Шалтай-Болтай сидел на стене.
Шалтай-Болтай свалился во сне.
Вся королевская конница,
Вся королевская рать
Не может Шалтая, не может Болтая,
не может Шалтая-Болтая собрать
(детский стишок)
🐇 Ну как можно быть настолько вредным?! Хотя бы одной мозговой клеткой, хоть одним словом можно не источать миазмы и сарказмы?! Нет, невозможно. Мин даже не пытается, иначе ему сорвёт крышку черепа. Окей, пусть этот красавчик весь такой примадон, пусть режиссёр хочет его видеть во всех ролях от Ромео до Квазимодо. Но сегодня-то что?! Юнги мог бы прекрасно справиться с ролью, ведь он торчал на всех репетициях, как на вахте. Но не-е-ет, помреж сказал, как отрубил: «В роли Белого Кролика сегодня ёбаный Пак Чимин»! Так и сказал! Ну, только «ёбаный» сказал молча. Вот стопудово, Пака спит главреж! Откуда такой универсальный гений перевоплощения?! Всего два месяца в театре, а уже сыграл несколько ведущих ролей! Да у него чисто хара́ктерная внешность — Керубино, юный паж и наивный юноша бледный. Со взором не горящим, а похотливым. А Мин Юнги — самый что ни на есть Белый кролик: с лёгкой меланхоличной ебанцой, бледный — и гримировать не надо. И самое-то главное, с чего начали: он в спектакле играл Шалтая в Шалтае-Болтае — можно сказать, левое яйцо. А в этой сцене только стишок прочитать и свалиться во сне. Вот и дали бы своему драгоценному Паку свалиться во сне, чтобы вся королевская конница не могла его собрать, блять! Так ладно… Спокойно… Ага! Спокойно?! Да хрен там! Мин мог бы проглотить несправедливую отставку и задвигание себя за кулисы. Он бы мысленно сплюнул на подмостки и пошёл до антракта шариться с техниками. «Алиса» для техников — жестокий спектакль. Но наблюдать за их работой — сплошное мальчишеское удовольствие. Это как детская мечта: стать размером с полспички и забраться в машинку на радиоуправлении, чтобы узнать, как и что там устроено. Под сценой и за сценой — и без того страна чудес, а в «Стране чудес» — всё вообще без тормозов… Но помреж не дал Юнги такого счастья! — Так, — сказал он, осмотрев основной состав, — главный в отъезде, Банчана срубил грипп, так что Белому Кролику нужна помощь на тот случай, если... Пак Чимин, конечно же, — посмотрел, конечно же, на Пака, — выучил текст. Но за два дня такой объём — это подвиг. Вы совершили подвиг, Пак Чимин? Эта скотина скромно улыбнулась и развела ручки в стороны. — Я не сомневался! — ха, не сомневался он! — Но нам нужен суфлёр. Мин, ты же весь год играешь в «Алисе»? Значит, Пака при всех — на вы, его много, а Мин — ты? Один и маленький? — Да, весь год, — вынужденно признал Юнги. Его «правое яйцо», Чонгук, посмотрел на друга, как и положено однояйцевому близнецу — с полным принятием и сочувствием. — Так что ты за суфлёра. — Что?! — вскричал Шалтай и посмотрел на Болтая: он не ослышался?! — А кто яйцом будет? — Да кто угодно, — легкомысленно махнул помреж. — Господин Хосок, — напротив, глубокомысленно начал Юнги, — если я знаю роль Кролика, то почему мне не сыграть Кролика? Ведь логично: если меня растили крокодилом, учили говорить слова крокодила, а тут я — хоп! — и крокодил. — При чём тут крокодил? — не понял прямолинейный Хосок. — При том, что у меня всё есть для роли Кролика! — Мин по Станиславскому повысил голос в конце фразы. — Это не обсуждается! Кролик — Пак Чимин, а вот левое яйцо может и без слов обойтись. Чонгук, ты же расскажешь весь стишок? А Шалтай будет сидеть просто рядом, на стене, и болтать ногами. Как и гласит техзад. — Кто?! — выпучил глаза Чонгук. — Техническое задание. — Блять, — снова, как однояйцевые, одновременно выдохнули Шалтай и Болтай. — Хорошо, я один почитаю, — согласился на техзад Чонгук. — Идём дальше… Чеширский Кот. Мин, улыбнись! М-м-м… Нет. Не