Старый пёс — новые трюки

Зубы столкнулись с характерным звуком. Можно было бы даже сказать, что они "чокнулись" — как бокалы, — но в сущности куда более чокнутыми оказались их обладатели. Поцелуй определённо вышел не слишком сдержанным, в прочем это никого нисколько не опечалило. Более того, они явно были твёрдо намерены продолжать. — Ах, не сочтите за грубость, но не могли бы Вы проявить чуть больше... Изящества, сэр Сэмюэль? — с издёвкой заметил патриций, когда тюкнулся затылком о кирпичную стену. — Мне бы хотелось сохранить все мои зубы для дипломатических встреч. Желательно — в целости. Да и за ваши жемчужины я бы на вашем месте тоже побеспокоился. — Не выдумывай, — отрезал Ваймс — Бывал я с тобой на дипломатических вечеринках. Ты не занимаешься зубоскальством, как прочие. По крайней мере, в твоей улыбке за твоими, прах их побери, губами невозможно разглядеть зубов, — Сэм обдал кадык патриция жаром своего дыхания, словно дракон. С жаждой путника, пережёванного пустыней, он впился в бледную кожу. Ветинари сглотнул громче, чем того хотел. Когда твоё собственное тело считает, что глотка нужна тебе, чтобы издавать всяческие похабные звуки, а дыхание — пустяк, сдерживать себя становится задачей не из лёгких. — Если такие поцелуи войдут у Вас в привычку, командор, я буду вынужден перейти на жидкую пищу, — усмехнулся патриций, выровняв голос поразительным усилием воли. — Если это заставит тебя заткнуться наконец — я не вижу в этом проблемы, — Бросил Ваймс, прежде чем начать борьбу с мантией правителя Анк-Морпорка и взводами её многочисленных застёжек. Было слышно, как первые несколько секунд (когда он ещё честно пытался расправиться с ними по-человечески) Ваймс чертыхался и бормотал себе под нос что-то вроде: «Проклятье! Куда столько пуговиц...», «Чем тебе не угодила простая рубаха...» или «Вырядится в десять слоёв всяческого тряпья, а потом возись с ним, как с луковицей!» Патриций наблюдал за Ваймсом со снисходительным умилением. — Надеюсь, что, во всяком случае, я не пробиваю Вас на слезу столь же часто, как это делают настоящие луковицы. Ваймс посмотрел на него горячо и гневно из-под насупившихся густых бровей. — Ошибаешься, — отозвался он. — И что же? Часто? — Не представляешь, насколько. Губы патриция сложились в подобие сочувственной улыбки. — Обещаю, что исправлюсь, — сладко промурлыкал патриций. А о том, в какую сторону произойдут изменения — увеличения или уменьшения, — Ваймс пусть догадается сам. Что-то хлопнуло. Ткань затрещала. Это разгорячённый Ваймс наконец сдался и попросту порвал на Ветинари его одежды. Распахнул полы мантии, походившие теперь без пуговиц на сломанные беззубые челюсти, ошалело припал к костлявым ключицам и принялся покрывать их влажными поцелуями. Ветинари охнул. — Милый Ваймс... Вам известно, что из меня довольно скверная швея? — начал он. Но превосходная белошвейка — подумал про себя Ваймс. — И мне бы крайне не хотелось обманывать мою добрейшую горничную, перед которой я буду вынужден искать оправдания тому состоянию, в которое Вы повергли моё облачение. Сэм на миг прервался и шумно потянул носом аромат чужой груди — естественную смесь чистоты и сладковатый запах испарины. Ваймс разомлел, но говорить был всё ещё в состоянии. — Мгх, скажи ей, что на тебя напала бешеная собака... — прорычал он. — Очень интересно. А что Вы посоветуете мне делать, если она спросит «какая» это была собака? На это пульсирующий и полыхающий от возбуждения мозг Ваймса также сумел найти ответ. — Положитесь на городскую стражу, сэр. Подайте заявление, мы соберём всех шавок в городе. Вы придёте в Ярд, мы выстроим их перед вами в одну линию, Вы внимательно посмотрите на них, а потом мы спросим: «Знакома ли Вам какая-нибудь из этих псин, сэр?» — со всё той же иронией, но уже с отдышкой, отозвался