Робин знает

Робин не приходилось сталкиваться с гомофобией лично. Она видела еë в газетах, на улицах и в чужих словах, но никогда она не касалась еë собственным нутром. Никто просто не знал о чувствах Робин. Мугивары же словно вообще не знали о таком понятии, как гомофобия. Робин не привыкла открыто говорить о таком. Но они еë вынуждают. Своим теплом. Светом. Возможно, что Робин даже не против. 1 Оказывается, что Нами любит девушек. Робин привыкла следить и подслушивать. Это давно стало обыденностью. Нико слышит вздохи, видит фотографии, задерживающиеся взгляды на женских фигурах. Гору писем, адресованных Виви. – Я их так и не отправила, – признается Нами ночью. Она знает о том, что Робин видела письма. Сложно не видеть, когда те вываливаются из рук плачущей накамы. – Почему? – спрашивает Робин на соседней кровати. Темнота заполняет пространство, ветер ласкает волосы. Руки Робин покоятся на еë животе. Нами поодаль неë сидит подогнув одну ногу под себя. Нико не знает, какой у неë сейчас взгляд. Возможно скорбящий. – Чтобы правительство прознало о нашей дружбе? Не смеши, Робин-чан. Когда-нибудь я сама ей их отдам, а сейчас... Ей стоит лучше сосредоточиться на своём королевстве. Робин согласно мычит. Кровать прогибается под чужим весом, тёплые руки обвивают Робин. Футболка на груди становится мокрой. Нами шмыгает носом, крепче сжимая ладони на талии Нико. Слезы не украшают лицо Нами по мнению Робин, но это не значит, что их нужно прятать. – Как думаешь, она действительно захочет вновь увидеть меня?... – Конечно, навигатор-сан, я уверена. Она любит вас. Робин видела многое: взгляды из-под опущенных ресницы, частые и ласковые прикосновения, слова, которые не говорят просто так, поцелуи под покровом ночи. Не то чтобы ей можно было это видеть. Как и эти слезы. Но Нами позволяет, теснее прижимаясь к Робин настолько сильно, что Нико чувствует запах апельсинов от волос девушки. Почему-то от мысли, что ни один мужчина не будет достоин этих слез утешает Робин. 2 Робин никогда и никому не признавалась в том, какой она ориентации. Еë не спрашивали, но ей казалось, что это обычное дело – раскрывать себя перед теми, кому доверяешь. В жизни Робин не было таких людей, когда она осознала себя. Она не обращает внимания на грохот со стороны лестницы, продолжая наслаждаться ясной погодой под тенью от деревьев мандарина. Море, спокойное и ласковое, благословляет их. Ей так хорошо. Две другие тени неожиданно прерывают еë. Она снимает очки. Нами победно ухмыляется, глядя в сторону Зоро, который хмуро глядит на неë. Робин добродушно улыбается им. Они кажутся ей милыми. – Робин-чан, у нас с Зоро возник спор... – начинает Нами. – Ты по кому? По мальчикам и девочкам? – не церемонится Роронора. Взгляд Нами холодеет. – Ты чего творишь, придурок?! Что в словах «ласково и не давя» тебе не понятно?! Шишка на голове Зоро светится. Робин догадывается, что они поспорили на еë ориентацию. Видимо начал Зоро. Нами бы так не поступила, не с ней. Нико знает еë. Она откладывает книгу, сосредотачивая внимание на своих накамах. Накама. Такое странное слово. Робин не понимала его раньше. Не доводилось встречать людей, которые бы смогли стать ими. Это люди, которые стоят рядом с тобой. Прикрывают спину. Просят помощь. Принимают. Любят. Это не люди, которые командуют. Бьют. Бросают. Мугивары еë не бросят. Она уверена. Они доказали это. Я не вернусь к вам Они спасли еë. Преодолевая страх, прячущийся в глубине души : – Можете разделить награду пополам, навигатор-сан, – говорит Робин, кладя голову на ладонь. – Что? – не понимает Нами, а потом еë лицо проясняется. Ох. Робин не видит осуждения. Нами улыбается, не волнуясь о деньгах, а Зоро, чью кофту она держит в руках, равнодушно пожимает плечами. – Эх, ну ладно. Просто не будем забирать выигрыш,– говорит Нами, отпуская Зоро. Тот вспыхивает: – Так они в любом случае достанутся тебе, ведьма! – Что вякнул?! Робин позволяет себе рассмеяться под палящими лучами солнца, сидя в тени деревьев. Она улыбается. Она не боится. Как странно. 3 Робин считает, что не достойна видеть слез своих накама. Она причинила им боль. Разве после этого она достойна знать об их боли ближе, касаться еë? Внутри меня тьма, о которой вам лучше не знать. Эта тьма в один день убьёт вас. Нами плакала в еë объятиях осознанно. Она позволила ей увидеть свою боль. Робин ценит это, хоть и считает, что не имеет право на это. Санджи же рыдает у еë ног по чистой случайности. Это происходит глубокой ночью. Ветер раздувает паруса под внимательным надзором Робин. Она блаженно улыбается с тёплой чашкой чая в руках. На камбузе раздаётся тихий звон тарелок и приятное пение кока. Робин сосредотачивается на нём. Бархатный голос обволакивает, обнимает и притягивает ближе. Словно саму любовь поместили в эти слова. Искреннюю, большую, глубокую. Не для чужих глаз. Не для Робин. Звук битого стекла будит Робин. Она отставляет кружку и спешит на камбуз, чтобы увидеть кривое лицо Санджи: его брови, сведённые к переносице, губы, кусающие до крови, руки – они никогда не дрожат – которые сжимают край столешницы, глаза, наполненные слезами. Он видит еë и отчего-то не начинает прятать свою боль – Робин не имеет право знать о ком она – наоборот, он позволяет себе зарыдать в голос. Слезы текут по его щекам, губам, капая на рубашку. Он падает на пол, на колени перед Нико, цепляясь пальцами за еë штаны. Возможно его голос слышит весь корабль. Возможно лишь Робин. Она опускается рядом с ним, чувствуя себя пристыженной. Разве ей можно здесь быть? Еë руки обхватывают его плечи, прижимая ближе. Он льнет сильнее, стараясь раствориться в еë теле без остатка, оставить всю ту боль, что копилась долгое время подальше. Робин целует его в лоб, убирая непослушные пряди. Смешные брови. Разбитая тарелка лежит поодаль. Робин знает, что сердце еë накама, еë друга, члена еë семьи так же разбито, как и эта посуда. Он ничего ей не говорит, пуская сопли в еë свитер. Она ничего не спрашивает. Не имеет права. Немой вопрос повисает между ними. Робин знает, что в ту же ночь в мужской каюте все спали на полу в огромном комке тел. Она знает, что Санджи после этого дня стал говорить с ней по-другому. Так открыто, как не позволял рядом с Зоро или Френки. Ей это нравится, но она не признается в этом. 4 Робин в детстве слышала только об одной любви. О той, во время которой целуешь этого человека до нехватки дыхания, мечтаешь о сексе с ним, мысленно глотаешь мечты о его теле и душе, когда кроме него не существует чего-то более важного. Луффи не понимал такую любовь. Робин видела его. Он любил каждого из них: как братьев, сестёр, друзей, возможно возлюбленных, но никогда не как любовников. Он целовал Нами, называя еë сестрой. Он не вкладывал в это большой смысл, он просто любил. Он обнимал Санджи, цепляясь за него своими резиновыми конечностями. Он целовал и спал в обнимку с Зоро. Он целовал каждого из них: в щеку, нос, лоб, руку, шею, губы, куда дотягивался. Он клал свои ладони им на волосы, позволяя себе ворошить их. Он брал их за талию, готовый в любой момент сбежать с ними с поля боя. Он смотрел, как они целуются между собой, просто наблюдая, позволяя и охраняя. Он спал под дверью, когда кто-то хотел уединиться. Он защищал их сон. Покой. Он обнимал Санджи и Зоро, когда те ссорились. Он прижимал к себе Усоппа, когда тот впадал в очередной эпизод. Он смешил Нами, когда та плакала. Он любил их. Всем сердцем. Всем, что у него было. Робин любила его тоже. Когда она читала книги, он садился рядом, клал голову на колени, желая, чтобы Нико коснулась своими пальцами его волос, никогда не мешал, но подбородок на еë плече постоянно то поднимался, то опускался, его руки трогали еë волосы. Это было странно. Он был тем, кто считал еë своим безопасным местом – они все были его спасением – своей родительской фигурой, той, кто подарит ему материнскую ласку и любовь. Он доверял ей себя, как и она ему без остатка. Это было странно, но так... Волнительно. Спасибо вам за всë. Вы были со мной так любезны. Прощайте. Она никогда не позволяла себе думать о том, чтобы стать матерью. Для неë не существовало более наглядного примера, чем одиночество и боль. Она была одна. Еë мать обняла еë в день своей смерти. Она думала, что позволив себе это счастье, быть матерью, она сделает тоже самое: оставит дитя одно и придёт лишь, чтобы сказать « прощай » . Луффи сам вернулся за ней. Он не звал еë мамой. Сестрой. Другом. Лишь накама. Нечто большее, чем мать. Что-то более родное. Робин не чувствовала себя достойной, но Луффи приходил из раза в раз, чтобы сесть рядом и просто помолчать. Он позволял ей заботиться о нём. Видеть в нём нечто иное, чем взрослого человека. Были они вообще взрослыми? Могли ли осознавать себя в полной мере? Были ли детьми? Робин не знала, но хотела, чтобы еë накама, который позволил ей обрести семью, оставался ребёнком чуть больше положенного. Луффи был их солнцем. Тем, ради чего они собирались на этом корабле. Тем, ради кого они любили. 