«What can I give Him, Poor as I am? If I were a shepherd, I would bring a lamb; If I were a wise man, I would do my part».
—«Yet what I can I give Him», — под конец погрузившись в транс, пел Фред, задрав голову к небу и уже без разбора дёргая струны.— «Give my heart». «Give my heart», — прозвучало эхом где-то поблизости. Фред даже не сразу сообразил, что этот голос звучал иначе, чем собственный. Зазывала из сувенирной лавки шмыгнул носом, покачал головой, положил в чехол пятидесятифунтовую бумажку и поплёлся прочь, засунув руки в карманы. Совесть боролась с жадностью и здравым смыслом. И Фред хотел бы не знать, сколько получают за раздачу листовок, хотел бы забыть, что уже видел этого паренька в дурацкой шапке, хотел бы закрыть глаза на то, что проигнорировал его просьбу. Хотел бы не нуждаться, чтобы не приходилось испытывать это смятение и искать оправдания. — Эй! — крикнул он вслед. Несколько человек обернулось на звук, но зазывала всё удалялся. Махом собрав деньги и запихнув их в карман, Фред сунул в рюкзак усилок и бросился в погоню с гитарой в одной руке и чехлом в другой. — Оленья шапка! — заорал он. Зазывала, сощурившись, заозирался по сторонам. Нагнав его, Фред протянул смятую купюру. — Пятьдесят слишком много, — отдышавшись, он добавил: — а сдачи нет. — У тя, типа, прайс-минутки-тарифы? — хмыкнул тот. «Минутки!» — вспыхнуло в голове. Нужно было поторапливаться в ломбард. — Типа, — соврал Фред. Убирая гитару в чехол, он не мог отделаться от ощущения, что укладывает в гроб ещё живое тело. — Ну тогда остальное на чай, сечёшь? Фред проигнорировал протянутую руку с зажатым между пальцев полтинником. — Приятель, ты на улице торчал с этими листовками, чтобы мне на чаевые заработать? Бывай. По дороге Фред успел посетовать на свою глупость. Может, по сравнению с долгом сумма была ничтожной, но её бы на какое-то время хватило на нормальную еду и проезд. Или можно было отложить на аренду комнаты в месте получше его нынешнего клоповника. «Как будто в этом есть смысл», — возражал он сам себе. В тупике, в который его загнала жизнь, всё равно не было ни единой лазейки. Ничто, которому не было конца и края, а он лишь по привычке и из страха цеплялся за своё существование. Зачем-то продолжал есть, спать, дышать и вставать по утрам, подсчитывать заработанное за день и вычитать часть на обезболивающие мази для спины, чтобы иметь возможность заработать ещё. А в перерывах травить насекомых, которые всё равно приползали в его комнату от соседей. Тяжёлое мутное небо будто становилось ниже. С долей азарта Фред ждал, когда же оно всё-таки упадёт и раздавит его. Желательно до того момента, как Бык с дружками настигнет его. Вряд ли их тяжёлые ботинки и кулаки тяжелее неба — и тогда придётся немного подождать, прежде чем он сможет влиться в Ничто и перестать бояться. Остановившись перед ломбардом, Фред стянул с плеча гитару. Днём он не подумал, что пустой чехол ему уже не понадобится. А ведь его тоже можно было загнать. На всякий случай пошарив в кармане, где обычно лежали тексты песен, он нащупал что-то твёрдое. В груди стало тесно. Он уже и забыл. «Тебя поцеловала сама удача», — зазвучал в памяти голос Джесс. Если это и правда, то поцелуй был в задницу. И если уж начистоту — не поцелуй, а пинок. Сжав в руке находку, он дёрнул на себя дверь. — Опять ты? — недовольно пробубнил мужик за прилавком. — Под закрытие мозги канифолить пришёл? — Я согласен на вашу сумму. И вот ещё, — Фред похлопал по чехлу. — Во сколько оцените? — Тут не секонд-хэнд, чтобы тряпки оценивать. А ведь он ему и усилок собирался предложить. Сжатые в кулаке игральные кости впились в кожу. Фред выронил их. Одна укатилась под шкафчик с мониторами, и под бубнёж про клятых торчков Фред загадал, что, если окажется нечет, он уберется отсюда. Лучше сгинуть вместе с гитарой, чем оставлять её в распоряжение такому жлобу. На верхней грани оказалось четыре точки. Удача точно повернулась задом и собиралась лягнуть посильнее. — Распишись, — раздался голос сверху. — Сейчас, — не поднимаясь, отозвался Фред. Четыре точки. Ну и что? Если уж играть — то нужно бросать обе кости. Встряхнув ладони, он сделал новый бросок. Двенадцать. — Эй! — Сказал же — сейчас, — огрызнулся Фред и снова перебросил. Пять. Удовлетворившись этим, он поднялся. — Я передумал. — Сукин ты сын, совсем мозги усохли? Под аккомпанемент гневной тирады Фред выскочил на улицу. На душе было легко, хотя он и чувствовал себя полным придурком. Ещё пара дней — и он пожалеет о своём легкомыслии, а этот тип вряд ли согласится в третий раз оформлять расписку. Желудок трепыхался. Не то от запахов уличной еды, не то от страха. В любом случае, пора было убираться отсюда.***