Ваймс. Своё возбуждение сдерживать становилось всё сложнее. Когда он понял, что уже с полминуты бесстыдно потирается пахом о худое бедро патриция, Ваймс мысленно отчитал себя. Ветинари хохотнул. — Потрясающе... А что скажет командор Стражи, если я укажу на Вас, сэр Сэмюель? — Заинтриговано и горячо вопросил патриций. По его интонациям становилось ясно, что и он едва держится за последние утёсы рассудка перед падением в пропасть безрассудной, всепоглощающей страсти. Ваймс остановился и снова посмотрел Ветинари в глаза. Вот же сволочь... Так хотелось ответить ему остроумно, чтобы поставить его на место. Чтобы показать, что он тоже не лыком шит. Но мозгу становилось всё сложнее соображать... И тогда он ответил. Произнёс в самый благородный патрицианский нос: — Он скажет: «Грррр, едрить вашу светлость за ногу, Гав!» У патриция помутнело в глазах. Его повело. Это было так дико, так некультурно, так неразумно. Так По-Ваймсовски... И это было так горячо, что патриций сдался — отпустил руки и позволил себе рухнуть в бездну желания. — Ох, Сэм... — ахнул Ветинари восторженно и подался бёдрами навстречу. Лицо Ваймса подсказало, что решение это было как нельзя правильное. Патриций улыбнулся своей придумке. У него был припасён ещё один козырь. Ветинари склонился ближе и повесил на командорском ухе след горячего шепотка: — Хороший мальчик... Это уже жульничесвто... Сэму сорвало башню. Ноги почти подкосились, когда он навалился на Ветинари, словно штурмуя крепость (если бы на свете существовала хотя бы одна крепость, которая столь же охотно поддастся варварскому натиску). Ваймс прохрипел ему в грудь: —Хэвлок... Узловатые пальцы с завидной ловкостью вплелись в коротко стриженные волосы командора. — Я, — с нежной улыбкой отозвался патриций и оставил под ухом Ваймса очередной поцелуй. Не дав опомниться, Ветинари ужом выскользнул из рук Ваймса и утянул его за собой во тьму хитросплетений потайных ходов. Существует один забавный факт, о котором знают немногие. Поговаривают, что сэр Сэмюэль Ваймс наощупь определяет не только брусчатку, но и напольные покрытия. Проблема была лишь в том, что он заходил не в каждый дом в Анк-Морпорке, но, тем не менее, ноги всё равно отменно сообщали ему разницу между плиткой и паркетом, а внутреннее чутьё безошибочно определяло направление движения и даже сторону света. Второй этаж, поворот, поворот налево, движение наискось, ага, тут деактивировал ловушку — вроде ту, что выстреливает ядовитыми дротиками, — поворот, это значит, что теперь они идут в направлении Пупа, движение вверх... Впрочем не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что этот путь ведёт в покои его светлости. Посему подобные расчёты оказались бесполезны. Ну хоть мысли занял... Что-то скрипнуло, и очередная потайная дверь отворилась. Так и знал — спальня. Но долго праздновать победу интуиции не пришлось (по меньшей мере потому, что не хотелось, а по большей потому что ему на это не отвели ровным счётом никакого времени). Патриций вновь вовлёк Ваймса в поцелуй с явным намерением заявить свои права на полное владение вниманием любовника. И тот охотно повиновался бы — потакать прихоти Ветинари для него привычное дело, — если бы не был копом до мозга костей. — Погоди, шторы, я... — смазано проурчал Ваймс, когда Ветинари не без лёгкого сожаления выпустил чужое лицо из пальцев. — Ох, — сказал он. — Конечно, не смею мешать Вам, сэр Сэмюэль, — почти без язвительности ответил Ветинари и двинулся к постели. — В конце концов, командор Стражи ведь всегда должен быть начеку. Проклятье. Это звучало как упрёк. Это был упрёк — Ваймс не сомневался. Но что он мог поделать? — Я быстро, — бросил Ваймс и подскочил к окну — со стояком в узких бриджах иначе передвигаться невозможно. Патриций неспешно пролавировал к своему ложу — правитель