__________________
Кофейня расположена в Нижнем Вест-Сайде Нью-Йорка, между табачной лавкой и баром на Бликер-стрит. Мэнди хотела назвать ее «У Микки и Мэнди», потому что она нашла это забавным, но Микки наотрез отказался и сказал, что это слишком, блядь, хитроумно. Вместо этого они согласились на «Кофе в Саут-Сайде». Он думает, что это отчасти иронично. Само заведение чертовски крошечное, в нем хватает места только для шести столиков, стойки, кофемашины и очень маленькой кухни. Все в порядке, потому что они хотели готовить только основные блюда, такие как сэндвичи и салаты. Микки также отказывается подавать что-либо, кроме эспрессо. Рынок кофе перенасыщен дерьмовым продуктом, говорит он, и для того, чтобы его производить, место должно быть другим. Пока все идет отлично. Они открыты уже шесть месяцев, три из них приносят прибыль, а они комфортно живут вместе в Нью-Йорке — вот уже пять лет. Мэнди завела группу друзей в художественной школе и начала встречаться; Микки подолгу работает, чтобы поддержать Мэнди и рад случайным встречам. В конце концов, это детище Микки, и он рад сделать все, чтобы у него все получилось. Ну, что угодно, если это означает, что он уберет свою сестру и себя нахуй подальше от Терри.__________________
На следующий день Микки заходит сразу после обеденного перерыва и обнаруживает Йена, сидящего с Мэнди за пятым столиком. Он свирепо смотрит на них и намеренно производит много шума, когда заходит за прилавок: промывает машину, выпускает пар через форсунку, выбрасывает излишки измельченного кофе в мусорное ведро. — Вы сделали заказ? — он обращается к ним как раз в тот момент, когда Мэнди разражается приступом хихиканья. — Привет, Микки, — говорит Йен, уголки рта приподнимаются. Микки просто смотрит на него. Мэнди театрально вздыхает. — Чертов Мистер Ворчун, — слышит он, как Мэнди вполголоса говорит Йену, прежде чем повернуться, чтобы посмотреть на него. — Я работаю здесь столько же, сколько и ты, придурок. Микки только поднимает брови. Йен говорит: — Кстати, у тебя отличный кофе, чувак. Лучший, который я пробовал за чертовски долгое время. — Ты здесь чтобы выпить еще один? — Конечно. — Не забывай меня, братан, — говорит Мэнди, наклоняя голову и подмигивая ему, прежде чем снова повернуться к Йену, вероятно, чтобы продолжить с ним флирт. Чертовы сестры. Чертовски привлекательные натуралы, которые хотят трахнуть его сестру. — Возвращайся к работе, — говорит он, почти рыча. Мэнди надувает губы и показывает ему средний палец через плечо. В ответ Микки делает музыку погромче; На повторе играет песня The Get Up Kid — Something to Write Home About, потому что Микки отказывается слушать что-либо, кроме доисторических эмо, во время работы. К счастью, других клиентов нет. Он демонстративно пытается игнорировать свою сестру и Йена, которые очень оживленно разговаривают друг с другом, но Йен продолжает посылать ему эти короткие взгляды, когда думает, что Микки не видит, так что в конце концов Микки бросает уборку и заканчивает приготовлением трех чашек кофе. Убирая вещи Йена и Мэнди, он бесцеремонно бросает их на соседний стол, прежде чем вернуться с кофе и стопкой книг. Мэнди пристально смотрит на него. — У тебя проблемы? — Микки говорит, делая глоток своего большого черного кофе, брови поднимаются вверх. Мэнди качает головой и улыбается. Йен трогает Микки за плечо. — Рад, что ты с нами, Мик, — говорит он, ухмыляясь, как будто присутствие Микки — подарок судьбы или еще какая-то хрень. Микки просто хмыкает и зарывается в книги, находя утешение в звуке их голосов. Йен не так уж плох, на самом деле, даже если он выглядит как кудрявый хорек, и Мэнди, кажется, он действительно нравится. Микки сможет смириться с ним, если он сделает его сестру счастливой.__________________
Не так уж и плохо, возможно, в конечном итоге станет преуменьшением века. Йен становится постоянным посетителем Саут-Сайд. Он приходит каждый день, сначала за флэт уайт по утрам, а затем снова за сэндвичем на обед. Мэнди всегда делает перерыв в то же время, когда он приходит, бросаясь прямо к нему и обвивая руками его шею. Микки называет его оранжевым завсегдатаем бара, потому что в те дни, когда Мэнди не работает, Йен сидит за стойкой перед автоматом и чертовски раздражает Микки, пытаясь вовлечь его в разговор. Это чертовски бесит, но чем больше Микки сопротивляется, тем нетерпеливее становится Йен — и его энтузиазм очевиден, хотя он пытается разыгрывать это так же круто, как и Микки. Он приводит в бешенство худшими и, по общему признанию, лучшими способами. Микки узнает из подслушанного разговора, что Йен работает в рекламе на Гудзон-сквер. У него есть еще пятеро братьев и сестер, он сам переехал из Чикаго, Саутсайд и живет со своим братом в маленькой квартирке за углом. — Я помню вашу семью, — говорит Йен через неделю после своего первого визита. Они с Мэнди оба стоят за прилавком, пальцы Йена играют с этикеткой на бутылке Powerade, которую он держит в руках. Микки находит это очень отвлекающим; он чуть не обжигается поджаренным сэндвичем. — Печально известные Милковичи. — Я удивлена, что наши пути никогда не пересекались, — говорит Мэнди. — Ну, по крайней мере, до того, как Микки отправился со мной в закат через всю страну. Йен задумчиво улыбается. — Подумай, как весело мы могли бы провести время. Если бы они встретились, когда были подростками, Микки, вероятно, избил бы Йена, думает он. Или попытался бы трахнуть его. Возможно, и то, и другое. Честно говоря, это трудное решение. Он передает кофе Йену, затем Мэнди, прежде чем нахмуриться и сказать: — Учитывая количество ваших разговоров, я удивлен, что мы вообще зарабатываем какие-то гребаные деньги. — Эй, у меня есть магнетическое притяжение, — говорит Йен, поводя бровями. — Люди видят меня здесь и хотят зайти. Я приманка. — Может быть, для ночных бабочек, — говорит Микки. Йен показывает язык, прежде чем ответить: — Я возмущен этим. Мэнди раздраженно вздыхает. — Микки, это мой перерыв. Иди потри свою насадку, или промой трубы, или делай все, что вы, бариста, там делаете. — Отвали, — говорит Микки. Поворачиваясь, чтобы прочитать инструкции, он корчит гримасу, фыркает и перебрасывает ей средний палец через плечо. Йен хихикает на заднем плане.__________________
У Микки никогда не было нормальных отношений. У него было много интрижек. Ему нравится ходить по барам, перепихиваться с парнями и никогда не запоминать их имен. Чувства — отношения — это беспорядок. Мэнди — его лучший друг. Это все, что ему действительно нужно. Однако однажды утром, готовя для Йена флэт уайт, Йен отпускает какую-то дурацкую шутку о том, что кофе на вкус как грязь, потому что его совсем недавно смололи, и пока Микки изо всех сил пытается не расхохотаться, он понимает, что, черт возьми, Йен — это тот, с кем он действительно хочет познакомиться. Он хочет, по крайней мере, быть другом Йена. Он не может смотреть Йену в глаза, когда протягивает стаканчик с кофе навынос, осознание этого тяжелым грузом ложится у него в животе, и пытается отсчитать сдачу Йена. Йен, снова, как всегда, говорит ему оставить это при себе, ухмыляется и выходит за дверь, совершенно не подозревая о нынешнем затруднительном положении Микки. Гребаный мудак.__________________