5 Чоппер был их ребёнком. Он полноправный накама, член их корабля и команды, но иногда его хотелось радовать как ребёнка, маленького и доброго. Снег кружит над ними, падая на их шапки, тая. Ветер щекочет нос. Щеки краснеют от колючего мороза. Пар взлетает и исчезает за большими тучами. Люди в праздничных костюмах носятся туда-сюда, спеша к семьям, любимым. На их лица цветут счастливые улыбки. Из магазина, стоящего напротив фонтана, пахнет древесиной, лаком и краской. Чоппер стоит, прислонившись носиком к ветрине, и излучает неистовую радость и восхищение увиденным. Он забавно морщится от летящих в глаза снежинок, улыбаясь. Завидев идущего Зоро, он отстраняется от витрины и взглянув последний раз в сторону желаемого, уходит дальше, прыгая по чужим следам. Зоро поворачивается к ветрине, улыбаясь. Он останавливается, дожидаясь Санджи, который плетётся немного поодаль с огромными пакетами. Прерывая поток брани, он приподнимает бровь в немом вопросе. Зоро кивает в сторону. Усмехнувшись, Санджи выдыхает сигаретный дым: – Я пойду прослежу, чтобы Чоппер не потерялся, – и уходит вслед за доктором. Луффи пробегает мимо, задерживаясь лишь на секунду: – Красотень! В его глазах одобрение, которое быстро исчезает, когда он видит магазин с мясом и спешит догнать Санджи. Зоро кивает ему, задерживая свой пронзительный взгляд на золотой серёжке в ушах своего капитана и кока всего-лишь на несколько секунд. Френки и Брук останавливаются ненадолго, чтобы похвалить выбор Зоро и поинтересоваться с толикой сарказма, не знает ли он, где строительный магазин. Зоро, прогоняя их, не замечает приход Усоппа. Когда тот ласково берёт Ророноа за руку, улыбаясь с красным от холода носом и синими губами, Зоро непроизвольно дёргается. Он позволил себе слишком сильно расслабиться, отчего хаки наблюдения не сработало. Усопп, будто читая его тревожные мысли, проводит большим пальцем по ладони, а другой рукой по алой щеке: – Всë в порядке, мы в безопасности, – с теплотой говорит он очевидную ложь, которая вызывает в сердце Зоро беспорядок. Будучи теми, кто объявил войну всему Мировому правительству, они никогда не смогут быть в безопасности, пока не победят в этой войне. Но прямо сейчас, на этом маленьком неизвестном острове Зоро действительно может почувствовать себя в безопасности, стоя около своего возлюбленного и веря ему на слово. Робин и Нами весело щебечут о чём-то, когда подходят к мечнику и снайперу. Они смотрят в сторону витрины и одновременно охают. На их лицах застывает выражение полное любви, вызывающее странные химические реакции, взрывы в глазах и смерть тысячи звёзд. Робин говорит: – Нами, тебе не жалко столько денег? Нами смотрит на неë так, словно не может поверить, что ей это предъявили: – Нет! Мы идём и прямо сейчас покупаем это! – она указывает пальцем в сторону витрины, а после грациозно под руку с Нико заходит в магазин. Зоро и Усопп следуют за ней. Свет бьёт им в глаза, ослепляя. Нами прикрывает глаза рукой, чтобы после ахнуть. Вокруг них простираются сотни разных игрушек: куклы, машинки, животные, заводные. Взгляд разбегается от количества цветов, размеров и материалов. Усопп сдерживает себя от того, чтобы схватить что-нибудь и для себя. В воздухе витает чувство детского восторга и счастья. Робин подходит к продавцу, указывая на игрушку за витриной. – Хороший выбор, – говорит мужчина, почесывая чёрную бороду. – вам для кого? – Для нашего ребёнка, – Нико оглядывает своих накама, и Нами, Зоро, Усопп кивают. Продавец хмурится, но в конечном итоге пожимает плечами, продавая им единственный по его словам экземпляр. Они улыбаются ему и благодарят, выходя на улицу. Нами плотнее кутается в свою шубу, пряча за тёплым мехом сопливый нос, а Робин поглядывает на целующихся Зоро с Усоппом. Она улыбается им с привычной любовью, позволяя себе расслабиться. Два долгих года утомили еë. Армия революционеров приняла еë, но они не могли заменить еë накама. Никто не сможет. Я знаю, кто враг Робин. Когда они вручают Чопперу красивый пакет, он смотрит на них с недоверием. Их доктор хмурится, распоковывая подарок. А после плачет, скрывая за шапкой свою улыбку – Это же слишком дорого! – кричит он им, сжимая в лапках снежный шар с розовым снегом внутри. Мастерски выполненный замок и лепестки сакуры вокруг. Чоппер прижимает подарок поближе к себе, прямо к сердцу. Он заливается слезами, когда Робин подходит его обнять, обвивая его четырмя руками, когда Нами подходит следом, когда Зоро гладит его по макушке, когда Луффи приземляется рядом, заливаясь смехом... Когда они его чертовски любят. 6 Робин целовалась всего два раза. Впервые в свои пятнадцать в дорогом клубе, сидя на коленях такой-же малолетки. Они неловко мазали губами по лицам друг друга, прикрывая глаза. Штора скрывала их от других посетителей. У той девчушки были невероятно мягкие губы. Робин не помнит еë глаз, но вишнёвый вкус на алеющих губах до сих пор стоит в еë памяти. Во второй раз ей уже двадцать два. Она целует взрослого мужчину с яркими, почти синими глазами. Он с силой сжимает еë талию в своих широких руках. Их поцелуй отдавал пеплом и тяжестью. Робин не считала себя достойной этого. Поцелуи признак симпатии, любви, чувств. Чего-то сильного, возвышенного, удивительного. Робин не достойна даже жизни. Разве могла она быть причастна к чьим-то поцелуям? Сейчас, когда Френки стыдливо мажет по еë губам в мастерской, она чувствует какое-то странное чувство. Ей кажется очаровательным румянец, красные уши киборга, глаза, следящие за ней с восхищением. Он мнётся. Молчит. Робин подносит руку к своему рту, тихо посмеиваясь. Он бледнеет. – Ты милый, – говорит она, искренне улыбаясь. Краснеет. Ей хочется ещё поцелуев. Намного больше. Намного больше, чем она может себе позволить. В камбузе, в кровати, на острове, в море, океане. Где угодно. У Френки до ужаса красивые глаза, беспощадно мягкие губы, большие руки и ласковые прикосновения. У Робин по его мнению, которое он высказывает по пьяни, великолепный нос, замечательные волосы, приятный голос и слишком милые конечности. Он не уточняет, что имеет в виду. Но Робин непроизвольно краснеет, прикрываясь ладонью. Френки лишь улыбается ей. Робин чувствует себя застигнутой врасплох, слишком уязвимой и открытой. Френки ничего ей не говорит, но она нутром чует, что он имеет ввиду. Любая твоя часть достойна любви. 