хватит с нас

странно он влияет на диму. гасит солнце, съедает и выплевывает в мусорное ведро звёзды, топчет траву и кидает недокуренный бычок в сладкий кисель. дима чувствует, что теряется в серых обблеванных по углам подъездах, в теплых тесных квартирах хрущевок с открытыми настеж кухонными окнами, в пустых коридорах с одной, болезненно светящей желтым лампочкой в самом конце. игорь спрашивает: «на озеро поедешь? мы с пивом посидим, нехрен – не знаю, говорят сочиняется лучше, когда комар жрет», – смеётся сдавленно сигаретным дымом диме в лицо. диму тошнит, он хочет слезть вниз по стенке с обшерпанными обоями, хочет выйти на свежий воздух, хочет никогда больше не видеть перекошенное улыбкой лицо игоря. ему не нравится жить в мире, где егор рядом. но он бы убил себя, стань егор вдруг далеко. на кухонный стол прыгает кошка. дима гладит ее за ухом, игорь сгоняет небрежным жестом. — я хочу, чтобы моя музыка несла людям... ну, в общем, то, чего у них нет. свободу, что ли. свободу быть счастливым. — подай пачку, она сзади тебя. слева, да, — игорь смотрит в потолок. по паутине в углу ползет паук. — нет никакой свободы быть счастливым. ты всех обманешь, такого и так уже полно. встанешь в ряд к попсу. за каким хреном тебе это? хочешь менять стиль – меняй, я не одобрю. но писать буду. кто тебя еще примет. — снова сдавленно смеется. — ты меня не понял... — дима вздыхает и укладывает голову на стол. игорь треплет его по затылку рукой, занятой сигаретой. — да насрать мне. как захотел, так и понял. я от тебя не отказываюсь, не разводи сопли. точнее так: пока не разводишь сопли – я от тебя не отказываюсь. так вот. дима молча слушает. перехватывает руку игоря, держит секунд десять, берет из пальцев тлеющую сигарету и докуривает. — не вкусные они. — знаю. дима знает, что ничего хорошего не выйдет. не выйдет хорошей музыки, не выйдет хорошей димкиной жизни – потому что игорь здесь. с игорем никогда не хорошо. с игорем иначе, с игорем приятно, с игорем жизненно необходимо. но ни в коем случае нельзя, потому что нет димы, когда он с игорем. все меньше и меньше. димина музыка желчная, злая. димина музыка – игоря. дима сам все такой же теплый и спокойный, все так же хочет видеть хорошее, но стесняется этого при игоре. дима старается поверить, что мир не достоин его улыбчивых глаз. игорь так говорит. игорь всегда говорит страшное. — я бы повторил опыт психушки. альтернативное времяпровождение, такое тупорылое превращение в раздавленного жука, кафкианскими пафосом и трагедией даже не пахнет. просто жук. с кишками наружу. или что там у жуков. дим, вместе, а? — дима в ответ поднимает глаза и хмурит брови. — я вот эту твою искренность вроде очень люблю, а вроде она меня из себя выводит за то, насколько это все правдиво у тебя получается. я шучу, охладись. — у жуков только кишки и есть. игорь ухмыляется, тянется за чайником. ногой из-под стола выдвигает бутылку водки. — чай с водкой пил? мерзость, щас налью. после чая с водкой хочется высунуться по пояс в кухонное окно. дима думает, может ли прийти в голову пьяному игорю толкнуть его из этого окна. игорь, в ответ на это, виснет на шее димы и что-то невнятно объясняет о появившейся в его голове идее совместного альбома. — не будем писать вместе. думаю, хватит с нас. игорь хмурится и отстраняется. — и к чему ты это спизданул? дима прикрывает открытое настежь окно – кошка рядом, опасно. — захотел. игоря устраивает такой ответ и он возвращается на шею димы, теперь уже основательно. дима знает, что ничем хорошим это, как всегда, не закончится. дима находит себя утром на диване с ужасной ямой где-то посередине – матрас менять пора уже лет как десять. егор сопит рядом, от него очаровательно пахнет после вчерашней водки. дима утыкается носом в тонкие грязные волосы. — хватит с нас.