Суббота всегда была любимым днем недели Микки, потому что именно в это время в Саут-Сайде больше всего народу. Мэнди лучше справляется с работой с клиентами, но есть что-то почти поэтическое и определенно очень методичное в повторяющихся движениях при многократном приготовлении кофе. Йен не единственный постоянный клиент. Микки склонен определять постоянных клиентов скорее по их предпочтениям в кофе, чем по имени, но неважно; разговаривать с ними — работа Мэнди. Он даже начинает лучше подбирать типы личности под заказы. Двое его любимых клиентов — маленький мальчик и его мама, которые всегда приводят свою собаку и привязывают ее снаружи, только чтобы покормить крошками маленького мальчика, когда уходят, и пожилая гей-пара, которые смотрят друг на друга так, что Микки просто не может описать. Один из них коп — он знает это, потому что слышал, как он рассказывал о своей работе, — а другого зовут Карлос. Они женаты и так очевидно влюблены, что иногда это почти тошнотворно. Микки в восторге от того, как им комфортно вместе, особенно на публике. Они также всегда со знанием дела смотрят на Микки и дают ему огромные чаевые. Наверное, из-за волос, мрачно думает он. Он даже не позволяет себе надеяться, что у него самого когда-нибудь будет что-то подобное. Кому нужен кусок бывшей швали с южной стороны, который притворяется кем-то, кем он не является, в городе, полном потенциалов? Хорошие вещи случаются с другими людьми, не с Микки Милковичем.__________________
Не каждый день проходит гладко; иногда случаются катастрофы. Свадебная вечеринка хочет забронировать кафе на вечер пятницы, и Микки не откажется от дополнительных пятисот баксов, чтобы приготовить еду и позволить им воспользоваться его пространством. Итак, все они вваливаются около шести с тортом в руках, и Микки засовывает его на кухню, пока они с Мэнди готовят и разносят по столам приготовленную ими еду. Компания чертовски ужасная. Они продолжают грубо разговаривать с Микки и Мэнди, щелкая пальцами или свистя, когда хотят привлечь к себе внимание. Мэнди продолжает оглядываться по сторонам и очень громко и очень многозначительно спрашивает Микки: — Здесь есть собака? А потом, когда Микки возвращается на кухню, он понимает, что произошла катастрофа. — Черт возьми, Иисусе, — громко говорит он и смотрит на некогда белый торт, который частично упал в ведерко для омаров и покрыт чернилами кальмара. Каким-то образом они разлились с верхних полок на весь торт. — Мэнди! — Что? — спрашивает она, появляясь в дверях. Заметив проблему, она тоже ругается. — Какого хрена мы будем делать? Микки достает торт из ведерка, перекладывает его на свежую тарелку и пытается разровнять глазурь. Вроде бы получается, но торт все равно выглядит как гребаный далматинец. У него нет ингредиентов для приготовления свежей порции глазури, так что… Оглядывая крошечное пространство, он отчаянно ищет что-нибудь белое, что угодно. Внезапно его осенило, когда он просматривал листы заказов на следующую неделю. — Чертова жидкая бумага. — Что за хуйня? — Говорит Мэнди. — Это безумие. Микки пожимает плечами. — Они придурки. — Разве это дерьмо не токсично? — Не-а, — говорит Микки, переминаясь с ноги на ногу за стойкой. — Хотя, я думаю, ты можешь получить кайф от запаха. — Отлично, — говорит Мэнди, но все равно помогает ему сделать это. К счастью, к тому времени, когда подают торт, все слишком пьяны, чтобы осознавать, что едят воду из-под лобстера и жидкую бумагу. Микки считает, что в целом это успех. Он кладет 500 долларов в карман, улыбается и машет рукой, когда жених и невеста, спотыкаясь, выходят за дверь, делая ему комплименты по поводу того, какой замечательный вечер они провели. Маленькие чудеса.__________________
В другой раз мужчина пытается дотронуться до груди Мэнди, когда она ставит на стол тарелку с печеньем и чайник с чаем. Итак, Мэнди делает единственную логичную вещь, которая приходит ей в голову, и выливает кипящий чай ему на промежность. Парень кричит. Многословно и очень неискренне извиняясь, Мэнди говорит: — Мне ужасно жаль, сэр! Моя рука соскользнула. Микки следит за всем обменом репликами. Он немедленно подходит к столу, следит за тем, чтобы костяшки его пальцев были хорошо видны, и говорит парню прямо в лицо: — Еще раз тронешь мою сестру, и я отрежу тебе гребаные яйца. Парень и его друг сразу же отваливают, оставив двадцатку на столе. Микки говорит Мэнди, когда она заходит за стойку: — Это было специально? Она улыбается шире, пытаясь подавить смех, с озорным блеском в глазах и говорит: — Определенно. И я бы сделала это снова. — Отличная работа, — говорит Микки и улыбается в ответ.__________________
Тихий вечер четверга. Тусклый осенний солнечный свет проникает через окна, окрашивая интерьер кафе в ненасыщенные тона. Йен устроил небольшой офис в углу, и будь это кто-то другой, Микки послал бы его к черту несколько часов назад, учитывая, что все, что он заказал, — это сэндвич и два кофе. Впрочем, на данный момент это Йен, и его присутствие почти утешает. Когда уходит последний посетитель, Микки делает себе сэндвич и относит его, вместе с двумя чашками кофе и печеньем, Йену. — Как у тебя дела? — Спрашивает Микки, ставя тарелки на стол и придвигая свой стул. Йен улыбается ему и с благодарным видом берет предложенный кофе. — Думаю, хорошо. Я обрисовал структуру нашей кампании. Мне просто нужно поработать над нашей подачей. Микки кивает, как будто он что-то смыслит в рекламе, и протягивает печенье Йену. — За счет заведения. Ты выглядишь так, будто тебе не помешало бы немного сахара. Улыбка Йена становится больше похожей на оскал. — Спасибо, Мик. Здесь работать лучше, чем в офисе. — Он отламывает уголок от печенья, прежде чем ни с того ни с сего сказать: — Ты вкусно пахнешь. Брови Микки хмурятся, его губы изгибаются. — А? — Ты пахнешь кофе, отбеливателем и ... чем-то еще. Мне это нравится. От Микки всегда пахнет кофе, даже в те дни, когда он тратит десять минут на то, чтобы вычистить молотый кофе из-под ногтей в душе, но он не был уверен, что это хорошо. — Как скажешь, Галлахер. — Он откусывает от своего сэндвича. Сокрытие чувств за защитной стеной язвительности и цинизма всегда срабатывало, так зачем останавливаться сейчас. Однако, тишина между ними приятная. Комфортная. В конце концов, Микки спрашивает: — Так почему реклама? — когда он заканчивает есть и допивает кофе. Йен пожимает плечами и откидывается на спинку стула, потягиваясь. — Не знаю. Наверное, я был хорош в английском. Специализировался в области IT и медиа в колледже, и мне очень понравилось, с точки зрения идей и это просто как бы… случилось. — Он ерзает, пока не устраивается поудобнее, его руки лежат на столе, тело наклоняется к Микки, и на мгновение он выглядит задумчивым. — Вообще-то, я сначала хотел пойти в армию. — Правда? — Да. Офицер. — Йен заливается смехом, но в нем нет ни капли настоящего юмора. — Дерьмо сошло с ума, все