пойдёт. Чонгук? Ну это уже лучше. Чимин? О да-а-а… Но Кота сыграю я. Кого ещё Банчан играл? — Герцогиню, — мстительно напомнил Мин. Улыбка, видите ли не пойдёт. Сейчас посмотрим, как ваш Чимин справится с зубодробительным монологом герцогини перед судом. Вот Юнги его помнил слово в слово. Там как раз Алиса говорит: «Горчица это овощ. Правда, на овощ она не похожа — и всё-таки это овощ!». А Герцогиня ей и отвечает: «Я совершенно с тобой согласна. А мораль отсюда такова: всякому овощу свое время. Или, хочешь, я это сформулирую попроще: никогда не думай, что ты иная, чем могла бы быть иначе, чем будучи иной в тех случаях, когда иначе нельзя не быть». Вот тут Пак Чимин, любимый дорогой, и наебнётся. Уж Мин посодействует! 🍀 У них камерный театр, спектакль постмодерновый, роли перетекают и переползают с одного актёра на другого. Цимес в том, что зрители понимают, что всё вокруг — лишь иллюзия… Бабочка, которой кажется, что она философ, которому кажется, что он бабочка. Все роли распределены между шестью актёрами. Только Алиса одна от начала до конца. Но этим ей и легче! Она как влезла в одно платье, так и шпарит — только приседает после «выпей меня» и снова поднимается на ноги после «съешь меня». А потом — как раз работа техников, которые чудесно меняют декорации. А вот за кулисами — сущее зазеркалье: переодеваться нужно быстро и тихо. Ты кто в этой сцене? Гусеница на шляпке гриба, кальян покуриваешь? Смотри не перепутай: сейчас у тебя вальяжный приморский говор, а через четыре минуты — пока Алиса выясняет у Чеширского кота, куда ей идти, а затем удивляется, что «котов без улыбок я видала, но улыбку без кота…» — так вот через четыре минуты ты должен сидеть в цилиндре безумной высоты на башке и истеричным голосом вещать про то, что у вас всё время шесть вечера, и вы с Мартовским Зайцем (это, конечно, Чонгук) не успеваете мыть посуду. Было дело, когда Тэхён (он и Гусеница, и Безумный Шляпник) задумался, отвлёкся и перепутал тембры… В принципе, ещё концептуальнее получилось — всё, так сказать, есть везде и во всём. Вернее, все есть везде и во всех. Хотя, с этим можно поспорить… В Тэхёне — только Чонгук. На его Тэхёна никто не смеет даже посмотреть подольше. Иначе — мучительная смерть от бутафорской моркови или сабли из папье-маше. Сам помреж Хосок ещё играет палача и автора. Что, в принципе, одно и то же. Надо же такое придумать?! Что сэр Льюис Кэррол пил/курил/втирал? Пока это читаешь, у тебя начинается похмелье. А уж сыграть «Алису в стране чудес» с такими приключениями, на которые труппу обрёк главный режиссёр — Намджун — это настоящая казнь. Только в конце, где сильно хочется умереть от того, что наконец-то этот бедлам закончился, автор ломает над головами актёров шпагу и дарит всем помилование словами: «А чего вас бояться, вы же просто колода карт!» Ли́са-Алиса это произносит звонко, нагло тасуя колоду. И это самое любимое место в спектакле, когда задействованные актёры валятся из-за декораций в одну кучу. И лежат расслабленно. А главная героиня ставит ногу на чью-то спину и позволяет остальным лежащим вдоволь насмотреться, какого цвета у неё бельё, пока зал аплодирует. — По местам! По местам! Сейчас репетируем только сцену суда и на финал! Затем перерыв, курим, гримируемся — и на сцену. Сегодня у нас аншлаг — все билеты выкуплены средней школой. Так что играем как настоящие безумцы. Ли́са, ты готова порвать зал? — превратился Хосок в какого-то второсортного коуча. — Каэш… — лениво протянула красотка, поигрывая огромными глазищами одновременно и в сторону помрежа, и на всякий случай в сторону Пака, и как-то умудряясь Чонгуку передать привет — она не теряет надежды его трахнуть. С кем её только не спаривали