***
— А где же малыш Рики? — Я здесь! Сону смеётся, когда юркий десятилетка буквально слетает с лестницы, чтобы броситься к нему с крепкими объятиями. Он ерошит его светлые волосы, щиплет за розовые мягкие щёки и умиляется искреннему обожанию. — Порой кажется, что не я его старший брат, — фырчит Джейк, помогая Сону и вешая его куртку на крючок. — Брось, Джейк. Просто наш маленький альфа не может устоять перед моим омежьим очарованием. Да, Рики-я? — подмигивает Сону, тыча пальцем в сморщенный нос. — Я не маленький, — куксится Рики. — И вообще, когда я вырасту, я женюсь на тебе, Сону-хён. По коридору разносится звонкий смех, Джейк, качая головой, усмехается младшему брату. — Когда ты вырастешь, Сону будет уже двадцать шесть и он сто раз успеет жениться, — фырчит старший. — Вот увидишь, — показывает ему язык Рики, прижимаясь к Сону крепче. — Хён, а ты сегодня останешься на ночь? Мне нужно помочь с математикой. — Конечно, останусь, — мягко улыбаясь, Сону приобнимает Рики за плечи, поднимая взгляд на Джейка. — Ты, кажется, обещал мне жареные димсамы. — Тонкий намёк, чтобы я оставил вас и свалил? Может попросишь свою маму усыновить Рики? — прыскает смешком Джейк. — Но тогда я не смогу жениться на Сону-хёне, — недовольно упирая руки в бока, Рики даже притопывает ногой. — Джейк-хён, ты такой глупый. Коридор вновь наполняется смехом старших. Рики всё ещё дуется, пока Сону умиляется с него, а Джейк продолжает подшучивать. И всё это кажется таким милым и очаровательным. До тех пор, пока спустя полгода Сону не уезжает на учёбу в Японию, обещая обязательно однажды вернуться и оставляя Рики провожать его в аэропорту с глазами, полными слёз.***
Не ожидая совершенно, что о возвращении на родину не будет идти речи целых восемь лет. Сону каждые десять секунд проверяет время на наручных часах, недовольно притопывая ногой, пока проходит паспортный контроль. Не то, чтобы он вернуться вообще планировал. Учёба в Японии и последующая практика оказались настолько удачными, что он заключил выгодный контракт с целым холдингом, погрузился с головой в работу. Там же нашёл и крепкие отношения с, казалось, идеальным альфой, которые дошли до пышной свадьбы. И всё в его жизни было настолько идеальным, что и верить было страшным. Как оказалось, не зря. Потому, что прознавшие о свадьбе коллеги, начали капать руководству тёмные мыслишки о том, что Сону и до беременности недалеко, а это вечные больничные и никакой стабильной работы, несмотря на то, что сам Сону детей и вовсе в ближайшие лет пять не планировал. Но его никто не спросил, когда отдали коробку с вещами и попросили подписать заявление по собственному, ненавязчиво так намекая на омежью участь в этой треклятой жизни. А спустя всего год после свадьбы, когда альфа его понял, что без карьеры мечты Сону загибается, а о детях теперь не мыслит вовсе, разозлённый на весь мир, молча собрал вещи, подал заявление на развод и был таков. И вот теперь, в свои двадцать шесть, Сону выходил из здания аэропорта в родном городе, и совершенно не представлял как жить дальше. — Йа, почему ты не сказал, что приехал? Мы с Хисыном могли бы остаться и встретить тебя! — сокрушается Джейк в телефонную трубку, когда Сону, погрузив весь свой багаж в такси, решился позвонить лучшему другу и сообщить о внезапном возвращении. — Решил сделать сюрприз, — вздыхает он. — Я могу пока заехать к твоим родителям, навестить их. — А ты надолго? Сону прикусывает нижнюю губу, с грустью оглядывая знакомые виды из окна. — Неделька, может. — О, мы вернёмся с Чёджу уже послезавтра. Ещё успеем увидеться, это здорово! — Да. Я очень скучал. И Сону не лукавит, правда скучал. Только врёт всем последние пару месяцев, что длился его бракоразводный процесс о том, что всё у него хорошо, просто решил сменить курс в работе. А в личной жизни по-прежнему замечательно, просто муж уехал в командировку, а он вырвался, наконец, навестить семью и друзей в Корее. И теперь, ложь, помноженная на ложь, не давала ему просто так раскрыть карты. И стыдно как-то, и неловко тоже. И неприятно особенно. Согревала во всём этом мрачном хаосе лишь одна мысль: он увидит всех своих близких. Кого-то спустя целых восемь лет, кого-то чуть меньше, потому что родители всё же выбирались к нему пару раз за это время. А там, день за днём, глядишь он и придумает, как мягко приподнести всем шокирующую новость о том, что он безработный, бездомный и разведённый омега средних лет. Такси сквозь бесконечные пробки только через час привозит его к нужному дому. За восемь лет, казалось, ничего и не изменилось. Те же милые кустарники и цветочные клумбы, тот же белый забор и невысокое крыльцо. Та же яркая улыбка мамы Джейка и Рики, что завидев Сону, радостно распахнула объятия, принимая