«Возьми трубку, я начинаю волноваться. Дай знать о себе до вечера». В груди заскребло. Фред не хотел ни разговаривать, ни тем более видеться с Джорджем — да и вообще ни с кем, — пока не разберётся со всем. Но по его расчётам выходило, что случится это примерно никогда. На языке оседал смолистый горелый вкус. Дым пробирался глубже и обжигал горло. «Похеришь связки — и мы попрощаемся», — призраком прозвучал голос Джесс. Вышло иначе, и как-то уже незачем было беспокоиться о здоровье и сохранности голоса. — Не зевай, — хлопнул его по плечу напарник, кивнув в сторону подъехавшей фуры. В перерыве на обед Фред отошёл как можно дальше от Джека и Бёрна, уплетавших сэндвичи и обсуждавших, что каждому из них положили в начинку жёны. Разглядывая стальную гладь воды, он подумывал, что стоило раньше понять, насколько быстро начинает хотеться жрать, когда работаешь большую часть дня на воздухе с грузами почти в половину тебя самого. «Дай знать», — мелькало перед глазами, покачиваясь на серой зыби, сообщение Джорджа. Следовало бы так и сделать. Пережить уговоры приехать домой на праздники, придумать причину, по которой в этом году снова не выйдет. Но на это раз нужно было бы как-то увильнуть от их традиционной встречи. Фред не мог позволить себе появиться перед ним таким. Никаким. Решиться набрать номер было сложно. Хотелось исчезнуть или хотя бы не иметь телефона. Тогда бы не было совестно за беспокойство, которое он причинял семье — он бы попросту ни о чём не знал. Запустив руки в карманы и собираясь вернуться к работе, Фред нащупал пару игральных костей, о которых забыл после похода в ломбард. «Если будет чётное, придётся позвонить», — условился он и вытащил на свет кубики. Два и шесть. Тут же захотелось сделать вид, что ничего такого не было и повернуть один нечётной гранью. — Погнали! — крикнул Бёрн, махнув рукой. Фред с облегчением вздохнул. Всё равно собирался сказать Джорджу, что занят, а так даже врать не пришлось бы. Спину тянуло и ломило. Натруженные руки дрожали и с трудом могли удержать пластиковый стаканчик с чаем. Больше всего Фред мечтал добраться до постели. Есть тоже хотелось, но для этого пришлось бы удерживать себя в вертикальном положении ещё какое-то время. В вагоне метро было душно. Фред пытался сопротивляться сну, но довольно быстро проиграл и очнулся только на своей станции, когда двери уже сдвинулись. Проехав лишнюю остановку, он пересел в обратную сторону и, выбравшись наконец наружу, первым делом купил кебаб. Вгрызаясь в кебаб, он почти не ощущал вкуса, но продолжал жадно — нет, даже не есть — поглощать его. Чувства, мысли, ощущения притупились. Теперь тело управляло им, заставляя продолжать есть на автомате. Может, оно просто паниковало? Телефон в кармане зажужжал. Звонил Джордж. Перед глазами встали кубики с двумя и шестью точками. Совесть подначивала следовать уговору. Фред принял вызов. — Ну слава богу! — раздался голос Джорджа. — Куда ты пропал, чёрт возьми? Хотелось сбросить звонок, чтобы не приходилось сталкиваться с тревогой, которая доносилась уже не звуковыми волнами, а самым настоящим звуковым цунами. Совесть не выдерживала такого напора. — И я рад тебя слышать, — отозвался Фред, выбросив обёртку. Кебаба не было, как и сытости. Как и удовлетворения. Всё в пустую, как в трубу закинул. — Не смешно, знаешь? Я уже собирался обращаться в полицию. Так сложно было ответить? — Я телефон потерял, — соврал Фред. — Перепутал с чужим на одной тусовке. Даже не сразу понял, что за люди мне названивают и какого чёрта зовут записаться в салон на маникюр и эпиляцию. Джордж молчал. — Думаешь, стоило согласиться? — продолжил Фред. — Ты в порядке? — Без сомнений. Давай