Анк-Морпорка даже при стесняющих обстоятельствах передвигался исключительно так. — Не спешите, Ваймс, я Вас не тороплю, — томно вздохнул Ветинари, прекрасно осознавая, что своими выходками доведёт командора до могилы. Рано или поздно. Только бы не сейчас, когда на ближайшее время у них определённо были иные планы. Проворчав себе что-то под нос, Ваймс заглянул в окна — на всякий случай, мало ли что. И пусть вид открывался если не красивый, то, во всяком случае, внушительный, Ваймсу сейчас было не до него. Он был уверен, что вид, который ждёт его за спиной, куда более привлекательный и куда более внушительный. Ваймс задёрнул плотные парчовые портьеры и принялся разбираться с элементами своего облачения. Наконец он обернулся. И тут же обмер. С ума сойти! Как он сделал это, не издав ни звука за те секунды, что Ваймс его не видел?! Ветинари — Чёртов Хэвлок Ветинари — томился в ожидании. Ожидании его — Сэмюэля Ваймса. В постели. Совершенно нагой. «Nihil debet exponere corpus nisi ipsum corpus» — обязательно щегольнул бы глубиной своих познаний в области поэзии Ветинари, если бы сейчас не был слишком увлечён иными областями (преимущественно расположенными на теле командора). И пусть видны Ваймсу были только тощая спина да острые плечи, Ветинари знал, что выбранная им поза была одновременно и достаточно разнузданной — прям таки вопящей «прикоснись ко мне», — и в то же время слишком закрытой и вместе с тем интригующей. В позе и впрямь было что-то... Гипнотизирующее: Ветинари лежал на животе, скрестив острые лодыжки, опершись на локти, прогнувшись в спине, и демонстрировал Ваймсу во всеувиденье стройный частокол позвонков, проглядывающих из-под мертвецки бледной кожи. Ваймс смутно припоминал, что где-то в Клатче существуют изваяния из камня в виде существ, призванных сторожить сон и сокровища правителей какой-то древней цивилизации. Фифинксы — вроде так их называли — хранители мудрости, древние мифические существа, наполовину львы, а на вторую половину, как ни странно, тоже львы (гипотезу, что существо, состоящее из двух половинок одного и того же вида, по всем законам логики будет являться «полным львом», историки и искусствоведы по всему Диску сразу отвергли). И Ветинари сейчас ему напоминал одного из таких — гордого, всезнающего, устрашающего в своей невозмутимости. Но патрицию этого оказалось мало. Голубые глаза лукаво блеснули. Ветинари подпёр подбородок сцепленными ладонями, потом протянул руки вперёд и извернулся настолько невообразимо изящным и в то же время бесстыдным образом, что у Ваймса от такого зрелища отвисла челюсть. Его сознание самопроизвольно подставило под эту сцену звук «Але-оп!», потому как такие извороты — истинное «шоу». И Ветинари знал это. Ветинари наслаждался этим знанием. Он знал, что Ваймс смотрит на него во все глаза, и нежился в чужом внимании, как кот в солнечных лучах. Ветинари был так умопомрачителен, что командор был уверен — продолжи патриций свои финты, и Ваймс себе шею свернёт, в тщетной попытке уследить за перекатами мышц под фарфоровой кожей и ничего не упустить. От бесстыдного поведения Ветинари сердце Ваймса совершило кульбит в ноги и, очевидно, переместилось поближе к дополнительным мозгам Стражника. Иначе объяснить, почему Ваймс шагнул навстречу любовнику, не отдавая себе в том отчёта, нельзя было. — Не делай так, — прохрипел Ваймс, собрав волю и остатки красноречия в кулак. — Отчего же? — с плохо скрываемым — если он вообще собирался его скрывать — лукавством ответил Ветинари. — Потому что от твоих ужимок у меня создаётся впечатление, что я сплю с угрём, — съязвил Ваймс, взирая на мужчину в постели сквозь пелену немого восхищения и обжигающего возбуждения. — Потрясающе, — усмехнулся патриций — По-видимому я серьёзно преуспел в своём уподоблении «скользким гадам». — И с этими