его, как своего. — Как чудесно ты выглядишь, Сону! — восклицает она, помогая ему затащить чемоданы и сумки в дом. — Такой взрослый. Стал ещё красивее, погляди-ка. Твой альфа хорошо о тебе заботится? — Да, тётя, спасибо, — улыбается он учтиво, с любовью оглядывая родные стены. — Будто и не уезжал. — И правда. Ощущение, что и не было этих лет. Но я так скучала. Она снова зажимает Сону в объятиях, в которых он тонет, впитывая в себя тепло и любовь. Напоминая о неизбежном разговоре с его родной матерью, к которой он уже вечером приедет в дом, сперва изображая счастье. А после сокрушённо признаваясь в горькой правде. — Голоден, наверное. Я сейчас что-нибудь приготовлю. Останешься, пока твоя мама на работе? Расскажешь хоть, как дела твои. — Останусь, — кивает он, усаживаясь на мягкий диван в гостиной. — А дела хорошо. Всё хорошо. — Тебя никто там не обижает? А то в Японии порой слишком уж придирчивые работодатели, я то знаю, — ворчит женщина, уже кружа по кухне. — Всю душу вытрясут, ничего не оставят. — Бывают и трудности, — увиливает Сону. — Но в целом, какая работа без трудностей? — Это ты верно говоришь. Я сейчас тебе приготовлю чего-нибудь лёгенького, а послезавтра, как Джейк и Хисын вернутся, приходи обязательно. Устроим тебе целый пир! Такой праздник всё-таки, ты вернулся. У Сону улыбка трещит по швам. Они все так гордятся им, все так рады за него. А у него по сути разруха, развал в жизни и хорошая мина при совершенно отвратительной игре. Но мама Джейка права, и Япония научила его этому с первых рабочих дней. Он осматривает всё те же фото на стенах, те же статуэтки в шкафчиках за стеклянными дверцами, и хмурится, когда видит одно фото, на котором Джейк обнимает подростка, держащего в руках торт с цифрами восемнадцать. Жутко знакомого подростка, с узнаваемыми, но одновременно незнакомыми чертами лица. Осознание щёлкает в Сону, заставляя охнуть и подойти к этой фотографии, рассматривая её поближе. За прошедшие восемь лет, он первых три честно старался писать Рики по поводу и без, поддерживал ребёнка, чем мог. Пока рутина не закрутила его в жесточайшую воронку, оставив сил и времени лишь на короткие созвоны пару раз в месяц с Джейком. Он не следил за соц.сетями, как и не вёл особо свои, не просил никогда у Джейка фото подросшего маленького альфы, которого помнил ещё совсем крошкой, вцепившимся в его ноги. И так, за восемь лет, Сону никогда бы не узнал в этом мальчике на фото младшего брата лучшего друга. — А где же малыш Рики? — окликает он маму из кухни, всё ещё удивлённо глядя на фото. — Больше не малыш, — раздаётся внезапно грубоватым басом за его спиной. Сону даже подпрыгивает от удивления, резко оборачиваясь. И буквально раскрывая в удивлении рот. На него с лёгким прищуром смотрели те же глаза, что и на снимке за стеклом, те же, что он знал с пелёнок на протяжении десяти лет, пока жил в Корее. Но глаза и только. Всё остальное — абсолютно другой человек, не его маленький Рики ни разу. Он ростом был его на голову, минимум, выше. Полные губы слегка выпячены задумчиво вперёд, ни намёка на мягкие щёки, только острые скулы и линия челюсти, как высеченная из камня. И к слову, такое же неожиданно тело, что не скрыто было совершенно под растянутой баскетбольной майкой и короткими шортами. Рики зачёсывает пятернёй выкрашенные чёрными прядками свои светлые волосы, и скидывает к ногам спортивную сумку, всё ещё внимательно разглядывая Сону, стоявшего статуэткой в своих светлых брюках и белой рубашке. — Неужели? — усмехается Рики, целпяясь взглядом за распахнутый ворот рубашки, открывающий слегка острые ключицы Сону. — Сону-хён? И какими судьбами? — Да вот, — лепечет омега. — Решил навестить. И глаз оторвать не может от когда-то его маленького альфы оформившегося теперь в полноценного взрослого с рельефом мышц под молочной кожей, цепким тёмным взглядом и запахом тяжёлым и доминирующим, мгновенно заполнившим всю гостиную и лёгкие Сону. — Рики-я! — зовёт его мама с кухни. — Я отсюда чую, как от тебя несёт! А ну иди в душ и выйди к Сону опрятным! Негоже таких гостей встречать в подобном виде. — Не думаю, что Сону-хёну что-то не нравится в моём виде, — кричит матери Рики, не сводя при этом глаз с оторопевшего Сону. Явно замечая, как тот стыдливо прячет взгляд. Очевидно понимая всё своё превосходство теперь. Но, качнув головой, на второй этаж Рики всё-таки уходит. Оставляя Сону в полном раздрае и со странным чувством в груди.***
