На перепутье миров

Однажды там, на перепутье, Где миры сливаются воедино, Встретились как-то на распутье, Два божества, живущие вечность. Рэйтан — Индии порядка хранитель, Глэстин же — Англии чёрный ангел. И оба, что ни на есть, друг на друга похожи, И всё же оба — совсем несхожи. Один был спокоен, как светлая луна, Второй хитёр и смел, как ночная мгла. Но оба обманчивы, оба игривы И оба они не вежливы совсем. Мир разрушается. Время меняется. Люди всё злее и злее становятся. Боги гневаются, требуют крови И на Землю они спускаться готовы. Чтоб в пепел всё превратилось, надобно, И в прах, что от костей и людей, и животных. Всё сущее чтобы исчезло доныне И больше к миру не возратиться ныне. Рэйтан досаден, и обижен и зол, Он к таким эмоциям не готов. От Шивы в Тамасе не слышит он ответов, Прекрасен и славен, и милости полон. Глэстин поникший в Холмах сидит, Лондон в грязи и гневе стоит, Темза и плещет, и бьётся, кричит. Ганга с ней не в ладах и молчит. Так боги решили смеяться над ними И наблюдать, кто достоин ими. Рэйтан и Глэстин в Гималаях сидят, Руки пожали друг другу и молчат. Неловкую тишину не смеют нарушить. (Да разве божествам известна неловкость?) Они всё повидали и они устали, Решили спокойно проводить эту серость. — Как Лондон? — словно бархат звучал, Голос Рэйтана, что от Шивы получал. — Всё те же туманы, — Глэстин ответил, — -Как Индия? Калькутта? Война не близко, я слышал. — Всё так же жарко. Тропики ведь. Хотя, туманы случаются иногда. — Рэйтан сказал, скрывая обиду, Всё же, в мире есть много богов. — Хоть что-то есть общее и это туманы, — Глэстин усмехнулся, и дале сказал: — Может и дальше найдём помимо тумана. Уж много столетий прошло, а люди всё те же. — В этом я согласен, Хранитель Англии, — Смиренно прошептал он другому божеству, — Уж много крови пролито было, Быть может, ты как-то посодействуешь? — Что Ты! Аватара великого Шивы, — Рявкнул случайно Глэстин в этот раз, — Не в духе нынче наша Королева, Хочет она ваши шахты враз. — Алчность погубит её, ты это знаешь, Рэйтан всё снова и снова спокоен, — Ваше влияние и на Индию действует. Многие уже поменяли повадки. Индийское солнце всё шепчет и дале: — Нынче женщины сари не надевают, И мужчины уж боле не уважают Стариков и взрослых. Это грех! — А в Лондоне-то, совсем по другому! — Перебила его ночная мгла, — Многие стали ярко одеваться, И просто, и свободно, и ныне другие. Что же это? Где скромность? Величие? Открытость и интимность, всё потеряно мигом. Королевство хоть и осталось, но Народ-то меняется, и это удар. — Кали-Юга уже близко, — Рэйтан сказал, — Ты уж будь готов к множественному разврату. Будет и гнев, и похоть, и алчность, Да и все мирское люди позабудут. — Да, друг мой, я знаю, — взмолился Глэстин, — Кали-Юга это наш Апокалипсис. Если и наступит эта эра, — о, Боги! — Я в первую же очередь скроюсь навек! — В Тамасе всё жутко и неспокойно, Души приходят в стотысячный раз. Земля уже не дышит. Она устала Из-за людей, что множатся все. — Холмы ещё тихи и всё так же ярки, Но, боюсь, я хвалю заране. Откуда мы знаем, как это всё будет? Боги молчат! И от этого больно! Стало обоим на чуточку отчаяннее, (Всё же, столько столетий прошло). Грустно стало видеть, как гордыня Душит всех с головою ревмя. Рэйтан закинул ногу на ногу И в горизонт молчаливо смотрел. Глэстин спокойно расправил перья, Что на шляпе его красиво лежат. Тишина их друг и эта черта у них Им известна ещё с незапамятных времён. Глэстин вспоминал, как украдкой В Лондоне примерял все шервани. Рэйтан тихо смеялся и отметил, Что в Калькутте уже готовят чай Английский, настоящий, с молоком внутри, И это так вкусно, что становится горько. Меж тех разговоров наблюдают они, Как человек, смеющийся ныне, Наивно верит, что он выше судьбы, Не зная, что с ним будет на развилках пути. Диалог окончен. Наступает вечер. — До свиданья, друг мой, до свиданья, — Поправляя шляпу Глэстин исчез. — До встречи, Хранитель. И было так много в этом прощании, Как будто надежда ещё сильнее И сломит прутья грядущей войны. Как жаль, ещё многое предстоит на кону.