7 В первую их встречу Усопп носит топ. Робин видит его в больших футболках, комбинезоне, топе, скрывающих грудь. Он режет свои волосы каждые две недели. Робин не придаёт этому много значения вначале. Потом она чувствует изменения. Их сложно заметить. Робин замечает вторая лишь потому, что первым всегда замечает капитан. Он может не понимать самое простое, но не когда это касается его накама. Усопп начинает отращивать волосы, а потом снова с срезать с яростью во взгляде. Однажды Робин ловит его за руку, не позволяя этого сделать. Он глупо пялится на третью конечность Нико, а после с горьким смешком опускает голову. Робин берёт в руки ножницы, гель, лак – она извинится перед Санджи и Нами позже – и начинает аккуратно стричь. Усопп некоторое время молчит, понуро глядя в сторону зеркала, а после говорит: – Он звал меня принцессой, доченькой и прочим. Не знаю, стал бы он сейчас звать меня сыном. Робин не помнит, как отец звал еë, если вообще звал. Она бережно хранит в голове белые волосы, смуглую кожу и горькую улыбку на прекрасном лице. Усопп со злостью морщится. – Пусть только попробует назвать меня принцессой снова!... – Храбрым воином моря можно быть и будучи девушкой, – говорит Робин. Она плохо знает Усоппа. Он хорошо общается с Санджи, подолгу задерживаясь с ним на палубе, отлично ладит с Нами, обсуждая свежие сплетни, прекрасно гармонирует с капитаном. Робин не знает, что чувствует Усопп. На еë слова он корчится, наклоняясь в сторону. Новые конечности Робин удерживают его на месте. – Я видел тебя, я видел многих других девушек, и я смело могу назвать вас храбрыми воинами моря, так неужели ты думаешь, что дело в том, что я не верю в женщин? И Робин открыто улыбается ему. – Хорошо, Усопп, ты отличный парень. Она не расскажет о том, как он рыдал у неë на плече. После двух долгих лет Усопп перестаёт скрывать свою грудь. Робин видит шрамы под ней и чувствует гордость. Он улыбается всем им и никто ничего не говорит, но Нико чувствует, что все мысленно обнимают его сильнее. 8 Робин застаёт Санджи с помадой Нами в руках неожиданно, и проходят считанные секунды, пока кок не прячет косметику куда-то под рубашку. Но Нико хватает этих мгновений, чтобы понять кое-что. Во-первых, Санджи отчего-то не доверяет ей часть своей души. А во-вторых. Иногда за завтраком Санджи собирает свои волосы в маленький хвост, проводит рукой по волосам, заправляя прядь за ухо. В эти же дни он проводит больше времени в каюте Нами, чем на палубе. Он ничего не говорит, но вся команда безоговорочно обращается к нему по-другому. Она. – Санджи, ты сегодня превзошла себя! – Санджи, ваша красота ослепляет меня, но я же и так без глаз, хо-хо! Еë притягивают ближе, теснее, позволяя себе то, что в другие Санджи бы никогда не позволила. Она улыбается ярко и по-доброму, мило беседуя даже с Зоро, который смотрит хмуро, но с какой-то лаской. В женской каюте Робин позволяют увидеть другую Санджи: более открытую, доверчивую. Она осыпает их комплиментами как и раньше, но позволяет Нами делать тоже самое. В еë глазах плещется море. Целый океан. Санджи надевает юбку, вертится в ней, довольно улыбаясь. Потом платье, и как Робин замечает, купленное специально для неë. Сильные мускулистые ноги, небритые руки и борода могли смотреться странно. Но Санджи улыбалась. Он улыбался. Они улыбались. Она садилась около них в спортивных штанах, а поверх юбка. Красилась и много шутила. Раскрашивала ногти в зелёный и синий цвет, ухмыляясь. Робин спросила, что еë делает девушкой. – Не знаю, может просто слова? Не думаю, что есть что-то конкретное для того, чтобы быть девушкой. Ну разве, что вагина, а так... Нико улыбнулась, обнимая еë. Нами позволила себе сделать тоже самое. Они не жили в маленьком и хрупком мирке. Они создавали свой. Они могли носить каблуки и юбки. Мои ходить полуголыми. Мои краситься и покачивать бёдрами. Могли пить алкоголь и курить. Могли стричь волосы. Могли драться. Могли не бриться и иметь сильные ноги. Это было неважно. Они были. Они жили. Имело ли значение ещё что-то? Санджи с зажатой между пальцами сигаретой и красными, почти алыми губами на фоне заката выглядел как божество. Робин почувствовала восхищение. Гордость. – Ты прекрасен, – прошептала она. Глаза напротив расширились. – Не так прекрасен, как ты, Робин-чан, – взял он себя в руки, насмешливо улыбаясь. На его шее висели алые бусы. Робин позволила себе расслабиться и просто обнять его. 9 Зоро плохо разбирается в чужих чувствах. Он садится рядом с Робин, когда та по обыкновению читает книгу. Он долго хмурится и делает вид, что пришёл не за советом. Смотрит на чаек, считает облака и делает всë, чтобы не выглядеть слишком очевидным. Не выдерживает: – Как думаешь, что я сделал не так? Робин откладывает книгу, уточняя: – О чем ты? Она не замечала за накама в последнее время нечто странное. Зоро хмурится. – Я о завитушке. Он сегодня, когда я зашёл на камбуз, не позволил притронуться к нему, а после и совсем выгнал. Он никогда не выгонял меня. Я сделал что-то не то? Зоро редко выражал свои чувства так-же ярко, как Луффи или Нами, но сейчас на его лице читалось беспокойство. Робин не знает, как начали свои отношения кок и мечник, но догадывается, что они никогда не обсуждали их. Она видела их целующихся, дерущихся – это всегда были спарринги, они никогда не позволяли себе драться всерьёз – слышала, как они занимаются сексом, видела, как Зоро делает массаж Санджи, как тот специально перед сном ставит на стол саке для мечника. Видела волнение и беспокойство, страх и неуверенность, гордость и любовь. За них говорили действия, а не слова. – Может тебе стоит просто спросить? Зоро вспыхивает, как красный мак на летнем поле. Это сравнение смешит Робин. – Он мне ничего не скажет! – Только в том случае, если твои слова не убедят его, что тебе можно выговориться. Зоро замирает. Садится в позу лотоса. На нём осталось не так много шрамов после Water 7 , и Робин не знает, сколько появится ещё, но она уверена, что каждый из них Санджи будет старательно выцеловывать. – Я не умею... Эм... Говорить так, – говорит смущённо Зоро. Робин улыбается ему. – Просто скажи ему, что чувствуешь, скажи, что он важен. Не злись, не смейся. Дай ему понять, что он любим. – Думаешь, он этого не знает? – Я не могу быть уверена, я не он. Зоро соглашается с ней, трет плечо и неожиданно тепло улыбается. – Спасибо, – говорит он. В этот же вечер Робин видит, как Санджи, краснея от стыда позволяет Зоро рассматривать свою поцарапанную руку. Мечник что-то говорит ему, на что кок резко поднимает голову, а после с неверием притягивает в объятия. Нико ласково смеётся. 10 Робин знает, что Санджи целует всех по-разному. Она узнавала это медленно, постепенно, внимательно наблюдая и анализируя. Нами он целует в руку. Он галантно помогает ей спуститься с лестницы, зная, что она может еë сломать одним взмахом своего оружия, элегантно наклоняется к еë ладони и касается губами. Нами на это лишь фыркает, по-доброму улыбаясь. Зоро по обыкновению в шею. Он может разукрасить еë до неузнаваемости, сделать алой, фиолетовой, но целует он еë с восхищением и любовью. Его губы двигаются по груди, ключицам, а после касаются подбородка, ухмыляясь. Губами он рисует забавные узоры, сердца. Томно выдыхает, пряча смущённый взгляд за прядями волос. Зоро заводит это. Луффи получает от него нелепые поцелуи в макушку. За обедом, после драки, ночью. Капитан кажется не замечает этого, никак не реагируя, но Робин видела, что Луффи, когда Санджи заснёт крепким сном, придвинется поближе, вжимаясь теснее, и коснётся губами светлых волос. Усоппа он одаривает поцелуями в губы. Слизывает еду, мажет по щеке, когда пьян, берёт то нежно, по-детски чмокая, то глубоко и страстно. Тепло смеётся в них, выдыхая сигаретный дым в лицо снайпера. Непроизвольно смотрит, заглядывается на них, шепчет Робин о том, какие они мягкие. Светящимися глазами просит больше, зная, что Усопп не в силах устоять. Проводит языком, слюнявит, как никогда не делал с девушками, ждёт, когда ему разрешает очертить контур зубов, дёсен, взять глубоко и чувственно. Робин он удостаивает поцелуями в плечо. Когда солнце печёт еë тело, она может почувствовать влажный след на плече. Когда слишком лень надевать что-то более закрытое, чем лифчик. Когда в море вода слишком холодная. Он касается мимолётно, исчезая за пару мгновений. Робин ждёт этих касаний. Быстрых, невидимых. Таких желанных. Чоппера он щекочет в лоб, как непослушного ребёнка. Слушает его истории, новые открытия, а пока тот отвлекается на пролетающую бабочку, клюёт в лоб. Доктор смущённо говорит, что совсем не доволен, пританцовывая. Санджи лишь хохочет, обнимая его. Френки он целует в щеку. После жаркого боя, одержав победу, они обнимаются, и Санджи с огромной улыбкой с силой прижимается алыми от крови губами к родной щеке. Киборг с удовольствием повторяет тоже самое, смеясь. Они ворошат друг другу волосы, заливаясь хохотом. Брука он не целует, но любит называть их традицию пить чай из одной кружки поцелуем. В шутку, по большей части. 