рассказывай, как сам. Только быстро, а то мне на сцену скоро. — Где выступаете? Ну вот зачем он нарывался на очередную порцию лапши с подачей «на ушах»? — Если бы я ещё помнил. График бешеный, всё в кучу смешалось. Маленький город, больше на деревню похож. И тут снег. Не то, что в Лондоне, да? — Двадцать шестого у нас как обычно? Фред знал, что это неизбежно, был готов, но в глубине души всё равно надеялся, что до этого вопроса не дойдёт. — Кстати... Похоже, в этом году уже никак. Попёрло у нас, до нового года всё расписано, представляешь? — Так это круто, я выходной в любом случае возьму на двадцать шестое, давай приеду. Где вы будете? — Слушай, сейчас не очень удобно говорить, с аппаратурой накладки, зовут проверить. Давай я тебе сам наберу потом. «Потом» ведь по сути не означает ни «сегодня», ни «завтра», ни «после Рождества». Никакой конкретики — следовательно, никаких обещаний. — Ловлю на слове. Запиши себе где-нибудь, раз у тебя всё смешивается. — Уже, — хмыкнул Фред. — На полруки заметку сделал. Если в зале будет тату-мастер, вообще попрошу набить. Убрав телефон в карман, Фред даже испытал что-то похожее на радость. Хотя бы обошлось без лекций о семейном празднике и уговоров брать с собой Джесс и остальных, раз они стали для него второй семьёй, и всем вместе ехать к родителям. Но радость быстро испарилась. Еле перебирая ногами, Фред размышлял о том, в какой момент всё пошло не так и скатилось в постоянное враньё. И не кому-нибудь, а человеку, ближе которого когда-то никого и не было. «Так будет спокойнее», — оправдывал себя Фред. — «Не придётся никого разочаровывать». Впрочем, у него было смутное ощущение, что в этот момент он врал даже самому себе. Дорогу перегородил человек в «оленьей» шапке. — Порадуйте ся и близких, — сказал тот, протягивая листовку. — Йо! Ты ведь… Фред схватил листовку и ускорил шаг. Почему-то и перед этим незнакомцем было стыдно и неловко. Будто тот мог увидеть и понять, насколько жалкому и мерзкому типу собирался дать вчера полтинник.***
Около церкви было людно. Подняв воротник куртки и натянув шапку по самые брови, Фред стал протискиваться мимо. — Йо! Эй там, с гитарой! Фред повернулся и заметил в очереди парня в шапке с рожками. Тот замахал рукой. Ещё и так радостно, будто давнего приятеля встретил. Сложно было удивляться этому, на бесплатные обеды часто заглядывали те, кого называли «городскими сумасшедшими». Вполне возможно, что и Оленья Шапка был одним из них. И вполне возможно, что это заразно — Фред был рад видеть знакомое лицо настолько, что свернул с курса и направился к нему под возмущенные возгласы оставшихся позади людей. — Я не на обед, спокойно, — в очередной раз заверил он недовольных. — Ты бы волосы под шапку спрятал и не прижимался к людям, — посоветовал он Оленьей Шапке. — А? — Да я вот так же, как ты, стоял с патлами наружу и вшей подхватил. — Да ладно заливать! Ща не Средневековье, сечёшь? — Сам удивился, когда… Фред поморщился от подкатившей к горлу тошноты. Не слишком-то приятно было вспоминать, как он пытался вычесать с волос гнид и как потом обнаружил на уже обритой голове следы от укусов. Оленья Шапка отшатнулся и быстрым движением заправил кончики волос под шапку. — Я уже не заразен, если что, — сказал Фред. — Ты чего хотел-то? — Я? — Ты меня подозвал. — Я типа поздоровался. Ну, знакомое лицо увидел, сечёшь? Стало как-то неловко. Может, и в самом деле никаких призывов не было. Почудилось. — За кэрол спасибо, бро. Душевно пел. Ещё будешь поблизости выступать? Я бы послушал. Фред промолчал. Он собирался заложить гитару и усилитель и шёл в ломбард. Может, приглашение к разговору почудилось потому, что хотелось оттянуть этот момент? — Не похож ты на любителя кэролов, знаешь? — Ты тоже. — Оленьи рога затряслись от смеха невпопад. — А бабка моя — да. Она пианисткой была и на Рождество, ну, типа, концерты домашние устраивала, сечёшь? — Секу. Вроде поговорить было не о чем и пора было идти. — Ты нуждаешься или просто халявщик? — спросил Фред. Оленья Шапка потупил взгляд. — Не отвечай. Это всё равно не моё дело. Вырвалось просто. Ну, бывай. На самом деле, рад был тебя видеть. Весёлого Рождества! Фред снова поправил