в своих фантазиях! Но всё гораздо хуже — она просто со всеми. Само собой, кроме Чонгука и Тэхёна. Эти — только друг в друге. А с остальными Ли́са… Ну да, и с Мином тоже. Она всеядная. У неё наверняка список есть, где она ставит галочки или вычёркивает партнёров, чтобы подряд два раза с одним не трахаться. И этот новенький Пак точно не избежит своей участи: Алиса, в смысле Ли́са, его покроет. А Мин придумает, как ему испортить малину. Но для начала будет портить ему кровь на его дебюте в «Стране чудес». После перерыва Мин заполз в раковинку суфлёра и устроился там с возможным комфортом: разложил текст, поставил тел на беззвучный, открыл бутылочку воды. И понеслась Алиса по кочкам… 🐇 — Я опаздываю! Боже мой, как я опаздываю! — мелодраматично простонал Чимин, украшенный чёрным котелком с висячими белыми ушами. Уши-импотенты, они никогда не встанут. Поменяли декорации — Алиса попала в нору и стала подскакивать на батуте, приговаривая: — А упасть с лестницы для меня теперь — пара пустяков! Я, верно, приближаюсь к центру Земли… Хосок ей вторил, покачиваясь в кресле: — То ли колодец был слишком глубок, то ли падала Алиса очень медленно… Тут Мин пока был расслаблен, следя за словами. Ведь начало текста всегда выучено лучше конца. Но вот вышла Герцогиня-Чимин с булочкой. Алиса затеяла вещать свою фигню, в которой смысла не было никакого — одна зубрёжка, помноженная на многократное повторение. Наверное, Ли́са сможет свои слова про «от уксуса куксятся, от лука лукавят…» рассказать в любой позе и в любом состоянии. Надо будет предложить ей, хах. Мин ехидно смотрел на Чимина, которого потряхивало от усердия. Сейча-а-ас… — А мораль отсюда такова: всякому овощу своё время… — тонким голосом начал Чимин самое страшное испытание своего вечера. — Или хочешь… Чимин посмотрел на Мина жалобно, а тот негромко произнёс, как можно яснее артикулируя: — … я тебя трахну, детка. — … я тебя… — доверчиво начала повторять Герцогиня, но запнулась. А Мин гадко улыбнулся и закончил правильно: — … я это сформулирую попроще: никогда не думай, что ты иная, чем могла бы быть иначе, чем будучи иной в тех случаях, когда иначе… — …нельзя не быть, — утёр пот со лба Чимин. С яйцами приняли очень оригинальное решение: Чонгук вместе с Ли́сой сидел на стене, больше напоминавшей невысокий забор, и, побалтывая ногами, лично затирал девушке про всю королевскую конницу. После чего Алиса, весело рассмеявшись, кувыркнулась вместе с Болтаем за забор. Их торчащие ноги вызвали дружный смех подростков в зале. Удачная сцена! Когда Чимин с импотентскими ушами вернулся в образе Кролика и стал зачитывать обвинительное заключение, он уже с опаской косился в суфлёрскую. — Дама бубён Варила бульон, — уверенно начал ушастый, — И жарила десять котлет. Десятка бубён Украла бульон, Котлеты украл Валет. Король бубён Был так удивлён, — дуэтом вместе с ним проговорил Юнги, но продолжил совсем не по задумке автора бестселлера: — …что тут же вышел курить. И тут бы ему, а так же валету На эту хуйню забить. Кролик обомлел и замямлил не в рифму: — А также валету на это, на это… Совсем… Королева–Тэхён царственно рявкнул: — Обдумайте ваше решение! — гневно зыркнув под суфлёрский козырёк. Но Мин почувствовал безнаказанность и азарт. Сколько ещё продержится Пак Чимин? На последнем выступлении Кролика исполнитель еле стоял на лапах, поминутно вытирая вспотевшие ладони об уши. — Я дал им три, они нам — пять, Вы шесть им посулили… — с ужасом поглядывал он на Мина. Но тот не вёл никакой подрывной работы. — Но все вернулись к вам опять, Хотя моими были. Ожидание наказания или какого-то пиздеца — это гораздо хуже чем, собственно, сам пиздец. Изощрённо Мин доводил неугодного ему актёра почти