пошло наперекосяк, и этого так и не случилось. Так что вот он я, я думаю. — Он переключает внимание на Микки, играя пальцами с ручкой своей чашки. Микки понимает, что Йен много говорит, на самом деле вообще ничего не говоря; при всей его кажущейся открытости, он очень скрытный, и Микки уважает это. На самом деле, узнать Йена непросто. — А как насчет тебя? Почему кофейня в Нью-Йорке? Микки отстраняется и смотрит на бар. — Я не знаю. Наверное, я работал на двух работах четыре года и подумал: «К черту все, я мог бы зарабатывать больше, занимаясь этим сам», так что это показалось мне следующим логичным шагом к открытию собственного бизнеса. — Он пожимает плечами. — Это нелегко, но мне это нравится больше, чем быть сучкой какого-нибудь засранца-босса. Йен кивает. — Это потрясающе. Особенно такой молодой. — Ты делаешь то, что должен делать. — Микки пытается сдержать румянец на лице. Он не умеет принимать комплименты, особенно от такого человека, как Йен. — И я, блядь, не молод. Мне 23. — Вау, какой старик, — насмешливо говорит Йен, приоткрывая рот в дерьмовой ухмылке, и Микки толкает его, улыбаясь сам. — Заткнись, мудак. Затем прибывают клиенты, так что перерыв Микки резко заканчивается. Он разочарован. Он встает, убирает тарелки, поднимает брови на Йена и направляется обратно к стойке, чтобы взять меню. Йен шутливо подмигивает ему. Весь этот обмен репликами поднимает Микки настроение до конца дня.__________________
Однажды утром, через месяц после того, как он начал приходить каждый день, Йен просто не появляется. К девяти утра Микки начинает беспокоиться; он пытается отыграться на Мэнди, отпуская шутку, когда готовит тост для клиента… — Где, черт возьми, Галлахер? Кто будет есть эти гребаные сэндвичи с тунцом и майонезом? — и она просто говорит, что у него плохой день. — Заболел или что-то в этом роде, — говорит она. — Почему бы тебе просто не написать ему самому? Микки закатывает глаза. — Не-а. — Он тянется за хлебом, когда его охватывает любопытство, и, хотя он слишком напуган, чтобы знать ответ, он говорит: — Так что же все-таки происходит между вами двумя? — Ты имеешь в виду Йена и меня? — Да, — говорит Микки, прежде чем теряет самообладание. — Не… Совсем в его вкусе, — говорит Мэнди. Микки поднимает брови. — Спроси его сам. — Как скажешь, — говорит Микки, закрывая крышку тостера и возвращаясь к столу. Он пытается подавить проблеск надежды в своей груди, который, блядь, просто не угаснет до того, как он приготовит следующий кофе, потому что есть по крайней мере десять заказов, и ему, блядь, нужно сосредоточиться. Однако Йен вернулся три дня спустя и выглядит еще бледнее, чем обычно. Его веснушки выделяются, как песчинки, рассыпанные по его коже, контрастируя с розовым, как жвачка, ртом, а глаза красные и водянистые. — Привет, Мик, — говорит он, осторожно опускаясь на барный стул. Сегодня на нем спортивные штаны и потрепанная футболка, подходящая к цвету его глаз, Микки говорит себе, что замечает это только потому, что это отличие от обычных костюмов, и, черт возьми, у Йена отличные бицепсы. Длинный и бледный, с большим количеством мышц, с кожей цвета чистого кокаина. — Как обычно? — спрашивает Микки, отводя взгляд, и Йен кивает. Кажется, он занимает меньше места, чем обычно, втягивая свое тело в себя, и Микки спрашивает: — У тебя все в порядке? — Да. Просто... знаешь, — говорит он, складывая руки на коленях, — Нездоровится. Микки поднимает бровь. — Мы скучали по тебе. — Он слегка ухмыляется и начинает перемалывать зерна в кофемолке. Йен, кажется, приободряется при этих словах; он улыбается. — Правда? — Да, никто не приставал ко мне, пока я готовил кофе, — говорит Микки, утрамбовывая молотый кофе в рожок и нажимая кнопку, чтобы спустить воду. — Или не ел те гребаные ужасные сэндвичи, которые ты любишь. Нам с Мэнди пришлось отвезти их домой на ужин. Микки начинает готовить молоко на пару. Йен отводит взгляд, все еще выглядя довольным, и желудок Микки как бы... переворачивается. Он наливает молоко в кофе и следит за тем, чтобы сливки карамельного цвета, смешанные с пенистой головкой, имели форму члена. Йен смеется, как только видит это. — Спасибо. Микки пожимает плечами и потирает рукой затылок. — Итак, ты и Мэнди... — Что ты имеешь в виду? — Спрашивает Йен, поднимая глаза. Он делает глоток кофе, и на верхней губе у него остается пена; Микки очень, очень хочется слизать ее. — Э-э, вы встречаетесь? Йен издает веселый смешок, расплескивая кофе по стенкам чашки. — Мэнди великолепна, но нет. Я не совсем... — он пожимает плечами. — Да? — Ну, я гей, — говорит Йен очень небрежно, как будто он комментирует погоду, а не что-то столь личное, как ориентация. Микки мог бы честно начать подпевать Cursive — Mama, I’m Swollen, прямо сейчас, он так доволен. Вместо этого он говорит: — Круто, — и начинает промывать кофемашину. Йен выглядит усталым. — У тебя с этим проблемы? Проблемы? Микки думает, изо всех сил пытаясь согнать улыбку с лица. — Не-а. — Вытирая насадку на машинке, он говорит: — Я тоже. — Он поднимает взгляд на Йена. — Я имею в виду, что я тоже гребаный гей. Затем у прилавка появляется клиент, желающий заказать еду навынос, поэтому их разговор прерывается. Прежде чем он это осознает, Микки внезапно занят пятью заказами на завтрак и шестью чашками кофе. Это больше не упоминается. Тем не менее, Микки мог поклясться, что Йен выглядел, по крайней мере, немного счастливее, когда уходил, чем когда впервые вошел.__________________
Микки пять раз на следующей неделе заходит в душ с мыслями о рыжих волосах и члене в своей заднице.__________________
— Какое твое любимое блюдо? — Спрашивает Йен однажды утром, глядя из-за кофеварки на Микки, нечестно длинными пальцами барабаня по чашке кофе. — Желе, — говорит Микки. Он уходит обслуживать клиента; когда он возвращается, Йен все еще пристально смотрит на него. — Нет, я имею в виду, что-нибудь вкусненькое. Еда на ужин. И будь конкретнее. Прикусив губу, Микки говорит: — Э-э. — Он достает бекон из холодильника. — Гуляш и картофельные вареники. — Йен непонимающе смотрит на него. — Украинские картофельные клецки с мясным рагу? Ты знаешь это? — Никогда не пробовал. — Ты многое упускаешь, чувак. Моя мама готовила это для моего отца по крайней мере раз в неделю. Йен задумчиво смотрит на дно своей кружки. — Звучит интересно. — Да, — говорит Микки излишне самоуверенно и идет на кухню готовить яйца. Позже тем же вечером, когда Микки наконец устраивается на диване с пивом в одной руке и пультом от телевизора в другой, раздается стук во входную дверь. Мэнди не сказала ему, что кто-то придет. Сердцебиение Микки учащается. Он лезет под диван и нащупывает свой 22-й калибр, тихо поднимается с дивана; делает шаг вперед; принимает стойку, пока заряжает обойму. Трубы гудят, так что Мэнди, должно быть, в душе — одним человеком меньше, если придется защищать... Он не хочет — не может — думать о своем отце прямо сейчас. Направляясь к двери, он переводит дыхание, колеблется и смотрит сквозь в глазок… Только для того, чтобы увидеть копну ярко-рыжих волос над