Они обедают втроём, обсуждая все изменения случившиеся с городком и соседями за последние годы. Обсуждая личную жизнь Сону, о которой тот, как может, обобщённо отвечает, стараясь держать улыбку и держаться самому. Но сбиваясь каждый раз, когда напарывается на изучающий взгляд пары тёмных глаз. До конца рабочего дня его матери остаётся ещё предостаточно времени, и Сону решает остаться в доме друга, чтобы отдохнуть с дороги, обдумать всю свою последующую жизнь и постараться не впасть в отчаяние. Но для начала, помочь убраться после обеда, отпуская маму Джейка и Рики по делам в город. Запирая себя бездумно в доме один на один с полным гормонов молодым альфой. — Сону-хён? — окликает его басовито Рики, когда Сону домывает посуду. ЕГо плечи заметно вздрагивают. — Да? — Можно вопрос? — Конечно, Рики. — У тебя действительно всё хорошо на личном? Или ты приехал потому, что что-то не так. Тарелка едва не валится из мыльных рук Сону. Он замирает под вопросом, уставляясь на льющуюся из крана воду. — Х-хорошо. Почему ты вдруг так подумал? — Не знаю, как мама, — вздыхает Рики, поднимаясь из-за стола, — но я заметил, что ты не слишком уж откровенничаешь. А тебе, вроде как, от нас скрывать и нечего. Да и…знаешь, я умею рыться в сетях. А твой муженёк явно не умеет держать себя в руках. — О чём ты? — дрогнувшим голосом отзывается Сону. — У вас свободный брак или вы развелись? — слышит он тихое на ухо, ощущая, как мурашки рассыпаются по задней стороне шеи. — Не понимаю тебя, Рики, — сглатывает он. — Он уже неделю постит фотографии с каким-то парнем. И они явно не друзья. — Как ты вообще нашёл его? — выдыхает Сону, впиваясь пальцами в раковину. — Мы никогда друг друга не отмечали. — Ловкость рук и никакого мошенничества. Не важно. Так вы всё ещё вместе? Мне-то ты можешь сказать правду, даже если всем остальным боишься. Вспомни, я ведь не осуждал тебя в детстве, даже когда застукал за помидорными поцелуями. — Ну, ты вспомнил тоже… — Значит, я прав? Сону задерживает дыхание, когда длинные пальцы касаются его талии, а горячее дыхание оседает на затылке. Он ощущает весь рост Рики за своей спиной, что буквально скрывает его от внешнего мира всем собой. — Я ещё не готов никому признаться, — шепчет он чуть слышно, резко втягивая живот, когда огненные ладони вдруг сжимаются на его боках. — Рики, что ты делаешь? — Выходит, — снижает голос Рики, склоняясь вновь к покрасневшему уху Сону, — ты свободен, хён? — Там…там всё сложно. — Он просто изменяет тебе? — Нет. Всё омежье естество Сону верещит внутри, когда крепкая грудная клетка прижимается к его острым лопаткам, окутывая жаром и густым альфьим запахом. — Рики, что ты… — Возможно, вижу шанс в исполнении своего обещания, — усмехается Рики в чувствительную кожу за ухом Сону. — К-какого? — Я обещал жениться на тебе, когда вырасту, Сону-хён. Неужели не помнишь? Ещё одна усмешка прилетает уже в шею, и Сону готов вскрикнуть во весь голос от неожиданности и тянущего чувства внизу живота. Ему приходится приложить все усилия, чтобы отпихнуть от себя чужие руки и выбраться из феромонной клетки, выставляя руку вперёд и оказываясь с Рики на расстоянии. Разрываясь между тем, чтобы сбежать и вернуться к этим будоражащим ощущениям вновь. Потому, что это же его маленький Рики. Ребёнок, за которым он наблюдал. Забавный малыш, который часто краснел щеками, просил помощи в математике и да, постоянно шутил про их свадьбу. Теперь восемнадцатилетний окрепший альфа, сжимавший его ещё несколько секунд назад так, что все кости выкручивало. И пахнущий уже не чем-то лёгким и сладким, как все дети, а так, что зарыться хотелось носом в жилистую шею и задохнуться в кружащем голову аромате. — Никому не говори, — просяще шепчет Сону. — Никому, Рики. — Обещаю, хён, — вновь усмехается полными губами альфа. — А я свои обещания сдерживаю. Сону в последний раз смотрит в притягательно сощуренные глаза, прежде чем сбегает позорно наверх, чтобы остыть. И подумать теперь уже не только о своём будущем и раскрытии всех разрушенных жизненных планов. Но и о том, что делать с таким Рики, если теперь на него даже смотреть опасно, не то что находиться рядом?***
Чего Сону не ожидает, так это того, что на следующий день, когда он, так и не признавшийся матери, решает напиться вечером в одиночку, в его дверь позвонят. Он точно знает, что мама уехала по работе до утра, он точно знает, что Джейк и Хисын вернутся только завтра. Но в нём уже плескалась бутылка какого-то вина, припрятанного мамой в шкафу, а потому, он не сильно задумывается о возможных вариантах гостей. И очень даже зря. — Вечера, хён. Потому, что гость оказывается вполне очевидным, абсолютно незванным, да ещё и выглядящим так, что у Сону дыхание спирает за одно мгновение. Волосы Рики небрежно разбросаны, спадая на лоб, джинсовый костюм висит слегка мешковато, но хотя бы прикрывает тело, что явно больше не обременено никакой другой одеждой, учитывая оголённую кожу в паре расстёгнутых пуговиц на груди, которую украшает лишь тонкая цепочка. — Могу войти? — и хищная усмешка, добивающая