Ветер с легкостью опускал на землю листья, которые сразу же поднимала пробегавшая мимо ребятня: все они торопились попробовать данго в только что открывшейся лавочке.
— Дети, по очереди! — мягкого вида человек за прилавком старался успокоить набежавшую тропу, как вдруг он заметил, что к нему пожаловал… — Ох, лейтенант Цуруми! Какая честь видеть вас на открытии!
— Доброе утро, — зайдя в помещение, Цуруми снял фуражку и одарил спокойным взглядом ребят, которые скопились в углу и замолчали как мыши. Он перевел взгляд на продавца, — мне две палочки, пожалуйста. Вот такие.
— Держите, прошу, — мужчина протянул указанные палочки, заметив, как солдат тянется в карманы, он его остановил: «Для Вас за счет заведения! Хорошего дня!»
— И Вам.
Забрав палочки и кивнув, Цуруми покинул лавочку. Свежие данго в руках выглядели невероятно нежно. Присев на фонтан, он стал рассматривать аккуратно сделанные шарики.
— Прошу простить меня, лейтенант Цуруми, — разглядывание десерта прервал подошедший мужчина. — Меня задержали.
— Я прощу тебя, если ты присядешь и возьмешь палочку с данго, Огата.
После небольшой паузы, вызванной таким предложением, он сел на фонтан, не слишком близко, но и не слишком далеко. Цуруми протянул палочку и немного покрутил ей перед носом собеседника, тот в ответ, принюхавшись как кот, взял предложенную еду.
— Вы позвали меня сюда, чтобы угостить данго?
— Не только. Не могу не отметить твои успехи по службе, ты показываешь впечатляющие результаты.
— Благодарю.
— Такими темпами, ты можешь повыситься до лейтенанта через год. Я знал много перспективных людей, но ты, Хякуноске, самый перспективный из всех.
— Я не особенный.
— Я и не говорю, что ты особенный, — Цуруми доел последний шарик на палочке и начал крутить её в пальцах, наблюдая за тем, как его собеседник не сводит взгляд с указки. — Я говорю, что ты можешь достичь многого, если постараешься, — докрутив, концом палочки он вывел скулу Огаты. — Ты очень способный мальчик.
Смешавшись с толпой и наблюдая за лейтенантом с
каким-то уродом, Усами просто выворачивало изнутри-наружу то ли от ярости, то ли от возбуждения: «Это должен быть я! Пусть он выдавит этой палочкой мне родинки… нет. Пусть он насадит мои глаза, как данго, и съест их, тогда мы всегда будем вместе! Зачем Вам этот… урод?!»
— Я подумаю над этим, — кротко ответил Огата.
— Почему ты не ешь данго? Не нравятся? — он положил руки на колени и, не дожидаясь ответа, встал. — Был рад поболтать, Хякуноске, спасибо, что выделил время, но я вынужден идти.
Когда Цуруми покинул площадь, Огата просто выбросил шарики в воду и пошел по своим делам. Взглядом полным презрения, Усами провел его.
— Усами-сан, Вы не видели Огату-сана? — со спины обеспокоенно спросил Юсаку.
— Нет! Никого я не видел! — Усами резко повернулся и агрессивно помахал руками; на столбе, за который тот держался, остались царапины.
— Он просто куда-то убежал, я даже не успел извиниться…
— Извиняться?! Перед ни-им?! За что?!
— Мне так неловко говорить об этом, но он куда-то спешил недавно, и я… — он делает паузу, не выдерживая стыда, — и я уронил мисо на его форму!
— Ты хочешь сказать, что ты её очернил? — такая глупость быстро изменила его настроение. — Ты её запачкал? — ему в ответ кивают. — Ты её… лишил девственности? — почти насмешливо спросил Усами.
— Ох, ну это уже слишком, я бы никогда! — на секунду он задумался, а потом добавил: «Возможно, мне стоит извиниться перед формой Огаты-сана.»
— А перед воздухом ты тоже извиняешься каждый день, за то что ты его загрязняешь? — не в силах больше сдерживать себя, он прикрыл рукой улыбку.
— Каждый день! И каждый день благодарю его за то, что я могу им дышать.
Что ж, шутка затянулась и уже не кажется такой смешной. Он действительно настолько странный? Неудивительно, что над ним все смеются.
Некоторое время они просто молча переглядывались, обоим было неловко.
— Кажется, я вспомнил. Вспомнил куда пошёл Огата. Давай я отведу тебя к нему? — тишину нарушил успокоившийся Усами.
— О, это было бы чудесно! — от такого чудесного предложения Юсаку подпрыгнул. — А куда он пошел?
— В лес. Я проведу тебя, чтобы ты не заблудился, — рукой Усами показал, чтобы тот следовал за ним. Перед тем как пойти, он быстро сбегал к фонтану, и также быстро он вернулся.
