Ежевика

***

Мы поднялись по склону холма, начинавшегося рядом с домом. Сюда не долетали крики мальчишек, плескавшихся в реке. Мы прошли мимо ладных ульев, их которых доносилось тихое гудение пчел. Дальше последние следы деревни исчезали, начинались заросли ежевики, и Шут отвел меня к южному краю, где, по его словам, ягоды поспевали раньше всего. Здесь тоже гудели пчелы, они кружили над последними цветками и лопнувшими спелыми ягодами. Солнце поднималось над лесом, запуская свои длинные золотые лучи в зеленые кроны деревьев, словно пальцы в чью-то густую кучерявую шевелюру. Мы босиком шагали по земле, и наши стопы утопали в море мягкой зеленой травы. Воздух был напоен свежими летними запахами: влажной после ночного дождя землей, свежей травой и отцветающей ежевикой. Тепло и покой. Я повернулся, посмотрел на Шута. Солнечные лучи путались в его волосах и бликами танцевали в янтарных глазах. В них снова светилась жизнь и радость, как когда-то, и у меня невольно защемило сердце. Я не сразу понял, что Шут трясет перед моим лицом плетеной корзиной. - Спорим, что ты не сможешь собрать полную быстрее, чем я, - предложил он, склонив голову на бок и глядя на меня с хитрым прищуром в своих солнечных глазах - знал ведь, что я не смогу устоять, и бесстыдно этим пользовался. Я схватил корзину, принимая вызов, и помчался искать заросли самой спелой и самой крупной ежевики. Беспощадное июльское солнце совсем скоро начало припекать, но я не остановился и был награжден видом наполненной доверху корзины. Я не сомневался, что одержал победу. Но когда я нашел Шута, то он лежал в тени ежевичного куста и спал, накрывшись моим плащом. Рядом с ним демонстративно стояла полная ежевики корзина. - Как?! - вскричал я, не удержавшись. Он расхохотался, сбрасывая с лица плащ, и показывая, что уже давно меня ждет. Шут подбежал и прыгнул мне на шею, а я, уже ни капли не обижаясь на свой проигрыш, бережно обнял его за талию и быстро закружил. Лес слился в одно большое зеленое пятно, во всем мире осталось одно только красивое лицо Шута прямо перед моими глазами. - Ты знаешь, что рядом с тобой меркнет даже солнце? - серьезно спросил я через некоторое время, когда мы уже успокоились после шутливой драки, вызванной моим "нежеланием просто так принять поражение" и теперь лежали рядом на траве, уплетая собранную ежевику сразу из обоих корзин. И обе, надо сказать, быстро пустели. Он перекатился на живот и посмотрел на меня сквозь золотую занавесь волос, упавших на лицо. - Слишком слащаво, Фитц! Я сделал вид, что задумался. - Ладно, ты затмеваешь собой солнце. Так лучше? Он рассмеялся, и мне показалось, что мое сердце бьется в одном ритме с мелодией его смеха. Всегда билось. И как я умудрялся этого не замечать? Копна гладких волос упала на лицо, закрывая и отделяя от всего остального мира, когда его мягкие губы накрыли мои. У них был терпкий и сладкий вкус ежевики, и я ответил на его нежный поцелуй с наслаждением и трепетом, осторожно обнимая Шута за заживающую спину, а потом - за плечи. Я услышал, как громко стучит сердце напротив меня, и почти интуитивно опустил ладонь Шуту на грудь. Это звучала самая настоящая музыка. Музыка его души. Наверное, именно в этот момент я понял, что говорил Шут про людей и дома тогда, на Аслевджале - в далеком прошлом, когда вся ложь казалась истинной правдой, а легко изменяемые вещи - нерушимым будущим. Что, если ты куда-то возвращаешься, то уже можешь не найти там своего дома. Потому что дом - это люди, а не место. Я был дома.