лицом, усыпанным слишком большим количеством веснушек. Ругаясь себе под нос, Микки разжимает мертвую хватку на пистолете и распахивает дверь. Йен стоит с другой стороны, с пакетом чего-то, что кажется гребаными продуктами, в одной руке и шестью упаковками пива в другой, и он выглядит так, будто собирается улыбнуться, но выражение лица мерцает и гаснет при виде пистолета. — Какого хрена, Галлагер? — Говорит Микки. — Эм, — говорит Йен. — Я собирался приготовить тебе ужин. — Микки просто смотрит на него. У Йена хватает порядочности выглядеть слегка застенчивым, прежде чем он стискивает челюсти и расправляет плечи. — Могу я войти? — Как скажешь, чувак, — говорит Микки, отступая в сторону и ставя пистолет на предохранитель. — Мэнди в душе. — Конечно, — говорит Йен и улыбается. — Милое местечко. Микки хмыкает. На самом деле это не так. Он наблюдает, как Йен обводит взглядом их квартиру — тусклый свет, который просачивается сквозь шторы на заляпанный ковер, диван и телевизор занимают центральное место, банки из-под пива и содовой разбросаны по полу. Воняет застоявшимся дымом, травкой и пивом, и это гребаный беспорядок. Он бы извинился, но на самом деле ему не жаль, и не похоже, чтобы Йен их предупреждал. — Это место для сна. — Подойдя к дивану, он бесцеремонно плюхается на одну из подушек и включает телевизор. Он полагает, что Йен, вероятно, здесь просто для того, чтобы увидеть Мэнди, в любом случае, поэтому он искренне удивлен, когда Йен садится рядом с ним, так близко, что их бедра соприкасаются. — Я погуглил и нашел рецепт тех картофельных клецек, которые ты любишь, — говорит Йен после паузы. Микки смотрит на него. — Я приготовлю их с гуляшем. Если Микки был удивлен раньше, то сейчас он чертовски ошеломлен. — Э-э ... — говорит он. Как, блядь, кто-то на это реагирует? Он просто смотрит на Йена, который изображает застенчивую, довольную улыбку. К счастью, Мэнди спасает его. Она входит, видит Йена и бросается к нему, выкрикивая его имя. Микки закатывает глаза и продолжает смотреть телевизор. — Придурки, — бормочет он, делая вид, что Йен вообще ничего не сказал. Об ужине не упоминают еще пятнадцать минут, когда Йен говорит: — В этом пакете есть кое-что, что может испортиться. Могу я поставить это в холодильник или начать готовить, или еще что-нибудь? — Ты готовишь? — Спрашивает Мэнди. — Картофельные вареники, по-видимому, — сухо говорит Микки. — С гуляшем? — Да, — говорит Йен. Мэнди посылает Микки многозначительный взгляд, который он намеренно игнорирует. — Это любимое блюдо Микки. — Подумал, что в последнее время он много работал, — небрежно говорит Йен, пожимая плечами, как будто это не имеет большого значения. — Подумал, что он заслуживает чего-то хорошего. Микки от этого чувствует себя странно хорошо. Мэнди и Йен оставляют Микки на диване и направляются на кухню. Микки колеблется, но в конце концов все равно следует за ними, говоря себе, что это потому, что он хочет контролировать и убедиться, что Йен приготовит это должным образом. В конце концов, он все равно вмешивается, потому что Йен ни хрена не умеет рубить мясо или лепить вареники, поэтому он отталкивает Йена с дороги и показывает ему, как это делается. — Как скажешь, Михайло, — поддразнивает Мэнди, наблюдая за происходящим из-за кухонного стола. Микки делает ей знак отвалить. — Не мое гребаное имя. Йен просто смеется. В любом случае, он, кажется, впечатлен кулинарными познаниями Микки и продолжает прижиматься к нему слишком близко, наблюдая за тем, что он делает. Это по-домашнему. Успокаивает. Вокруг много шуток, не говоря уже о восхитительных запахах, и впервые с тех пор, как они переехали в Нью-Йорк, Микки чувствует, что эта квартира действительно его дом. В конце концов они ужинают перед телевизором, поставив тарелки на колени, и Мэнди говорит: — Это была отличная идея, Йен. Микки издает нечленораздельные звуки, утыкаясь в свой гуляш. Он чертовски вкусный. Даже почти такой же вкусный, как у его мамы. — На десерт еще есть желе и торт «Пища ангелов», — говорит Йен, прежде чем отправить в рот еще одну порцию. Глаза Микки расширяются. — Будь осторожен; он еще сделает из тебя жену, — говорит Мэнди, глядя на Микки, который продолжает давиться куском мяса. Ирония. Йен просто смеется над этим и подносит бутылку с содовой ко рту.__________________
Йен приглашает их на вечеринку. Мэнди почти буквально тащит Микки за собой. Микки совершенно не тратит почти двадцать минут на подготовку. Она проходит в квартире Йена за углом от кафе. Глухой рокот басов проникает сквозь стены на улицу, и ладони Микки уже вспотели. — Заходи без меня. Мне нужна сигарета, — говорит он, свирепо глядя на дверной проем и прислоняясь к уличному фонарю. Мэнди закатывает глаза и громко вздыхает. Она все равно уходит. На улице тихо и светят галогенные лампы. Это позволяет Микки собраться с мыслями, настроиться на несколько часов общения. Нью-Йорк чувствуется как дом, чего никогда не было в Чикаго, но это не значит, что он лучше разбирается во всем, что касается людей. Итак, он вдыхает резкий запах бензина и бетона, закуривает сигарету и вытирает рот рукой. — Мэнди сказала, что ты здесь, — произносит знакомый голос, и затем Йен вприпрыжку подходит по тротуару к нему. Микки выпрямляется, выдыхая дым через нос, и смотрит на сигарету, зажатую между пальцами. Он ничего не говорит. Он не совсем уверен, зачем Йен вообще вышел его искать. — Ты поднимешься? — В конце концов, — говорит Микки и делает еще одну затяжку. — Я не... Йен улыбается. Он подпрыгивает на носках и говорит: — Я понимаю, — прежде чем внимательно посмотреть на Микки. Они на мгновение замолкают, прежде чем: — Могу я предложить тебе выпить? — Есть пиво? — Да, — говорит Йен, — Я возьму для тебя. — И он уходит, исчезая в фойе своего многоквартирного дома. Микки вздыхает, задаваясь вопросом, какого хрена он здесь делает на самом деле. Он ненавидит незнакомцев; он ненавидит дерьмовую музыку; он ненавидит быть набитым, как сардина, в слишком жаркой комнате с кучей других людей. Йен возвращается не более чем через две минуты, сжимая в руке пиво. Он зубами снимает крышку и протягивает ее Микки, который благодарно кивает, их пальцы соприкасаются, когда он берет бутылку. — Не пьешь? — Спрашивает Микки, приподнимая бровь, прежде чем сделать глоток. — Не-а, — говорит Йен с немного застенчивым видом. Микки пожимает плечами, прежде чем несколькими глотками опустошить половину бутылки. Он здесь из-за Мэнди, с горечью думает он, в то время как тоненький голосок в глубине его головы шепчет: и Йена. Йен, чья голова сейчас откинута назад, когда он смотрит на небо, кожа светится в полумраке, отбрасываемом окружающим сиянием города и луны. — Я скучаю по звездам. — Они никуда не денутся, — говорит Микки. Йен закатывает глаза. — Из города их плохо видно. Световое загрязнение. Микки думает, кому понадобились бы звезды, когда у них уже есть созвездия, разбросанные по коже, но от этой мысли ему становится не по себе. Он двигается, бросает сигарету на тротуар и топчет ее ногой. Йен жестом приглашает Микки следовать за ним и хватает Микки за запястье, обхватывая длинными пальцами точку пульса. Тепло мгновенно наполняет желудок Микки. Он думает: «Когда, черт возьми, я успел стать таким клише», и следует за Йеном вверх по лестнице.__________________
