и выглядят довольными. Особенно Артура забавляет группа из пяти молоденьких девушек, которые волновались перед своей очередью, а после вышли донельзя радостные, хихикая и обсуждая, «какой мистер Мейсон вежливый и приятный человек». Артур не сдерживается и, хекнув, бормочет под нос:              — Ну и шельмец.              Ненароком приходит мысль, что девочки из банды наверняка так же радовались и хихикали бы, позови их кто сфотографироваться. За этой мыслью неизбежно накатывает тоска. По всему тому, что банда дала, и по тому, что отняла.              Как же Артуру хочется вернуть фото своей матери и то фото, где он с Датчем и Хозией. Наверняка всё это попало в руки пинкертонов. С другой стороны, он знает, что фото с Датчем и Хозией каждый раз вызывало бы у него ещё больше тоски, носи он снимок в своём новом дневнике, так что, может, и к лучшему, что он затерялся.              Больше он не думает о былых временах, только старается распланировать свои действия на ближайшее время. Его путь лежит на юг, в сторону Мексики, но остановится он не слишком близко от неё. Вполне вероятно, что через недельку в своём неторопливом темпе он доберётся до какого-нибудь поселения, где сможет найти себе местечко на зиму.              Сеанс фотографирования заканчивается, когда солнце прячется за постройками. На улице всё ещё светло, но для фото, очевидно, света уже недостаточно.              Собравшись с духом, Артур заходит в гостиницу и снимает у управляющего номер на ночь. Ну, и ещё уточняет насчёт фотографа. Получив информацию и ключ от комнаты, он поднимается по лестнице и попадает в коридор, уходящий влево и вправо от него. Первая дверь справа открыта настежь, и из неё доносится знакомое суетливое бормотание мистера Мейсона.              Когда же они виделись в последний раз? Постояв и прикинув, Артур понимает: всего два года назад, летом девяносто девятого, а сейчас октябрь одна тысяча девятьсот первого — вот и выходит всего-то два года.              Но какие же это были долгие и трудные для Артура два года. Два года переосмысления и принятия.              Много воды утекло с лета девяносто девятого, однако Альберт Мейсон явно относится к тому типу людей, которых невозможно забыть ни через десять лет, ни через двадцать или тридцать.              Артур подходит к его двери и останавливается, привалившись плечом к косяку и сложив руки на груди. Он молча наблюдает, как славный фотограф сосредоточенно занят своей работой, повернувшись ко входу спиной. Как неосмотрительно с его стороны. Ещё и дверь нараспашку. Ну что за человек.              Мистер Мейсон, судя по звукам, занят тем, что прибирает свои растворы для проявки фотоснимков. Артур улавливает не слишком разборчивое бормотание о проявителе, фиксаже и прочих важных покрытиях-перекрытиях, в которых ничерта не смыслит. Но это бормотание всё равно теплом разливается в груди — наконец-то что-то знакомое и светлое.              — А вы тот ещё ловелас, как я погляжу, мистер Мейсон, — протягивает Артур, даже не пытаясь скрыть усмешку, — свели с ума всех леди в округе.              Фотограф подпрыгивает от неожиданности, схватившись за сердце, и оборачивается. Проходит несколько секунд, прежде чем в его карих глазах мелькает узнавание и губы растягиваются в радостной улыбке.              — Мистер Морган! Глазам не верю, это правда вы!              Он подходит, протягивая Артуру руку, и Артур крепко пожимает её. Затем тепло говорит:              — Как ваши дела? Всё ещё никем не съедены, и даже все конечности на своих местах!              Фотограф добродушно смеётся и кивает ему.              — Удивлён не меньше вашего, сэр! Видно, я оказался настолько же несъедобен, насколько и глуп.              — Ха! Вы не меняетесь, мистер Мейсон. Всё ещё очень забавно отзываетесь о себе.              