Вспышка

      Мир всегда бежит, стремится в никуда, и с каждым годом всё быстрее.       Быстрее.       Быстрее.       И не станет оглядываться на тех, кто от него отстаёт. Кто залегает на дно, не в силах идти дальше. И возвращаться в прежнее русло тем тяжелее, чем дольше ты пробыл в бездействии.       И что усложняет эту ситуацию ещё больше – тяга к тому, с кем сближаться нельзя. И переполняющее чувство благодарности за то, что этот человек просто находится рядом.       Эти мысли постоянно терзали, не давали спать, и сейчас Джиюн так хотелось дать им быть озвученными. Не прямо. Луна бы не позволила себе такого при нём. Она бы не хотела ставить его в неловкое положение. Но хотелось сказать хоть что-то, чтобы вновь почувствовать своё собственное дыхание, вновь вспомнить, что она живой человек. Озвучить то, что чувствует, чтобы полностью поверить в это.       Именно этого так хотелось сейчас. Сейчас, пока они стоят совсем одни, пока где-то позади, в зале за стеклянной дверью балкона, разливается смех людей в элегантных вечерних платьях и лакончиных костюмах. Сейчас, когда оголённые ключицы, обрамлённые дорогой тканью, ласкал ночной ветер, но казалось, что под светом хрустальных люстр среди толпы было куда холоднее, чем тут. То сильный, то едва ощутимый, этот тёплый ветерок собирал со всего Сеула запах затихшего недавно ливня, доносил его до верхнего этажа.       И кроме ветра рядом не было никого, кроме единственного человека, которому Луна могла позволить себе обнажить краешек своей души. Но боролась с собой, с тянущимися из прошлого чёрными нитями переживаний, чтобы превратить своё желание в действие.       На балкон мог выйти кто угодно. В любой момент. И мысли о том, что будет после того, как кто-то застанет двух лидеров наедине, время от времени вспыхивали монохромными картинками в воображении. Это вызывало щекотящее чувство в груди. Но им так хотелось позволить себе хотя бы такую мелочь, как едва касаться друг друга кончиками пальцев.       Они молча следили за мельтешащими огнями всё ещё оживлённого города. Обычно Луне нравилось находиться в такой обстановке, чтобы привести мысли в порядок. Но рядом с Сонхва что-то в простом и привычном желании помолчать дало сбой. Как будто для этой программы он был не подходящей деталью. Сознание никак не хотело успокаиваться. Каждый раз, когда Джиюн боковым зрением замечала, как ветер легко пробегает по белоснежным прядям, в голове вновь и вновь всплывало воображаемое окошко, оповещающее о возникшей ошибке. Нет, молчать больше было не по силам.       Только с третьего глубокого вдоха заветные, кажущиеся такими непозволительными в их положении слова слетели с её губ:       – Рядом с тобой так спокойно. И так странно. Хочется, чтобы время застыло, – едва ощутимо дрогнули в ответ на это откровение тёплые руки. – Боюсь привыкнуть к тебе ещё сильнее. Ничего хорошего из этого не выйдет.       Речь лилась почти шёпотом, её перебивал глухой стук срывающихся с крыши дождевых капель, оставшихся после ливня. И грустная улыбка, которую не могли не заметить внимательные серые глаза, сделала воздух тяжелее. Или это лишь наваждение от повышенной влажности.       Но Джиюн не посмотрела в ответ, хоть и почувствовала холодный, будто льдинка, укол его взгляда. Но на душе от этого не становилось холоднее.       Огни города начали смешиваться в одно яркое пятно. Это подступили слёзы, но они точно не прольются. Почти как было тогда...       Тогда, когда она только нашла в себе силы наконец вернуться в строй в начале прошлого лета. Когда казалось, что стоит найти один единственный ответ – что же произошло на самом деле? – и это наконец успокоит ноющее сердце. Хотя, иногда казалось, что от сердца осталась лишь половина: вторая его часть умерла вместе с Союн.       Но чем дальше получалось пробраться через тернии загадок, тем больше становилось непонимания. И это давило, сбивало. Уничтожало остатки уверенности и надежды. Заставляло сомневаться. Она и правда могла сделать это сама? И эта мысль казалась шагом в пропасть, но в последний момент самые тёплые воспоминания о сестре невидимой леской огорождали от падения. Нет. Что-то точно было не так. Но как же тяжело выяснить, что именно.       И в самом начале возвращения со дна было тяжелей всего. Тьма неизвестности и недоверия обволакивала. И затягивала ещё сильнее при каждом взгляде на других айдолов, которые продолжали идти в шаг со временем, пока у Джиюн горе забрало так много. Полгода.       Напряжение собиралось, запертое глубоко в душе. Положение дел, график не позволяли толком перевести дух. И стоило появиться опасной искре в этой тьме – грубые слова от человека, с которым Луна шла рука об руку, с которым в одном коллективе строила мост к общей мечте – всё накопившееся разом вспыхнуло. И в память Джиюн прочно вплелось то треклятое интервью, что выбило из-под ног едва появившуюся землю, запомнился укоризненный взгляд Арии, стенки тесной кабинки в уборной и эхо дыхания, прерывистого от накрывшей с головой паники.       