11 Юность цветёт ромашками, думает Робин. Еë юность обошла стороной. После восьми сразу началась взрослая жизнь, пахнущая пеплом и кровью, немного сигаретами. Огонь, пожирающий еë остров, ознаменовал начало нового этапа, новой, но такой отвратительной и наполненной ненависти жизни, что жизнью это не назовешь, скорее существованием. Ромашки – белые, цвета чистоты и невинности, а юность она такая. Робин не сомневается, ведь видит Нами. Над девушкой распускаются ромашки, когда она заливисто смеётся, под еë стопами расцветают цветы, когда она пританцовывает. В еë глубоких карих глазах цветут ромашки. Но Нами совсем не чистая и невинная. Она пьёт, она меркантильная и эгоистичная. Ей бы подошли хризантемы. Но Робин смотрит в еë лицо – они плавают вместе всего-лишь недели две – и видит ромашки. Юность течёт по венам Нами. Она озаряет еë лицо, улыбку, взгляд. Робин знает, что вокруг неë никогда не будут цвести ромашки. Максимум сорняки. Нами смотрит в зеркало во время обеда, крутится, и Робин замечает раньше неë некую перемену: ромашки завяли. – Я потолстела, – говорит Нами, с грустью кидая футболку на кровать и оставаясь в одном лифчике. Она трогает свой живот, показывая Робин, что теперь он не полностью спрятан в шортах, а выступает и слегка выпадает. Нико думает, что это самый обычный живот для девушки. Особенно, учитывая, частые физические нагрузки: тренировки, йога, сражения. Робин смотрит на живот напротив себя, поднимает взгляд на Нами и видит в еë глазах отвращение. К себе. Робин привыкла видеть его по отношению к своей персоне. Видеть в своих глазах, когда смотрела в зеркало. Она не хочет, чтобы девушка, молодая и юная, смотрела так на себя. Робин ласково улыбается: – Навигатор-сан, это абсолютно нормальный живот, я бы даже сказала здоровый. С таким ваши внутренние органы будут в порядке и... Нами резко прерывает еë: – Я знаю! Но... Мне прошлый нравился больше... С ним я выглядела лучше и... Правильнее. Мне не идёт такой живот. Мне надо худеть, – в глазах отчаяния, на языке мольбы, готовые сорваться в любой момент. Робин думает, что именно такие мысли и портят юность. Юность должна быть яркой, любвеобильной, весёлой, с запахом конфет, моря и солнца, с загаром, смехом и ромашками. А Нами сейчас готова вместо юности заставить себя голодать, больше заниматься спортом, следить за каждый килограммом, ведь она « толстая » . Нико пропустила свою юность. Она не хочет, чтобы кто-то поступил так-же. Особенно таким образом. Робин хотя бы заслужила. Или она хочет в это верить, чтобы умирать было не так страшно. Мы не пожертвуем будущем, в котором ты будешь жить. Нико неожиданно клюёт Нами в живот. Та вскрикивает, давясь удивлённым вздохом. Робин не выпускает еë, продолжая щекотать в живот, слушая нервный смех над ней и просьбы, чуть-ли не мольбы остановиться. В этом смехе и улыбке, которую Робин чувствует, она видит ромашки. Белые. Невинные и чистые. Робин открывается от живота Нами, искренне улыбаясь. Навигатор удивлённо смотрит на свой живот, всë ещё улыбаясь. – Это было щекотно! – говорит она, вытирая слезы. Ноги у неë подкашиваются, но целая гора ромашек под ней определено должны смягчить падение. Но Нами стоит. – Твой живот заставил тебя улыбнуться, разве это не прекрасно? – спрашивает Робин, прикрывая глаза. Нами вскидывает брови, смотрит на свой живот – небольшой животик, который появился после стряпни Санджи. Робин сомневается, что будучи рабыней Арлонга Нами ела достаточно, ела ли вообще? – и неожиданно с некоторой нежностью проводит по нему рукой. – Возможно, – уклончиво отвечает она. Сомнение. – Нами, – она не называла их по именам, лишь потому что это означало связать себя с ними окончательно. – тебе не нужно быть худой, чтобы быть. Тебе не нужно стараться быть красивой, чтобы быть накама королём Пиратов. В душе Робин что-то прорастает. Что-то новое, незнакомое. Что-то вызывающе тепло в душе. Внутри Нами взрывается букет ромашек, буря эмоций. Пустоту внутри заполняют слова Нико, они играют на повторе, которую минуту, но Нами не может успокоиться. Не нужно. Не нужно. Не нужно. – Просто будь, хорошо? – просит Робин, улыбаясь. А после вокруг неë смыкаются руки Нами, которая плачет на еë плече. Еë слезы вновь катятся по одежде Нико, вновь они одни в каюте, вновь боль Нами проникает глубоко в душу Робин, заставляя сжиматься сердце. Каждый из накама Нами скажет ей тоже самое, что и Робин. Они обнимут еë и поддержат, сделают абсолютно тоже самое, что и Нико. Нами позволяет Робин делать тоже самое, что и еë накама. Ромашки – это цветы невинности и чистоты, любви непорочной и искренней. Робин ещё не знает, пытается не понимать, но на задворках сознания чувствует, что в еë душе прорастает первый цветок, когда Нами говорит ей спасибо. 12 Луффи целует Ло в щеку после победы над Цезарем. Тот замирает, шокированный случившемся. Он никак не комментирует это, видя, что мугивары совсем не удивлены. Ночью на палубе Робин садится около него. Он мучается бессонницей и с каким-то странным облегчением смотрит на лицо Нико. Его глаза выражают усталость. Она подаёт ему кружку ароматного чая. Он с некоторой заминкой берёт еë. – Что-то не так? – спрашивает Робин. Он морщится. – Что не так с вашим капитаном? – его лицо перекошено. Робин хмурится. Их капитан прекрасен. Он их спаситель, их друг, их семья, их любовь. Он будущий король пиратов. Он будущее мира. – Почему он целует после победы своего врага? Почему не вас? – спрашивает Ло с интонацией, схожей с отчаянием. Словно он мучился этим вопросом весь день. В его глазах вопрос. В мыслях бардак. Робин нежно улыбается. – Потому что он – любовь, – говорит она. Трафальгар озадачен. – Не воспринимай это, как намёк на отношения, он просто любит. Он целует всех, кто ему нравится: братьев, сестёр, друзей, детей. Ты просто ему нравишься. Он доверяет тебе. Так, что просто прими это. – Как можно любить так? – Не знаю, но у нас получается. Мы верны себе. Мы любим. Ты тоже можешь любить нас. Если капитан тебе доверяет, значит ты хороший человек. Я верю ему. Ло усмехается. – Ну конечно. – Это не так? – интересуется Робин. Воцаряется молчание. Пальцы Трафальгара касаются татуировки на руке. Он закусывает губу. – Значит ли его поцелуй, что я могу целовать и вас? – шепчет он настолько тихо, что Робин кажется, что ей померещилось, но смущённый взгляд напротив заставляет еë создать ещё две руки и обнять ими Ло. – Да, – отвечает она. Робин чувствует, как плечи Трафальгара расслабляются, как он закрывает глаза и кладёт свою голову ей на плечо. Слышит его сонное бормотание. Она не знает о чем он думает, что гложет и что рвёт на части, не имеет понятия, о чем он плачет и переживает, что любит и готов обнимать. Она ничего не знает о Трафальгаре Д Ватер Ло. Но сейчас он спит на еë плече, забыв о кошмарах. Возможно ей был нужен друг, который поймёт еë. Который тоже удивится. В тот день, когда она сказала, что собирается плыть с ними, Монки поцеловал еë. Она не поняла этого. Санджи ей объяснил, ласково и трепетно выдыхая слова, словно говоря о каком-то божестве. Может Луффи им и был. Робин готова объяснить всë Ло, если тот этого хочет. Она