окончательно. — Зачем? — лепечет Сону, сжимая в пальцах ножку бокала так сильно, что та того и гляди лопнет. — Составить компанию. Пить в одиночку, знаешь, — кривится Рики, — плохая привычка. — Я просто… — Так я войду? И Сону ничего не остаётся, как пустить наглого альфу в дом, закрывая за ним дверь, будто обрывая все возможные пути к здравомыслию. От Рики этим вечером, кроме привычно альфьего запаха, тянет ещё и каким-то парфюмом, с едва уловимыми морскими нотками. Сону с трудом сглатывает, на негнущихся ногах возвращаясь в кухню, на которой пытался приготовить себе нехитрый ужин под вино. — Твоя мама знает, что ты здесь? — Сону отставляет на столик бокал вина, с которым выходил открыть дверь, и убавляет огонь на плите, на которой в касртюльке уже бурлила вода. — Зачем ей это знать? — хмыкает Рики, беря в руки бутылку вина и осматривая её. — Белое полусладкое? Ну и дрянь же. — Давно ли ты в таком разбираешься? — Давненько. Напомню, что мне уже восемнадцать. А Сону это и напоминать не приходится. Он видит, как под закатанными рукавами джинсовки по предплечьям тянутся, сплетаясь, вены, украшая широкие ладони. Он помнит, как маленькие ладошки крепко обнимали его ноги, а теперь одна такая легко могла обхватить его бедро, оставив явные следы. Сону встряхивает головой, распаковывая пачку рамёна. — И по этой же причине, маме не обязательно знать, куда я ухожу. Просто гуляю с друзьями, — поводит плечами Рики, опираясь рукой о столешницу и напрягая мышцы, на которых Сону снова зависает взглядом. Примагничиваясь к массивному браслету из серебрянных звеньев на изящном запястье. — Технически, ты ведь мой старый друг, хён. — Да. Технически, — бормочет Сону, бросая рамён в кастрюлю и тут же хватая недопитый бокал. К чёрту лапшу, в общем-то, аппетита сегодня, кажется, не предвидится. — Может поговорим? — сводит густые брови к переносице Рики. — Очевидно, что никто не в курсе твоей ситуации. — Потому, что я очевидно не готов к этому. — Боишься, что осудят? — Ты всегда был слишком разумным для своих лет, Рики-я, — качает головой Сону, делая большой глоток холодного вина и облокачиваясь поясницей о столешницу. — Когда это произошло? — Около четырёх месяцев назад, — сдаётся Сону. В конце концов, Рики прав, как бы странно это не звучало. Но Сону правда пока не мог сказать об этом никому из взрослых или своих друзей. А Рики…он был чем-то безопасным для таких рассказов? Он был тем, на кого Сону мог бы вывалить всё и хоть немного освободиться. Только вот безопасность его заключалась только в этом. Всё же остальное кричало на Сону красным. — Технически даже полгода, — вновь делает он глоток. — Сперва меня уволили из-за свадьбы, потому что, видите ли, замужний омега — это крест на карьере, ведь сразу пойдут щенки. Чёрт бы побрал этих узколобых придурков, я не панирую щенков ещё лет десять. — Тебе же двадцать шесть? — усмехается Рики, подходя чуть ближе и щёлкая выключателем плиты. — А как же пресловутые часики? — Это меня и выбесило, — закатывает глаза Сону. — Я не собирался бросать карьеру ради этого всего. Но они всё решили за меня. Уволили, бросили на шею мужа. И он обрадовался. Ему это показалось идеальной причиной для продолжения рода. Только вот он не учёл одной простой вещи: я без работы — задыхаюсь, и, выходя замуж, не собирался садиться дома с детьми и бытом. — Ты всегда был слишком своенравным, несмотря на нежную омежью внешность, — усмехается Рики, склоняя голову и останавливаясь в нескольких сантиметрах от Сону, что боком чувствовал жар альфьего тела, вцепляясь в бокал с вином сильнее. — Ошибка тех, кто видит во мне только внешность. — Я всегда видел в тебе нечто большее, хён. — Рики… — качает головой Сону, прижимая холодное стекло бокала к горячему лбу. — И что в итоге? После увольнения. — Он подал на развод четыре месяца назад, потому, что понял, что ему не светит заиметь щенков в ближайшую вечность. И потому, что его омега по всем фронтам бесполезен. Ни работы, ни потомства. Последние два месяца активно вёлся бракоразводный процесс. И, — разводит Сону руками, — вот я здесь. — Он что, даже не оставил тебе денег или квартиры? — изумляется Рики. — Квартира была его, весь бизнес основан до свадьбы, а в брачном контракте моя наивная душонка подписала пункт о не претенодвании на все его деньги. Я же, чёрт возьми, замуж по любви выходил, — бубнит Сону в свой бокал, допивая остатки. — Ты мог попросить помощи у моего брата. Он одолжил бы тебе денег на новую квартиру, пока ты искал бы работу. — Я устал быть кому-то и за что-то должным, — голос Сону ломается. Рики предусмотрительно забирает из дрогнувших пальцев бокал, убирая его на столешницу и возвращая ладонь теперь уже на плечо Сону, успокаивающе сжимая его. — Я просто хочу