— Это мой брат Лип, — говорит Йен, указывая на парня с пушистыми волосами, который засунул язык в глотку другого чувака на диване, — и его парень Хоакин. Микки хмурится и говорит: — Вся твоя семья, блядь, геи, или что-то в этом роде? — Он полностью игнорирует тот факт, что рука Йена не покидает его запястья с тех пор, как они вошли в квартиру пять минут назад. Йен смеется. Микки беспокоится, что он станет зависимым от этих звуков. Йен просто смеется. — Нет, Лип би. Он встречался с Амандой до Хоакина. — Он указывает на симпатичную девушку, которая в данный момент увлеченно беседует с Мэнди. — Моя сестра встречается с девушкой по имени Анджела, — продолжает Йен, — так что, я думаю, мы довольно странная семья. Фиона и Анджела живут в Чикаго с моими младшими братьями и сестрами. — Хм. — Микки трет лицо. Честно говоря, вечеринка не совсем такая ужасная, как ожидал Микки. Он все еще немного как рыба, вытащенная из воды, но в комнате всего около 30 человек, а квартира довольно милая. Что ж, намного лучше, чем у Микки и Мэнди — широкие окна, небольшая терраса, кухня открытой планировки и пространство с кирпичной стеной без отделки. Это… уютно. Тем не менее, Микки все еще чувствует себя немного не в своей тарелке, следуя за Йеном или Мэнди по комнате, иногда присоединяясь к разговорам, но в основном просто наблюдая. На самом деле, в основном наблюдая за Йеном — он много жестикулирует, когда говорит, много широких движений руками сопровождают его вечную ухмылку, и Микки, по правде говоря, немного загипнотизирован. Avicii — Hope There’s Someone, играет через довольно впечатляющую звуковую систему Йена и Липа, а Микки допивает третью бутылку пива к тому времени, как Мэнди отводит Микки в угол и говорит: — Просто сделай гребаное фото, Боже. Это слишком долго. Микки чуть не подавился своим пивом. Что за хуйня? — О чем, блядь, ты говоришь? — говорит он вслух. — Ты такой чертовски очевидный. Глядя через комнату туда, где Йен в данный момент разговаривает с кем-то, кто, по-видимому, является одним из друзей Липа, Микки говорит: — Это не... — но у него действительно нет оправдания. Мэнди права. Микки корчит гримасу и проводит языком по нижней губе. — Да, точно, — говорит Мэнди. — Сексуальное напряжение можно снять ножом. Ты должен что-то с этим сделать, чувак. — Она бросает на него многозначительный взгляд и подходит туда, где у холодильника стоит Аманда. Потирая рот рукой, Микки решает, что ему нужно подышать свежим воздухом и выкурить чертову сигарету. Он допивает свое пиво, выбрасывает бутылку в мусорное ведро и хватает другую из ведерка со льдом, прежде чем направиться к дверям террасы и выйти. Шел дождь. В воздухе пахнет влажным бетоном и автомобильными выхлопами, и это странно успокаивает. Микки закуривает и смотрит вниз, на улицу, прислонившись к перилам. Хлопает дверца машины. Кто-то сигналит. Где-то вдалеке звучит сирена, громкий звук на фоне ровного ритма, доносящегося с вечеринки позади него. Честно говоря, он не знает, что делать с Йеном. Чувак как гребаный огонь; стойкое пламя, которое просто не выгорает и не сдается. Он приводит в бешенство и чертовски раздражает, и от его энергии у Микки кружится голова. Но он также милый и забавный в действительно тупом смысле, и чертовски горяч. И определенно становится одним из лучших друзей Микки. Микки раздраженно вздыхает. Он в полной заднице, на самом деле, как ни крути. Он просто не знает, сможет ли он это сделать. Позади него открывается дверь, теплый воздух вырывается наружу и целует Микки в затылок. Микки знает, кто это, еще до того, как заговорит. — Привет, Мик. Ты в порядке? — Йен появляется слева от Микки, перенося свой вес на его предплечья, когда он тоже прислоняется к перилам. Их плечи соприкасаются. — Да, — говорит Микки, пожимая плечами. — Отлично. Просто захотелось подышать свежим воздухом. — Он предлагает пачку сигарет Йену, который качает головой. — Не-а. Спасибо. Я бросил, когда переехал в Нью-Йорк. Рот Йена скривился в легкой, интимной усмешке. Микки изучает его в приглушенном свете, льющемся изнутри: острые, угловатые черты его профиля; растрепанные волосы; прозрачные глаза; черты его лица размыты алкоголем и ночью. Он такой бледный, что снова светится, как раньше, на улице, и Микки очень, очень хочет поцеловать его. — Я думал, что буду скучать по Чикаго, — тихо говорит Йен, глядя на Манхэттен. Облака тяжелые, низкие, город затянут водой и загрязнением, свет пробивается сквозь туман. — Я так не думал, — говорит Микки. Он делает еще одну затяжку, выдыхает дым через нос, смотрит, как он повисает в воздухе, и отворачивается от Йена. — В Чикаго полно враждебности. — Йен поворачивается, чтобы посмотреть на него; Микки наблюдает за ним краем глаза. Он знает, что между ними повис вопрос без ответа, густой, как дым, который он только что выдохнул, и он говорит: — Мой папа. Йен издает звук, как будто понимает. — Я не знаю, кто мой. Думаю, мне повезло. — Фрэнк не твой отец? — Мы думаем, что его брат. Делая еще один глоток из своей бутылки, Микки фыркает. — Типично. — Итак, Саутсайд, верно? — Йен смеется. Он поворачивается к Микки лицом, и внезапно тот оказывается очень, очень близко; Микки думает, что мог бы начать считать веснушки Йена, если бы захотел. У него перехватывает дыхание. Йен как бы начинает тянуться к нему, затем веки тяжелеют, рот открыт, зрачки расширяются в тусклом свете. От него пахнет потом, одеколоном и, как ни странно, корицей. — Мик, — говорит он грубым голосом, рука как бы подвешена между ними, как еще один вопрос без ответа. Микки прочищает горло, наполовину надеясь, что момент настанет. Этого не происходит. Губы Йена прямо здесь, розовые и полные, влажное дыхание касается кожи под носом Микки, и рука Йена опускается на руку Микки, его пальцы сжимают материал рубашки Микки, когда он наклоняется вперед. Дверь открывается; еще один порыв воздуха и: — О, Йен, я... — мне так жаль. Я не хотел ничему мешать. Момент разрушен. Йен отстраняется от Микки, разочарование мелькает на его лице так быстро, что Микки не уверен, было ли оно вообще. Райан, или Брайан, или как там еще зовут этого засранца, который только что вышел на улицу, колеблется в дверях. Микки остается наполовину твердым и желающим; он ерзает, пытаясь скрыть свой очевидный стояк, и, черт возьми, Йен даже не прикоснулся к нему. — Брайан, — говорит Йен, делая шаг вперед. — Я просто собираюсь ...