готова завести друга сама и сама вернуться за ним. Не это ли называется исцелением? Чем то странным и таким неожиданным. Однажды ты обязательно встретишь накама. Да! Море бескрайне. Однажды, несомненно! Появятся накама, которые станут тебе защитой! В этом мире никто не рождён для одиночества! Любовь вечна. Она цветёт, парит и живёт. Она повсюду. В растениях, воздухе, море, на суше. Еë невозможно продать или купить. Это нечто неподвластное нам. Нечто более глубокое и не имеющее рамок. Люди любят свои семьи, своих друзей, коллег, работу, долг, мечту, цель, мир, организацию, растения, животных, своих спасителей, кумиров, но они любят. Любовь сильнее ненависти. И Робин готова любить. Она готова принять еë и сказать, что достойна еë. 13 Санджи плачет очень тихо. Много, долго. Его слезы скатываются по щекам, скользят на подушку. Руки сжимают бока до синяков. Он закусывает губы до крови, но рваные вдохи всë равно непроизвольно вырываются. Он прячется от них. Первым приходит Луффи. Он ложится перед ним, берёт печальное лицо в руки и смахивает пальцами слезы, прижимая ближе, к своей груди, давая Санджи слушать биение его сердца. Следующей на пол ложится Нами. Голые и холодные ноги Санджи встречают горячие ноги навигатора. Она переплетает их, сжимает руками талию кока, вжимается лицом в шею, выдыхая. Он чувствует еë тяжёлое дыхание, не переставая рыдать. Слез становится больше. Звуки громче. Его душераздирающие рыдания слышит весь корабль. Потом прибегает Чоппер, ложась между Нами и Санджи, обнимая его своими лапками. Он что-то шепчет, но Санджи не слышит что. После приходит Морковка, обнимая его и Луффи. А следом и Брук, начиная напевать усыпляющий мотив. Его голос успокаивает, но отчего-то пробуждает в Санджи горе, печаль и отчаяние. Он цепляется за своего капитана, пытаясь остановить жалкие слезы, но не может. Он чувствует стыд. Горе. Разочарование. Счастье. Как же он счастлив. Луффи поднимает его лицо двумя руками, серьёзно вглядываясь в мокрые глаза: – Ты мой кок, мой накама, и я никогда не оставлю тебя, понял? Санджи всхлипывает, пряча лицо в груди Монки. Тот кладёт руки на его голову, а после целует макушку. Его плач затихает под утро. Его руки покоятся между телами Луффи и его, ноги спутаны между намиными и луффиными, руки Нами лежат на его и Монки талии, Чоппер лежит прям на нём, Морковка касается всего несколькими пальчиками его плеча, в стороне Брук улыбается ему, тихо напевая. Капитан держит его голову в своих сильных руках, не позволяя уйти. Он обнимает его почти до боли, но Санджи счастлив. Ужасно счастлив. Робин узнаёт об этом в стране Вано, когда Санджи под покровом ночи ложится рядом с ней, тихо шепча на ухо. Она переворачивается на бок и прижимает его к своей груди. Он мнёт в пальцах еë одежду. – Ты дома, – и он счастливо улыбается, чувствуя любовь, заложенную в этих словах. 14 Извинения. Такие сложные, но такие нужные нам слова. Мы страшимся произнести их, когда это так необходимо. Нам кажется, что это стыдно – признать свою вину первым, стать уязвимым. Дать другому человеку властвовать и решать, достоин ли ты прощения. Это так страшно. Не знать, нужны ли другому твои слова, с таким трудом сказанные. Извинения поселяют что-то тёплое в душе. Светлое. Сметают бурю и ураганы, оставляя лёгкий бриз. Появляются сомнения. Прощение исцеляет душу. Рвёт наружу боль и слезы, оставляя место для желанного счастья. Молчание самое ужасное, что может произойти с нами. Не высказанные кем-то извинения оставляют огромную брешь в душе. Заставляют кричать и драться, бросать друзей и семью. Гордость умеет ломать людей, их дружбу и любовь. Так ли важно быть сильным, когда есть возможность быть любимым? Робин давно не говорила « прости » и так же давно не прощала. Усопп перед ними кажется таким же как до дуэли с Луффи, но Робин чувствует, что ему не хватает словесного убеждения, что он прощён. Он мечется, боится. Ей это не нужно. Действия мугивар говорили лучше любых слов. Они дали ей возможность жить. Позволили отправиться в море. Было ли нужно слышать ещё больше слов? Для души, требующей уверенности, не нужно так уж много. Пара слов. Ты нужен. Ты прощён. Мы любим тебя. Почему их так трудно произносить? Робин не знает. Перед смертью их произносить так необычайно легко, так от чего же при жизни так сложно? Под покровом ночи Робин видит Зоро, сидящего на ступеньках лестницы их нового корабля рядом с Усоппом. Снайпер глядит на свои ноги, сжимая руками края ступенек. Мечник вполголоса говорит: – Ты молодец, – Усопп опускает голову ниже. Пальцы готовы сломать лестницу. – не каждый бы нашёл силы на извинения и признание своей вины. Наверное мы мало об этом говорим, но мы простили тебя. Каждый из них простил тебя ещё до того, как ты извинился. За долго. Они не могут злиться всерьёз. Они были готовы вернуть тебя без этих слов. Бутылка в руке Зоро отливает золотом. – Ты дома. До Робин доносятся всхлипы. Она поднимается к ним, садится рядом и обнимает Усоппа за плечи. Дом. Так хорошо дома. Семья не может существовать без ссор, как и без прощения. Нами обнимала Усоппа до посинения. Луффи не отлипал ни на минуту. Санджи целовал его по-особенному нежно и трепетно. Чоппер обливался слезами. Зоро сейчас улыбался ему, смотря с тоской и любовью. Он прижимается к ним ближе, обнимая снайпера вместе с Робин. Луна выходит из-за облаков, освещая их силуэты, мокрые глаза и слезы. Их любовь. Их дом. 15 Ло оказывается безумно глупым человеком, когда влюбляется. Он признается, что никогда не испытывал подобного и как такового пубертатного периода не проходил. Робин понимающе кивает ему. Еë первая любовь случилась после встречи с мугиварами. У Трафальгара видимо тоже. Это случается в стране Вано немногим позже окончательной победы над Кайдо. Он сидит в старой с облезлым рисунком толстовке, в больших штанах и носках с сердечками. Его волосы это ужасно растрёпанное недоразумение. Робин сдерживает себя от того, чтобы провести по ним рукой. Он ужасно смахивает на бродячего кота в таком виде, с раздражённым взглядом, поджатыми губами и нахмуренными бровями. Робин умилительно плачет. Она сидит рядом с ним, видя, как он вздыхает и кладёт свою голову ей на плечо. – Мне кажется я пропал, – только и говорит он. Робин ничего не спрашивает, как он сам продолжает: – Чёрная нога-я... – и резко опускается голову, хватаясь за неë руками. Он с отчаянием вздыхает. Поднимает и смотрит на Робин так, будто готов умереть прям здесь: – Почему из всех именно он?! Было бы легче, если бы это был ваш придурошный капитан! В его голосе неприкрытое волнение. Он открыт перед Робин, и она спокойно кладёт свою руку ему на плечо, притягивая к себе. – Чем наш замечательный кок привлёк тебя? – спрашивает она. Ло качает головой, смущённо бормочет себе под нос, как подросток, отрицающий свои чувства. – Я думал, что это просто симпатия! – восклицает он, разводя руками. – он тогда напал на Дофламинго и... Это выглядело восхитительно. Я думал, что это просто восхищение, ну знаешь... А потом всë как-то перемешалось. Его сигареты, его улыбка и эти чертовы волосы... Они манили меня. Его брови. Дурацкие. Чертовски. А потом он вообще стал персонажем из комикса! Как?! Что за черт! – он ерошит свои волосы, сжимая зубы: – Он зовёт меня по имени, он тоже ненавидит Джерму, хотя я чувствую, что не по тем же причинам, что и я... Его ноги в этих костюмах! А... Я безнадёжен... Каждый раз, когда я смотрю в его сторону, я очень сильно хочу его поцеловать... Его голова падает на колени, а руки он складывает на них же. Робин проводит ладонью по его спине, размышляя. Возможно Ло видел в Санджи кого-то, кто важен для него. Нами признавалась под покровом ночи Нико, что сигареты, что курит кок той же марки, что и еë покойной матери. Всхлипывая, она говорила: – Так сложно не рыдать, когда чувствуешь запах сигарет, который окружал тебя всë детство, – Нами