Сон во сне — а dream within a dream

Схема - это то, чему Тодороки Шото следовал всю жизнь. Что-то, созданное его отцом, прямолинейное, повторяющееся. Линии чернильно-черные, неопровержимые, испещренные пеплом и выжженные навечно - как и Шото. Нужно соблюдать диету, которую составил для него отец. В свободное время - учиться. Часами напролет тренироваться по вечерам, одному или с отцом. Выходные почти полностью проводя в тренировочном зале, покрытом татами, где сердце колотится в ожидании следующего удара. Ночи проводить в своей комнате, свернувшись калачиком, желая, чтобы боль и жжение от ожогов прошли. Когда он был младше, мечтал о братьях и сестре. Он по сей день мечтает о матери, хотя знает, что не заслуживает ее видеть. И они иногда приходили, чаще его братья и сестра, чем мать. Мама только взъерошивала ему волосы или забирала утром после тренировки, предлагая чашку чая и прогулку по саду. Фуюми же пробиралась в комнату Шото в самые тяжелые дни тренировок, когда его отец был вне себя от злости, а Шото никогда не был достаточно хорош. Ее прикосновения были нежными и прохладными, она прикладывала лед к его синякам и перевязывала ожоги так, чтобы отец не заметил. Нацуо стоял у двери и наблюдал, издавая тихие предупреждающие звуки, если слышал шаги Старателя в коридоре. А Тойя ... в те дни его вообще не было рядом. Его почти не было рядом даже для Нацуо, и уж тем более для Шото. («Почему Тойя-нии никогда не приходит?» — спросил он однажды, когда был достаточно глуп, чтобы сделать это. Фуюми улыбнулась не-улыбкой, как это часто бывало, и отвела серые глаза в сторону, пока накладывала повязку на его ребра. «Он очень занят вне дома. Как отец. Он тоже тренируется, только... немного по-другому», — затем она быстро сменила тему, и голос ее заметно посветлел, когда она заговорила о нескольких своих одноклассниках.) Потребовалось немного времени, чтобы осознать правду после смерти Тойи. После того как мать сорвалась, после того как отец разозлился еще больше, после того как Нацуо ушел. Когда все действительно развалилось и Шото остался один, ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что это была его вина. Из-за него погиб его брат. Из-за него не стало матери, ведь Шото - не что иное, как месиво из запятнанной крови и извращенного пламени, и отец, в конце концов, оказался прав. Поэтому он с головой погрузился в эту схему, позволив себя увлечь неустанной учебой, от которой у него зашатался разум, и тренировками, которые делали то же самое с его телом. В ответ на это отец стал работать над ним еще усерднее, воодушевляясь очевидной целеустремлённостью Шото. На самом деле все, чего он хотел - это забыться. Потерять себя в синяках и ударах и стать тем ничтожеством, которым, как он знает, он является. Все, чего он сейчас желает - это найти способ как-то исправить то, что он разорвал на части. Но он не может. Он знает, что не может, потому что мертвых не вернуть. Ничто не заставит его мать вернуться; Шото знает, что даже если бы у нее был выбор, она никогда не вернулась бы к отцу. То же самое произошло и с Нацуо, который ушел под звуки речей и горячую руку, схватившую его за воротник и опалившую ткань. Он почти такой же крупный, как отец - вся громоздкость, которую оставил Тойя, перешла в широкие плечи Нацуо. А еще весь гнев, и Шото почти восхищается тем, как Нацуо тогда плюнул в лицо их отцу. Старатель использовал запугивание и гнев, чтобы получить свою силу, но у Нацуо за ледяными серыми глазами были скрыты годы ярости. Он захлопнул за собой входную дверь с такой силой, что на дверной ручке и по сей день остаются трещины. Шото мысленно прослеживает их - маленькие, темные, намекающие