А глаза застилала солёная влага. Прямо как сейчас.       И сердце колотилось также, как сейчас.       И боль отчаяния всё нарастала. Также, как сейчас.       Хотелось сжаться, закрыть голову руками и забиться в дальний угол.       Но тогда рядом не было кого-то, кто среди всех казался единственным, понимающим её боль. Рядом не было Сонхва.       Но сейчас он стоял рядом. Видел, как её глаза с каждой секундой после произнесённых слов становятся всё более стеклянными. Видел, как дрожат её ледяные руки. Но молчал. Знал наверняка, что ей нужно пару минут, прежде чем услышать что-то в ответ. Начал поглаживать её ладонь кончиками пальцев, как делал не раз за последний год, ловя её смущенную и благодарную улыбку. Улыбку, которая так тянула его к этой потухшей, такой маленькой в сравнении с огромным миром девушке, что напоминала далёкую звезду. И Сонхва так хотел помочь ей начать сиять вновь.       Чем больше времени шло, тем меньше Джиюн стеснялась быть уязвимой рядом с ним. И хоть в глубине души – там, где волны былого отчаяния ещё не затихли, – полностью доверять своему окружению было боязно, отблеск его спокойных глаз всегда притягивал больше, чем остальные.       За прошедший год они всё ещё знали друг о друге едва ли достаточно, чтобы смело называть себя друзьями. Но с каждым мгновением, проведённом в одном помещении, они всё сильнее ощущали, как их души тянутся друг к другу.       Это пугало. Каждый раз при очередном переглядывании вспоминался весь груз ответственности, возложенной на них. Не просто как на айдолов – на лидеров. Тех, кто должен быть лучом путеводного света для других участников.       Но сопротивляться не хотелось. То, что хранится в глубине сердца у каждого человека, заставляло снова и снова улыбаться так, чтобы никто другой не заметил. При каждой неожиданной встрече смотреть друг на друга так, что радость читалась без слов.       И раненное смертью самого близкого человека сердце трепетало, когда Сонхва подходил, не скрывая беспокойства, старался помочь, утешить. Снова и снова. Видел, что в его присутствии Луне становилось чуть легче. Заметил и сейчас, когда она сквозь поток увлечённых вечером людей торопилась выйти на балкон.       Поспешил за ней.       И вот, потеряв счёт времени, они наслаждались ночным покоем. И обществом друг друга.       Джиюн прикрыла глаза. Сделала глубокий вдох. Звуки стали отчётливее. Отголоски смеха за стеклянной дверью, свист ветра над крышами, проносящиеся по влажному асфальту машины, биение сердца и даже, казалось, тихий перезвон звёзд за пеленой туч. Отчётливее стало приятное чувство на ладони, по которой нежно вырисовывали непонятные узоры тёплые пальцы.       Присутствие Сонхва рядом было приятным, как остужающий снег. Снег, что так напоминал его цвет волос. Да и на ощупь они были такими же мягкими.       Только рядом с ним все трудности казались такими незначительными, такими крошечными. Рядом с ним казалось, что всё можно будет легко преодолеть. Забавно, как его внешняя холодность согревала лучше солнца в знойный день.       Но Луна знала, как Сонхва дорожит тем, что имеет на своём карьерном пути. Ей бы не хотелось обрекать его на то, чтобы выбирать между работой и... Что же было между ними?       Сонхва часто задавал себе этот вопрос. Каждый раз, когда находил Джиюн в толпе, когда ноги сами несли к ней, прежде чем он успевал об этом подумать. Когда исполняя строчки из песен их группы на репетициях он вдруг вспоминал её образ. Вспоминал своё обещание спеть специально для неё. Задавал себе этот вопрос и сейчас, когда подверг их обоих риску быть замеченными сотней людей. Но он ведь всё равно пошёл вслед. Не к признанному айдолу, что спустя год упорной работы со своей группой добилась невероятных высот – он пошёл навтречу уставшей, обеспокоенной и загнанной в угол девушке, к которой его так тянуло.       Поступил бы он так год назад? Наверняка нет. В то время он бы просто недоумённо подумал, в чём толк идти на нечто подобное. Зачем подставляться: у людей есть своя голова на плечах, чтобы справиться со своими переживаниями, проблемами.       Но оказалось, что чувства, постепенно разрастающиеся внутри прекрасным, но таким губительным цветком, ему не подвластны.       Ему тоже было спокойно рядом с Джиюн. Спокойно... И здесь, рядом с ней, становилось так безразлично ко всему, что было за приделами этого наполненного ночным и тяжёлым воздухом балкона, ко всему, что будет происходить после того, как им придётся вернуться в зал. Но было всё равно очевидно, что им придётся вновь продолжать вести себя так, будто всего, что они ощущали в присутствии друг друга, никогда и не существовало.       