не уточняет, но Робин знает, что после гибели Бельмере детство навигатора закончилось. Сейчас Ло перед ней говорит чуть-ли не тоже самое. Запах его сигарет заставляет меня вспоминать человека, которого я любил. Робин не осуждает. Ни в коем случае. Любовь сложное чувство, в котором может смешиваться и обида, и злость, и ненависть, и зависть. Это воспоминания. Это боль. Это долг. Нет ничего более непонятного, чем любовь. – Санджи... Ты видишь кого-то другого? Ло понимает, что она имеет в виду. – Нет, – просто отвечает он. – я просто не знаю, что мне делать... Скоро наш альянс будет расторгнут и... Мне больно, не говорит он. Робин было ужасно больно, когда она покидала корабль, но она хотя бы знала, что с еë накама всë будет хорошо. Трафальгар ничего не может об этом знать. Их пути разойдутся, как в море корабли – что и должно было случиться – и неизвестно встретятся ли они вновь или умрут раньше. Нико помнит свой страх и любовь, когда они вернулись за ней. Я хочу жить! Возьмите меня с собой в море! Она нежно улыбается, обнимая Ло и шепчет ему: – Мы вернёмся за тобой, – и он, не сдерживаясь, улыбается ей, обнимая как в последний раз. Робин чувствует, как одинокая слеза скатывается по его щеке. Ло не сентиментальный человек, Нико знает, столько они дней провели обсуждая всë на свете, но она понимает, что любовь для него нечто запретное, недоступное. Любить – бояться. Любить – быть уязвимым. Любить – это чувствовать боль и рыдать. Робин не позволит ни еë накама, ни Ло, ни остальным, кто ей дорог плакать из-за любви, не даст им потерять кого-то, кого любят. Ей хватило. – Я слышала, что сегодня он собирается провести вечер в той забегаловке, на краю города, – говорит Нико, лукаво улыбаясь. Ло стукает кулаком еë по плечу. – Спасибо, – его уши красные. Он взволнован. – Он скажет тебе « да » , – заверяет его Робин. Трафальгар не верит ей, но всë равно поднимается и уходит. Нико кладёт голову на ладонь, предвкушая следующие события. Любовь безгранична. Еë нельзя делить. Невозможно кому-то дать больше, а кому-то меньше. Можно лишь увеличивать еë, наполнять ей себя и остальных, привносить в этот мир и расцветать на его глазах. Робин готова это увидеть своими глазами. И она хочет верить, что Трафальгар тоже. Кто бы не умер на его руках, он определено был бы счастлив за Ло. И Робин хочет верить, что еë мать тоже гордится ею. 16 За Зоро и Нами очень весело наблюдать. Очень ранним утром, часов около пяти они могут выйти на палубу полусонные и не заметить друг друга. Взять зубные щётки и начать чистить зубы прям там, хотя ванная комната имеется. Они будут стоять голые, считая, что сейчас одни, станут подставлять только восходящему солнцу свои спины, а ветру грудь. А потом откроют глаза. И закричат друг на друга. – Какого чёрта ты голый?! – Прикройся, женщина! Робин тихо засмеётся с лестницы, не желая им мешать. Нами надуется и отвернется, никак не комментируя наготу друга. Зоро злобно зыркнет и показательно встанет прямее. Они помолчат минуты две. А потом Нами спросит у него, не против ли он помочь ей развесить бельё. Он согласится. Их не смущает их нагота, они не чувствуют возбуждения и отвращение от вида чужих половых органов. Они лишь посмеются с этих глупых перепалок, когда останутся наедине с собой. А пока солнце ещё не взошло до конца, пока остальная часть команды спит, пока Робин наблюдает за ними, тепло улыбаясь, они бегают друг за другом, кидаясь шариками с водой и хохоча. Они мокрые и немного грязные, но безумно счастливые. Тело Зоро покрывает огромное множество шрамов, опоясывающий руки, ноги и грудь. Тело Нами покрыто родинками: на пальцах, между ними, на бедрах и ушах. Она забавно морщится, когда Зоро щекочет еë. Так прекрасно дурачиться с кем-то, зная, что это никогда не закончится сексом. Так приятно иметь друга. Брата. Сестру. Робин думает, что тоже хотела бы кого-нибудь звать братом. 17 Ямато знает, как себя чувствовал Санджи. Он ловит его ночью и несётся с ним на крышу, игнорируя вопросы кока. Санджи не станет врать, но когда Санни несла их к Вано, он мысленно готовился к встрече с сыном Кайдо. Он курил одну сигарету за другой, подкидывая в руках зажигалку и вспоминая того, кто мог зажечь их одним касанием пальца. Тьма поглощает их, их голоса и мысли. Души, разбитые и с таким трудом восстановленные, открыты друг другу на распашку. Ямато смотрит на него серьёзно, почти убийственно: – Каким был Эйс до смерти? Скажи мне! – он чуть-ли не кричит, умоляя его. Санджи тушуется. Никто и никогда не спрашивал про его связь с Эйсом. Это не обсуждалось и являлось в каком-то смысле табу. Лишь Луффи он позволял упоминать об этом. Санджи не мог в полной мере понять своего капитана, ощутить всю ту боль, но он и не мог отрицать, что сам не разваливался на куски, узнав об гибели пирата и сына Гол Д Роджера Портгас Д Эйса... Луффи в первый день их встречи спустя два года протянул ему бусы. Алые, схожие с каплями крови. – Держи, я попросил Хэнкок восстановить их для тебя. Санджи взял их в руки, посмотрел и не заметил, как на них упала сначала одна слеза. Потом другая. Слишком много он плачет в последнее время. Луффи слишком серьёзен, слишком не такой, слишком убит горем, но он обнимает Санджи на пустой кухне, слушая его тихие всхлипы, не позволяя своему накама услышать свои. Это в каком-то смысле бьёт по Санджи, поэтому он шепчет: – Плач... И Луффи плачет. Ямато тоже плачет, держа в руках алые бусы. Слезы катятся по его щекам большими дорожками. Он, не сдерживаясь, кричит в безграничное небо. Луна освещает его глаза, полные боли. Санджи молчит. Он уже выплакал своë. Давным-давно. Он вздыхает, видя, как Ямато пытается стереть с лица не идущие ему слезы, и достаёт из кармана штанов серёжки. Он не носит их постоянно, но он знал, что встреча с Ямато обязательно закончится так. – Я сам их сделал, ну, точнее заказал, но можешь считать, что это полностью моя заслуга, – в раскрытую ладонь под удивлённый взгляд больших глаз ложится синяя серьга, напоминающая рожицы с шляпы Эйса. – Это... – Да, – подтверждает догадки Ямато Санджи. Он всхлипывает и почти срывает со своего уха другую серьгу, но Санджи ловит его руку быстрее. Ямато со слезами смотрит в его лицо. Кок же вздыхает и аккуратно снимает золотую серёжку и одевает Ямато свою, синюю и улыбающуюся. – Пусть он запомнится тебе с улыбкой, – говорит он. Ямато кивает, с некоторым волнением касаясь пальцами нового украшения, а потом смотрит, как Санджи делает тоже самое. В его ухе одна золотая вытянутая капля и теперь один синий круг. Он не улыбается. Ямато неожиданно притягивает Санджи в объятия. Он намного больше него по габаритам, но в его сильных руках кок не чувствует себя в опасности или в ловушке, скорее он ощущает тепло. – Он обещал вернуться, обещал свергнуть Кайдо, – говорит Ямато. – Он обещал мне показать твою страну и познакомить с тобой, – вторит ему Санджи. Он закрывает глаза, представляя, что сейчас его обнимает некто более смуглый, с веснушками, от кого пахнет гарью и солнцем. – Ты не в моём вкусе, – неожиданно говорит Ямато, отодвигаясь от него. Санджи глупо хлопает глазами. Морской прибой зовёт его. Чей-то бархатный шёпот обжигает уши. Яблоня цветёт невероятно красиво, и Эйс обещал ему показать еë. – Ты тоже, хотя все девушки в моём... – Ямато резко перебивает его: – Я парень, – столько уверенности, столько гордости. Звёзды в чужих глазах почти осязаемы. Санджи даже готов представить, как ловит их и обнимает со всей любовью, что он имеет. – Эм, хорошо? – Санджи не понимает, что Ямато пытается ему сказать. Его глаза болят, слезятся, а в висках стучит кровь. Целые барабаны. Когда-нибудь они затихнут, когда-нибудь он отпустит похоронный марш в своей голове, когда-нибудь наступит момент, и Санджи наконец почувствует себя собой. Ямато смотрит на него, а после с большим воодушевлением говорит: – Ты можешь звать меня девушкой, мне