на то, что за ними скрывается нечто большее. Нацуо ушел почти год назад и ни разу не вернулся. Правда, он несколько раз звонил Фуюми, но никогда не просил поговорить с Шото. Это имеет смысл; Фуюми и Нацуо ближе друг к другу, чем Шото, и тем более ближе к Тойе. И он знает, что между двумя его братьями и сестрой были какие-то особые отношения, прежде чем все пошло к черту. Его это не ранит. Для него это факт, что-то, что нужно знать, чтобы, в свою очередь попытаться лучше понять оставшихся брата и сестру. Для него они - аномалия, нечто странное и в то же время теплое. Он вообще не понимает... ничего в них. Шото не может представить, что он может быть таким же, иметь что-то подобное. Возможно, это как-то связано с совместной игрой в мяч или возможностью поговорить с кем-то, когда захочется. Сама мысль о том, чтобы идти по коридору и просто открыть чью-то дверь, потому что хочется поговорить, причем ни о чем то конкретном - это странно. Это должно быть странно? У Нацуо и Фуюми не было проблем с этим, когда они оба жили здесь. Шото иногда слышал их болтовню со своей стороны дома. Но он не думает, что это то, что он может сделать. Он с трудом находит слова, чтобы заговорить с Фуюми за ужином, а тем более разыскать ее. Может быть, это еще одна вещь, которую он сломал. Может быть, это то, что сломал в себе отец. Тот никогда не был мягким, не был и, скорее всего, никогда не будет. Шото привык к грубым окрикам, к мгновенному выговору за промах, словесному или физическому. Это работает, и, по крайней мере, он всегда уверен, что сделал что-то не так. Как и сейчас, рука отца лежит на плече Шото, когда его ведут обратно к машине после экзамена в UA. «Это не то место, куда ходят «простолюдины» », — с гордостью рассказывал Старатель по пути туда. Этот экзамен был для тех, кого лично зарекомендовал в школу герой, так что Шото предстояло встретиться с лучшими из лучших, с теми, кто неизбежно станет его соперниками в школе. И конечно же, Шото без проблем сдаст экзамен, ведь его отец так тщательно готовил свой шедевр, и он был уверен, что станет лучшим. Потому что Старатель принимал не меньше, чем лучших. Это была угроза, и Шото знал это. Тот просто не мог заставить себя волноваться. Он занял второе место на экзамене. Какой-то парень с мощной причудой ветра опередил его в последнюю секунду, одним махом проскочив мимо него к финишной черте. После он попытался поговорить с Шото, но все, что Шото мог видеть - это широкую фигуру отца, приближающуюся к нему сквозь толпу родителей и героев. Рука Старателя тяжело опустилась на его плечо, слишком теплая, чтобы быть естественной, но Шото сразу же после окончания экзамена понял, что облажался. Всю дорогу до дома Старатель молчит. Гнев исходит от него волнами и проявляется в виде струек мерцающего пламени, пляшущих вокруг его лица. Шото откидывается на сиденье и смотрит в окно, закрыв глаза, мысленно готовясь к предстоящим тяжелым тренировкам, которые ждут его дома. Он просто надеется, что Фуюми оставит ему ужин. Как только ноги Шото ступили на дорожку, Старатель обхватил рукой его запястье и потащил за собой. Он спотыкается, пытаясь удержаться на ногах. Они захлопывают дверь, возможно, увеличивая те трещины, созданные Нацуо, и Шото замечает выходящую из кухни сестру. Ее серые глаза расширяются за стеклами очков и встречаются с глазами Шото, и этого достаточно, чтобы понять: все прошло не очень хорошо. Это все время, которое у них было, прежде чем Старатель снова потянул, продолжая идти, не замечая позади сына. Он заталкивает Шото в тренировочный зал, дверь захлопывается за ними с гулким стуком, и в голове Шото наступает тишина. Его отец стоит перед