Молодые люди шли по еле заметной давно вытоптанной тропинке. Зеленые деревья только и делали, что били Юсаку по лицу, даже когда он выставил руки перед собой.
— Ох, и зачем Огата-сан убежал непонятно куда? — очередная ветка ударила парня по лицу.
— Не знаю, когда найдём — спросим, — спокойно ответил Усами, твердо держа перед собой руку, даже не давая деревьям шанса.
— А Вы уверены, что он пошел в эту сторону?
— Сомневаешься во мне?
— Нет, просто… — подумав, что он сказал, что-то грубое, резко остановился и поклонился. — Простите, не смею сомневаться!
Но когда Юсаку резко выпрямился, он не сумел сдержать баланс и, суматошно размахивая руками, упал спиной назад. Усами мог это предотвратить, но не захотел. Падение было не из приятных: прямо на копчик во что-то холодное… прямо в грязь.
— Какой ужас! — Юсаку рассматривал свою форму сидя в луже. — Форма испачкалась. Мама стирала её всего два дня назад! Что я ей скажу… Прямо как тот случай в казарме, только рядом нет Огаты…
Усами молча смотрел на страдания парнишки и на то как он же просто с жалобными глазами выглядывает из-под фуражки. И это тот самый второй лейтенант? Беспомощный как ребенок! Почему с ним все так возятся, сдувают пылинки, особенно Цуруми-сан: он так его обхаживает и выделяет много времени. Буквально вчера Усами услышал часть их разговора, но одна фраза играла как сломанная пластинка, с каждой секундой лицезрения Юсаку в грязи она становилась лишь громче.
Юсаку-сан, Ваша девственность — самое ценное, что есть у японской армии. Именно она принесет Японии победу.
Юсаку-сан, Ваша девственность — самое ценное, что есть у японской армии.
Юсаку-сан, Ваша девственность — самое ценное.
Девственность.
— А если я заберу её, что у тебя останется? — Усами будто сверлил взглядом парня.
— Заберете что? Форму? Ну, трусы частью формы не являются, так что, наверное, только трусы. Но зачем Вам она?
— Мне нужна не твоя форма, — с подергивающимся глазом он приближался к сидящему в грязи. — Ты уже запачкался снаружи, так почему бы не испачкать тебя внутри? — он присел на корточки напротив парня.
— Я не понимаю о чем ты… — в недоумении смотрел на того Юсаку, который от нарушения личного пространства съежился и прижал к себе руки.
— Сейчас ты всё поймешь!
С этими словами он набросился на парня, схватив того за руки и развел их в стороны. «Что Вы делаете?!» Повалившись на него, он со всей яростью разрывал запачканную форму, пуговицы разлетались в сторону; различные бумажки, хранившиеся в карманах, вылетали на грязь. «Боже мой! Прекратите! — от боли и осознания, на глазах Юсаку наворачивались слёзы, — Усами-сан, умоляю!» Когтями вцепившись в бока, Токишиге провел ими до бедер, стягивая с тела штаны; даже крепкий ремень не выдержал напора и порвался. «П-пожалуйста! — в прерывистом голосе слышен ужас, дрожащие руки тянутся к лицу насильника, — если Вы остановитесь, то… я ни-ичего не скажу-у!»
Резким движением Токишиге сорвал с таза парня фундоси и засунул их ему в рот: свиные визги его раздражали. Он слегка приподнялся, чтобы поскорее стянуть и с себя штаны, но из-за того, что тот не рассчитал силу, пряжка от штанов отлетела Юсаку прямо в глаз. Никак на это не отреагировав, Усами достал свой уже набухший член, а когда Ханадзава отвел взгляд, тот, схватив его за голову, заставил смотреть на то, что будет дальше. Токишиге, облизнув свой большой палец, с напором ввёл его в отверстие Юсаку, провернув по часовой стрелке, с удовлетворением достал. Но на одном пальце ничего бы не закончилось: уже через несколько секунд Усами вставил Юсаку: «У тебя такая тугая дырка! Да ты похоже и не срал никогда!» Член приносил огромную боль неподготовленной дырке, а ведь он ещё не полностью внутри, а где-то на половине.
Усами свысока смотрел на рыдающего Юсаку своими тусклыми серо-зелеными глазами, на причиняемую боль он никак не реагировал снаружи, но внутри он ликовал: только девственнику можно подарить ту
любовь, которую он никогда не забудет. Подготовив себя, Токишиге полностью засунул член до яиц, касаясь простаты взвывшего паренька. Он ритмично двигал бедрами каждый раз до конца упиваясь стонами боли. «Теперь ты грязная… грязная потаскуха! — ускоряясь, восхищенно кричал Усами, — Как и все они! Теперь ты ничем не лучше своего братца! Ничем не лучше меня! Теперь в тебе нет ценности! Ты — дешевая шваль!»