Луна была подобна настоящей сирене, что увлекала Сонхва за собой в бездну того, что и самой ей было не до конца понятно. На верную погибель. Но он не пытался этому препятствовать.       Согнав пелену размышлений, он уверенно обернулся, поймал чуть удивлённый взгляд покрасневших от непролитых слёз глаз, сжал её ледяную ладонь. Отчаянно хотел передать не только частичку своего тепла, но и частичку чего-то так глубоко запрятанного от мира, запрятанного от себя самого.       – Раз уж мы вдвоём чувствуем себя спокойнее рядом друг с другом, то не привыкнуть было бы странно. Теперь ничего с этим не поделаешь, разве не так? – Сказал он в привычной манере, с усмешкой. Чтобы Джиюн улыбнулась. Но то, с какой горечью дрогнул его голос, больно укололо её в самое сердце.       Джиюн высвободила руку, но не для того, чтобы отстраниться, пусть сердце Сонхва и успело пропустить удар. Луна переплела свои пальцы с его, и на секунду ей показалось, что их руки стали одинаково холодными.       – Я думаю, исправить это можно запросто, – начала Джиюн в ответ, не отвлекаясь от его задумчивых глаз, – но хочется ли?       Ответ на этот вопрос был понятен. Улыбки на их лицах окрасились грустью, что накрыла вместе с волной усталости.       Взгляд Джиюн привлекло что-то яркое вдалеке. От удивления она чуть дёрнула на себя совсем не ожидавшего такого действия Сонхва, от чего тот едва не потерял равновесие и оказался на шаг ближе к Луне, в попытках удержать его.       – Смотри, салют! – Воскликнула Джиюн, расцветая в контрастирующем с недавним настроением восторге.       Переняв радостную улыбку, Сонхва проследил в указанном Луной направлении. Вдали, между чернеющими силуэтами высотных домов и правда вспыхивали разноцветные фейерверки, рассыпались по небу, как осколки падающих звёзд. На фоне плотных туч, что скрывали все небесные светила, это зрелище казалось куда более удивительным и чарующим.       Наверняка кто-то запустил фейерверки на свой праздник, и наверняка много кто ещё заметил это чудо и наблюдает за ним из своего окна. Но укрывшись от всего мира на балконе, за пеленой свежего ночного ветра, за запахом мокрого асфальта и дождя, Джиюн и Сонхва могли представить, что салют освещал небосвод только для них одних.       "Хочется, чтобы время застыло."       Показалось вдруг, что время на самом деле замерло, поддалось волшебству этой ночи. Стало совсем тягучим, и даже ветер остановил свой нескончаемый полёт.       Сжимая потеплевшую ладонь, Сонхва взглянул в совсем тёмные, впитавшие ночь глаза. В них отражались огненные вспышки. На её лице, что в свете фейерверков казалось почти фарфоровым, была нежная, наполненная по-детски искренним восхищением улыбка.       Отчего-то вдруг сердце забилось чаще, но его стук заглушал далёкий звук взрывов, что эхом проносился между зданиями, а после опускался в глубину души, где сливался с волнением, что так холодило руки, что должны были согревать.       Сонхва вдруг ощутил наивное желание сделать так, чтобы Джиюн была такой радостной всегда. Это хлестнуло по сердцу жгучей болью.       Поддавшись то ли страху потерять её улыбку, то ли тому непризнанному желанию, что давно поселилось глубоко внутри, Сонхва свободной рукой коснулся плеча Джиюн. Так аккуратно, осторожно, что легко можно было бы спутать с порывом ветра.       Луна тут же обернулась, неосознанно сжав руку ещё сильнее. В серых глазах было что-то такое, чего раньше она там никогда не находила. Она уже и не ощущала себя в этой реальности. Всё казалось таким невозможным, что это сбивало и путало. Стирало все рамки о том, что можно, а что нельзя. Они вдвоём оказались совершенно запутанными этой манящей неизвестностью.       Вид того, как волшебно разными цветами подсвечивались белоснежные волосы, сделал улыбку Джиюн ещё шире. Она ехидно ухмыльнулась, как это делал Сонхва столько раз при ней. Если бы не свет фейерверков, он наверняка бы заметил, как глаза Луны снова стали стеклянными.       Не давая тревожным мыслям украсть драгоценные мгновения, Луна подалась вперёд, этим действием расколдовав время и вернув ему прежний ход.       Оставила лёгкий поцелуй в самый уголок губ.       Отскочила в сторону, будто ошпарившись, повернулась в сторону двери. Конечно, вероятность того, что их кто-то увидит, всё ещё пугала, но Луна отвернулась в первую очередь для того, чтобы Сонхва не разгядел румянца на её щеках: к этому моменту последняя вспышка салюта, который мог замаскировать лицо целой палитрой красок, успела потухнуть в ночи. Но так Джиюн и сама не заметила, как вечно спокойный Сонхва безуспешно старался скрыть смущённую улыбку.       – Я думаю, нам пора, – не оборачиваясь пробормотала Луна чересчур серьёзным тоном.       Но уже через пару секунд ветер, ставший молчаливым свидетелем всего, что ночью произошло на этом балконе, пронёс над городом их весёлый смех, попутно собирая с крыш остатки дождевых капель. А через расступившиеся тучи переглянулась с луной золотистая звезда.