ID работы: 14253116

Snap shoot

Слэш
NC-17
Завершён
296
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
18 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
296 Нравится 11 Отзывы 53 В сборник Скачать

Мгновенная съемка

Настройки текста
Примечания:
Серость за окном перебивается яркими лучами солнца, которое впервые за неделю пробивается сквозь тяжелые зимние тучи. Светловолосый омега со стаканом воды с витаминами подходит ближе к окну и прикрывает глаза. Сквозь открытую форточку холодный ветер обдувает лицо и Джонхан делает глубокий вздох. Сразу после рождества он и его брат уехали в загородный дом родителей, чтобы отдохнуть и подготовиться к Новому году. Идея отпраздновать день рождения их друга, а заодно и международный праздник, посетила именно брата, которому не сиделось на месте и хотелось больше тусовок, больше шума и алкоголя. Джонхан и Юнхан родились абсолютно идентичными близнецами, омегами, одарёнными ангельской внешностью ещё с первого крика в родильной комнате. С годами мало что менялось, различить их могли только родители, хотя и отец иногда затруднялся ответить, где какой из его любимых и самых дорогих сыновей. Естественно, оба Юна этим бессовестно пользовались: то на контрольную ходили друг за друга, то над одноклассниками, а позже и сокурсниками, устраивали безобидные шутки. Братья даже специальность одну выбрали, поступили на фотографию, вопреки ворчанию дедушки, что он пророчил им юриспруденцию, а «фотокарточки делать любой дурак может». Только если Юнхан рвался в студию, с камерой наперевес и целой командой вокруг себя, то Джонхан предпочёл после получения диплома сидеть дома и работать в фотошопе, редактируя чужие заказы или работы брата. Ещё в студенческие годы им твердили все, кому не лень, что их место не за объективом, а прямо перед ним, великий грех такую внешность прятать в тени за штативом. Но близнецы оказались настоящими талантами, умеющими разглядеть красоту там, где её, казалось бы, нет априори, и преподнести её в лучшем виде другим. После окончания бакалавриата омеги не перестали пользоваться своим природным бонусом в виде их абсолютной идентичности, Джонхан не раз заменял брата на съёмках, когда тот либо простуду подхватывал, либо сваливался с особо тяжёлым периодом эструса, а съёмка была крайне важная. Но вот отдыхать за двоих им ещё не приходилось. Прямо за день до нового года Джонхан свалился с сильнейшей температурой и провёл всю новогоднюю ночь на втором этаже дома, пока их друзья во главе с Юнханом встречали смену года по международному календарю. Не сказать, что Джонхан сильно расстроился: главным заводилой среди них двоих всегда был младший омега, да и впереди ещё китайский Новый год, более традиционный для них. Но шум музыки и крики снизу не способствовали улучшению состояния Хана ни на йоту, голова раскалывалась, сон не забирал. В себя Джонхан пришёл только на второй день после праздника, когда все уже разъехались, а Юнхан вернулся в квартиру, оставив брату машину. Джонхан проверяет температуру на градуснике, допивает витаминную воду и, убедившись, что ничего не забыл и всё убрал, берёт с дивана свою дорожную сумку и выходит на улицу. Старенькая хонда, доставшаяся ему от родителей, стоит на подъездной дорожке, вся покрытая снегом, насыпавшим за ночь. Прогрев и очистив машину, Джонхан садится в салон и набирает брата по громкой связи, выкручивая руль и отъезжая от дома. — Живой? — замучено и хрипло звучит из динамика. — Я – да, а вот ты, похоже, нет, — отвечает омега. — Заболел? — Умираю, — воет Юнхан, не изменяя своей сверх-драматичной натуре. — Это всё Джош со своими дебильными идеями. “Пошли зажжём бенгальские огни! Давайте запустим фонарики! Да зачем куртка, накинь кофту и пошли, мы быстро!” — передразнивает голос их общего друга младший. — Придушу, скотину. — Напиши ему и попроси привезти лекарства. — Да вот ещё, не хочу случайно услышать в трубку, как они с Сокмином занимаются своими мерзкими делишками. Ты бы видел, что эти двое вытворяли! Стыд и срам! Просто позорище, чуть не сожрали друг друга, пока мы ехали в город. — Ты преувеличиваешь, — Джонхан качает головой, но смеха сдержать всё равно не может. — А вот и нет! Как кролики! Я уверен, что это не старые доски скрипели ночью, а эти двое неистово тра… — Молю, замолчи, — останавливает брата Джонхан, — я не хочу слушать, чем занимались наши друзья в доме наших родителей. — Я тоже не хотел это слышать! Но стал невольным свидетелем и получил травму на всю жизнь. — Тебе напомнить, какую травму получил я, когда вернулся после пар в квартиру, будучи полностью уверенным, что ты на практике, а по итогу увидел тебя с альфой в гостиной на полу? — Он был моделью на фотосессии, которую я проводил. Мы просто перенесли практику в более удобное место, — хихикает Юнхан в динамик и заходится в сильном кашле. — Отвратительно. Совсем плохо? — В космических масштабах, тону в соплях и выплёвываю лёгкие. Ты едешь? — Да, но я только выехал, буду не раньше, чем через три часа. — Я подожду, зайди в аптеку, будь близняшкой, — страдальчески бубнит Юнхан. — А ещё страсть как хочется сюпремов с малиной и кручёных пончиков. — Я тебе доставка что ли? — Ты мой любимый братишкин-близняшкин, — снова бубнит младший — привычка, появившаяся ещё в детстве, когда Юнхан плохо себя чувствует или в настроении поныть, то всегда коверкает слова и сюсюкает. Джонхан привык давно, но иногда это раздражает. — Будут тебе пончики, — сдаётся старший. — И сюпремы с малиной. — И сюпремы с малиной…