быть счастливым. Кожа под тонкой тканью шёлковой пижамы горит, когда Сону наконец ощущает горячую ладонь на себе. Он дышит тяжело и медленно, стараясь одновременно не заплакать и не сойти с ума, потому что запах Рики усиливается. Он прекрасно знает эти дурманящие ноты, которые альфа испускает лишь тогда, когда хочет успокоить или защитить омегу. И тем страннее чувствовать их от того маленького альфы, что с детства всегда защищал его словом. А теперь вот мог всем собой с завидной лёгкостью. И будь Сону проклят за то, что решается поднять влажный взгляд в тёмные глаза, оказавшиеся внезапно так близко. Потому, что Рики не мешкает и целует его в приоткрытые губы, лишая всякого воздуха и здравого рассудка. Перемещает ладонь на лопатки, второй рукой охватывая узкую талию и оказываясь мгновенно напротив. Сону теряется за широкими плечами, за которые ему приходится схватиться, чтобы не потерять опору. Теряется во внезапно распаляющемся поцелуе, не понимая, когда и как его малыш научился так владеть своими губами и языком, что буквально кружил голову, вкупе с тяжёлым запахом, сковавшим их в густое облако. Оказывается прав в своих мыслях, когда широкие ладони с лёгкостью сгребают его бёдра, приподнимая и усаживая на столешницу, чтобы альфа мог удобнее расположиться меж омежьих ослабевших ног. Вино и альфий запах смешиваются в голове Сону, образуя целый калейдоскоп картинок и ощущений. Кружа голову похлеще любой карусели, заставляя дрожать всем телом и вцепляться пальцами уже в голую кожу под джинсовкой. Сону пробирается под джинсовый ворот и скребёт короткими ногтями по позвонкам вверх, впиваясь ими в заднюю сторону шеи, когда Рики прикусывает несильно его язык, вырывая первый стон. Сону задыхается, потому что губы альфы соскальзывают по его челюсти вниз к открытой шее, без стеснения оставляя на молочной коже розоватые следы. Внизу живота целая бомба замедленного действия, что с каждым новым прикосновением отсчитывает секунды до взрыва. Руки Рики, кажется, везде. На голых под короткими шортами бёдрах, на рёбрах под поднятой рубашкой, в волосах, что длинные пальцы альфы сжимают, заставляя омегу запрокинуть голову сильнее, чтобы вцепиться зубами в кадык. Стоны Сону слетают с губ бесконтрольно, бесстыдно и с каждой минутой всё громче. Когда же Рики вновь возвращается с поцелуями к его губам, Сону окончательно пропадает в учинённом альфой безобразии, позволяя ему прижать себя крепче и обхватывая ногами поясницу. Захлопывая самостоятельно клетку, в которую так безропотно попался. В конце концов, он просто хотел быть счастливым, и что, если это тот самый момент?***
Сквозь сонную дрёму, Сону чувствует, как лучи солнца пробираются за тонкие занавески к его лицу. Он морщит нос в неприятии, ёрзает в постели, чтобы улечься подальше от света, но врезается лопатками в крепкую огненную грудь. На его губы ползёт слабая улыбка, в груди разливается спокойствие и тепло, когда он полными лёгкими вдыхает альфий запах. Это всё было сном, думается ему, одним большим и бесконечным кошмаром. Вот он, просыпается в руках своего альфы, что надёжно держит его, обнимая со спины, дышит размеренно в шею, а значит, всё в порядке. Это всё просто был… — Какого чёрта… — шипит Сону, когда решается открыть глаза и, вместо привычной спальни в Японии, видит спальню в доме своей матери. Вспышки вечера проносятся в протрезвевшей после алкоголя и гормонов голове. Его задница на столе, а после в руках Рики. Их нескончаемые поцелуи и опухшие от этого губы. Сорванное от стонов и криков горло. Помеченное повсюду горячими губами и чужими пальцами тело, ломавшееся на этих же простынях несколько раз за ночь под сперва нежным, а после и грубым напором альфы. Альфы, что спал сейчас преспокойно, сжимая Сону в своих руках. Сону опускает испуганный взгляд чуть ниже, замечая широкие ладони поперёк своей грудной клетки. Рики, должно быть, совершенно неудобно, но он держит Сону так, будто тот вот-вот может сбежать. Так, как в каких-нибудь глупых видео в интернете котята держат свои любимые игрушки, готовые руки отгрызть тем, кто их тронет. Сону, конечно, далеко не игрушка и он это знает, но и становиться собственностью маленького альфы он не собирался. Как не собирался, в общем-то, и с ним спать, но вот они: совершенно голые в его постели, встречают утро дня, когда Джейк и мама Сону должны вернуться в город. Сону верещит внутренне, потому что это кошмарно, потому, что частично стыдно и непонятно. Потому, что ночью, он чётко помнит, было так хорошо, как ни разу за весь его треклятый «брак по любви». Он помнит, как ласково и чувственно Рики целовал всё его тело, как касался его напористо, но бережно, словно Сону самое хрупкое, что когда-либо было в его руках. Как идеально они сочетались