плевать, но я парень. Оден был парнем, поэтому и я парень. Ну. Точнее я – Оден, я – Ямато, я человек. Что-то трескается в Санджи от этих словах. Возможно это его сердце. Возможно стена, которую он не может сломать долгие годы. – Если бы Оден был девушкой, то и я был бы девушкой, а он мужчина, поэтому и я – мужчина! Я сын, ведь и он чей-то сын. Так-то мне без разницы, честное слово, я всë ещё человек, но мне больше нравится звать себя парнем, – Ямато отчего-то забавно хихикает. Волосы белым пятном развиваются за его спиной. Лунный свет отрезвляет Санджи. Он смотрит на человека перед собой. На Ямато. Одена. Какая разница? – Хорошо, Ямато я запомню, – он устало улыбается, а в следующую секунду Ямато поднимает его на руки. От неожиданности кок вскрикивает. – Я отнесу тебя в нашу с Эйсом хижину. Наверное ты бы хотел провести время с своими накама, но ведь можно провести одну ночь в другом месте? Санджи теряется. Он любил Эйса. Он никогда не врал насчёт этого, но он никогда не знал его достаточно хорошо, чтобы помнить о нём очень долго. Он хранил отрывочные воспоминания, с каждым разом обнаруживая всë меньше деталей и боясь, что оставшиеся – выдумка его больного воображения. Чёрная дыра заполняла грудь невероятной тоской. Ямато предлагает ему взглянуть на воспоминания. Прикоснуться к прошлому. Он позволяет ему увидеть то, что предназначалось Ямато. И это трогает его. На лице Санджи расцветает улыбка. Яркая, добрая. Такая, какая и должна быть у него. Луффи устал твердить ему, что хмурость ему не идёт. – Можно, – даёт он согласие Ямато. Тот загорается светом, любовью, чем то странным и необъяснимым. Между ними нет любви. Нет дружбы. Они никто. Санджи и Ямато практически незнакомцы. Но Санджи понимает Ямато, а Ямато – Санджи. И разделяя ночь в одной хижине, обнимаясь, они наконец чувствуют то далёкое и забытое тепло, утерянное когда-то давно. Ямато не плачет, но шепчет в темноту, прикасаясь к бусам Санджи: – Люблю... А Санджи лишь думает о том, как тепло в этой хижине. В месте, где Эйс любил Ямато. Санджи чувствует, что должен любить Ямато в ответ, но не может. Он ему почти никто, но сейчас, в темноте, он прижимается к нему теснее, отпуская свою боль. И может Эйс даже видит их, потерянных и сломанных, его возлюбленных. Они не выбирали своих отцов. Не выбирали, кем родиться. Не выбирали, кого любить. Но сейчас они могут выбрать, как дальше жить. И Санджи знает, что теперь ему есть кого любить. Он знал это давно. Но сейчас он готов впустить в своë сердце новых людей. Таких других, непохожих и ужасно приятных. Он отпускает и засыпает на плече Ямато. Ямато понимает его. Робин тоже. 18 Завтрак всегда проходил одинаково. Теперь, спустя 2 года и множество обстоятельств, на которые они не могли повлиять, их трапеза сильно отличалась от тех былых деньков. Особенно много про это говорил Санджи. Куря третью сигарету в присутствии Робин, он говорил слегка надломленным голосом: – Раньше я вставал часа за два. Человек то всего было пять. Я, Луффи, Нами-сан, Зоро и Усопп. Потом, конечно, стало больше, но мы уже волновались не о том, как провести завтрак. Сначала Арабаста, потом Скайпия. Он мечтательно улыбается, кладя голову на сложенные локти. Они пришвартовались на каком-то острове и сейчас стояли на балконе небольшого ресторана. Из помещения вкусно пахло овощами и жаренным мясом, к которым примешивался запах недорогого вина. Духота придавливала сознание к земле. Цветы вишни напротив балкона взрывались большими бутонами. Робин видит мир сквозь стекла чёрных солнцезащитных очков, поэтому не сразу замечает, что щеки Санджи краснеют. Алкоголь что-то мешает в его душе. – Мы собирались поздно утром. Я, стоя у плиты, звал всех их, Луффи, ещё сонный, бил ложкой по столу, пуская нюни , прекрасная Нами-сан выходила в больших штанах маримо. Мы все носили его штаны. Не то, чтобы он мог возразить нам. Так вот. Потом Усопп с весёлыми глазами, Зоро, спокойный и податливый, какой он бывал в то время не только после сна. Я даже иногда думаю, что скучаю по тем временам больше, чем по старику. Когда я ставил море тарелок на стол, то Луффи успевал уже съест почти половину. Я злился, хотя в душе было приятно. Санджи трëт шею, улыбаясь. Робин хихикает, поднося бакал к губам. Жаркое солнце сжигает их. Море кричит в крови, требуя воду и свободу. Бриз зовёт их в плавание,ласково подталкивая в спину. – Я подавал Нами-сан самые лучшие напитки, целовал в это же время Усоппа в макушку, пока он отвлекался на Луффи. Зоро смотрел исподлобья. Не ревновал, а просил. Я подходил к нему и целовал в губы, слизывая остатки еды. Он тянулся к моим рукам, и я позволял прижаться к себе, а потом сесть так, чтобы мои ноги лежали на его, и он мог их бесстыдно лапать. Нами много смеялась. Очень... Луффи тоже. Он выглядел моложе и более... Наивным? Глупым? Не знаю. Но точно не так, как сейчас. Усопп хвалил меня, а я делал вид, что знал это и так. Наши завтраки пахли молодостью и беззаботной жизнью. Я не то, чтобы прям скучаю, просто... Он горько усмехается: – Наверное, мы просто взрослеем. Робин согласно кивает. Пейзаж, окрашенный в сепию, размывается и будь это море, то Нико бы прыгнула в него. Уж слишком оно манящее. Санджи выдыхает горький дым, нежно улыбаясь: – Сейчас всë по-другому. Я ни капли не жалею, что всë обернулось так. Теперь я встаю за пять часов. Ложусь намного раньше. Первой на кухню приходишь ты. Садишься у стены и иногда помогаешь мне. Мне очень приятно. Спасибо. Потом обычно приходит Ло. Его присутствие отчего-то меня успокаивает, знаешь? Он выглядит как само спокойствие, весь такой хмурый и угрюмый, но по утрам он выглядит, как все мы. Просто уставшим, и таким голодным. Я ужасно хочу его накормить. Возможно, зная, что он на корабле, я просто знаю, что он не умрёт. Не то чтобы это должно меня волновать... Санджи в задумчивости жуёт фильтр, а после выплёвывает его, выкидывая сигареты в урну за балконом и предлагает вновь зайти в ресторан и занять свой столик. Они в ресторане одни. Остальная часть команды гуляет где-то на острове. Робин присаживается в плетёное кресло, глядя на то, как Санджи садится напротив. Он улыбается ей и выглядит так, словно давно не чувствовал себя счастливым. На их столе стоит кремовый суп, вино и болоньезе – Робин знает, что Санджи готовит еë лучше всех, но никак не могла заставить себя заказать что-нибудь другое – , а с краю, около красивых цветов янтарного цвета лежит фотография. – Что-ж, после Ло обычно приходит Усопп и Брук. Пока Торао хмуро оглядывает всех нас, я успеваю разложить всë по тарелкам, как раз к приходу Нами, Чоппера, Френки, Зоро и Луффи. Сейчас я, раскладывая тарелки, клюю губами Усоппа в макушку, потом Зоро, хоть он и не обращает на это внимание. Потом я улыбаюсь Луффи и тебе с Нами. Ло возможно не замечает, но я очень внимательно слежу, чтобы наш капитан не съел его еду. Теперь наши трапезы проходят очень шумно. Громко. Усопп смеётся с Луффи до слез, Нами злится, но лишь от большой любви, Зоро хватает меня за руку под столом, чтобы провести большим пальцем по старому шраму, которого я всë ещё стыжусь, Френки снова заводит разговор о машинах, а Чоппер лишь поддакивает. Ты и Ло наслаждаетесь утром, запахом с моря и лёгким ветром. Камбуз заполняет радость и юность, которую мы чуть не упустили тогда, на Саободи. В ловких пальцах Санджи оказывается фотография. Он сделал еë сегодня, заплатив немало денег, но он никогда не пожалеет. На ней улыбающиеся лица его накама, его семьи, людей, ради которых он умрёт, убьёт и будет жить, и если когда-нибудь он потеряет их, то никакого смысла в Олл Блю больше не будет. Какой смысл в мечте без тех, кто идёт рядом с тобой ради еë осуществления? Санджи чувствует мягкие пальцы Робин на своей руке, видит еë нежную улыбку, схожую с той, которую дарила его мать. Робин говорит: – Почему ты рассказываешь мне об этом так, будто мы не знакомы? Санджи опускается фотографию и цепляется за единственные правильные слова: – Потому что иногда я хочу, чтобы мы были незнакомцами ради того, чтобы вновь встретиться. И Робин улыбается ему ещё ярче, с огромной любовью. Она смотрит на него и знает, что человек перед ней, Чёрная нога Санджи – еë верный, преданный и любимый ею накама. Она соглашается с ним, что их завтраки стали намного громче. 