до панической атаки. А всего лишь и надо было говорить правильный текст, но с таким лицом коварного азиата Сарданапала, чтобы актёр забывал даже самые простые слова. — Когда это я рубила с плеча?! — завопила Королева. — Я рубила головы с плеч, а не с плеча! — пояснила она своё коварство. … До финала добрались без приключений. Но бедный маленький Белый Кролик, с точки обзора Юнги, был ни жив ни мёртв. Мин дождался, пока актёрская куча-мала полежит достаточное для оваций время, а затем все поднимутся и, взявшись за руки, несколько раз подойдут к авансцене и поклонятся. Обычно трижды. Суфлёр вытянул ноги и сложил руки на животе. Затем, глумясь над коллегами, стал бегать по сцене пальцами, показывая, как надо подходить и кланяться. И когда на первый поклон герои сказки подошли к нему почти вплотную, Чимин Белый оказался как раз напротив раковины, в которой укрылся Рак-отшельник Мин. — Я тебя уебу, сука, — чётко произнёс Чимин в глубоком поклоне. Мин уронил челюсть на сцену. Второго поклона он уже ждал. — Ты отсосёшь мне за каждую неправильную реплику, — пообещал Кролик. Мин быстро пересчитал — пять раз. Ого! Может, всё-таки не надо? — Попробуй только куда-то свалить — найду, блять, — заверил на третьем поклоне Пак и, разорвав ручную цепь с Чонгуком, показал Мину довольно крепкий, хоть и небольшой, но очень убедительный кулак. 🍀 — Ребята! — вещал удовлетворённый Хосок, осматривая экзальтированным взглядом актёров, декораторов, гримёров и техников. — Вы всё сделали гениально! Пак — ты лучший Кролик! — и очень эмоционально затряс руку Чимину, который снял только ушастую шляпу и фрак, но был ещё в костюме: полосатые штаны в обтяжку, кожаный жилет и висящая на виднеющемся голом животе цепочка от часов. Мин постарался встать на самом максимальном расстоянии от этого Кролика-оборотня, но всё равно время от времени ловил жёсткие взгляды. Он буквально не мог отвести своих глаз от нежного красавца, который пообещал ему почти смерть среди кулис. А теперь Чимин был ведущим: поигрывал прокачанными рельефными руками, принимая поздравления и коллегиальные объятия, поворачивался так и эдак, позволяя заценить свои формы. И Юнги, вообще не желая того, заценивал и удивлялся: красиво ведь нещадно! Как он не замечал? Только вот не вязалась сейчас чуть смущённая от похвал улыбка, по-мальчишьи растрёпанные выбеленные волосы и те слова, которые слышал только Мин. Ему не показалось ли часом? Вот же — Пак Чимин, милый и симпатичный, которого уже ласково поглаживает по талии Ли́са, а Чонгук мерится с ним бицепсами и пока выигрывает. С незначительным отрывом. Но нельзя, как оказалось, терять бдительность: мгновенный укол злыми глазами — и Мин опять вспомнил, что обещал ему Чимин. Юнги удивлён, как такая милая мордашка, даже в сочетании с прекрасными мышцами, может превращаться за краткое мгновение в лицо властного мачо? Может, он и вправду актёр от бога — от Ромео до Квазимодо? И словно почувствовав, что все мысли в миновой голове сейчас о нём, Чимин резко направился к суфлёру и, поравнявшись с ним, выговорил чётко: — Не надейся. — На что? — пискнул Мин. — Да ни на что. Через час в третьей гримёрке, — и повернувшись обтянутой задницей к Юнги, вернулся к тусовке. А Мина после этого краткого напоминания прошибло холодным и горячим потом — одновременно. И ему совершенно точно захотелось прочувствовать, как его накажет за суфлёрство этот Белый ебучий Кролик… Когда прошёл час, затем час и пятнадцать минут, а там и полтора часа — что скрывать, время-то не стои́т на месте — Мин Юнги понял, что он что-то неправильно понял. Третья гримёрка? Ну да. Через час? Даже раньше пришёл. И совсем необязательно знать Чимину, что перед тем Юнги забежал в душ и даже почистил зубы. В ящике его стола и не такие полезные вещи, как зубная паста, найдутся. Вот только Пак Чимин не пришёл… Через два часа Мин вздохнул, покусал губу и вышел, закрыв за собой дверь с цифрой «3». 