в итоге, будто были друг для друга предназначены. Как минимум, в постели. И даже сейчас, при всех угрызениях совести, Сону так безопасно и комфортно в руках Рики, что выть хочется. И он буквально делает это, утыкаясь в подушку, когда его шеи вдруг касаются сухие тёплые губы, а в затылок прилетает басовитое: — Доброе утро, хён. Ладони альфы лишь крепче прижимаются к его обнажённой коже, пока всё его тело жмётся вплотную, пропитывая сонным жаром и терпким ароматом. — Ты в порядке? — бормочет Рики, приникая губами теперь к уху. По коже Сону проносятся мурашки. — Нет, — выдыхает он, явно ощущая, как всё его тело непроизвольно отзывается на уже знакомого альфу. Как тянет внизу живота, как сбивается с ритма сердце и конечности покалывает от желания вцепиться в поджарое тело. — Что-то болит? Я был неосторожен? — мрачнеет Рики. — Нет, всё…не в этом дело, — бубнит Сону, по-прежнему пряча лицо в подушке. Альфа за его спиной ощутимо напрягается. — Ты жалеешь? И жалеет ли Сону о лучшем сексе в его жизни? Нет. Жалеет ли он, что этот самый секс произошёл столь внезапно с Рики, его малышом, что уже давно действительно не малыш во всех аспектах? Возможно. — Скажи, если да, хён, — тихо произносит Рики. — И я просто уйду. Не хочу, чтобы всё это было простым зовом природы или принуждением, чего хуже. Но Сону молчит. Потому, что это было невероятно. Потому, что в руках альфы ему сейчас так непростительно хорошо и спокойно, как давно не было даже с мужем в постели. Потому, что ему стыдно и хорошо настолько, что хочется плакать. — Прости. Рики осторожно освобождает его из своей хватки, и Сону так хочется вцепиться в него, но он лишь продолжает безвольно лежать, позволяя себе мочить подушку тихими слезами. Слышит, как Рики встаёт с постели и молча одевается. Как закрывается за ним дверь, закрывая Сону один на один со своими сомнениями, желаниями и страхами. Что скажет Джейк, когда узнает, что Сону переспал с его младшим братом? Что скажет об этом их мама, считавшая Сону едва ли не своим третьим сыном? Что скажет его мать, когда узнаёт правду обо всём, включая секс с восемнадцатилеткой, которого все они с пелёнок знают? Сону плачет. Потому, что слишком тяжело это всё, слишком много лжи он породил и теперь одним махом разгребать её просто невозможно. Потому, что кожа всё ещё зудит от нежных поцелуев, которые жутко хотелось ощутить ещё раз.***
Но, когда возвращается с работы его мать, Сону молчит всё ещё. Когда Джейк и его омега Хисын забирают его из дома, чтобы посидеть сперва в ресторане, Сону молчит обо всём также. Пока все они не возвращаются в дом его друга, где мама приготовила семейный ужин. Где Рики даже не смотрит в сторону Сону, показательно уходя к себе в комнату и отказываясь от посиделок вместе со всеми, заставляя сердце омеги сжаться от боли и стыда. — Подростки, — пожимает плечами Джейк. — С ним сложно в последние месяцы. Он сам на себя перестал быть похож. — Месяцы? — растеряно уточняет Сону. — Ну, да. Месяца два примерно, его словно подменили, — бубнит сквозь набитый едой рот альфа. — Видимо восемнадцатилетие так влияет на его мозг. Крышу сносит по всем фронтам. — Может он влюбился в какую-то омегу и переживает? — предполагает Хисын. А у Сону глоток вина в горле застревает, а перед глазами вновь вспышками прошедшая ночь. Рики эту омегу нашёл ещё лет десять назад… — Да брось, Хи, — отмахивается Джейк. — Рики рассказал бы мне о таком. Кто, как не я, смогу помочь ему в омежьих делах? — А может… — подаёт слабый голос Сону, пряча взгляд в бокале. — Может, это альфа? Поэтому ему стыдно признаться. Или…или омега, из-за которого он получит порицание и осуждение? — Это ж какой там омега должен быть? — хихикает Хисын, накладывая себе салат. — Рики прекрасно знает, что мы одобрим любой его выбор, — согласно кивает Джейк. — Альфа, омега, бета. Кто угодно, лишь бы мелкий счастлив был. — Даже, если бы он вдруг вспомнил о своём обещании жениться на мне? — бросает Сону, натянуто улыбаясь и стараясь выглядеть непринуждённо, хоть кончики его пальцев и белеют от хватки на бокале. — Тебя мы тем более были бы рады видеть в нашей семье, Сону-я, — улыбается Джейк, а после машет рукой. — Но тут, я, увы, оказался прав. И ты выскочил замуж раньше, чем мой братишка повзрослел. — Брось, Джейк, я на восемь лет его старше. Даже, если бы был свободен. Для чего ему такой взрослый омега? — Опыт, — деловито произносит Джейк, подмигивая Хисыну. — У меня, знаешь, тоже не сопливый омежка в мужьях. С ними делать толком нечего, они сейчас все, как один, неприспособленные к жизни. Ни к чему не стремятся, ничего не хотят. Только наше поколение и готово тянуть эту жизнь. Так что, было бы даже лучше, если бы Рики нашёл кого-то постарше. Он и сам-то порой не