словами, патриций вальяжно потянулся, выгнулся дугой, причём места под его поясницей хватило бы, чтобы Ваймс мог просунуть кулак под ней. Торчащие рёбра напоминали арочные своды храма. Ветинари простёр тонкие, длинные руки к потолку, шевеля пальцами так, будто играл на невидимых струнах — как паук, теребящий свою паутину. Это было уже слишком. Не совладав с собой, Ваймс сорвался с места, на ходу сбросил остатки обмундирования. Два широких шага, и вот он у кровати, готовый навалиться на Ветинари сверху и целовать, целовать, целовать! Как вдруг... — Стой. Ваймс замер — ошарашенный и ошалелый, — и уставился на вытянутую перед ним костлявую бледную руку. Ваймс готов был ринуться вперёд, но в то же время, едва заметное покачивание чужой кисти странным образом подавляло его волю, приковывало внимание, будоражило ещё больше и пригвождало к месту. Ветинари улыбнулся. Не опуская длани, он свесил с кровати тощие ноги, глядя на Ваймса самодовольно, горделиво. Рука описала в воздухе неопределённый жест, будто знак дирижёра, и Ваймс не посмел оторвать от неё взгляда ни на секунду. Убедившись, что полностью завладел вниманием командора, Ветинари хмыкнул. — На колени, — скомандовал тот и добавил тут же почти ласково — Будьте добры. И Ваймс послушался — с какой же охотой он послушался! — покорно встал на колени, всё также заворожённо наблюдая за полётом чужой кисти. Ветинари приблизил кончики пальцев к командорскому носу, повёл чужой взгляд влево, после вправо, описал в воздухе петлю, а потом почти белоснежный мотылёк патрицианской руки умер, осев бесплотным призраком на губы Ваймса. Холодная синева глаз Ветинари чернела немым приказом, и Ваймс подчинился. Покорно поцеловал, чтобы после вобрать в рот подушечки тонких пальцев, самозабвенно обласкав их. Боги, кто бы мог подумать, что подобные извращения принесут ему столько удовольствия! — и, казалось, эта мысль одновременно промелькнула в обоих умах. Черты патриция смягчились — преданность Ваймса всегда как-то чудно дурманила его светлость, — и Ветинари с неслыханной нежностью отблагодарил Сэма, мягко огладив щетинистую щёку. Фигура патриция склонилась вперёд, и тонкие губы прошептали на ухо Ваймсу: — Отличная работа, командор. Ваймса словно насквозь прошило, когда он, содрогнувшись, прильнул к чужому колену и вслепую ткнулся в сустав губами. На патриция из-под косматых бровей воззрились врата в Ваймсову преисподнюю. — Допрыгаешься... — удерживая себя на последних поводьях самоконтроля, предупредил Ваймс, но Ветинари лишь усмехнулся ему в ответ. — Ах, Ваймс. Мне казалось, наши встречи подразумевают под собой своего рода... Скачки. Ваймса тряхануло. Довёл... Не медля больше ни секунды, Ваймс налетел на патриция. Тот охнул от неожиданности, и если бы ни его долговязость, под напором Ваймса совершенно точно перекувыркнулся бы через голову. Это было умилительно. Ветинари позволил себе тихий смешок. Он любил такого Сэма — необузданного, ретивого, горячего и страстного. — Чего хохочешь-то? — сконфузился Ваймс. Он любил такого Хэвлока не меньше. Для него не могло быть ничего дороже, чем задорный смех Ветинари, когда они оставались наедине. Но Ваймс всё равно не мог отделаться от мысли, что из-за собственной искренности в чужих глазах он выглядит полным дураком. И Ветинари, почувствовав это, сию секунду присёк на корню любые волнения Ваймса, мягким: — Разве не могу я чуточку порадоваться? Тем более, с кем ещё, кроме тебя, я могу быть... Воистину счастливым. Ветинари сейчас медленно растворялся. Перед Ваймсом проступили черты Хэвлока. Его Хэвлока. Ваймс сдался и поддался порыву нежности. И всё же Ветинари, даже если и лгал, умел красиво умаслить любого. Сэм и с удвоенным рвением припал к тонкой шее, осыпал её поцелуями. Хэвлок послушно подставился под ласку, едва не мурлыча. — Ох, Сэм. Сэм