— говорит Микки, поднимая с земли свою бутылку пива и протискиваясь мимо Брайана. Честно говоря, он чертовски зол на себя — униженный, неловкий, его кожа горячая и покалывает. Он направляется прямо в ванную и запирается внутри, пытаясь унять свой учащенный пульс, взять себя в руки. Его член теперь натягивает джинсы. От алкоголя у него мутнеет в голове; он может сосредоточиться только на чем-то одном одновременно, и это его все больше раздражает. Они с Йеном почти поцеловались. Микки не совсем уверен, куда ему идти дальше. Единственное, что он знает, это то, что его стояк не утихнет в ближайшее время. Его разум продолжает переориентироваться на мысли о рте Йена на его губах, переходя к полным красным губам Йена, обхватывающим член Микки. Сидя на крышке унитаза, он расстегивает молнию на джинсах, вытаскивая член из нижнего белья. Это мгновенное облегчение. Он сжимает кулак во всю длину, опирается на раковину и для эксперимента потирает руку вверх-вниз. Да, у него получится. Закрывает глаза, открывает рот и начинает поглаживать себя всерьез. Он чувствует, как жар разливается по его коже, поднимается вверх по шее, давление нарастает в основании его члена… …Раздается щелчок дверной ручки. Микки открывает глаза и видит Йена, стоящего снаружи с открытым ртом, наполовину внутри, наполовину снаружи, как будто он не уверен, остаться ему или уйти. Это фантазия Микки, стоящяя здесь перед ним, освещенная галогенным светом, с широко раскрытыми глазами и растрепанными волосами. Очевидно, дверь осталась незапертой. К черту все. — Я не...— начинает Йен, но Микки, мозг которого на данном этапе не функционирует, слишком возбужден, чтобы смущаться, говорит: — Ты зайдешь или как? — Очевидно, что они все равно направлялись именно сюда. Ну, может быть, не в ванную, но. Йен заметно сглатывает и заходит внутрь, запирая за собой дверь. — Эм, — говорит он, оценивая растрепанный вид Микки, задерживая взгляд на члене Микки. — Ты в порядке? — Спрашивает Микки, и Йен кивает, связность, очевидно, также исчезла, как и у Микки, поэтому Микки начинает с расстегивания ремня на очень узких, очень обтягивающих, очень черных джинсах Йена. Он выглядел великолепно в них, но без них выглядят еще лучше. Йен, кажется, немного оправляется от шока, говорит: — Мы действительно делаем это? Здесь? — и Микки пожимает плечами. — У меня есть комната. Стягивая штаны Йена, Микки обхватывает рукой очень внушительный член Йена и стонет. — Слишком поздно, — говорит он и прислоняется лицом к плечу Йена. — Хочешь поговорить или займешься мной? Тогда все действия за Йеном. Внезапно он стягивает с Микки штаны и стаскивает с себя рубашку — темно-зеленую майку, которая оттеняет цвет его волос и подчеркивает глаза, и Микки думает, что, возможно, это самая веселая мысль, которая у него когда-либо была. Черт, Йен — человек, о котором у него были самые гейские мысли, точка, и он в основном не против этого. Схватив член Микки, Йен сжимает его, проводит ладонью по всей длине и прикусывает кожу на шее Микки. Микки хнычет. Его так и подмывает упасть на пол, чтобы заглотить член Йена как можно глубже, но Йен, кажется, почти читает его мысли и сам опускается на колени. Глядя на Микки снизу вверх сквозь ресницы, Йен хватает Микки за задницу и экспериментально проводит языком от корня до кончика члена Микки. Микки сжимает раковину позади себя на случай, если у него подогнутся колени. Йен обхватывает его теплым, влажным ртом, и Микки издает звук, похожий на то, как будто его ударили. Затем Йен хватает руки Микки и запускает их в свои волосы, поощряя его тянуть за них, и Микки тянет совсем чуть-чуть, прежде чем погладить тыльной стороной пальцев уши Йена, вниз по щекам, по выступу челюсти. Это, кажется, воодушевляет Йена; он начинает трахать своим ртом член Микки, издавая при этом непристойные влажные сосательные звуки. Микки заканчивает тем, что запускает пальцы в распущенные кудри Йена, волосы Йена такие мягкие, и это заставляет Йена застонать. — Черт, — говорит Микки очень громко; таким темпом он долго не продержится. — Чертовски хорошо, Йен. Йен втягивает щеки, делает языком что-то, что Микки считал невозможным, а затем Микки пытается оттащить Йена, потому что он вот-вот кончит. Йен просто еще сильнее сжимает заднюю часть бедра Микки одной рукой, а другой надавливает на промежность Микки. Микки приходится укусить себя за руку, чтобы не закричать. Йен дочиста вылизывает Микки, прежде чем тот встает и вытирает рот тыльной стороной ладони. Он ухмыляется так, словно все гребаные рождественские праздники наступили одновременно или что-то в этом роде, и Микки считает, что ему пора немного избавиться от этого. Он проводит языком по своей ладони, пока она не становится влажной, и хватается за член Йена, теребя его всерьез, наблюдая за языком тела Йена, чтобы попытаться сделать то, что Йену нравится. Толкая Йена перед собой, они оба смотрят в зеркало над раковиной. Так чертовски жарко наблюдать за выражением лица Йена, пока Микки работает над ним. Теперь он тяжело дышит, его волосы в полном беспорядке. Румянец распространяется по его груди, и, черт возьми, у него великолепное тело. Потный и красный, он выглядит еще лучше, когда медленно рушится. — Мик. — Это скорее стон, чем слово. Голова Йена откинута назад, руки сжаты в кулаки, и он даже не пытается сдержать звуки, которые вырываются у него изо рта. Несколько мгновений спустя он кончает горячим и липким в ладонь Микки, повторяя «Мик» снова и снова, как молитву. Унижение приходит медленно; Микки погружается в послесвечение после оргазма и ограниченный кайф от алкоголя. Йен продолжает улыбаться, когда снова натягивает преступно узкие джинсы и рубашку. Вскоре они оба стоят полностью одетые в крошечном пространстве, Йен выжидающе смотрит на Микки, пока тот моет руки, Микки пытается смотреть куда угодно, только не на Йена. Это не столько неловко, сколько Микки не совсем уверен, что делать дальше, и не в первый раз за этот вечер. Кто-то должен что-то сказать, думает он. Момент растягивается, напряжение становится долгим, густым и почти осязаемым, когда Микки вытирает руки. Он напуган. Он знает, что Йен хочет какого-то позитивного подтверждения того, что они только что сделали, но Микки не уверен, что может предложить то, чего хочет Йен. То, что Йен действительно хочет его, ошеломляет. Йен наклоняется вперед, и время для Микки как бы замедляется. Йен хочет поцеловать его. Поцелуи были бы проще слов, на данный момент, но близость — это слишком много для Микки. Возможно, раньше, на террасе, все было нормально, но, в конце концов... это значило бы слишком много, слишком скоро. Он не может. Он уклоняется от рта Йена, игнорирует очень разочарованное, растерянное выражение лица Йена и протискивается мимо него, чтобы открыть дверь. Микки выходит из ванной. Пытаясь игнорировать чувство вины, которое горячим и тяжелым комком оседает у него в животе, он собирает всю стальную решимость, на которую способен, и направляется прямо к Мэнди, как только входит в гостиную. — Я ухожу. Мэнди хмурится. — Я не готова, придурок. — Да, хорошо, ты можешь остаться, — говорит он. — Мне завтра рано вставать, сегодня суббота. — Мэнди выглядит обеспокоенной, но Микки не обращает на это внимания. Он хочет убраться отсюда до того, как Йен неизбежно вернется в комнату. Йен захочет поговорить, Микки знает; он из таких. Схватив свою куртку со спинки дивана, он натягивает ее и направляется прямо к двери.__________________