📷📷📷

Джонхан приезжает в город к обеду, едва избежав пробок. Правда в пекарне ему пришлось постоять в очереди, но домой он, как и планировал, добрался за три часа. Брата в квартире не слышно, не видно, о его присутствии говорит только слабый запах мандаринового цветения и нектарина. Одна из немногих черт, отличающая близнецов — их запахи. На первый взгляд, абсолютно идентичные, но при более длительном общении и близком контакте появляются те самые характерные ноты. У Юнхана запах более свежий, приятный, с едва уловимой нектариновой кислинкой. У Джонхана же горько-сладкий, с тем же мандариновым цветом, но вместо нектарина, переспелый персик и мандариновые косточки. Брата Джонхан находит в его комнате, с мокрой салфеткой на лбу и чупа чупсом во рту. Едва старший переступает порог, Юнхан вытаскивает конфету и смотрит на старшего настолько виновато, будто снова взял его ноутбук без спроса и сбросил важный заказ, над которым Джонхан работал целую неделю. Было такое, Юнхан после этого три дня прятался от брата у родителей. — Братишкин-близняшкин, — Юнхан подбирается на кровати и снимает со лба тряпку, — Я так рад тебя видеть, ты не представляешь! — Говори, чего надо, — не желая выслушивать заученную речь, итогом которой будут слезливые просьбы что-то сделать, в лоб спрашивает старший. — Завтра фотосессия… — Нет, — не дослушав, Джонхан разворачивается на пятках в коридор. — Подожди! — Юнхан вскакивает и ползет по постели. — Это просто невъебенно важная фотосессия! — Не матерись, а то оторву язык и повешу в рамку над твоим рабочим столом. — Да-да, братишкин-близняшкин, умоляю, — Юнхан складывает под подбородком ладони и смотрит жалобно, что из глаз вот-вот слёзы польются. Какого актёра потерял драматический театр. — Что за фотосессия? — вымученно вздыхает Джонхан и прислоняется плечом к косяку. — Ура! Короче, — Юнхан хлопает в ладоши и садится, скрестив ноги, да ещё и лицом светиться начинает, будто брат уже на всё согласен, — Мне написали из студии, сказали, что поступил очень крутой заказ, мне после него хоть в лучший глянец идти работать можно будет. — А я тут каким боком? — Дослушай! Я едва до туалета дойти могу, если я откажусь, то фотосессию отдадут Луке, а этот ёб… грёбаный француз меня бесит до трясучки, ху… хрен ему, а не фотосессия. Поэтому… — Поэтому ты согласился и теперь хочешь, чтобы я пошёл вместо тебя. — Да! Ты фотографируешь не хуже меня, у тебя талант, никто не заметит, что это не я. — Кроме Джошуа, который, очевидно, в курсе, что ты заболел и наши запахи за милю различает. — Джошуа провинился, он ничего не скажет. Не в первый раз же. Умоляю, Хани, — Юнхан выпячивает губу и снова складывает ладошки. — У нас разные волосы, Юнхан! Как объясняться будешь, что неделю назад ты был шатеном, на один день ты пришёл блондином, а потом опять со старым цветом? — Наденешь шапку, скажешь, что голову помыть не успел. Делов-то. — Цирк какой-то, — Джонхан не сдерживает тяжёлый вздох. — Какой стиль? — А, ну… Послушай, это не совсем прям ню, модель будет… — Ты издеваешься?! — На модели будут штаны! Просто голый торс, либо пиджак на голое тело! — Господь… Я придушу тебя. — Но ты согласен? Пожалуйста, Джонхан, от этой фотосессии может зависеть моё профессиональное будущее. — Будешь крупно должен, — сдаётся брату омега и едва удерживается на ногах, когда близнец налетает на него с объятиями. — Отлипни, я только в себя пришёл, не хочу снова заболеть от тебя. Юнхан вводит его в курс дела, пока уплетает свежую выпечку вперёд лекарств от простуды. Фотосессия для онлайн платформы и личного портфолио модели, имени которой младший омега назвать не утруждается. “Да фиг знает, ноунейм какой-то, Сынмин–Сынхун–Сынчто-то-там”. Юнхан проводит чёткий инструктаж брату, просит не приходить слишком рано снова и не портить его статус вечно опаздывающего и приходящего ровно на минуту после назначенного времени фотографа. Уже утром, перед самым выходом, Юнхан снова наседает на брата с указаниями и зачем-то просит держать дистанцию с моделью. — Опять попался на работе с кем-то? — Что значит, опять? Было один раз, альфа был горяч, у меня был предтечный период. — Оправдывайся, — Джонхан косится на младшего и, прихватив сумку с камерой, выходит из квартиры.