шапку и повернулся к хвосту очереди. — Эй! Тя как звать-то? — Фред. — Я — Сэм. Чтоб ты знал, я не халявщик. Я типа меняюсь. Печенье принёс, — в доказательство он тряхнул праздничным пакетом. Этот Сэм был будто не от мира сего, и Фред первым делом подумал, что печенье у него тоже не простое. Было что-то хипповатое в этом парне. — Ну, удачи. — Бро! Жильё случайно не ищешь? Или кому-то из твоих бро, может, надо? — А ты риэлтор? — фыркнул Фред. — Ага, из-за кризиса клиентуру уже и тут ищу, — скривил лицо Сэм. — Сосед позарез нужен, никак не могу найти. Фред навострился. Не то чтобы он горел желанием жить с таким чудиком, но платить аренду вскладчину было бы гораздо проще. — Позарез? Это как? — Прошлый сосед съехал, а я на такую подставу не рассчитывал. — Малой, где живёшь? — вклинился заросший тип из очереди. — Простите, но место уже занято, — ответил Фред. — Да ну! — отозвался Сэм. — Правда? Фред уже начал жалеть, что всё это затеял. Но терять ему особо было нечего. Самое дорогое болталось за плечами. — Если только у тебя не клоповник похуже моего. Переезд не занял и пары часов. Всё, что можно было продать и заложить, Фред продал и заложил ещё в начале месяца, за исключением последней гитары и компактного усилка. Остальные вещи уместились в рюкзак и один пакет. Возможно, он поразмышлял бы ещё и всё тщательно взвесил, но Сэм оставил очередь и повёл его смотреть квартиру: просто так оставлять этого чудика без обеда было неудобно. Благо, квартира оказалась опрятной и стоимость выходила даже меньше прошлой комнаты. Проводя экскурсию, Сэм обмолвился что старушка, которая ей владеет, всё ещё живёт по ценам прошлого века. О паранойе насчёт чистоты, появившейся после вшей, Фред решил умолчать. Но когда Сэм вытер лицо его полотенцем, не выдержал и прочитал ему ту же лекцию, которую не так давно слушал сам. — Лады-лады! — вскинув руки в примирительном жесте, сказал Сэм. — Надо было тя в Хэллоуин с этими байками встретить! Теперь не понимаю, мурашки у меня или дрянь какая-то ползает по спине. — Почёсываясь на ходу, он потопал в ванную. Фред продолжил раскладывать вещи. Самым сложным было придумать, куда спрятать отложенные деньги. Хотелось верить, что Сэм не станет копошиться в его комнате, что запасного ключа от двери у него нет, но после пропажи первой заначки сложно было надеяться на совесть других людей. Тогда пришлось какое-то время тайком ночевать на складе. Больше не хотелось. На экране телефона высветилось имя Джорджа. Фред замер. Наверняка звонил, чтобы напомнить про обещание. Сказать было нечего, и он продолжил изучать комнату в поисках подходящего тайника. Скудное количество мебели и тесное пространство сильно ограничивали варианты. — Я ведь про тя ничего не знаю, — заявил Сэм, внезапно показавшись в дверном проёме. — Ты как, хороший вообще человек? Фред опешил. — Что за вопрос? Любой бы сказал, что да. — Ну так ты бы тоже сказал? Сэм сверлил его выжидающим взглядом. — Нет. Если не врать, то нет. Но это не помешает мне платить аренду и соблюдать правила. — Ну и лады.***
За окном уже было темно. Пропущенных на телефоне становилось всё больше. Фред лежал и смотрел на игральные кости, занявшие своё место на прикроватном столике. Было странно оказаться в такой точке после пройденного пути. Летом он мечтал стать чем-то отдельным и цельным. Что ж, стал. Только не учёл, что останется сам по себе. Что будет опустошённым. Что придётся барахтаться в жизни без какого-либо понимания смысла всего этого. — Эй, Фред, — шёпотом прозвучало из-за двери. — Спишь? — Нет, — отозвался он, подтянувшись на кровати. — Рождество скоро, — просунув голову через приоткрытую дверь, сообщил Сэм. Фред уставился на него, не понимая, что он хотел этим сказать. Может, Сэм был посланником Санты, оленем Рудольфом в человеческой маскировке? Или ангелом, принёсшим благую весть? Или кошмаром — свитер у него был, как у Фредди Крюгера, а это «скоро» могло быть угрозой. — Да, — выдавил Фред. — Что «да»? Ты, типа, не отмечаешь ни с кем? — Нет. Не срослось. — У меня тоже, — покивал Сэм. — Это… — Он потеребил кончики волос. — Печенье-то осталось. И молоко есть. — Можно оставить угощение для Санты, — хмыкнул Фред. — Хотя