ним, высокий и внушительный, со скрещенными пылающими руками. Его глаза горят тем же огнем, только не красным, а синим, и смотрят так сильно, что Шото кажется, что он может сгореть от одного только взгляда. «Расскажи мне», — Старатель рычит сквозь стиснутые зубы. — «Почему ты проиграл». Шото задерживает дыхание, заставляя свои руки лежать неподвижно по бокам. «Мне не удалось нейтрализовать его стратегию», — сказал он. — «Я не смог оглянуться назад и учесть приближающуюся угрозу, и мой враг воспользовался этим». Старатель набрасывается, достаточно быстро, чтобы Шото не успел вздрогнуть, и хватает его за волосы. Шото сдерживает вздох сквозь зубы, пока Старатель усиливает хватку. «Я не для себя провожу тренировки, мальчишка!» — кричит он. — «Я делаю это не просто так! Я неустанно трудился, чтобы придать тебе форму, и вот как ты мне отплатил?!» «Изви...» — начал было Шото, но Старателю уже не до извинений. Он швыряет сына на пол, его огонь горит в такт его резкому дыханию, заставляя тени метаться по стенам. Нога упирается в ребра Шото, впиваясь в легкие, заставляя его бороться за воздух. «Вставай», — выплёвывает Старатель. — «Вставай и посмотри мне в лицо, как герой!» В этот момент, как и каждый раз, Шото думает, что не сможет этого сделать. Он просто хочет лежать и ждать, чтобы посмотреть, что сделает отец, разозлится ли он настолько, что просто прикончит его. Он не хочет продолжать в том же духе, застрять в этой выжженной схеме, которую накрутил вокруг него отец. Снова и снова, удар за ударом, повторение и еще раз повторение, потому что Шото - не что иное, как узор из пепла. Повторять это до самой смерти. Ему бы хотелось, чтобы последняя часть поскорее наступила.

***

Фуюми находит его позже. Он сидит в своей комнате и смотрит в потолок, пока его тело сотрясается от боли. Для Шото это привычная рутина, как и то, что он цепляется за эту боль, позволяя ей все глубже проникать в его мышцы. Это не обязательно приятная боль, но она реальна, когда Шото кажется, что это не так. Фуюми заходит, держа в одной руке миску, а в другой - дымящуюся чашку. Она оглядывается через плечо, прежде чем закрыть дверь ногой. «Я приготовила тебе холодную собу», — говорит она со своей фальшивой улыбкой. С легким щелчком она ставит еду и чай на стол. Все в сестре Шото нежно: ее глаза, ее прикосновения, ее слова, даже когда они не должны быть такими. Он часто задаётся вопросом, как это возможно, что она такая, какая есть - ведь не подумаешь, что в доме его отца может вырасти хоть что-то похожее на мягкость. И все же, вот Фуюми. Когда-то мать Шото тоже была мягкой. Он надеется, что сестра не пойдет по ее стопам. Фуюми не уходит сразу. Вместо этого она задерживается у двери, касаясь пальцами рамы, наблюдая за Шото. Он не двигается даже под ее пристальным взглядом, желая, чтобы она ушла, и он смог свернуться калачиком и замкнуться в себе. «Шо», — сказала она почти шепотом в тишине между ними. — «Ты хочешь поступить в UA?» Шото повернулся, чтобы посмотреть на нее, и в его груди зародилось крошечное зернышко удивления. Что это был за вопрос? Он собирается в UA. Отец готовил его к поступлению в эту школу с пяти лет, как же он может туда не пойти? «Я иду в UA», — немного растерянно ответил он. «Я не это сказала», — спокойно отвечает ему Фуюми. Она снова оглядывается через плечо, словно отец может ворваться в дверь в любую секунду. — «Я не спрашиваю, чего хочет от тебя Отец. Я спрашиваю, чего хочешь ты. Хочешь ли ты быть героем?» Шото продолжает смотреть на нее. Почему она вообще это спрашивает? Может, они и не росли вместе, но оба знают, что работа над собой чтобы стать героем - единственное, чем он занимался