Артур похлопывает его по предплечью, а Мейсон легонько тычет пальцем его в грудь и почти что в вину ему ставит:              — Вы тоже не меняетесь, мистер Морган! Всё так же неожиданно возникаете из ниоткуда, чтобы спасти мою жалкую шкуру. Но в этот раз я не позволю вам вот так просто уйти, нет уж, сэр!              Одному богу известно, как Артуру в его унылой жизни не хватало кого-то такого, как Альберт Мейсон, — светлого и бесхитростного, по-настоящему доброго и великодушного. Кого-то такого, кто одним своим видом заставлял бы Артура улыбнуться хоть один раз в день.              Мистер Мейсон настаивает на том, чтобы угостить Артура стаканчиком виски в благодарность за давнюю помощь и поддержку, без которых его сейчас не было бы здесь. Артур с удовольствием принимает предложение. Они идут в салун, но не в тот, где Артур был накануне, а в другой, поменьше и практически пустой, не считая одного выпивоху, достающего бармена. Здесь Артуру нравится даже больше — чем меньше лишних ушей, тем лучше.              На пару часов Артур позволяет себе напрочь забыть обо всех своих проблемах, ведь это так легко сделать, когда перед ним сидит Альберт Мейсон.              Первое, что он спрашивает, когда они усаживаются за стол, это:              — Какого чёрта вы полезли к пуме, мистер Мейсон? Я видел этот снимок.              Фотограф мягко улыбается, опустив глаза, словно в смущении.              — Ах, сэр, это жемчужина моего проекта. Большая дикая кошка — такая прекрасная и грациозная, несмотря на устрашающие острые клыки. Не беспокойтесь, мистер Морган, я нанял вооружённый эскорт ради этого снимка. К слову, пуму удалось отвлечь хорошим куском мяса, так что она всё ещё жива. Ну, по крайней мере, я на это надеюсь. — Добавляет он, сделав паузу. — Лучше расскажите о себе, мистер Морган. Как ваши дела?              Артур может только тяжело вздохнуть. Непросто рассказать всё, что с ним приключилось с их последней встречи — как банда развалилась, как он сам побывал на пороге смерти, но был спасён стариной Хэмишем, как потом похоронил его, как прожил в его хижине ещё почти год, прежде чем не выдержав и забрав Бьюэла, сорвался с места. Он изъездил Амбарино, Вест-Элизабет и Лемойн, но нигде не нашёл покоя, только больше растревожил полученные в тех местах раны. Да и незачем сейчас фотографу знать ужасающие подробности прошлого Артура.              Он даже думает ради смеха, что об этом расскажет как-нибудь в другой раз, когда наступит их следующая, седьмая по счёту случайная встреча. Где это будет? Возможно, в Мексике? Или, что ещё более невероятно, на Аляске? Ха, хотел бы Артур знать, куда ещё может занести этого неугомонного человека!              Отпив виски и опустив стакан на стол, он выдаёт обобщённую версию событий:              — Да что тут рассказывать, мистер Мейсон… Все мы тут по уши в дерьме. Прошу прощения за грубость, конечно, — добавляет, похлопав себя пальцами по губам. — Это лучше вы расскажите, как оказались в этих местах. Вы же собирались бросить съёмку.              — О, конечно же, я этого не сделал, — он отмахивается от этого, как от полной глупости. — Пока выбирал снимки для показа в галерее в Сен-Дени, понял, что не могу бросить свой проект о великих хищниках Америки. Кто ещё настолько безумен?              Артур тихенько смеётся вместе с мистером Мейсоном и понимающе кивает. Конечно, вряд ли найдётся ещё один такой безумец, готовый гоняться за пумой ради удачного снимка.              Он позволяет себе следующие пару часов лениво слушать о путешествиях фотографа и изредка вставляет свои комментарии и уточнения. В конце концов, имеет же он право хоть на недолгую отдушину.              В какой-то момент фотограф, разрозовевшийся и расслабленный от виски, с восторгом говорит:              — До меня дошли слухи, что на границе с Мексикой видели несколько ягуарунди. Они влезли в курятник на ранчо и стащили пять кур. Я собираюсь отправиться туда, мистер Морган!              — Что? — Удивлённо крякает Артур, но тут же разражается смехом. — Пуму приручили, теперь наметились на ягуара, Мейсон? На кису побольше?              — Я-гу-а-рун-ди, мистер Морган, — проговаривает фотограф по слогам, — это не ягуар. Скорее, мини-пума. Они меньше почти в два раза, так что не думаю, что будут слишком опасны. Говорят, они не нападают на тех, кто выше их ростом.              Артур сильно в этом сомневается. Поодиночке и суслики не опасны, но если собьются в стаю…              Он качает головой и, хлопнув по столу рукой, наваливается на него, наклоняясь ближе к фотографу.              — Вы безнадёжны, Мейсон. Вас точно однажды сожрёт какая-нибудь тварь.              Тот в ответ только легко смеётся.              — О, я уверен в этом, сэр! Лишь бы это случилось не так скоро.              Артур улыбается, в душе надеясь и веря, что этот человек проживёт ещё много лет и воплотит в жизнь все свои проекты, связанные с дикой природой.              Ещё через бутылку виски и несколько часов окончательно захмелевший мистер Мейсон уговаривает Артура пойти в его номер в гостинице, чтобы показать другие свои удачные фотографии. Они плетутся по улице, по-глупому хихикая, Артур поддерживает Мейсона, и к нему приходит мысль, что фотограф, по всей видимости, слаб перед алкоголем. Чего Артур вообще ожидал? Городской же. Подъём по лестнице и вовсе превращается в испытание, но Артур справляется с ним и доводит приятеля до номера.              Он думает: ну какие тут уже фотографии? Мейсону пора просто лечь спать. Но у самого Мейсона мнение оказывается совершенно противоположным. Стоит Артуру отпереть дверь его ключом и сделать пригласительный жест, мол, пожалуйте, добрых снов, сэр, как Мейсон шагает, но не в свой номер, а вплотную к Артуру и за лацканы пыльника притягивает к себе для поцелуя.              Сначала Артур опешивает, но спустя несколько секунд спохватывается и обнимает Альберта. Альберта Мейсона.              Артур поступает с ним, как последняя скотина, когда заводит его в номер и прижимает к двери, на ощупь тыча ключом в дверной замок с этой стороны. И мистер Мейсон ничуть не помогает ему — шарит руками по плечам и шее, сбивает шляпу Артура с головы и зарывается пальцами ему в волосы, прижимаясь к губам ещё крепче.              Он говорит себе, что нельзя так подло и грязно поступать, что нельзя пользоваться человеком в уязвимом состоянии, что наутро они оба пожалеют о содеянном, но Господь свидетель, как сильно Артур мечтал весь вечер сцеловать улыбку с губ фотографа и сделать всё то, на что не решился во время их знакомства в Вест-Элизабет.              Как Артур себя ни ругает, не может заставить себя разомкнуть руки и отступить, уйти. Мистер Мейсон… нет — Альберт. Альберт держится за него и немного неразборчиво зовёт по имени, просто Артуром, и просит остаться, не бросать его здесь вот так. И пусть Артур будет проклят хоть сотни раз, он сдаётся под этими просьбами. Оказывается, он тоже слаб — перед Альбертом.              Как непривычно на языке перекатывается его имя, произносимое вслух так часто этой ночью. Оно словно свежая вода, бурлящая у подножия водопада, оно как пузырьки шампанского, которые стреляют в нос из бокала, оно как горячий, тающий во рту лимонный пирог. Оно как тонкое искусство, к которому Артур стремился всю жизнь, но которое всегда оказывалось для него слишком тонким и неуловимым.              Из уст Альберта даже его собственное имя, стенаемое, как молитва — только Артур-Артур-Артур, — кажется чёртовым шедевральным искусством.              Утром он надеется убраться по-тихому, с первыми лучами солнца. Альберт… нет — Мистер Мейсон. Мистер Мейсон остаётся в постели, такой умиротворённый и спокойный, и Артуру даже жаль покидать его. Но услышать, как по пробуждении милый, славный фотограф осыплет его упрёками и будет стараться прикрыться тонким одеялом, чувствуя себя использованным и грязным, выше сил Артура.              