мы с братом и сестрой в детстве оставляли ему херес и пирог. — А я хотел предложить самим заточить. Ну, типа вместе отметить, поболтать, телек включить. Фред поднялся с кровати. Сон всё равно не шёл. Загрызть себя упрёками и сожалениями можно было в любое другое время. А вот печенья он уже давно не ел. Кухня встретила их мерцанием разноцветной лампы, обёрнутой блестящей мишурой. Высокий кактус на подоконнике, похоже, строил из себя рождественскую ель, подмигивая огоньками гирлянды. — Ты когда успел украсить тут? — поинтересовался Фред. — Здесь всё так и было, бро, — обернулся к нему Сэм с пачкой молока. — Ты как с другой планеты свалился, сечёшь? Потерянный такой. Он налил молоко в пивные кружки и поставил их в микроволновку. — Я не люблю тёплое молоко, прости. — Точно с другой планеты, — фыркнул Сэм и вытащил одну кружку. — Ты поэтому ся не считаешь хорошим человеком? Ну, типа, ты просто не человек? — Как пришелец я тоже так себе. — По вашим меркам или по нашим? По Сэму было сложно понять, говорит он серьёзно или придуряется. Может, успел накуриться. В любом случае настроения поддерживать его бестолковую болтовню не было. Фред взял печенье из миски и задумчиво покрутил его в пальцах. Стойкий запах травы в его комнате заставлял сомневаться. Он-то ещё летом решил завязать со всем этим. — Если молоко ты пьёшь не тёплым, то печенье должно быть сырым? Ну, тут никак обратно его не распечь, бро. Хочешь, замеси сам тесто, там ещё оставалось в пачке. — То есть ты сам его испёк? Добавлял что-нибудь ещё? — Не-а. Я не шарю толком, как готовить, бро. Что написано было в инструкции — то и делал. Нельзя было сказать, что этот ответ был исчерпывающим. Фред откусил кусочек. Печенье было немного чёрствым, но вполне съедобным. Самым обычным. Вроде имбирным. Пойдёт, чтобы макать в молоко. — Ты прям музыкант? — спросил Сэм. — Не знаю. Вроде был когда-то. Или думал, что был. — У тя память отшибло, типа? Иногда Фреду так и казалось. Когда переваривал последние пять лет и пытался понять, что вообще всё это время делал. — Знаешь, Сэм… Вот бывает, делаешь что-то, изворачиваешься, стараешься, любишь своё дело, но толку никакого. Не выходит. Всё топчешься на месте. Вот такой я музыкант. Считается это? Набив рот печеньем, Сэм с минуту кивал и двигал челюстями. С каждым его выдохом на стол летели крошки. — Смотря какой толк ты хочешь получить, чувак, — прожевав, торопливо произнёс Сэм. — По мне, так каждый, кто шарит в теме и что-то умеет — музыкант. Но я тя понял, тоже бьюсь с одним делом и никак не выходит. — И что за дело? — без особого интереса спросил Фред. — Кинотеатр хочу свой открыть. Ну и всё, больше не скажу, потому что бизнес-идея, вся фигня, — Сэм заулыбался, будто сказал что-то весёлое. — Без обид. — Почему именно кинотеатр? — Мечта у меня с детства такая. Хочу — и всё. Кино люблю, хочу, чтобы люди смотрели его, типа, как раньше, когда каждый фильм — событие. Фред хотел возразить, попытаться отрезвить Сэма реальностью. Но слишком уж горящий взгляд у него был. В зеркале такой взгляд его самого давно не встречал. — Вообще любое кино любишь? — Ну, типа. Не, я понимаю, есть всякий отстой, но очень мало того, что я не глянул бы хотя бы из интереса. Вообще, я больше по американским, Тарантино и Джармуша люблю. Ну и скандинавы тоже годное снимают. И французский ещё есть этот… Как же его… А ещё, знаешь… Фред слушал вполуха. Больше смотрел, как открывается и закрывается рот Сэма. Создавалось впечатление, что он вот-вот захлебнётся в словах. Чтобы дать ему передышку, Фред перебил: — Джармуш — это кто? И не подумал даже, что тема та же самая. Сэм затараторил так, словно у него и второе, и третье дыхание открылось: — Да ты сто процентов пришелец! Ну ты ж музыкант! Не знаешь, с кем Игги Поп дружит, Том Уэйтс? Фред пожал плечами. — Я те подборку свою сделаю с его фильмами. Звучало, как угроза. Фред промолчал, приложившись к кружке. — А чего у тя руки трясутся? — Ящики грузил. Не привык ещё. — А я уж подумал, что ты в завязку ушёл, сечёшь? Ещё один, посчитавший его пьяницей или торчком. По всей видимости, хреново он выглядел. Сэм теребил и жевал кончики волос. Фред пытался не скривить