Отбив последний удар яйцами, лицо Токишиге расплылось в маниакальной улыбке, глаза закатились от удовольствия: он кончил. Достав свой член из обессиленного Юсаку, он увидел, как из отверстия вытекает сперма смешанная с кровью, а на члене были остатки фекалий.
— Дай сюда! — Усами наклонился и наконец достал трусы изо рта паренька, чтобы ими вытереть свое
достоинство.
— Хочу домой…
— Сейчас пойдешь! Ха-ха! Папочке всё рассказывать?
— Нет… Я просто хочу домой… — он сжался в позе эмбриона. — Но мне там уже нет места… просто убей меня.
Одевшись и приведя себя в порядок, Усами вернулся в казармы.
***
Юсаку же заснул и, проснувшись где-то ночью, с горечью во рту и болью на сердце, вернулся на порог родного дома. Некоторое время он просто топтался у порога, потому что не знал что страшнее: что его увидят таким прохожие или родители? Была глубокая ночь, месяц предательски улыбался, улицы пусты. Значит хуже уже не будет. Наконец, он решает постучать. Первый раз неуверенно, последующие — чётко и ритмично. Дверь почти сразу же открылась: родители не смыкая глаза ждали сына, но никогда бы и подумать не смогли, в каком виде. Фуражка прикрывала покрасневшие глаза и растрепанные волосы, под одним глазом синяк, неаккуратно накинутая форма с оторванными пуговицами и разорванными застежками, которая прикрывала расцарапанную кожу.
— Что случилось, сынок?.. — Хиро прикрыла рот от ужаса и, почувствовав, что ноги подкашиваются, облокотилась на стену.
— Мам… Пап… — комок в горле не давал что-либо нормально сказать.
— Заходи, — Коджиро дал юноше зайти в дом и сразу же закрыл дверь. — Сядь, а теперь расскажи мне, что случилось.
— Я… я не могу, отец… — испачканными в грязи руками он вытирал слёзы, вместе с ними текли и сопли.
— Ты все можешь, сын, — Ханадзава старший положил младшему руку на плечо и посмотрел тому прямо в глаза. — Хиро, поднимись к себе, пожалуйста.
Она подняла руку, будто пытаясь что-то сказать, но в итоге послушно ушла.
— А теперь, Юсаку, скажи мне что случилось. Я же вижу, что это серьезнее того случая в казарме. Это кто-то сделал. Этот фингал… — большим пальцем он аккуратно прикоснулся к уже посиневшей коже, — кто-то ударил тебя. Мне нужно знать их имена. Якудза? Грабители?
— Нет…
— Кто? Неужели кто-то из академии? Да их не отчислят, они в живых не останутся! Я накажу тех, кто с тобой это сделал.
— Отец, меня не избили, — он нервно растирал ладони, а потом прикрыл лицо от нахлынувшего чувства стыда.
— Что?.. Да что случилось, ты можешь сказать мне?! — Коджиро крепко сжал руки в кулак.
— Отец… ты не понимаешь… я больше не чист… ты больше не можешь мной гордиться, меня испортили, я дешевая шваль. Прости меня, отец, прости, прости! — взвыв, он упал на колени. — Я ужасный сын, я подвел тебя! Я больше не имею права называться твоим сыном, я больше не имею права жить!
— То есть… — он встал на ноги и с раскрытыми от ужасающего осознания глазами посмотрел сверху вниз на… сына?
— Рядовой Усами Токишиге меня изнасиловал, — он издал истошный вой.
— О император… — разжатые руки опустились на вспотевший лоб, потом на нос, потом на открытый от шока рот — он пытался скрыться от правды, но нахлынувшая ярость дала сил. — Я убью его. Я всех их убью! Как они могли такое допустить, как это мог допустить лейтенант Цуруми?! Он не следит за своими подчиненными?! А ты! Ты-ы!
Коджиро даже не мог теперь посмотреть на своего
сына, на свое
сокровище. Он расправил плечи, опустил руки и, отведя взгляд, сказал: «Ты прав. Ты мне больше не сын.»
Юсаку устало поднял голову и увидел, что по щекам его отца, нет, Коджиро, стекает слеза — ему тоже больно, но он не может иначе. «Я позор семьи, я недостоин жить.» — эта мысль пронеслась в голове парня.
Я позор семьи, я недостоин жить.
Юсаку молча встал и вышел из дома. Его разорванные одежды сразу же заколыхал северный ветер. Камень в ботинке казался роднее того, кого ты мог назвать отцом. Ветер казался теплее того, кого ты мог назвать матерью. Покачиваясь от бессилия, парень наконец дошел до места. Обрыв. Новое место, которое можно назвать домом. Подсобив себе рукой, он снял обувь.