отметил влажными следами путь от чужого кадыка до нижней челюсти, к аккуратной бородке, и лишь после этого отстранился и спросил с усмешкой: — Так что там со скачками? Ветинари на миг замер. — Ну... — протянул он уклончиво, как бы нехотя отводя взгляд. — Смилуйся, Сэм, где мои годы? Могу я, разве, после тяжёлого рабочего дня, с моей-то спиной, баловаться подобным образом? — А сам стрельнул на Ваймса бесстыжими глазами. Так и спрашивает, негодяй: «Что же ты припас для меня на этот раз?» — И почему же, позволь спросить, я только сейчас узнаю о твоей больной спине? — хмыкнул Ваймс. — Сколько лет служу народу, а никто ни разу не поинтересовался, всё ли в порядке у его светлости с остеохондрозом, — отшутился патриций, даруя Ваймсу нетерпеливый поцелуй в подбородок. Своего рода намёк, что ему не помешало бы поторопиться. Ваймс ответил коротким поцелуем в губы. — Знаешь, а я ведь хорош в математике, — выдал он. — В самом деле? — патриций вскинул брови. —Мгм. Могу мастерски пересчитать тебе все косточки, — злорадно ухмыльнулся Ваймс, хрустнув костяшками пальцев. Патриций хохотнул. — Боги с тобой! — отмахнулся Ветинари, — Хорошо, так уж и быть. Сегодня мы сделаем по-твоему. И он мягко толкнул командора в плечо, призывая того откинуться назад и лечь на спину. Ваймс неуклюже перекатился на лопатки, словно большой валун, выведенный из равновесия. Тем временем Ветинари со свойственной ему грацией и плавностью пересел к мужчине на бёдра. Сэм поспешил расположиться поудобнее. Ваймс прислонился спиной к подножью кровати и положил ладони на бока Хэвлока, боясь отвести взгляд. Ветинари с явным довольством качнулся навстречу и поцеловал командора в висок. Изящные руки заблуждали по торсу, помассировали плечи, мимолётно коснулись затвердевшего соска. Ваймс вторил касаниям любовника и с нажимом прошёлся по рёбрам. Загрубленные ладони огладили спину, острые косточки которой Сэм трепетно ощупал и постарался вложить в каждое касание всю нежность, на какую только был способен. Ветинари блаженно выдохнул. Одна его кисть перестала оглаживать торс командора, чтобы незаметно переместиться патрицию за спину. Ваймс шумно потянул воздух сквозь стиснутые зубы и запрокинул голову, когда изящная длань сжала его член. Ваймс горячечно припал к чужим ключицам, целуя благодарно и в то же время нетерпеливо. Ветинари провёл ладонью сначала вверх, потом вниз. Стоило Хэвлоку ощутить, как напряглись командорские бёдра, он тут же нарочито медленно подался тазом навстречу упругому члену и потёрся собственной эрекцией о чужой живот. — Боги, Хэвлок, ты такой... — прошептал Ваймс, не помня себя. Сейчас он почти лишился рассудка от переизбытка чувств: ему катастрофически не хватало внимания — ведь всё оно было приковано к одному Ветинари, — чтобы элементарно закончить начатую фразу. Ваймс даже успел пожалеть, что вообще начал это предложение. Особенно остро, когда ощутил, как движения чужой руки сразу прекратились, а пальцы у основания члена сжались сильнее. — Какой? — Заинтриговано спросил Ветинари, заглядывая в самую душу Ваймса. Так какой-нибудь дьявол выслушивает желания своей жертвы. Командор иступлено замычал и сильнее сжал чужие бёдра. — Необыкновенный, — насилу выдавил командор. Но этого оказалось недостаточно. — Продолжай, — потребовал Ветинари, и не думая возобновлять ласку. — Потрясающий, — выдохнул Ваймс и заёрзал, когда ощутил омерзительное отсутствие ладони на своём члене. Мужчина открыл было рот, чтобы запротестовать, но патриций тут же заткнул его, изобразив второй рукой перед самым его носом жест, означающий «молчание». Вслед за этим Хэвлок неожиданно откинулся назад, опершись на отставленную позади себя руку. Вторая рука патриция поднялась к его губам. Ветинари невообразимо пошло облизал три пальца, а далее повёл ладонь вниз по