🐇 И назавтра никаких объяснений не последовало! Пак просто прошёл, обдав парфюмом, мимо Мина и будто не заметил никого, кто во все глаза смотрел на него и орал этими самыми глазами: «Ты почему не пришёл меня уебать, как обещал?!». А спросить это вслух Мин не смог бы. Теперь во время каждой репетиции или спектакля Пак Чимин показательно игнорировал Мин Юнги, а тот старался поймать взгляд красавца на себе, маячил перед ним и вызывал на себя перекрёстный огонь: «Мин! Ну чего ты? Сейчас же не твой выход!» — шипели на него за кулисами. А вот Пак не шипел, просто не замечал! Зато Мин замечал… И лучше б он этого не видел… Вчера из дальних кулис выскочила раскрасневшаяся Лиса, поправляя лифчик, а через несколько секунд оттуда же вышел, затягивая ремень на джинсах, Пак. Сука… Сегодня с утра к сцене всё тот же Пак шёл и негромким мурлыкающим голосом говорил сразу в две стороны, придерживая за талии двух актёров: левой рукой — Чонгука, а правой — Тэхёна. А те тоже ворковали что-то, отвечали и улыбались совершенно по-кошачьи. Это то, что Мин подумал?! И даже Банчан, когда вернулся с больничного, не порвал Чимина на ремни за то, что тот отжал у него половину ролей, а курил с ним на балконе второго этажа, почти упираясь лбом в лоб, и передавал одну сигарету на двоих. Как?! Магия… Особенно в том, что Мин не мог думать ни о чём, кроме того, что хочет вот так же: чтобы выскочить из кулис и, может, самому застегнуть перед тем Паку ширинку, поправив его ремень. Или так за талию с утра пораньше, мурлыкая в два голоса… А уж сигарету из одних губ в другие — вообще классика и мечта! Блять. И тогда Мин придумал. После чего блистательный Пак обратил внимание на тусклого Мина? Правильно — когда Юнги занимался вредительством. Значит, этим путём и надо идти. За работу! — Где моя шпага?! — почти без звука верещал Д’Артаньян, когда ему уже надо было выскакивать на сцену и разить гвардейцев кардинала. Но шпага была надёжно спрятана между кустами сирени, которые появятся только завтра в «Ромео и Джульетте». Дуэль, конечно, состоялась, но один из гвардейцев только делал вид, что пытается убить мушкетёра, а на самом деле он сам отдал свою шпагу противнику. Но в массовке этого не было заметно. — Да что за ёб твою мать… — шипел Ромео, внезапно потеряв маску перед карнавалом, где он вот-вот встретится с Джульеттой. Лиса тоже быстро ползала на четвереньках в тёмных кулисах — ведь ей, Джульетте, нельзя было узнать Монтекки сразу. А как без маски не узнать? Вот же он — Пак Чимин! Вернее, Ромео Монтекки, враг такой. — Вот она, — с ленцой сказал Падре Лоренцо Мин, сжалившись. И тут, видимо, Пак заподозрил Падре Юнги в измене. Потому что посмотрел на него прожигающим взглядом и, подойдя вплотную, выдохнул «спасибо, блять» таким голосом, что Мин понял — всё он правильно делает! Есть контакт! Потом у Белого Кролика пропала шляпа как раз перед «Я опаздываю! Боже мой, как я опаздываю!». Ладно бы позже, когда уже зрители запомнили, что вот этот красавчик с шикарными ягодицами — Кролик. А до того только шляпа с висячими ушами указывала на его роль. Ну, ещё, может, часы — но это для знатоков нюансов. Пак со зверским лицом рыскал взглядом по углам и тут напоролся на ехидную рожу Мина. Три шага — и вот уже Юнги прижат крепким горячим животом в кулисах и ему прямо в губы льётся яд: — Где моя шляпа, скотина? — для верности ещё и сжимает нетолстые бицепсы диверсанта. — А я тебя ждал, — наконец объяснил причину Мин, снова загримированный под левое яйцо