по-детски мыслит. «Не только мыслит,» — вздыхает внутренне Сону, так некстати вспоминая, как выгибало его на кровати под крепким телом. — В любом случае, — вздыхает Хисын. — Стоит с ним поговорить. Хочешь, я схожу к нему? — Не, — кривится Джейк, внезапно поднимая взгляд на Сону. — Может ты сходишь? Всё-таки он с детства в тебе души не чаял. Как знать, может и сейчас расскажет чего побольше, чем мне. У Сону дыхание спирает от этого предложения, а глаза невольно распахиваются. Знал бы Джейк о том, что было между его братом и Сону несколько часов назад, стал бы он пускать его к нему на разговор? Легко ведь сказать, что он был бы рад Сону, как части своей семьи, пока это не воплощается наяву. — Что? Почему я… — лепечет Сону. — Вы не виделись чёрт знает сколько. Серьёзно, поднимешься к нему? Если не откроет, обещаю, поднимусь уже я. Сону бегал от ответственности и правды весь день. И вот услужливая судьба буквально толкает его лицом к лицу к этой совести. Потому, что он из них двоих взрослый. Потому, что он из них двоих поддался и позволил всему случиться. Потому, что это он из них двоих, кто не может разобраться с собственными ощущениями и чувствами. — Ладно, — сдаётся он, отставляя бокал и убирая салфетку на стол, чтобы подняться. — Пойду попробую. — Если тебя не будет дольше десяти минут, вызываем скорую, — шутит Джейк, и из Сону вырывается нервный смешок. Потому, что если его не будет дольше десяти минут, вызывать скорее всего придётся пожарных. Он на ватных ногах поднимается по лестнице вверх, слыша с последних ступеней музыку из комнаты Рики. Вздыхает поглубже, прежде чем тихонько стучится. Но ответа ожидаемо не получает, а потому стучит сильнее и сильнее, до тех пор, пока дверь не распахивается резко, являя ему раздражённое лицо альфы. — Что? — Можем поговорить? — шелестит Сону. — Прямо сейчас? — Желательно. Рики прочёсывает пятернёй чёрно-белые волосы, тяжко вздыхая и отходя назад, чтобы впустить Сону в свою комнату. И даже она чертовски изменилась. Больше никаких драконов, десиптиконов и ещё каких-то детских монстров на светлых стенах. Комната теперь выкрашена в болотно-зелёный, украшенная местами золотистыми огоньками, с одной плотно завешенной чёрно-белыми рисунками стенкой, чёрными шторами на окне, не пропускающими и намёка на свет, компьютерным столом в углу с мигающей салатовым клавиатурой. Спальня маленького альфы превратилась в уютное логово альфы уже взрослого. В которое тот закрывает дверь, отрезая Сону от внешнего мира и запирая его там. Позволяя такому же взрослому омеге войти и пропитаться тяжёлым запахом и атмосферой давно не детских книжек. — Я не в обиде на тебя, если что, — вздыхает Рики, падая на незаправленную постель и опираясь руками на неё позади себя. На нём широкая футболка и спортивные штаны, но теперь, Сону прекрасно знает, что за всем этим скрывается. — Я попытался. Ночь была отличной, как для меня. Но попытка не удалась. Бывает. — Рики… — Я понимаю, что тебе просто было тяжело, хён. Всё навалилось, некому открыться. Если я смог хоть чем-то помочь, уже неплохо. В конце концов, я с детства обещал защищать тебя и поддерживать, так что, — пожимает Рики плечами. — Я исполнил свои обещания. Сону смотрит на него шалым взглядом. Одновременно узнавая в альфе своего малыша и нет. Видя в его тёмных глазах эту искренность и смелость, как в детстве, но видя теперь во всём этом подросшем теле и потяжелевшем взгляде взрослого, готового не просто защищать Сону от пластиковых монстров во время игры. Ему всего восемнадцать, но Сону так странно ощущает себя даже в его комнате так защищённо и хорошо. Так, как ещё ни разу себя не ощущал. Даже. В чёртовом. Браке. Который, вообще-то, казался по любви. — Тебе хоть было хорошо? — тише произносит Рики, глядя Сону в глаза. — Как никогда, — шёпотом признаётся омега, неуютно замирая напротив и перебирая нервно собственные пальцы. — Здорово, — криво усмехается альфа. — Я бы гордился. Но тут особо нечем. — Прошло восемь лет, Рики, — поджимает губы омега. — Почему ты за это время не нашёл себе кого-то… — По возрасту? — фырчит Рики. — Потому, что я все восемь лет думал лишь о тебе. Что накоплю после школы денег, свалю в Японию и сделаю всё, чтобы вернуть тебя. Хотя бы, как друга, хён. Ты ведь общался с Джейком, когда уехал, а я…словно пропал. Глупый младший брат твоего друга, с которым было прикольно, пока он был малышом и рядом. Я не виню тебя, правда было бы странно продолжать со мной общение, когда тебе двадцать один, а мне тринадцать и так далее…но я до последнего надеялся, что ты примешь меня взрослым куда охотнее. И Сону принял, кажется. Его омега так точно. — Ты правда собирался в Японию? — Да. Я же знал, где ты живёшь. А тут… — поводит плечами Рики. — Я просто