всю свою жизнь. Он не может просто не быть им. Отец годами ждал, когда он сможет поступить в UА; он почти уверен, что отец спрашивал, можно ли принять Шото раньше, но директор отказал ему. Но он все равно поступил, школа начнется в апреле, и он ни за что не может не пойти. Это просто... не вариант. Не выбор. У Шоты нет выбора. «Я собираюсь в UA», — повторил он, на этот раз более уверенно. — «Я занял второе место на экзамене. Отец был зол, но я все равно поступил». Выражение лица Фуюми смягчается, чего Шото не понимает, а ее серые глаза становятся будто тяжелее. Она смотрит на него так, словно он пропустил важный вопрос в тесте - почти разочарованно, но больше грустно, чем что-либо еще. В этот момент она еще больше похожа на их мать, чем обычно. «Хорошо», — мягко говорит она. — «Но, может быть, подумаешь над моим вопросом, ладно?» — она улыбается ему, и это как-то не так, как обычно. — «Кстати, поздравляю со вторым местом. Увидимся утром». Она исчезает в коридоре, бесшумно, словно призрак. Шото даже не слышит ее шагов, когда ее тень удаляется от двери. «Это то, чему они все научились», — думает он. — «Быть тихими». Тихие голоса, тихие шаги, хождение на цыпочках вокруг отца, который может в любую секунду взорваться. Шото размышляет, каково это - быть громким только потому, что он может, кричать во весь голос, топать по коридорам и смеяться изо всех сил, не останавливаясь. Нацуо всегда был шумным и никогда этого не стыдился. Он кричал на их отца при любой возможности и никогда не подавлял свой смех, каким бы редким он ни был. Шото не может вспомнить, когда он в последний раз смеялся. Не помнит он и того, чтобы слышал, как это делала Фуюми после смерти Тойи. Садясь, он снова думает о своей сестре. О том, как она осторожно ругает Нацуо, когда тот заходит слишком далеко, о том, что ее чай всегда почему-то лучше, чем у других, о том, как ее серые глаза становятся серебристыми, когда она счастлива, и как они отражают грозовые тучи, когда она не счастлива. Шото не раз замечал эти грозные взгляды, когда отец проходил мимо нее в коридоре, или иногда, когда она помогала ему справиться с его травмами после тренировки. Когда мать жила с ними, она почти никогда не злилась. Даже когда она пыталась защитить Шото, даже когда кричала на отца, она всегда плакала.  Шото ни разу не видел, чтобы Фуюми плакала. Он знает, что это не значит, что она не делала этого; он уверен, что она сделала это хотя бы после смерти Тойи. Но его не было с ней, когда пришло известие. Он не был ни с кем, свернувшись калачиком в своей постели, бодрствуя, когда уже должен был спать. Он никогда не забудет, как кричала его мать в тот день. Может, Фуюми и похожа на их мать, может, она родилась с таким же нежным лицом, как у нее, но они не одинаковые. Рей упала, когда Фуюми научилась стоять на ногах. Рей сломалась, когда Фуюми закалилась. «Мягкая», понимает Шото, глядя на свою миску с собой - не самое подходящее слово для сестры. Она добрая, а это не одно и то же. Шото не понимает, почему Фуюми все еще здесь. Нацуо, которому подошла бы огненная причуда, тот, кто ненавидит отца (и Шото) и не боится показать это, ушел, как только смог. Но Шото знает, что Фуюми не таит в себе такого гнева; она холодна там, где Нацуо раскален, и никогда не говорит с отцом невпопад. Впервые Шото задаётся вопросом, не сдерживает ли она себя, не чувствует ли она себя в такой же ловушке молчания, как и он. («Я не спрашиваю, чего хочет от тебя Отец. Я спрашиваю, чего хочешь ты.») Шото берет чай, сжимая чашку в ладонях, пока она не обжигает. По запаху он может сказать, что это зеленый жасмин. Его любимый.  Он не уверен, что знает, как хотеть дальше.