Шалтая-Болтая. — О чём ты? — чуть сбился Пак. — В третьей гримёрке! — прозвучало в ответ обижено. — Когда? — неужели забыл? — Когда ты сказал, — чуть не задрожал губами Шалтай. — Да-а-а? Какой ты послу-у-ушный, оказывается, — в совершенно новой тональности пропел Кролик без шляпы. — Д-да… — очень тихо отозвался Мин. — Шляпу! — приказал Чимин. — Вот! — Юнги тут же отдал реквизит, который так удобно прятался под его большущим куполом на голове. — В третьей гримёрке через час после спектакля. И ускакал, натягивая уши-импотенты на голову. Чонгук нашёл своего близнеца довольно быстро, но в каком-то лихорадочно-радостном состоянии. — Ты стишок-то помнишь, счастливец? — уточнил Болтай. — Ага, — пообещал Шалтай. 🍀 — И что это было? — расслабленно спросил Пак, отдав свой чупа-чупс ещё более расслабленному — почти размазанному — Мину. — У меня не было секса четыре месяца. И два из них я хотел тебя — без перерывов на сон и ужин. — Я, признаться, сильно впечатлён, — искренне выдохнул Чимин и забрал чупик с чмокающим звуком. — Так душевно отзываешься, прям… Ц... Прям хорошо! Я бы ещё повторил. — Ну да, — недоверчиво выдохнул Юнги, понимая: сегодня ему очень повезло, что в плотном графике красавца Пака нашлось «окно» для голодного. Пришло ли насыщение после двух заходов, первый из которых был подобен сметающему тайфуну? Мин даже не сразу понял, кто сверху, кто снизу, пока на заорал благим матом в свои скомканные джинсы, пачкая такую же скомканную футболку. Отдышавшись после второго оргазма, обнаружил, что нижним был он. А Пак блаженно улыбался, ещё придерживая его бёдра и неожиданно ласково поглаживая Мина по животу. — Ты такой хрупкий, Юнги, как подросток, — нежно промурлыкал мужчина. — Подожди чуток, я приду в себя, и хрупким станешь ты. — Да ладно… — А что ладно? Кто сказал, что я нижний? — Оп. А я и не спросил, прости, — с улыбкой повинился Чимин, выходя и снимая презерватив. — Давай-ка проверим варианты? — Непременно! — пообещал Пак. — Если у тебя будет время, — не выдержал и чуть-чуть надавил на жалость Юнги. — Ну, у нас с тобой обычно одно и то же время занято, вроде бы как в одном театре работаем, да? Или ты ещё где-то подрабатываешь? — с беспокойством спросил Чимин. — Не-е-е, — быстро успокоил его Мин, — только здесь. Ну… Просто, у тебя столько… — вот как рассказать, что он всё время следит за передвижениями и телодвижениями Пака и видел многое? Эх… Была ни была! — Ты же тут спишь почти со всеми, да? — Я-а-а? — возмутился тот. — Я со всеми?! Ты охуел, Мин?! — и даже отпрыгнул, зло щурясь. Юнги сел почти прилично и как можно рассудительнее объяснил точку зрения: — Ну я же сам видел, какая румяная Лиса выскочила от тебя из кулис… — Конечно! — согласился Чимин. — Я ей там очень образно сказал, куда идти со своими блядскими взглядами и намёками. Я пошёл в кулисы поправить… гм… яйца, а она за мной — вжик! И давай меня лапать и прижиматься. Ну, я ей и разъяснил, что о таких вещах думаю. Она и выскочила, как из сауны — горячо ей стало. Может, даже стыдно… Ну а чего она?! Мин моргал обрадовано. Значит, Лису вычёркиваем! — А Чонгук с Тэхёном? Вы же с утра… втроём, как три голубя ворковали. Скажешь нет? — А, — широко улыбнулся Пак, — эти… Ну да, я им рассказывал, как полезно закрывать дверь, когда они друг друга пользуют. А то я бегал искал свою кожанку, залетел в гримёрку, а там Чонгук Тэхёну… Красиво, безусловно! У Тэхёна вообще очень классная шея, и стонет он замечательно, но а если бы наша нуна-гримёр это увидела? Так вот я и закрыл их с внешней стороны, подождал на стрёме, пока они закончат, а потом стыдил. Они извинялись и благодарили. Смуща-а-ались, как подростки, — мягко хохотнул он. — Так. Хорошо! Но Банчан-то точно с