своему торсу. Дальше к животу. К паху... — Так какой я? — напомнил патриций, обведя вход влажными скользкими пальцами. Ваймс проморгался, когда оторвал наконец взгляд от бледного пальца, бесстыдно скользнувшего внутрь чужого тела. — Невозможный, — нашёлся Ваймс через секунду, видя, как Хэвлок рисуется, в надежде заполучить всего Сэмюэля Ваймса. — Продолжай, — не унимался он и тут же втолкнул внутрь ещё один палец. — Великолепный, — Ваймс было потянулся рукой к чужому изнывающему без внимания члену, но взгляд холодных синих глаз вынудил его остановиться на полпути. — Продолжай, — голос патриция чуть надломился, когда пальцы внутри него начали расходиться в стороны. — Божественный, — выдавил Ваймс, борясь с желанием тут же наброситься на этого божественного ублюдка. — Продолжай, — выдохнул Хэвлок, когда к пальцам внутри присоединился третий. И тут Ваймс всё же не сдержался. Командор положил свою ладонь поверх кисти Ветинари, против чего тот уже не возражал и лишь обронил несдержанное «Ох». Запас прилагательных, которыми сейчас можно было описать столь распалённого Хэвлока резко исчерпался, но Ваймс всё равно не намерен был сдаваться. — Ты сводишь меня с ума, — от чистого сердца прошептал он на ухо Ветинари, попутно надавив на чужую кисть, вынуждая пальцы проникнуть глубже. Хэвлок содрогнулся. Боги, да, именно так! Он уже и сам был не рад тому, что решил поиздеваться над Ваймсом, ибо собственной выдержки под чужим опаляющим шёпотом и уверенными касаниями едва ли хватало, чтобы сию же секунду не кончить только от пальцев. — Продолжай... — затменно выдохнул Хэвлок в висок командора. Ваймс наградил Ветинари двумя поцелуями: один реальный — в шею, второй метафорический — для души. — Мне неописуемо... Патриций почти всхлипнул, когда к его собственным пальцам присоединился палец Ваймса. — Да... — Умопомрачительно, — Вторая рука Сэма огладила впалый живот, пробежалась по рёбрам. Мозолистые пальцы сжали сосок, отчего Ветинари задрожал. — Да! Ещё немного, и он точно сорвётся на бесстыдный скулёж, лишь бы Ваймс не останавливался, лишь бы не отпускал, лишь бы не отнимал своих восхитительных рук! Ваймс уткнулся лбом в чужое плечо, вогнал палец в чужое нутро до самых костяшек, согнул, надавил. По задушенному «Ах!» и вскинувшемуся в его руках Ветинари, он ясно осознал, что попал точно в цель. Собственный рассудок медленно плавился. Под конец Сэм только и смог, что пророкотать Хэвлоку в сгиб шеи: — Хорошо с тобой... Ветинари в беспамятстве отдёрнул от себя руку, вцепившись в плечи командора. Ваймс едва не кончил в тот же миг, когда услышал, как восхитительно, заполошно и горячо его любовник... Дышит. Патриций сглотнул. — Сэм... О Боги, Сэм! — не в силах сдерживаться, воскликнул он. Ваймс распознал мольбу и без продолжения фразы и ласково и успокаивающе поцеловал кадык партнёра. «Сейчас-сейчас, да», — увещевал Сэм, пристраиваясь к чужому растянутому проходу. Головка, потом ствол... Каждый новый преодолённый сантиметр сопровождался полным наслаждения сладостным стоном. Наконец Ветинари не выдержал и сам насадился на член до упора. Оба мужчины от резкой волны клокочущего удовольствия ахнули в унисон. Хэвлок сжался на Ваймсе до рези в глазах, оставил на плечах красные следы-полумесяцы от ногтей. Сэм неосознанно толкнулся навстречу, ловя очередной восхищённый вздох. — Что ты со мной делаешь... — с вожделением прошептал он, глядя на любовника из-под прикрытых век. — Боги! — взвыл Хэвлок. Ветинари отдавался без остатка, принимал член в податливое, узкое нутро с пылом и страстью. Ваймс подыгрывал ему, подаваясь бёдрами навстречу в такт скачкам, отчего Ветинари сбивчиво дышал, задушено стонал, мычал, впивался в сильные плечи. Лицо патриция в эти секунды приобрело выражение ни с чем не сравнимое: тонкие брови сложились скорбный