лицо, наблюдая за этим. Гнетущая тишина нарушалась только хрустом печенья и звуками проглатываемого молока. Через какое-то время Сэм поднялся и включил телевизор. — Тухло сидим, бро. Новостной канал не особо поднимал настроение. Фред подумал, что более странного Рождества в его жизни ещё не было. То ли из-за чудаковатого соседа, то ли из-за отсутствия ожиданий — и не только от праздника. Вообще от всего. Плечи окутала гигантская усталость. Сдавшись под её натиском, Фред согнулся и облокотился на стол. Придавило, но не так, чтобы сломаться или задохнуться — видимо, не заслужил столь щедрого подарка от Санты. — Говоришь, у тя брат и сестра есть? — нарушил молчание Сэм. — А чего ты не с ними сегодня? — Так вышло. Хотя… Фред задумался: что конкретно он теряет, если скажет правду. Уважение к себе? Не то чтобы этому уважению было комфортно уживаться с правдой внутри головы. Кто-то из них должен был выйти наружу. Рано или поздно. — Я сам сделал так, чтобы не быть с ними. — Поссорились, что ли? — Я просто не отвечаю на звонки и сообщения. Там в комнате телефон разрывается, а я молчу. — Почему? Сэм округлил глаза. Выглядел он, как наивный ребёнок. И как объяснить ему такие вещи? А главное — зачем? — Я жду, — ответил Фред. — А, типа, панику хочешь навести? Чтоб тя искали и переживали? — Как раз наоборот. Там долгая история… Время перешагнуло за полночь. От молока и печенья уже начинало подташнивать. — Счастливого Рождества! — провозгласил Сэм и залпом осушил кружку. Фред лишь покивал в ответ. После исповеди, в которой он изложил последние пять лет своей жизни, хотелось раствориться. И даже «я тебя не осуждаю, бро», которыми частил Сэм во время рассказа, не приносили облегчения. — Ну чего ты кислый такой! Чуда не чувствуешь разве? Сэм принялся отщипывать клочья от мишуры на лампе и подбрасывать их над головой. Несколько обрывков, сверкнув задорным блеском в полёте, запутались в его волосах. — Это так от тёплого молока накрывает, да? — Да иди ты, — буркнул Сэм, поставив кружку в раковину. — Думаешь, мне по кайфу торчать здесь сейчас? Я хотя бы пытаюсь радоваться. — Пытаюсь… — повторил Фред. — Ну и зачем? — Потому что сознание, типа… Как же там? А! Бытие определяет, сечёшь? Что думаешь — то и видишь, бро. — А не наоборот? — А наоборот жить не захочется. Этот самый… ужас, как у Лавкрафта, если вникать. Спорить с ним Фреду не хотелось. Он переместился на старый продавленный диванчик, уставился невидящим взглядом в экран телевизора и погрузился не то в дрёму, не то в воспоминания о прошлом Рождестве. Ему почудилась красная грива Джесс и, кажется, её любимые духи — пьянящий запах миндаля, будто из бутылки с ликёром. А ещё холодный сквозной ветер в гостевом домике в Шотландии. — Чувак! В дверь постучали! Фред очнулся. Перед глазами трепыхалась красная лента, которая бантиком с длинными концами перевязывала синий одноразовый станок. — Прикинь, под дверью нашёл, когда открывал! Это точно для тя, бро. У меня-то особо не растёт ничего на лице. Сэм чуть ли не в нос ему тыкал этим станком. И сиял ярче всякой мишуры и гирлянд. — Может, это для твоих подмышек или яиц? — фыркнул Фред, пытаясь увернуться. — Санта в курсе моих предпочтений, сечёшь? Так что это для тя, зуб даю. — Сдавшись, Сэм положил бритву на диван и потопал к холодильнику. — Он новый, прям из упаковки, если ты там опять по всякой заразе загоняешься. Думаю, Санта или эльфы заметили, что у тя в ванной только зубная щётка и шампунь есть. — Я думал, что мне только уголёк полагается. — Да нафига он те? — выпучив глаза, обернулся Сэм. — Плеши закрашивать? Уж лучше сбрить всё, а то на общипанную лису похож! Фред со смехом взял станок. — Спасибо, чувак. А я для тебя ничего не приготовил. Не знал, что буду не один. Ну, придумаю что-нибудь до дня подарков, да? Он принюхался. Совершенно точно в воздухе витал запах миндального ликёра. Как из сна пробрался. — Можешь спеть. Домашний концерт устроить, сечёшь? Когда Фред вернулся с гитарой и усилителем, на столе вновь стояли наполненные кружки. — Зря налил, — покачал он головой. — Я больше не могу молоко пить. — Это эгг-ног. Соседка сказала, что делала на ликёре каком-то. Целоваться лезла. Или яиц