Я позор семьи, я недостоин жить.
***
Этой ночью Усами сладко спал, воспоминания вчерашнего дня будут согревать его и сегодня. Обычно, он очень злится, когда его будят раньше времени: у него режим сна, которому он постоянно следует. Но этим утром его разбудил нежный голос Цуруми:
— Усами-кун, просыпайся.
— А… А?! Ц-цуруми-сан, что Вы тут делаете?! — он резко подскочил, прикрывая утреннюю эрекцию.
— Мне сообщили, что генерал Коджиро Ханадзава очень сильно хочет видеть тебя у себя дома. Я нахожу это странным, — пальцами он гладил свои усы. — Да и Юсаку-сан куда-то запропастился… Ты ничего не знаешь?
— Я-я?! Нет… — Усами сел, прижав ноги к себе и подтянул одеяло, чтобы спрятать довольную улыбку.
— Хорошо, Усами-кун, я поверю тебе. Но, если я узнаю «что-то», то ты понимаешь, что я тебя
накажу.
***
Трепетная тишина в доме Ханадзава была нарушена стуком в дверь.
— Кто там?
— Рядовой Усами Токишиге прибыл!
— А, это ты. Заходи.
Дверь приоткрылась и из-за неё сразу же что-то выглянуло. Ружье! Быстро осознав, что на него направили дуло, Усами незамедлительно поднял его, из-за чего выстрел был произведен в воздух.
— Ах ты урод!
Токишиге пытался выхватить оружие, но хватка мужчины была слишком крепкой.
— Генерал Ханадзава, так это вы! Какая приятная неожиданность! — он резко отпустил ружье и, от отсутствия компенсации прилагаемой силы, генерал упал на землю.
— Руки вверх, сволочь!
Коджиро выстрелил, но явно мимо — прицел буквально сбила нога рядового.
— Сейчас будете перезаряжаться полчаса? Я же знаю, что она двухзарядная, — серьезным тоном отметил Усами, подойдя на шаг ближе.
Ханадзава, бросив в парня ружье, быстро достал револьвер. Схватив брошенное в него оружие, Усами уклоняется от выстрела: пуля задела лишь рукав; и набрасывается на генерала, пытаясь задушить того с помощью ружья. Коджиро не успел сделать второй выстрел из револьвера: рукой, Усами просто выбил его из рук.
— Да кто ты, черт побери, такой?! Ты точно просто сраный рядовой?! Ублюдок!
— А ты точно генерал?! — не дав тому схватить за ружье, Усами быстро перевернул его и прикладом начал давить на шею. — В додзе я встречал детей сильнее тебя! — прикладом он совершил точный удар в солнечное сплетение.
— Гх! — на выдохе мужчина схватил приклад, когда парень в очередной раз пытался ударить. — На! — он смог сделать контрудар, перевернув ружье и ударив им по голове рядового, вместе с ружьем он и перевернул игру: теперь он сверху.
— О ты ещё дышишь? — со всей силы Усами ударил лбом по голове генерала, даже крепкий череп не смог бы выдержать такого — Коджиро откинулся назад. — Что ж, не надолго! — Токишиге вложил всю свою ненависть в удар ногой прямо в шею генерала.
Последний вздох. Его лицо застыло в гримасе ярости, но явно было перекошено ужасом и болью.
— Какая жалость, — Усами пальцами проверил пульс у остывающего генерала: отсутствует. Встав на ноги, он подобрал лежавший неподалеку пистолет. — Доброе утро, думала, что я тебя не замечу?
Из-за угла за всем этим наблюдала Хиро, с дрожащими руками держась за стену. Она даже не успела завизжать, комок в горле не давал ей и возможности издать звук. Он выстрелил ей прямо в сердце, и она упала: её сердце было ранено дважды за сутки.
— Ну вот. Теперь Цуруми-сан точно отругает меня, — с неким сладостным волнением в душе произнес Усами и направился обратно к своему любимому лейтенанту.
***
Уже вечером Цуруми сидел в своем стуле и читал новости за прошедший день: «
Шокирующие известия! Суицид всей семьи Ханадзава: что скрывал генерал с идеальной репутацией и идеальным сыном?!».
— Вы действительно подстроили всё так, чтобы газеты назвали
это суицидом? — с усмешкой, к читающему подошел со спины Усами.
— Да, Усами-кун. За тобой пришлось подтереть слишком много следов, — Цуруми свернул газетенку в трубочку и ударил ей по своей руке, как некое предупреждение.
Лейтенант встал со стула и прошептал рядовому на ухо, от чего у того всё лицо залилось краской: «И поэтому я тебя накажу.»