излом, на лбу, под налипшими к поту растрёпанными волосами, проявилась сосредоточенная морщинка, припухшие от поцелуев губы чуть приоткрыты, и с них то и дело срывается блаженный стон. — Посмотри на меня, — севшим голосом прошептал Ваймс. Хэвлок, увлеченный своим занятием, казалось, не сразу расслышал его сквозь пелену наслаждения, а потому переспросил: — А? — Я хочу смотреть в твои глаза. Открой их, — ни разу не сбившись с приятного им обоим ритма прохрипел Ваймс. Ветинари послушался. От возбуждения голубые глаза Хэвлока стали почти аквамариновыми и не выражали ничего, кроме искреннего удовольстивя. От установившегося между ним и Ваймсом зрительного контакта, Ветинари распахнул рот шире в беззвучном стоне, ощущая, как его лицо залилось краской, а внизу живота возбуждение скрутилось в змеиный клубок. — Боги, — беспомощно повторил он еле слышно. — Мне так не долго и кончить! Ваймс хмыкнул. И хоть он сам был уже на пределе, он был готов потерпеть ещё немного. Ради этого. — А для чего мы, по-твоему, это затеяли? И он остановился. Хэвлок по инерции совершил ещё один отчаянный скачок, но без ответного движения чужих бёдер навстречу это было уже не то. Ветинари вскинулся, выгнулся до хруста костей, болезненно стиснул чужие плечи и весь затрепетал. — Ваймс, мерзавец! — процедил Хэвлок сквозь зубы. — Если ты сейчас же не продолжишь, я сброшу тебя в яму со скорпионами! Сэм приблизил к патрицию лицо. По ощущениям это было сравнимо с заглядыванием в доменную печь. — Мы оба знаем, что у тебя её нет, — злорадствовал Ваймс, для пущей надёжности удёрживая Ветинари за бёдра, чтобы не дать хитрецу спуску. В ответ Хэвлок почти свирепо стиснул в тонких пальцах челюсть любовника и прошипел: — Я прикажу вырыть персональную специально для тебя. На мгновение Ваймс ощутил себя... Не совсем вменяемым. Потому как такой тон вызвал в нём новую волну гремуче-острого возбуждения, тут же прилившую к паху, но никак не ужаса перед гневом патриция. И всё же, Сэм сжалился. — Тише, мистер тиран, — усмехнулся он, отклеившись от подножья кровати и перехватив Хэвлока под лопати. Не успел Ветинари опомниться, как уже через миг висел над кроватью, не столько восседая на чужих бёдрах, сколько цепляясь за них. Чтобы не упасть на спину — хоть он и не сомневался в том, что Сэм его удержит, да и не наблюдал за любовником желания уложить того на лопатки, — Хэвлоку пришлось обнять крепкую шею. — Ни к чему лишние дыры в бюджете, сэр. Ваше желание —закон. И Хэвлок забыл как дышать. Потому что от набранного Сэмом за секунду темпа и угла, под которым начали совершаться толчки, Ветинари закатил глаза, содрогаясь всем телом, и сладко, приглушённо застонал. Все его слова от ярких вспышек удовольствия, рассыпающихся по телу искрами, превратились в неразборчивую смесь задушенных хрипов и стонов: «Сэм!», «Боги, да, так!», «Пожалуйста!» Наконец, Хэвлок вытянулся в чужих руках, как накрученная струна, и занялся в мелкой спастической дрожи, получив таки свой долгожданный оргазм. Ваймс нагнал его мгновением позже, когда тугие нежные стенки чужого знойного нутра сжались особенно сильно — именно так, как надо, будто специально для него. Сэм кончил глубоко внутрь пышущего жаром тела, аккуратно уложил измученного, но донельзя довольного любовника на всклокоченные простыни, вышел и рухнул рядом. Ваймс почти сразу задремал, измотанный, но невыразимо счастливый.

