Отшельник

      Мама бережно провела ладонью по его лбу, отвела в сторону челку, коснулась лба губами. Не поцелуй. Просто узнать, есть ли температура. Как же, дождется он поцелуя…       Отчего-то хотелось самого себя в кровь исколоть этой извечной обидой. Старший ребенок в семье, старший брат. Он так навсегда и останется — недолюбленным, не заслуживающим какого-то особого внимания. Всегда есть Тайо. Тайо, которого нужно постоянно защищать и оберегать (ему в том числе, он же должен быть хорошим старшим братом, образцово-показательным). Тайо, у которого чересчур слабое здоровье. Это Аки почему-то никогда не болел. Разбивал, конечно, колени, расквашивал лоб, но за такое обычно полагалось наказание, а не сочувственные ахи и охи. Вы не понимаете, это совсем другое. Нужно ведь быть примером для младшего, а он будто бы нарочно доставляет всем проблемы. Ну, Аки, ну как же так. Ты ведь не должен…        — У тебя лоб такой горячий. Ну как так можно было?       Действительно волнуется или просто так, ради приличия? Может быть, он был бы и рад быть прикованным к постели… Ну, на какое-то время. Чтобы пропустить школу там… И чтобы мама и отец наконец вспомнили, что у них вообще-то два сына.       Дышалось почему-то очень тяжело. Как будто что-то сдавливало грудь. Аки хотел было ответить что-то (даже не особо колкое, мам, мне правда жаль, что заставляю тебя волноваться), но губы не слушались. Он ведь действительно почти никогда не простужался. Видимо, забрал себе весь иммунитет, выданный на двоих.        — Держись. Ты выкарабкаешься.       Он закрыл глаза. Слезились беспощадно — то ли от инфекции, то ли от того, что сам себя накрутил. Не могут же его совсем не любить. И если с ним что-то случится, то…        — Аки… Только не отключайся, дурень…       Дышать становилось все труднее. Женские пальцы ловко скользнули к вороту рубашки, распустили узел галстука и начали расстегивать верхние пуговицы.        — Все хорошо будет. Только смотри на меня.       Он выдохнул. Не без труда, как-то хрипло, по-больному. Чужая ладонь легла на щеку, длинные пальцы требовательно приподняли подбородок. Честно стараясь не провалиться в темноту, потому что она тоже с такой же настойчивостью звала к себе, Аки разлепил глаза. С осознанием, что ему вообще-то давно не десять лет — вдвое больше.       Семпай, склонившись над ним, смотрела своим единственным глазом чересчур, наверное, встревоженно. Такой он ее видел редко, чтобы даже без тени улыбки в уголках губ или где-то на донышке бойкого черного зрачка.       Страшные слова — кошмар десятилетней давности он проглатывает вместе со жгучим комком: «Мама мертва. Они все мертвы. Давно мертвы».       Он сморгнул раздражающую влагу. Наверное, вот такой, серьезной, сосредоточенной, Химено ему нравилась больше. Мутными глазами Аки попробовал сфокусироваться на ее лице. «Ты близко, семпай». Как будто бы даже намного ближе, чем когда, обжигая пряным спиртным, она почти касалась его губ.        — Вот так. Ты умница, Аки-кун. Не закрывай глаза только…       Она закусила губу. «Не договариваешь, Химено-семпай». Он знал, что у него сейчас чертовски горячая голова. Понимал, почему тело не слушалось. Понимал, что если закроет глаза не непозволительное число секунд, то, возможно, потом и не очнется вовсе. А это было бы… ну… не очень хорошо… умереть у нее на руках.       Иногда это говорилось в шутку: не вздумай умирать, а то Кишибе спустит с нее три шкуры за то, что не уследила за его питомцем. Плохая из нее старшая! А иногда… было вот так же, как и сейчас. Например, когда он, не задумываясь даже особо, ляпнул, что, наверное, заключит контракт с Лисой. И неожиданно схлопотал пощечину.       Поругались тогда вдребезги.       Химено могла без устали натягивать улыбку от уха до уха, громче всех орать в караоке о том, что жизнь прекрасна, и целыми днями не отвечать на звонки (и даже на стук в дверь), если вдруг находила любовника. Но друг друга они успели выучить хорошо. Аки знал о том, как болезненно она одинока и как привязана к нему. Его смерть она бы себе не простила.       Второй рукой Химено заботливо поддерживала его за плечи. Чтобы отяжелевшее тело, прислоненное к тонкой, шуршащей стенке гостиничного номера не сползло вниз. Аки облизнул запекшиеся губы.        — Я не умру, — голос хрипел. — У меня самолет до Хоккайдо через три дня.       