Он почти успешно уходит, умудрившись без шуму одеться и нацепить свой оружейный пояс с обычно громко бряцающей бляхой, но осечка ожидает его в другом месте — дурацкий ключ, который он вчера оставил в замке, застревает и никак не поддаётся. Он чертыхается сквозь зубы, сложившись в три погибели перед дверью и ковыряясь в замочной скважине ключом, и когда тот наконец проворачивается, то выскальзывает из вспотевших пальцев и с громким стуком падает на пол. Артур зажмуривается и сжимает челюсти, надеясь, что пронесёт, но позади слышится шорох, скрип кровати и сонное:              — Артур?              Он выпрямляется и выдыхает напряжение из плеч, твердя самому себе, что он просто чёртов неудачник.              — Я думал, ты джентльмен, а ты уходишь, даже не попрощавшись, — говорит Альберт так, будто поддразнивает его.              — Я не джентльмен и никогда им не был. Я нехороший человек.              Артур оборачивается и видит, что Альберт сидит в постели, вытянув руки на согнутых коленях, и на его губах играет крохотная улыбка. Глаза припухшие, потому что он ещё не выспался, а на шее и плечах распустились фиолетовые метки. Господи, ну что за красота.              Он зевает, прикрыв рот тыльной стороной ладони и ложится обратно на подушку, укрывая голые плечи. Смотрит на Артура своими чудесными сонными карими глазами.              — Ладно. Если ты твёрдо решил, что должен уйти, то иди, — говорит Альберт спокойно, — но вообще-то, я надеялся, что мой милый мистер Морган будет столь любезен, что согласится проводить своего покорного слугу к границам Мексики в ближайшие дни.              Артур стоит, как вкопанный, не зная, что тут можно ответить. У него нет ни единой достойной причины, почему он не должен согласиться на это предложение. Он покусывает губу изнутри и оборачивается к двери, которая теперь открыта и готова выпустить его на все четыре стороны. Поразмыслив, Артур просовывает большие пальцы в петли для ремня на джинсах и уточняет:              — Значит, вам нужен вооружённый эскорт, мистер Мейсон? Только и всего?              — Отнюдь, сэр. Уверен, что вы обладаете множеством полезных для меня навыков и умений. — С усмешкой отвечает Альберт, приоткрыв только один глаз, чтобы взглянуть на него.              Артур опускает глаза в пол и чешет бороду. Пытается понять, когда Альберт успел захватить такую власть над ним.              — Артур, пожалуйста, закрой дверь и вернись в постель. — Мягко просит он, и Артур обмирает. Вот так просто? — Ещё слишком рано. Хочу спать. И голова болит.              — Ла-адно, — протягивает ворчливо Артур, немного недовольный самим собой, и снова запирает дверь.              Он разоружается и раздевается, чувствуя себя круглым дураком. Уж лучше бы он вообще не просыпался раньше Альберта, лучше проснулся бы позже него и не смог бы устроить такую позорную неудавшуюся попытку бегства.              — Да ты и мёртвого уговоришь, — продолжая ворчать, он забирается на постель позади Альберта и обнимает его.              — А вы не сильно-то и сопротивлялись, мистер Морган, — бубнит тот в ответ, прижимая руку Артура к своей груди.              Он укладывается поудобнее, поближе и потеснее, бормоча под нос свою надежду на то, что если им всё же решит отобедать этот дикий ягуарунди, то Мейсона он сожрёт следом на десерт. Издав глубокий утробный смешок, Мейсон обещает, что всенепременно.              Вот так и пропадёт Артур Морган, лучший стрелок Востока и один из бывших столпов некогда легендарной банды Датча ван дер Линде.              Нет, и всё же нашёлся, чёрт возьми, ещё один безумец, готовый гоняться за опасными хищниками ради удачного кадра!