тут меньше, чем пойла, или она им весь день заправлялась. — Ты уже и к соседям успел сходить? — Печенье-то осталось. Типа поменялись. Не печенье, а универсальная валюта, подумал Фред. — Знаешь, я уверен, что ты точно когда-нибудь откроешь своё дело, меняла. Что играть? — Можешь ещё раз «In the bleak midwinter»? Фред закатил глаза. — Может, Джорджа Майкла? Синатру? — Не, чувак. В свою очередь, если хочешь. — Да нет. Осточертело, на самом деле. Наигрался за пять лет. Одного кэрола Сэму не хватило. Пришлось копаться в памяти, которую тот подстёгивал, напевая и насвистывая мотивы. В какой-то момент он начал просто декламировать стихи, а Фред наигрывал случайные мелодии, пытаясь попасть в ритм и тональность. — Да сколько ты их знаешь? — устало выдохнул он, уже перестав считать. — Я в католической школе учился — и то не помню. — А я у бабули. То, что любишь, сильнее врезается в мозги, сечёшь? — Секу, секу, — отмахнулся Фред. — Давай перерыв устроим. Он отключил усилок и принялся сматывать кабель. Сэму не обязательно знать, что перерыв будет как минимум до утра. — Знаешь почему старики в детство впадают? — А? — Фред не уловил, в какой момент они перескочили на такие темы, и решил, что снова задумался и пропустил половину мимо ушей. — Потому что в детстве для любви много места, ага, — сонно растягивая слова, произнёс Сэм. — Мы, типа, готовы её принимать. И готовы полюбить всё, что приняли. — Он вяло размахивал рукой в такт. — И всё, что тогда в черепушку попало, уже там навсегда и останется. Не думаешь же в детстве, что у тя есть лимиты. Потому и впечатления сильные. Их даже маразм не сотрёт. — По-моему, ты нахлобучился эгг-ногом, — хмыкнул Фред. «Или всё же накурился» так и не сорвалось с языка, хотя к этой версии он склонялся больше. — Посмотрим, когда станем дряхлыми, — зевнул Сэм, растекаясь в кресле. Когда он всхрапнул, Фред выключил телевизор. В тишине, с отчалившим ко сну Сэмом, гостиная мигом опустела. Свет гирлянды на кактусе совсем потускнел — видимо, батарейки сдохли. Воздух наполнялся тоской, обступавшей со всех сторон огороженный диваном и креслом пятачок. Её Фред был готов принять так же, как Сэм городил про любовь. С душой нараспашку. Только не потому что места много. Просто в его душе все петли посрывало, особо и не закрыться. Тоска подползала всё ближе и ближе. Стало жалко Сэма: вдруг эта зараза, как вошь, переберётся и на него? Фред стянул со спинки дивана плед и накинул его на Сэма. Не то чтобы этим можно было его спасти или защитить, но сделать хоть что-то хотелось. Сняв ленту со станка и повесив её на кактус, Фред погасил свет и пошёл бриться. Тёмная синева неба медленно таяла, словно в неё непрерывно подливали молоко. В мутной дымке проглядывала яркая звезда. Фред пялился на неё до слезящихся глаз. Сон, похоже, решил обойти его стороной. Количество пропущенных звонков давило. Но больше всего тяготило обличающее сообщение Джорджа. «Я всё знаю. Пожалуйста, ответь». Дышать было тяжело. Фред чувствовал себя заживо закопанным. Только почему-то кислород никак не заканчивался. Продолжал поступать крошечными порциями, то ли дразня волю к жизни, то ли продлевая мучение, позволяя совести, стыду и вине делать выпады, уколы и тычки до тех пор, пока он не сдастся. Сердце выпрыгивало из груди. Видимо, сообразило, что в этом теле ничего хорошего ему не светит. И, похоже, решило заранее свернуть свою работу, потому что было холодно и согреться не помогали ни одеяло, ни одежда. Становилось страшно. Не из-за чего-то определенного. Скорее, из-за всего неопределённого. «Ужас, как у Лавкрафта» — возник в памяти голос Сэма. «Дай мне пережить эту ночь», — мысленно умолял Фред, продолжая смотреть в светлеющее небо, в точку, где снова утонула в молочном тумане одинокая звезда.***