***

Апрель наступает с яркостью, которая всегда сопровождает весну: снег тает в садах, открывая множество оттенков зеленого. Деревья еще голые, и в воздухе до сих пор витает легкий холодок, но Шото нравится это время года. Это перекресток, край, мир затаил дыхание, чтобы увидеть, удастся ли сформироваться чему-то новому. Шото задаётся вопросом, пытаются ли люди тоже стать новыми в это время года, или им это не нужно. («Видишь, Шото?» — мама помогает его детской руке коснуться лепестка нежно-розовой лилии, распустившейся всего час назад. — «Видишь, как все может измениться? Я не ожидала увидеть этот цветок здесь, но тем не менее он есть. Он боролся за то, чтобы быть, и теперь он может показать эту борьбу всему миру», — она улыбается Шото, ее волосы касаются его лица, когда она наклоняется, чтобы поцеловать его в лоб. — «Ты тоже можешь быть другим».) Сегодня первый день в UA. Шото проснулся еще до звонка будильника: нервы, звенящие по всему телу, обеспечили ему ночь, состоявшую в основном из метания и ворочания. Он никогда раньше не ходил в школу и понятия не имеет, как все устроено. До этого момента его всю жизнь обучали частные преподаватели, а теперь он отправляется в элитную академию, где с ним будут бороться, возможно даже физически, за высшие оценки. Поэтому он не может не нервничать, даже если драки - это то, к чему он привык. Он получил расписание, форму и прислал эскиз костюма (правда, отцовского - простой красный комбинезон с серебряным ремнем и белыми ботинками, в которых он уверенно держится на льду). Отец хмыкнул, увидев имя в расписании занятий Шото, но не стал уточнять, что оно означает. Имя Айзава Шота не знакомо ему, но отец знает этого человека и, похоже, доволен преподавателем. Шото мысленно готовится к любым тренировкам, которые им проведет учитель, если, конечно, его отец одобрит. Первое впечатление Шото от UA - это огромное здание, пожалуй, самое большое из всех, которые он когда-либо видел. Его зеркальный фасад отражает синеву неба, придавая академии такое же неземное ощущение, будто она существует достаточно долго, чтобы сравниться с небом. В воздухе чувствуется аромат цветущей сакуры, дорожка окрасилась в розовый, благодаря деревьям, обрамляющим ее. Вокруг него - другие студенты, новенькие, в чистых униформах и с нервными голосами. Что-то внутри Шото затихает и замирает, когда он подходит к школе, которая преследовала его с детства. Он не чувствует себя настоящим: воздух целует чужую кожу, глаза видят не для него. То, к чему его отец стремился более десяти лет, находится прямо перед ним, первый шаг к тому, чтобы стать героем, которого воспитал Старатель. По какой-то причине эта мысль кажется удушающей, обволакивающей основание легких и сдавливающей. («Ты хочешь поступить в UA?») Именно здесь он должен быть. Это то, чему его учили год за годом, с того самого дня, как проявилась его причуда. Он был создан для того, чтобы быть здесь. Чтобы стать героем, который заменит его отца, чтобы стать лучше Старателя, чтобы прославить имя Тодороки. Такова жизнь Шото, и теперь начинается настоящая работа. Его отец пожертвовал всем, чтобы он оказался здесь; он не может потерять из виду свою цель, несмотря ни на что. («Ты - мой шедевр, тот, кто покажет всему миру, насколько сильны Тодороки. Благодаря всему, чему я тебя научил, тебе не будет равных!») Тойя потерял свой шанс стать героем, и именно Шото должен взять на себя эту роль. Если не ради отца, если не ради брата, то ради той боли, которую он причинил своей семье. Все, что рухнуло, уже легло на плечи Шото, и он не может представить, что груз работы героя окажется тяжелее этого. Он хочет, чтобы его мама была здесь, чтобы увидеть его. Хочет, чтобы она была рядом, но он знает, что не заслуживает этого. «Теперь она счастливее», — говорит он себе. Точно также как Нацуо. Как Фуюми, когда она выходит из дома. Как Тойя, ушедший, но никогда не забытый. («Ты тоже можешь быть другим».) Шото хочет однажды встретиться с ними всеми, поэтому он идет вперед. И, на секунду, не отец подталкивает его, не попытка угнаться за призраком брата, а просто он сам, по собственному желанию, делает шаг за пределы привычной схемы, к которой его заставили привыкнуть. Ощущения лучше, чем он думал.