Следующий день после вечеринки, а Йена еще не было. Йен еще не заходил, а по кафе бегает мальчишка с упаковкой таблеток стевии, которую он стащил с лотка с сахаром, и пытается продать таблетки покупателям как экстази. У Микки на самом деле не хватает терпения разбираться с этим сегодня, но это мать и ребенок, которых он любит, поэтому вместо того, чтобы вышвырнуть их, он приседает на уровень маленького мальчика, пробегающего мимо кассы, и говорит: — Привет, малыш! Мальчик останавливается и оборачивается. У него темные волосы, васильковые глаза и такая же игра бровями, как у Микки. — Подойди на секунду. Парень подчиняется. Он подходит ближе и говорит: — Хотите экстази, мистер Ворчун? — Что? — Ты похож на мистера Ворчуна из книги «Мистер Мен». Микки вздыхает и закатывает глаза. — Я не хочу экстази. Побереги деньги на кокаин. — Парень просто моргает своими большими детскими голубыми глазами, поэтому Микки раздраженно говорит: — Если ты прекратишь пытаться продать это дерьмо, а я понятия не имею, как ты узнал об экстази, ты выглядишь всего на шесть, я подарю тебе кое-что особенное. Ребенок смотрит на него с подозрением. Микки поворачивается к мусорному ведру, куда выбрасывает измельченный кофе, и выуживает самый идеально сформованный, какой только может найти, прежде чем предложить его мальчику, который оценивающе разглядывает его. — Что это, мистер Ворчун? — Печенье особого сорта. Пойди отдай это кому-нибудь и посмотри на его лицо. Ребенок визжит и бежит к своей матери, которая топчется у бара и выглядит крайне не впечатленной. — Извините, — говорит она с сильным русским акцентом. — Ев энергичный маленький мальчик. — Я пытаюсь вести здесь бизнес, — говорит Микки, корча гримасу и избегая зрительного контакта, но за этим нет никакой горячности. Сегодня как раз один из таких дней. Уголок рта женщины приподнимается — она очень хорошенькая. — Я Светлана. Малыша зовут Евгений. Нам очень нравится ваше кафе. — Микки, — говорит Микки. Евгений пытается продать уплотненный кофе бизнесмену. Микки внезапно жалеет, что Йена здесь нет и он это не видит; это то, что он, несомненно, нашел бы действительно забавным. — Спасибо. Светлана расплачивается, машет на прощание и тащит теперь уже очень грязного, но улыбающегося Евгения туда, где их ждет собака. Йена все еще нет к середине дня. Микки говорит Мэнди: — Йен слишком устал после прошлой ночи? — и Мэнди пожимает плечами. — Я отправила ему сообщение. Ответа нет. Делая вид, что ему все равно, Микки начинает протирать машинку. — Думаю, он занят. Мэнди издает звук подтверждения. Наступает пауза, прежде чем спросить: — С тобой вчера вечером все было в порядке? — Что? — Лицо Микки сохраняет очень, очень непроницаемое выражение. — Ты ушел так быстро, я подумала... — Прекрасно. — Он говорит это быстро, прямо, не оставляя места для дальнейшего обсуждения. Мэнди слегка улыбается ему и идет обслуживать клиента. Успешно уклонился от пули.__________________
Через два дня после вечеринки Йен все еще не появился. Радиомолчание. Микки немного волнуется. На четвертый день Микки требует, чтобы Мэнди дала ему номер Йена. Ему уже все равно. Текстовое сообщение 12:32 ЙЕНУ Ты в порядке? Это Мик. Напиши мне. Текстовое сообщение 15:45 ЙЕНУ Какого хрена, Галлахер? Он уверен, что Йен из тех по-настоящему раздражающих людей, которые используют слишком много смайликов, когда пишут сообщения, просто чтобы позлить Микки. Эта мысль заставляет его рассмеяться. Впрочем, к черту все; он обеспокоен.__________________
На пятый день, по-прежнему без ответа, Микки решает, что необходимы решительные меры. Сегодня среда, так что у Мэнди занятия, когда Микки уходит с работы. Он закрывается, взваливает на плечи сумку с едой, держит в руке поднос с кофе и направляется к квартире Йена. Время приближается к шести вечера. Солнце — огромный, светящийся оранжевый шар на горизонте; Нью-Йорк выглядит так, будто он в огне. До дома Йена рукой подать, и по дороге Микки пытается подготовиться к тому, что он хочет сказать. Однако к тому времени, как он достигает фойе жилого комплекса Йена, его ладони вспотели, и он чертовски нервничает. Он пытается пригладить волосы свободной рукой, используя зеркало в лифте по пути наверх. Кожа белая, как мел и слегка желтоватая, единственный оттенок его лица — ярко-красный румянец, расцветающий на его скулах. Вероятно, это действительно, действительно плохая идея. Дверь лифта открывается. Он решает, что ему остается либо напрячься, блядь, либо убираться восвояси домой. Решительно направляясь к двери Йена, он поднимает кулак и стучит. Он пытается снова и ругается себе под нос, когда ответа по-прежнему нет. На этот раз он начинает колотить, выкрикивая имя Йена. К черту все. Остается только одно. Достав из бумажника банковскую карточку и одну из заколок Мэнди, Микки наклоняется поближе к ручке двери и пытается услышать характерные щелчки замка, когда он двигает металл внутрь. Прошло много времени с тех пор, как он взламывал замки, но он никогда не забывал это умение, так же как он никогда не забудет татуировки «fuck u-up» на костяшках пальцев или шрамы, разбросанные по всему телу. Когда он чувствует, что замок вот-вот откроется, дверь распахивается. Микки остается пялиться на пару ног в носках с рыжеватыми волосами. — Какого хрена, Микки? — раздается голос Йена над ним, и Микки поднимает глаза. Совершенно очевидно, что он пытался. — Ты, блядь, ни на что не отвечал; что я должен был делать? — Говорит Микки. Вставая, он виновато засовывает оскорбительные предметы в карманы. — Наберитесь терпения или что-то в этом роде. — Йен фыркает, заходя внутрь. — Я разбил экран своего телефона, и он в ремонтной мастерской. Микки проводит рукой по волосам, берет пластиковый пакет и кофе и следует за ним. Он закусывает губу. — Я думал... — он останавливает себя, переводит дыхание. — Я думал, после пятницы ты... Йен смотрит на Микки, на его лице появляется улыбка, несмотря на очевидную попытку оставаться сердитым, но к ней примешивается грусть. — Нет, — говорит он и вздыхает. Микки следует за ним в спальню, где Йен садится на край кровати и смотрит на него слишком широко раскрытыми глазами бэмби. — Меня тошнило. — О. — При ближайшем рассмотрении Йен действительно выглядит усталым; под глазами веером проступают темные синяки, а лицо выглядит изможденным, бледным под многодневной щетиной. Он держит свое тело так, словно боится, что оно сломается, если он отпустит его, его плечи ссутулились, руки обхватили живот и грудь. Йен отворачивается и смотрит в окно своей спальни, как будто что-то обдумывает. После паузы он решительно говорит: — У меня биполярное расстройство, — и потирает затылок. Выдыхая воздух сквозь зубы, он оглядывается на Микки. — Корректировки лекарств сбивают меня с толку. Обычно я выбываю из строя на несколько дней. — Ха, — говорит Микки, потому что не уверен, что еще сказать. Он опускается на матрас рядом с Йеном и касается его руки. — Ты в порядке? — Почти, — говорит Йен, и улыбка, которую Микки получает в ответ, на этот раз более искренняя. — Я буду примерно через день. — Йен смотрит вниз, туда, где соприкасается их кожа, потому что