вижу, как твой горе-муженёк облизывает на фото кого-то, кто явно не ты. Я хотел сорваться в тот же день, но никто бы не понял, какого чёрта я поехал в Японию посреди учебного года. Поэтому я просто злился и ждал. Каждый день думал о том, как вмажу ему за то, что он тебя обидел и заберу тебя от этого придурка, который тебя не ценит. — Но я приехал раньше, — шелестит Сону. — Но ты приехал раньше. И сказал, что вы в разводе. И я понял, что либо я сделаю всё, то в моих силах сейчас, либо никогда. И прости, если ты не видишь во мне равного альфу. Я просто…я просто благодарен хотя бы за эту ночь. Я просто хотел показать тебе, дать почувствовать всё, что я чувствую к тебе, хён. У Сону от этих слов сжимается сильнее сердце. Потому, что он почувствовал. Каждой клеточкой тела ощутил, как его могут любить в постели, как никто до этого не мог. Как могут с ним обращаться, как одним только поцелуем успокоить и вознести к небесам. Как оказывается разнится секс с тем, кого любишь ты и с тем, кто до безумия любит тебя. Сону делает робкий шаг вперёд. — Все эти годы? — Что поделать, я похоже однолюб, — фырчит Рики, качая головой. — И пока вы все думали, что я глупый мелкий, который втюрился в друга своего брата, я правда влюблялся в тебя всё больше. И больше, пока тебя рядом не было. — А, если бы ты приехал, а я не ушёл от мужа? — Я сделал бы всё, чтобы доказать тебе, что он тебя не достоин. И ты только теряешь своё время, любя кого-то вроде него. Даже, если бы в итоге ты не был со мной. Ты хотя бы не был с таким мудаком, который изменяет тебе. — Но он нашёл омегу уже во время развода, Рики. — Вы даже не успели развестись, когда он нашёл себе омегу, хён, — кривится альфа. — Сам-то задумайся о том, как это мерзко. Сону делает ещё один шаг и упирается коленом в колено Рики, впиваясь взглядом в его глаза. — Я разведён несколько дней как, но я тоже не белый и пушистый после нашей сегодняшней ночи, — он чувствует, как даже от этих слов сладко тянет внутри. Видит в глазах Рики яркую вспышку. Его тоже не отпускают ещё свежие воспоминания. — Ты не красовался со мной в сетях, ты дождался развод и ты…уверен, ты не планировал приехать сюда и переспать со мной, — усмехается Рики. — Абсолютно нет. — Так что, ты всё ещё белый и пушистый, хён, — рука его тянется к ладоням Сону, размыкая их и мягко сжимая. — Для меня так точно. Рики, который обещал восемь лет назад на Сону жениться, сидел теперь перед ним и смотрел, как на действительно самую великую любовь своей жизни. Рики, который был его малышом, превратился в безумно красивого взрослого альфу, от вида которого сердце бешено колотится, и наверняка каждая омежка в школе сходит с ума. Его маленький Рики, который даже спустя все эти годы, всё ещё готов защищать и любить своего хёна, несмотря ни на что. Искренне и всем сердцем. — Что скажет твоя семья? — сокрушается Сону, боязливо касаясь кончиками пальцев впалой щеки, что мгновенно приникает к его ладони, притираясь к ласке. — Что мне уже восемнадцать, через три месяца я заканчиваю школу и могу лететь ко всем чертям — хмыкает Рики, крепче сжимая руку Сону и притягивая её к своей шее. — И что это мой выбор и мне с этим жить. — И ты готов с этим жить? В свои восемнадцать? — Я люблю тебя, глупый хён, — вздыхает Рики, открывая глаза и глядя на Сону снизу вверх. Протягивая к нему руки и скользя пальцами по талии, скрытой мягким свитером. — Будь тебе хоть тридцать, хоть сколько. Мне не важно. — И это я ещё глупый, — усмехается печально Сону, вставая вплотную к кровати меж разведённых ног альфы и увереннее укладывая ладони на его шею. — Мне двадцать шесть, Рики. И я не планирую детей. Ещё долго. — Мне восемнадцать, Сону-хён, и я не планирую их уж тем более. А ещё, у меня накоплено достаточно денег, чтобы уехать с тобой в Японию и начать там новую жизнь. — А институт? — Я и так собирался подаваться в Осаку или Токио. Всё схвачено. — Ты невероятный, малыш Рики, — вздыхает Сону, склоняясь ниже и касаясь носом чужого. Вдыхая полной грудью заполнивший комнату альфий запах. Впитавшийся и в него, кажется, тоже. — Больше не малыш, — ухмыляется Рики, опуская руки ниже и давя на бёдра Сону, заставляя его опуститься на свои. — Но, если тебе так нравится. Зови как хочешь. В его руках Сону чувствует себя слишком, непозволительно хорошо. Губы Рики ощущаются слишком, бесстыдно сладко и необходимо. Весь он для Сону ощущается, как-то необходимое и недостающее, о чём он даже не задумывался, но вот оно — в его руках. Всецело. И даже спустя десять минут. И двадцать. И полчаса, что они с упоением, нежностью и нарастающей страстью целуются в спальне альфы, никто не тревожит их. Сону просто хотел быть счастливым. И, если его счастье нашлось в руках Рики — что ж, пусть так.