19 – Почему те люди так смотрят на Зоро и Усоппа? – спрашивает Луффи у Робин. Они совсем недавно отплыли от Скайпии и сейчас пребывали на каком-то острове в небольшой деревушке. Торговые ряды тянулись длинными полосами. От них шли запахи мёда, мяса, сладостей, алкоголя. Яркие вещи, кружевные платья. Робин лишь смотрит в удаляющиеся спины навигатора и кока, пока еë капитан с непониманием глядит в сторону мечника и снайпера. Робин поворачивается в ту же сторону, закрывая книгу в руках, чтобы увидеть, как еë накама держатся за руки. Усопп с довольным видом выбирает себе новые инструменты и ингридиенты для экспериментов, в то время как Зоро с лёгкой улыбкой глядит на него. На этом острове царит лето, отчего на Робин давит ужасающая жара. Она прикрывает лицо большой тёмной шляпой, а на бёдрах повязывает платок поверх купальника. Робин говорит: – Те люди – гомофобы. – Гомо... что? – Луффи хлопает глазами и показывает пальцем в сторону людей, ожидая пояснений. – Проще говоря они ненавидят таких как мы, – в глазах еë капитана загорается опасный огонёк. – Это ещё « каких » ? Робин улыбается ему: – Не стоит обращать внимания, капитан, этим людям всë равно ничего не докажешь, – но Луффи всë ещё смотрит на неë с холодом, и она более серьёзно говорит: – Им не нравятся люди, которые любят свой пол, как Зоро и Нами или считают себя другим полом, как например Усопп. Им не нравятся непохожие на них люди, – поясняет Робин, кидая в сторону толпы презрительный взгляд. Зоро видимо замечает его, поэтому отходит с Усоппом в другую сторону, оставляя ларёк позади. Их фигуры скрываются в направлении причала. – Но ведь быть непохожими так классно! – восклицает Луффи, активно размахивая руками. Вокруг них ходят люди, толкаясь, но всë что Робин видит – непонимающий взгляд еë капитана. Его сжатые губы, нахмуренные брови. Детская наивность и незнание убивают Нико. Она вздыхает и, беря Монки за руку, отходит с ним в сторону переулка, где садится на бочку. – Понимаешь, Луффи, есть люди, которые боятся перемен. Им страшно, когда они чего-то не понимают или не могут контролировать. Например пиратов. Или вот нас. Людям понятнее, когда девушка любит парней, а не девушек, ведь это намного проще и легче контролировать. Не стоит так остро реагировать. Сейчас не время и не место. – Но Робин! Это же глупо! Мы никому не причиняем вреда! – негодует Луффи. Его брови сведены к переносице. – Да, это глупо, я согласна... Она осекается, а после смотрит в ту сторону, где недавно стояли Зоро и Усопп. Она видит, как те же люди хохочут с насмешками и высокомерием. Их взгляд направлен в сторону еë накама, их пальцы указывают на них, их рты выплёвывает гадкие слова. Робин от резкой злости использует свой фрукт, чтобы вырастить несколько рук и больно ударить толпе по губам. Они падают от неожиданности и ужаса, но Нико слышит над собой светлый смех. Еë капитан весело хохочет, глядя на испуганных людей. Она принимает эстафету. Еë конечности пугают толпу, бегущую от них, кричащую и молящую о спасении. Она смеётся в темном переулке под платками и чьим-то бельём, но она слышит как еë капитан делает тоже самое, поэтому она думает, что всë хорошо. Рядом с мугиварами всегда хорошо. Робин позволяет себе так подумать. 20 Робин тридцать, когда она рыдает от безумного счастья. Вокруг нет боли, трагедий, сомнений, крови, смертей, есть лишь чья-то любовь, радость, смех, семья, свет, тепло и счастье. Она находится в окружении своих накама. И она плачет от счастья. Она так счастлива. Ей больно от своего счастья. Когда ей было восемь еë дом сгорел. Еë мама умерла. Когда ей только-только стукнуло чуть больше двадцати она стала работать под начальством Крокодайла. Когда ей было двадцать восемь она решила умереть под завалами разрушенной империи своего босса. Когда она стояла в наручниках под флагом Мирового правительства она вновь решила покончить со своей жизнью. А потом флаг над ней загорелся огнём. И она решила начать жить. Робин любит и любима. Она дарит свою любовь другим, разносит еë по свету, впуская в своë сердце новых лиц и людей. Она позволяет любить и целовать себя многим людям. Обнимать, держать за руки, трогать волосы, смеяться и любить. Робин разрешает спать с ней, пить и гулять. Читать книги, смотреть на закат, ходить в рестораны. Робин чувствует себя живой, когда кто-то зовёт еë по имени, когда кому-нибудь хочется взять еë за руки, когда кто-нибудь просит еë о помощи. Она чувствует себя живой просто потому-что живёт. Ей нравится трогать воду и глядеть в море, чувствуя как ветер трогает и ворошит еë пряди. Робин чувствует себя любимой, прекрасной, наполненной теплом и чувствами стоя на свадьбе своих накама и плача. Она неловко пытается утереть слезы с лица, спрятать их за волосами или руками, но у неë ничего не получается, ведь ей так хочется видеть, как люди, подарившие ей надежду и свет, дают друг другу клятвы. Ей так несвойственно это. Плакать от счастья. Еë губы растягиваются в нежной улыбке, когда она смотрит на Зоро, Санджи, Усоппа, которые целуются. Они улыбаются друг другу, тихо смеются от радости, а Санджи посылает воздушный поцелуй в сторону Ло, который краснеет и прячет лицо под шапкой. Робин счастлива видеть своего друга – лучшего – таким. Зоро, Санджи и Усопп обмениваются платками. Сшитые на заказ, они выглядят великолепно в свете солнца. На них Робин видит символы моря, света и ветра, и она улыбается ещё сильнее, когда видит там руну любви. Она складывает руки у груди, прекращая глупые попытки стереть следы счастья со своего лица. На лице Санджи румянец и влюблённая улыбка, на лице Зоро ответная, яркая и искренняя, а на щеках Усоппа цветут багровые пятна. Они нелепо повязывают свои платки: Зоро на предплечье, рядом с привычной чёрной, Усопп на лоб, подобно бандане, а Санджи на шею, красуясь. Робин кажется, что еë сердце взорвётся, когда Френки обнимает еë сзади. – Объявляю вас мужем, мужем и мужем! – кричит еë капитан, стоя позади влюблённых. Он провозглашает их мужьями, потому что может, потому что он их капитан и накама. Они ярко улыбаются ему и снова целуются. Робин чувствует новый поток слез, не понимая, откуда у неë столько, но она знает, что Нами и Виви тоже когда-нибудь обручатся, что они станут жёнами и будут вместе хохотать до слез, пока Луффи вновь будет дарить им своë благословение. Робин знает, что и сама когда-нибудь станет женой Френки, хоть еë и не заботит такая вещь, как брак, но она знает, что через несколько лет будет рыдать, стоя у алтаря, лишь потому что еë переполняет счастье и любовь. Она знает, что когда-нибудь Трафальгар сделает Санджи предложение, краснея и смущаясь, злясь и проклиная себя, знает, что Санджи согласится, потому что он любит Ло, потому что он чертовски любит этот мир, потому что Ло его возлюбленный, который нравится его мужьям и его капитану. Робин знает, что все они очень сильно любят друг друга. И поэтому она плачет на плече у своего парня, видя улыбающегося Луффи, довольного Зоро, взволнованных Нами и Санджи, смущенного Усоппа, удивлённого Джинбея, поющего и смеющегося Брука, бегающего туда-сюда Чоппера, понимающего еë Ло. Она видит свою семью. Людей – и не только – которые любят еë и которых любит она. И поэтому Робин говорит им сквозь слезы: – Поздравляю, – и Санджи улыбается ей. Весь мир улыбается ей, ведь Робин любит. Она шагает к своим накама, зная, что что бы ни произошло, они справятся. Они победят. Ведь Робин знает, что любовь сильнее всего на свете.