тобой курил вместе! Вы же… Ну это же как чупа-чупс друг другу давать. Дай сюда, — забрал конфету себе. — Бан? Он мой брат. Настоящий брат. Двоюродный. Мы с ним с детства знакомы, — мечтательно поморгал Чимин. — А нашу самую первую сигарету стащили у дедушки и скурили одну на двоих. Мне тогда та-а-ак влетело! Я же на два года старше, вроде бы как должен быть умнее… Но мы такие дуралеи были оба… Всю дорогу вляпывались. — Пак. Я думал… Я думал совсем иначе! Блин… Теперь и мне стыдно… Но! — вспомнил он и стушевался. — Давай я отойду подальше и спрошу, чтобы уже закрыть вопрос. — Какой? — позволил отойти на расстояние вытянутой руки испытуемый. — С главным-то ты спишь? — С Намджуном? — недобро прищурился Чимин. — Да, — тихо подтвердил Юнги. Пак опустил голову и стал отодвигать кутикулы на пальцах. — С Намджуном, конечно, сложнее… — Так я и знал, — понурился Мин. — Ну что ж… — Намджуну я пишу диссертацию. Вернее, часть работы. Мой раздел «Постмодерн в современном драматическом искусстве Кореи». Я вообще-то закончил актёрский факультет. Снимался уже на последнем курсе. А сразу после выпускного сломал обе ключицы — врезался в руль, когда вираж закладывал. Вот и не мог больше в кино. Стал работать на компе, писать сценарии праздников, статьи небольшие, учебные работы. А потом так втянулся, что написал статью в журнал. И её взяли! Вот. Как раз про постмодерн. Намджун читал статью, ему понравился мой взгляд на это… Дай чупик ещё один! — пока Мин хрустел, снимая обёртку, Пак продолжил: — И попросил меня помочь с работой... Спасибо... А когда мне разрешили снова играть, то на ТВ уже пять таких, как я. Вот меня Намджун и пригласил к себе. А мне тут даже больше нравится, чем в кино! Здесь атмосфера мягче, никто никого не грызёт. Юнги провалился сквозь паркет от стыда. — Но ведь я… Тогда тебя, когда ты Кроликом был… Я ведь тебя грыз, — очень виновато хлопал он глазами. Пак расхохотался внезапно и очень весело: — Ты? Грыз? Ха-а-а, Юнги-я-а-а, я тебя обожаю! Мне, конечно, пришлось понервничать, но когда ты из своей темноты шёпотом чётко сказал «я тебя трахну, детка», я чуть не кончил. М-м-м… У тебя такой голос, Мин, — поцеловал он парня в грудь, — особенно когда ты порыкиваешь и смотришь прямо в глаза — о-о-о, как я спектакль-то доиграл? — Ага, а как я высидел, когда ты мне кланялся и обещал всякие непристойности! — начал нападать Мин. — Не, ну я на тебя злой был! — И чего ж ты, такой злой, не пришёл в гримёрку? Я как дурак, даже в душ сходил! — Я и подумать не мог… Я ж для острастки тебе угрожал, — очень озорно щурился Чимин. — Чтобы ты так больше со мной не поступал, суфлёр. Тебя ведь помогать посадили, а ты вон как. — Пак! Я… Я тебя… Прости! — Вот так просто-о-о? — навис он над Мином. — Ну нет, теперь отрабатывай! — Как? — виновный был готов на всё, только бы загладить позор. — Теперь я снизу, а ты ласковый и сильный. Я о-о-очень люблю римминг, — пососал он конфетку и вынул её, облизав губы. — Нихер-р-ра себе у тебя язык, — обалдел Мин. — Следующий римминг — ты мне! — По рукам, — засмеялся Пак. — Подожди… — и сам затормозил Юнги. — Получается, что ты… Что, только со мной? — Получается, что так, — просто кивнул Чимин. — О-о-о… — закатил глаза единственный и сразу попросил: — Повернись-ка, плиз, и попочку повыше. Да-да, вот так… Вау… Всё. Я с тобой не разговариваю. В ближайшие полчаса из третьей гримёрки доносились только стоны и охи Чимина: он всхлипывал и уговаривал, а потом и орал всё в те же скомканные джинсы Юнги. А потом и Мин рычал и стонал вторым голосом вместе с Паком… Но их никто не слышал. Сегодня пятница: после спектакля театральная братия поспешила по домам, по свиданиям, по клубам. Да мало ли кому куда нужно?🐇🍀🐇🍀🐇