Мерцает столица как яхонт в короне,
А на юго-восточных землях московских
Воздвигнут был Камер-Коллежский вал, берегами гранённый,
А набережные там древние — времён допетровских.
Росли ввысь и вширь слобо́ды Лефортова,
Пока на Руси властвовала поганая немчура,
Они насаждали свой абсолютизм чёртов,
И получили те земли имя советника Петра.
Раскинулся парк регулярный, его прудами обкопали,
А рядом с гротами среди древесна хлада
Раскинулся дворец — подарок для царицы,
Однако всё пришлось не по душе светской императрице.
Однажды самодержица всероссийская
Предприняла осмотр архитектурного творенья.
Она отнюдь не изумилась блеску изумрудных стен имперскому,
А её слова едва ли не повергли разом всех вельмож в забвенье:
«Я смею заявить во всеуслышанье,
Что это не дворец, а лишь солдатские казармы!
Позор тем бездарям, меня обидевшим!
Отныне будут только здесь квартировать армейские плацдармы!»
И в гневе она удалилась
Своей походкой величавой вдруг.
Императрица сим твореньем весьма не удовлетворилась,
Чем знатно всполошила чинопочитальцев-слуг.
⸻
Минули годы, прошло время,
Потом, когда настал двадцатый век,
Возле́гло на Лефортово неволи бремя:
Теперь для неугодников советской власти там уготован последний роковой ковчег.
Воздвигли в полночи тюрьму,
И до сих пор пронзают крики
Лефортова ночную мглу
Безмолвных некогда, закопанных в арыке.
Аркан на шее, кандалы неволи
В ледяной ужас повергают.
Здесь все страдания так или иначе испытают,
И век им не видать желанной воли…