За окном тревожно завывала вьюга. Как будто какое-то живое существо. Очевидно, что раненое, истерзанное. А может и не как будто живое. Может, к метели действительно примешивался потусторонний иступленный вопль.       Химено улыбнулась. Устало, но явно с облегчением. Аки замер, позволяя ей снова коснуться его волос, завести за ухо отросшие пряди, оголить лоб.        — Больше так не пугай.       Картинка медленно восстанавливалась из обрывков воспоминаний. Выездная миссия. Вдвоем, потому что их дуэт отлично сработан. Вдали от города, потому что Химено заявила, что предновогодняя суета совершенно ее добивает, а Аки был с ней полностью согласен. В столице было слишком тесно. Особенно среди как будто бы абсолютно счастливых людей, вечно спешивших куда-то. Спешивших к кому-то. Электричка угодила в снежный затор где-то на двух третях пути. По безмолвному соглашению они высадились на станции и дальше пешком пошли рассекать через сугробы.       Первый труп был найден в гостинице. Первый — в том смысле, что нашли его именно они двое. Статистика расследования, которой поделилась Макима, объясняя детали их выезда, показывала, что рядом со станцией нашли уже тела трех жертв. «Удачно», — прокомментировала Химено. Аки кивнул. Действительно, удачно. Радиус сужался. Демон словно скучал, раз сам подкидывал им улики, наводя на нужный след.       Их частенько принимали за парочку, даже несмотря на то, что оба всегда были при параде, в выглаженной форме (иногда Аки приходилось делать это за двоих) с неизменными галстуками. Низенький господин за стойкой регистрации, который представился им как хозяин гостиницы (фамилию Аки не запомнил), все-таки попытался втиснуть их в номер с двуспальной кроватью. Крепко сжав руку Аки, он то и дело хитро поглядывал глазами-щелками на его «очаровательную коллегу».       Химено сунула ему под нос удостоверение. Заселили все-таки в разные номера, но после первого столкновения с демоном она перебралась к Аки.       Тело они обнаружили, когда успели обосноваться каждый в своем номере и снова спустились на первый этаж (всего этажей было три, соединенных деревянной лестницей). Стойка регистрации на тот момент уже пустовала. Демон определенно был в хорошем настроении, раз захотел поиграть с охотниками.        — Она явно уже давно мертва. Вот ведь сволочь, подкинул труп на видное место, чтобы поиздеваться.       Химено, заботливо накрыв пожелтевшей застиранной простыней окоченевшее тело, нервно шарилась в карманах пиджака и пальто — искала сигареты. Труп принадлежал, очевидно, японке, только вот возраст погибшей было практически невозможно определить. Гримаса, исказившая мертвое лицо, могла превратить в старуху даже совсем юную девушку.        — Хотя бы не напустил крови, и на том спасибо.       Сигареты Химено все-таки отыскала, а вот зажигалку не нашла. Аки вытащил свою и поднес огонек к сигарете семпая.        — Будем искать нашего клиента.       Очевидцы, которым повезло остаться в живых, упоминали темную фигуру, скользящую по сугробам, невзирая на разгоравшуюся снежную бурю. Именно по этим туманным наводкам мисс Макима забросила их сюда. Искать надо было кого-то в черном балахоне с капюшоном, натянутым на лицо. Впрочем, возможно, там и лица-то не было, а было что-нибудь похуже. Описание, конечно, точнейшее. Буквально каждый второй демон. Если не каждый первый.       Аки подошел к ресепшену (на деле это был всего-то высокий стол с потертой столешницей, заваленный журналами регистрации и всяким хламом) и нажал на кнопку звонка. Звоночек вяло цзинькнул. Человек за стойкой не появился.       Рука Химено опустилась на его плечо.        — Думаешь, этот хмырь как-то замешан?       Аки хмыкнул.        — Он смотрел на тебя так, как будто хотел сожрать.        — Может, я ему просто понравилась.        — Или в своем настоящем обличии он привык питаться человеческой плотью.        — Ты слишком мрачно настроен. Давай повеселее в канун праздника.        — Напоминаю, что у нас труп, Химено-семпай.        — Это, конечно, грустно. Но давай скажем спасибо, что нам не нужно шататься по бездорожью. Виновник торжества где-то в здании.       Аки снял катану с плеча и легким движением вытащил из ножен.        — Значит, давай закончим с ним побыстрее.       Химено кивнула, озарив его гордой улыбкой: мол, вот это да, это мой мальчик. Решительный и не привыкший терять время зазря.       