***

Хэвлок Ветинари очнулся от дрёмы четверть часа спустя от постороннего шума, замаячившего на периферии сознания. Сладостная послеоргазменная нега уже схлынула, так что свои рабочие места потихоньку занимали рациональность и здравый смысл. И они-то как раз и сообщили ему, что беспокоиться не о чем, ведь звук был вовсе не посторонний. Шум бурлящей, забытой на плите, кастрюли вперемешку с гулом засорившейся иерихонской трубы (а может всё-таки волторны?.. Нет, точно иерихонская труба) на пенсии. Да, это определённо был мирный храп его Сэма. Ветинари умиротворённо улыбнулся, пока чужая лапы обнимала или скорее придавливала его к матрацу. Хэвлок вздохнул, ведь всё было спокойно и именно так, как должно быть. Хэвлок вновь попытался предаться сну, но довольно быстро понял, что сделать это под аккомпанемент сольного концерта Ваймсового носа невозможно. Тогда Ветинари прибег к своему излюбленному оружию — к дипломатии. Изящный палец ласково пощекотал командора за ухом. — М? — сказал Ваймс в ответ. — Сэм, ты храпишь, — с нежной улыбкой намекнул патриций. — Извни, — пробубнил Сэм и через секунду снова захрапел. Такой расклад Ветинари не устроил. Должно быть, звучало недостаточно убедительно, чтобы этот сигнал сумел пробиться через броню нервной системы командора, специально устроенной таким образом, чтобы всякие пустяки не мешали ей восстанавливаться. Хэвлок попробовал вновь, уже настырнее. — Сэм, пожар, — не слишком эмоционально, чтобы не разбудить в довесок ещё и сонного себя, сказал Ветинари. —Эт от мня. Я курил. Не нюхай, — вновь на автопилоте отозвался Ваймс. В этот раз тишина продержалась подольше, но всё же Сэм снова захрапел. Хэвлок пораскинул мозгами над тем, что же ещё может помочь ему в сложившейся ситуации. И тут он вспомнил. Вспомнил, что спит он с Сэмюэллем Ваймсом. Ветинари наклонился к уху командора, почти касаясь его губами. — Сэм... — едва ли не интимно прошептал Патриций. — М? — стандартный ответ. — Анк-Морпорк в огне, — с расстановкой и той же громкостью констатировал Хэвлок. Ваймс ураганом перекувыркнулся через любовника, чуть не утащил того за собой — благо Хэвлок с почти кошачьими рефлексами успел зацепиться за кровать, — кубарем свалился на пол, запутался в простынях, вскочил, схватил с пола бриджи, подскочил к окну — и всё это едва проснувшись, потому как лишь сейчас, он разлепил веки и взревел: — Где?! В ответ он услышал чужой тихий хохоток. И Ваймс проснулся окончательно. Мужчина развернулся, скрутил бриджи, не спеша вернулся к кровати и взглянул на Ветинари с упрёком. Тот изысканно прикрывал рот ладонью, дабы не рассмеяться в голос. Сэм поморщил нос и осклабился. — «Хи-хи-хи!» — передразнил он беззлобно и небольно шлёпнул любовника по бедру своими штанами. В назидание. — Смешно тебе, редиска? Патриций ничего не ответил, сдержанно посмеиваясь. — Смотри животики не надорви, — Ваймс отшвырнул обратно свои бриджи и ступил коленом на кровать. — Ты хоть знаешь, насколько при моей-то работе да в моём-то возрасте редко удаётся выспаться? — проворчал он. Хэвлок наконец угомонился. — Ох, я убеждён, что не чаще, чем у меня, в моём-то возрасте да при моей-то работе в конце дня болит поясница, которую совсем не лечит наш с тобой... Досуг, — парировал Ветинари и впустил Ваймса под одеяло. Сэм замялся: понял, что тут его подловили. — Не будем сейчас, — заключил командор (что в их отношениях означало «Твоя взяла») и уложил взъерошенную голову на своё законное место — на грудь Хэвлока Ветинари. — Пожалуй. Тем более, что мне кажется, будто мы уже обусловились с тобой решать подобные вопросы в Продолговатом кабинете, — усмехнулся патриций, поглаживая чужую макушку, словно свернувшегося у него на груди зверька. Ваймс хмыкнул, решив, что на этот укол отвечать не стоит, если он не хочет разрушить идиллическую атмосферу, что витала в комнате с зелёными обоями. — Сколько у нас есть времени? — поинтересовался он, вновь засыпая под мирный стук чужого пульса. К великому счастью Ваймса — ровному, в отличие от тиканья часов в приёмной патриция. — Дай-ка посмотреть, — сказал Ветинари, производя одному ему известные расчёты в уме. — Чуть больше двух часов. — Нам хватит, — кивнул Сэм и прикрыл глаза. — Хватит, — согласился Хэвлок.