Микки не убирает руку. Микки откашливается, отодвигается, предлагая кофе Йену. — Ещё я принес еду, — говорит он. — Спасибо. — Йен берет кофе с подноса, а Микки берет свой. — Лип вернулся в Чикаго на неделю, так что я питаюсь остатками еды и доставкой на вынос. Молчание между ними дается легко. Однако сейчас уверенность Микки ни к черту — он никак не может разрешить это дерьмо с Йеном. Он смотрит на свои руки. — Так это что, типа секс по вызову? — Говорит Йен, явно полушутя, но звучит более печально и задумчиво. Микки смотрит на Йена, на то, каким хрупким и нездоровым он выглядит, затем обводит взглядом его комнату. Кровать представляет собой гнездо из одеял; на полу грязная посуда; шторы задернуты; а на кровати стоит открытый ноутбук Йена с недосмотренным фильмом, как будто он смотрел его до прихода Микки. Что, он, вероятно, и делал. Секс действительно был бы неуместен прямо сейчас. Как, вероятно, и любое серьезное обсуждение. — Не, я просто... — Микки качает головой. — Рад, что ты в порядке. — Вставая, он передает свой пустой стаканчик Йену, который выбрасывает его в пластиковый пакет, который, должно быть, служит импровизированным мусорным ведром. — Мне нужно ... — Он указывает на дверь. — Сегодня вечером я готовлю для Мэнди. Бургеры. — Мило, — говорит Йен. Они ничего не говорят, пока Йен провожает Микки до двери. — Спасибо за еду. — Меньшее, что я мог сделать. — Они неловко стоят у двери. Взгляд Йена опускается на губы Микки. Было бы так легко… Йен прерывисто вдыхает, его взгляд снова поднимается, чтобы встретиться с глазами Микки, и момент обрывается, когда он снова отводит взгляд. — В пятницу было хорошо, если хочешь. Ты знаешь. Еще раз. — Хорошо, — говорит Микки. Он тянется к дверной ручке. — Или, — говорит Йен, и остальные его слова вырываются на одном торопливом выдохе, — мы могли бы сходить на свидание. Микки вздрагивает. Что за черт. Он паникует; он никогда не был на свидании, и сама мысль об этом пугает. Он притворяется, что плохо расслышал, и говорит: — Мне пора. Увидимся. Выражение надежды исчезает с лица Йена, его рот сжимается, глаза расширяются. Это последнее, что Микки видит, когда дверь за ним захлопывается. Блядь. Блядь. Блядь.__________________
На следующий день Микки и Мэнди оба на кухне, Микки моет посуду, Мэнди готовит основное блюдо, когда Мэнди говорит: — Кстати, у меня сегодня свидание. — С кем-нибудь, кого я знаю? — Говорит Микки, ставя последнюю тарелку. После долгих размышлений над этим прошлой ночью и исследованием биполярного расстройства на ноутбуке Мэнди, он отодвинул все мысли о вчерашнем дне на задний план. Мэнди делает паузу. Она толкает тарелку по стойке к люку и вытирает руки, прежде чем заговорить. — Аманда. Девушка с вечеринки. — Вау, — говорит Микки. — Неужели Нью-Йорк делает всех чертовски странными? — но он улыбается и нежно хлопает ее по плечу. — Молодец, Мэндс. У нее как минимум 8 баллов. Мэнди дает ему сдачи. — Пошел ты, мудак. — Она ухмыляется в ответ. — Представь, если бы Терри увидел нас сейчас. Два ребенка-гея. Микки не хочет думать об этом; мысли о Терри вызывают у него тошноту. Он корчит гримасу и мрачно хихикает. — У него был бы гребанный припадок. — Такое классное «пошел ты». — После паузы Мэнди пристально смотрит на него и говорит мягче: — А как насчет тебя и Йена? Микки бледнеет. Плотина дает трещину. — Это не твое гребаное дело. — Послушай, Микки, — говорит Мэнди, — Любому, у кого есть глаза, очевидно, что вы увлечены друг другом. — Услышав молчание Микки, она раздраженно вздыхает. — Черт возьми, чувак, самое время нам обоим заняться чем-нибудь хорошим. Особенно тебе. Ты надрывал свою чертову задницу последние пять лет, чтобы нам обоим было комфортно, и мы здесь, хорошо. Йен — это хорошо. Перестань наказывать себя. — Она выходит из кухни, чтобы собрать еду, не давая Микки возразить, оставляя его пялиться на грязную посуду и чувствовать себя так, словно его только что ударили. Он проводит рукой по губам и по волосам. Боже, он хочет Йена так сильно, что это почти причиняет боль. Хотя он окаменел — ошеломлен. Это означает многое из того, о чем Микки никогда не задумывался, никогда не думал, что у него когда-нибудь будет. Сможет ли он это сделать? Это Йен, подсказывает чертовски раздражающий голос в глубине его сознания. Плотину прорывает. Йен великолепен — лучше, чем великолепен. Он молодец. Даже если у них есть вещи, над которыми им нужно поработать, Микки не может его потерять. Он может это сделать, и он знает, что он, блядь, должен сделать.__________________
Йен появляется позже в тот же день, одетый в один из своих рабочих костюмов, волосы цвета закатного солнца, такие же вьющиеся, как всегда. — Привет, Мик, — говорит он, подходя к стойке. Он выглядит усталым, ему неловко, и его обычно яркая улыбка тусклая. — Можно мне как обычно? Микки берет себя в руки. — Я сделаю, — говорит он, слова вываливаются в спешке. — А? К черту все, думает Микки. У него не получится со словами — тут нужны действия. Он оглядывает кафе, проверяя, все ли в порядке, и выходит из-за прилавка. Йен с любопытством смотрит на него. Взгляд Микки останавливается на полных губах Йена. Он облизывает свои. Это — да. Он протягивает руку, касается затылка Йена и тянет его вперед. Их губы соприкасаются. Йен издает удивленный, довольный звук; Микки облизывает уголки губ, запускает пальцы в кудри Йена, держится, когда на него накатывает волна головокружения, и мир исчезает. Это соприкосновение губ и языка в грубом концерте, лучше, чем все, что Микки когда-либо представлял. Микки отстраняется первым. Он тяжело дышит, лицо раскраснелось. Они не могли целоваться дольше десяти секунд, но кажется, что могли пройти часы. Веки Йена распахиваются. — О, — говорит он удивленно. — Да, — говорит Микки. Он притягивает Йена к себе, прижимаясь губами к его шее. — Я имел в виду, что я пойду на свидание. С тобой. Он слышит, как люди тупо хлопают. Он отстраняется от Йена. Некоторые посетители аплодируют им стоя, другие неловко улыбаются, а Мэнди ухмыляется им из-за стойки. — Наконец-то, Черт возьми, Боже, — говорит она, закатывая глаза и исчезая обратно на кухне. Микки впервые смотрит на лицо Йена. — Это было драматично, — говорит Йен, скривив губы. — Не говоря уже о том, что это действительно чертовски сексуально. Брови Микки поднимаются к линии роста волос, он нетерпеливо говорит: — Итак? Мы делаем это? Выражение лица Йена смягчается: — Свидание. Да. — Микки улыбается так чертовски широко, что у него болят щеки. — Но при одном условии. — Что? — Микки встревожен. — Я беру свой средний напиток с карамельным сиропом и сливками в Starbucks. — Йен поднимает брови. — Для потомков. Микки поджимает губы. — Черт возьми, это даже... — Качая головой, он не может перестать улыбаться. — Не гребаный кофе, это точно. — Как скажешь, старина Мик. Я лучше оставлю тебя твоим клиентам. — Это еще не конец, придурок. Йен занимает свое обычное место у прилавка, все еще ухмыляясь, все еще выглядя таким же довольным, как чувствует себя Микки, когда достает свой ноутбук. — Держу пари, что это не так.