Последнее рабочее задание за календарный год. Последний патруль. Нужно было закончить с работой, чтобы с чистой совестью полететь домой. Родители его все-таки ждали. И брат наверняка скучал. Их тела после атаки Огнестрела так и не нашли. Нечего было искать в принципе — наверняка разорвало на тысячи кусочков. Но было проще думать о том, что каким-то чудом заблудшие души отыскали свои места на кладбище, и каждый раз, когда сын и брат приходил навестить пустые могилы, выглядывали с небес и великодушно принимали его извинения.       Они разделились. Химено взяла на себя второй этаж, Аки — третий. С катаной наперевес он бесшумно шел по коридору. Было бы славно, если бы в гостинице не было других постояльцев. Во-первых, меньше возможных жертв. Во-вторых, не надо объясняться перед случайными людьми и тыкать в них корочкой общебеза. Лучше без лишней паники.       Настенная лампа в конце коридора беспокойно. Расплывчатая черная тень — лоскут воплощенной темноты — аккуратно отделился от стены. Ну, вот сейчас. Сейчас все будет кончено. Аки до боли в костяшках сжал рукоять катаны. Все хорошо. Это ведь далеко не первый бой. Но накрывало его иногда — будь здоров.       Черный силуэт, постепенно обретая резкие черты, подбирался все ближе и ближе. Лица под темным капюшоном не было видно. Только длинные худые руки, сапоги до колен. Рукава и подол плаща как будто обстрочили мехом.       Аки напрягся, выжидая удар. Чтобы заблокировать и потом перечеркнуть лезвием глотку.       А потом зазвенело разбитое стекло — это разом взорвались все тусклые светильники, худо-бедно освещавшие коридор. Аки почувствовал, как застыла катана в руках. Кто-то чужой и холодный смертельными браслетами обжег оба запястья, сырым запахом смерти обдал лицо и сомкнул невидимые пальцы вокруг шеи.       В ушах звенела беспощадная вьюга. Морозный воздух проникал через щели, заставляя кожу покрываться мурашками даже под одеждой.       Мама не вернется. И отец. И Тайо. Они все потерялись где-то далеко, где-то в эпицентре остервеневшей снежной бури, бьющей по щекам. Или потерялись даже не они, а потерялся он сам, занесенный снегом, брошенный. Недолюбленный. Без шанса вернуться обратно, к теплу, к семье.        — Аки-кун!       У Химено прикосновения были мягкие, и, возможно, от нее влажное касание губами в лоб было все-таки поцелуем. Температуру проверять было незачем. И так понятно — он весь горел.       Часики на стене исправно оттикивали время. Стершийся снегирек посередине циферблата насквозь просверливал остекленевшим взглядом. Язык во рту по ощущениям был как наждак.        — У нас есть вода?       Химено рывком потянулась к графину, звякнула стеклом горлышка о стакан. Чересчур громко. Ну, только не разбей, семпай. Только не волнуйся.       Он жадно припал к стакану, осушив чуть ли не залпом. Руки то и дело соскальзывали. Прошедшие события плавали в какой-то мутной жиже. Как в болотной воде.        — Долго я был в отключке?        — Сейчас это не важно. Главное, что отошел.        — Демон — это все-таки хозяин?        — Если так, то это как-то даже унизительно для охотника — платить демону за проживание.       Аки постарался выпрямиться. И чуть было не растянулся на кровати. Значит, Химено дотащила его до номера? Сильная.        — Прости, что подвел.        — Видимо, просто он знал, на что надавить. Такое бывает. Ты не виноват, Аки, — голос у нее чуть подрагивал, но она искренне пыталась успокоить… И Аки, и себя саму.        — У молодых охотников часто такое случается. Не бери в голову. Просто теперь знаешь, что ты тоже человек со своими страхами, а не наглухо отбитый психопат.        — Надо было все-таки соглашаться на Лису.        — Получишь по лбу, когда выберемся отсюда.       Он выдавил из себя подобие улыбки. Химено потянулась, поднялась, взъерошила волосы — так она часто делала, когда пыталась на чем-то сосредоточиться.        — Из-за демона или из-за погоды, но связи почти нет. Подкрепление не вызвать. Вся надежда на Призрака. И на то, что я все-таки смогу сойти за наглухо отбитого психопата.        — Думаешь, демон первородный?        — Не знаю даже, как назвать его. Может, есть какое-то название для такого страха, когда боишься навечно застрять в какой-нибудь глуши, потому что все дороги замело, ты не понимаешь, как выбраться, а вокруг не души. У детей еще такое бывает. В груди заболело, он резко мотнул головой, пряча пристыженный взгляд. Хоть бы не заметила.        — Все сходится, — рассуждала она, взад-вперед болтаясь по номеру. Часы со снегирем аккомпанировали ее шагам, в такт отбивая время. Аки следил за ее движениями и пытался отогнать от себя навязчивое ощущение, что голову становится все тяжелее и тяжелее держать на плечах.        — Такой ублюдок только так и будет действовать — в какой-нибудь глухомани. Думаю, погоду тоже он подпортил. Напустил снега, заносы на дорогах, полная невозможность выбраться из отеля, если уж нашли там пристанище. Ты смотрел прогноз сегодня? Ну, не было же метели? Слишком жестоко для пригорода. В Токио наверняка все сейчас…       Вдруг она затихла, не договорив до конца. Через пару мгновений в дверь постучали. Химено плотно стиснула губы и бесшумно скользнула к двери. Аки замер. Химено приложила палец к губам, затем вытянула вперед руку, показав пять пальцев. Он понял ее без слов.       Щелкнул дверной замок.       Запыхавшаяся фигура с красным от волнения лицом ввалилась через порог.        — Хорошо, что вы целы! — запричитал хозяин. — Я увидел женщину на первом этаже и…       Тут он увидел Аки. Посмотрел глаза в глаза.       Уже в следующую секунду Химено держала человека за горло. Не своей рукой — рукой Призрака. Человеческое лицо как в замедленной съемке кадр за кадром превращалось в темное отверстие в глубине капюшона.       Раздался хруст.       Химено оглядела залитую синей кровью рубашку, осторожное переступила липкую лужу, которая все шире растекалась по полу.

***

      На метро до аэропорта и потом на самолете на север, до родной префектуры. После продолжительного обследования и нудной сессии у психиатра его наконец-то отпустили, взяв слово, что сначала отлежится дома без алкоголя, сигарет, психотропных веществ и серьезных психологических потрясений. «Скажи спасибо своему конскому здоровью, — хохотнул медик. — Другой бы уже лежал кверху лапками». Вырваться из лазарета было так же приятно, как из опечатанной гостиницы.       Химено выпросила для них служебную машину. Пока рядом санитары упаковывали тело, а Химено о чем-то говорила с водителем, Аки почти что растекся по заднему сидению.       Хлопнула дверца. Химено плюхнулась рядом.        — Успеешь ты на свой самолет, Аки-кун. Не переживай.       Он поблагодарил ее одними глазами. Химено знала его секреты. На Хоккайдо его в общем-то никто и не ждал, кроме памяти. «Память об ушедших надо хранить бережно. Не забывать погибших и жить так, чтобы они тобой гордились». Так говорил отец, а потом его самого не стало.       Химено отлично понимала, что к чему. Не пыталась заменить ему семью. Просто была рядом и прикрывала спину, когда он, неопытный в чем-то еще кохай, мальчишка, по безрассудной юношеской глупости бросался в пекло.       Через три дня (два с половиной, если уж быть точным) она провожала его до станции.        — Отчет я отослала, подписала за тебя, но они не разберут. В праздники им не до этого.       Аки потер кончик носа.        — Фальсификация документов.        — Ну, не самый большой мой грех. Демона сказали описать как «отшельника».        — Демон отшельника?        — Или отшельничества. Вроде есть такой термин где-то у психологов. Когда боишься остаться в одиночестве навечно.       Предновогодний демон все-таки выбрал себе правильную жертву. Аки годами давил в себе этот страх, боясь признаться самому себе. Где-то за всей этой напускной холодностью скрывался ребенок, который когда-то даже любил праздники и не на шутку переживал, когда родительской машины слишком долго не было видно на горизонте в снежные темные вечера.       Заметет снегом, и его никто не найдет…       Снежные хлопья таяли, запутавшись в отросших волосах. («Не собирай в хвост, тебе с длинными очень идет».) Аки смотрел на нее сверху вниз. Старшей сестры у него никогда не было. Да и не особо было похоже, что Химено претендовала именно на эту роль.       На Рождетсво она дарила ему шерстяные перчатки. Сейчас, перед отъездом, всунула в руки бумажный пакет. Они выучили друг друга наизусть, поэтому Аки знал, что было внутри. Точно пачка сигарет. Одна, может, две. И плитка шоколада. Лучший в мире набор, чтобы справиться с тревогой.        — Береги себя.        — Хороших выходных.        — Хорошей поездки. Увидимся в следующем году.       Когда вагон скользнул вперед и поплыл по серебряным рельсам, набирая скорость с каждым мгновением и оставляя сутолоку станции все дальше и дальше за собой, Аки, дыша в шарф, думал о том, показалось или нет. Мысли все еще были в кучу. Но вроде как на щеке по-настоящему теплело прикосновение губ Химено. Самым призрачным образом — под стать демону, живущему в ее правой глазнице.