— Китайский ресторан, потом магазин в районе Дартмут-парка. И всё, — крякнул Бёрн, устроившись за рулём с зажатой в зубах сигаретой. Хотя Фред привык стрелять у него, да и тот не возражал, в этот раз просить было неловко. И так подогнал халтуру в канун Нового года и даже пообещал отстегнуть половину выручки. От безделья Фред пялился в окно и пытался запоминать повороты. Бёрн любил поговорку «время — деньги», а потому предпочитал срезать дорогу через незагруженные улочки. В рейсах с ним Фред изучил Лондон больше, чем за всё время, что жил здесь. Через распахнутую служебную дверь ресторанчика дворик затапливали запахи жареного, острого и пряного. Фред старался лишний раз не вдыхать, чтобы не провоцировать желудок крутить сальто. Бёрн схватил пару коробок и скрылся за дверью. Подхватив свои, Фред последовал за ним. И всё равно вышло не так расторопно — в дверях они столкнулись, Бёрн уже возвращался за следующей партией. — Мать честная! Сью, солнце, не зевай! Бери помидоры и начинай мыть! Десять фунтов нужны сейчас. Фред остолбенел. Похожих голосов по всей Британии должно быть много. Но интонации, эта приглушённая «с», и эта «мать честная», и смешки — и всё в одной фразе… Но ведь он работал совсем в другом месте. «Ну а ты когда информацию обновлял?» — напомнило сознание. Резонно. Джордж смотрел на него с таким ужасом, будто встретил призрака. Отбросив в сторону нож и кочан капусты, он быстро вытер руки. Фред не успел опомниться или произнести хоть слово, как коробки из его рук исчезли, а сам он оказался в удушающих объятиях. — Живой… — раздалось у самого уха. — Поджаркой воняешь, — выдавил Фред. — Твою мать! — Выбирай выражения, она же и твоя. Джордж схватил его за грудки и стал трясти. Фред не сопротивлялся. Заслужил, если уж по-честному судить. — Да хватит уже быть таким придурком! Если бы он не пытался изображать придурка, то разрыдался бы, как ребёнок. Может, этого Джордж и добивался? Чтобы не в одиночку сопли размазывать. — Во что ты вляпался? Похоже, его «я всё знаю» было преувеличением. Тогда не стоило вываливать подробности. — Ну, с Джесс расстался. И группы больше нет. Сказать это было очень просто. Даже слишком. Будто всё это ничего не значило. — Это я знаю. Искал, где вы будете выступать двадцать шестого, а на вашей странице объявление о перерыве на неопределённый срок. Стоило это учесть, когда врал о концертах. Хотя какая теперь разница? — Басист ваш сказал, что ты и Джесс в долгах. Джордж будто пытался просканировать его взглядом. Лучше бы ткнул шпажкой. Для проверки готовности к такого рода разговорам. — Теперь только я. Джордж качал головой. Казалось, это длилось очень долго. Бёрн, наверное, уже всё разгрузить успел. — Хоть убей не понимаю, почему ты ничего не сказал мне. — Хотел один справиться. Ну, знаешь, не грузить. А если и грузить — то вот, — Фред похлопал по коробкам с помидорами. — Чтобы с пользой. — И как, справляешься? В глазах защипало. Остатки гордости взвивались, пытаясь заставить дать дёру или хотя бы отшутиться, соврать снова. Но язык и тело парализовало и единственное, на что хватило сил — покачать головой. — Ну почему, почему нельзя было брать грёбаные трубки? Хотя бы раз сказать, что дела идут хреново? — Не спрашивай. Потому что вместо ответа он мог только разрыдаться. И уже даже не было понятно, от чего. От всего и сразу. — А, ну да. Я ведь не пойму всё равно. Фред уловил упрёк. Видимо, Джорджа сильно задели те его слова. А его сильно задевало, что Джордж в конечном счёте оказался прав. По поводу всего и сразу. — Я по работе здесь. Ехать уже пора. Фред вышел на улицу. Бёрн скорчил недовольную физиономию. И без слов ясно, что заждался. Тут же затушил бычок и закурил новую, запрыгнув в кабину. Двигатель почти сразу затарахтел. — Что ты собираешься делать? — раздалось за спиной. Джордж поджимал губы и хмурился. Был похож и на отца и на мать. — Зарабатывать деньги, — Фред пытался звучать оптимистично. — Сколько нужно? — Мне пора, люди заказ ждут. Рад был… снова увидеться. — Это всё? — Джордж перешёл в стадию отчаяния и повысил голос. — Снова пропадёшь на год? Вот где настоящий оптимизм, подумал Фред. Такие долгосрочные перспективы! — Я позвоню. Пересечёмся на днях в нашем пабе. — Если не позвонишь до завтра, я расскажу всё родителям. Я тебе обещаю. А ты знаешь, что я своё слово держу. Неозвученное «в отличие от тебя» повисло где-то в воздухе. Джордж загнал его в цугцванг. Фред развернулся и сел в машину. К его удивлению, стало легче. Хотя бы здесь неопределённость сменилась ясностью. И пускай в этой ясности ничего хорошего его не ожидало.