📷📷📷

Студия, в которой обычно работает Юнхан, находится в одной из высоток, недалеко от COEX. Джонхан впервые приезжает в это место, пару месяцев назад их команда переехала из небольшого двухэтажного здания на Хондэ сюда и Юну ещё не выпадало возможности посетить новое рабочее место брата. Юнхан подробно объяснил ему расположение, как дойти до нужного павильона, где находится оборудование, которое может пригодиться. Местечко, по скромному мнению Джонхана, превосходит прошлое не только по размерам, но и по обстановке. По студии снуют туда-сюда незнакомые люди, кто-то здоровается с ним, будучи уверенными, что перед ними Юнхан. Джонхан поправляет шапку, проверяя, не вылезли ли светлые пряди, и находит рабочий стол брата. Едва он успевает снять с плеча сумку с камерой, как со спины на него налетает омега в огромной голубой рубашке с термокружкой в руках. — Ты опоздал. Снова. Если бы не твой талант и то, как тебя ценит Сунён, сидел бы уже давно делал фото на документы в подвале. — Прости, Сынкван, душ сломался. — Снова твои оправдания, — омега цокает и закатывает глаза. — Пошли, модель уже готова. Сынчоль передумал насчёт формата фотосессии, так что всё будет в более традиционном стиле. Но тебе ничего менять не надо, отфоткаешь и свободен. Правда, менеджер его сущая скотина, задолбал всех, только переступив порог, то почему на столе нет овощной тарелки, то вода ему не той температуры. По-моему, самому Сынчолю это всё нафиг не сдалось, по его виду он бы лучше сейчас сидел дома с пивом. — Сынчоль? — Джонхан едва поспевает за омегой и его речью и едва не врезается в его спину, когда тот тормозит перед фотозоной. Имя модели кажется смутно знакомым, но у Джонхана всегда было плохо с запоминанием имён, а Юнхан вряд ли бы не запомнил имя модели, если бы они с ним раньше встречались. Но, твою мать. Из всех людей в Сеуле, из всех альф на планете, именно этот человек стал моделью в фотосессии, которую должен был проводить Юнхан. Чхве Сынчоль, модель-альфа, метивший в серьёзные глянцы в ближайший год по прогнозам критиков. Хорош с любых ракурсов, профессионал своего дела и, не менее важный факт — бывший парень Юнхана, тот самый альфа практикант, с которым Джонхан застукал брата на полу их гостиной. Альфу гримируют под ярким светом ламп и он не замечает запаниковавшего фотографа. Если остальным абсолютно всё равно на Джонхана, то Сынчоль вряд ли оставит без внимания своего бывшего на той же площадке, что и он. Только с одним нюансом: на площадке сейчас не Юнхан, который встречался с Чхве почти полгода, а его чёртов брат близнец, вновь по доброте душевной выручающий его. — Убью придурка, — едва слышно и сквозь зубы цедит Джонхан. Он, стараясь не привлекать лишнего внимания, отходит обратно к вещам и шарится в своей сумке в отчаянной попытке найти маску, которая, на его удачу, всегда лежит на дне его хабо. Юнхан обычно не смотрит в видоискатель во время съёмки, предпочитая следить за своей работой через монитор, но не сегодня. Джонхан постарается выполнить свою задачу по максимуму, но не привлекая внимания альфы настолько, насколько это возможно. Сынчоль уже готов и занимает место на площадке, свет настроен, команда заняла свои места и Джонхану ничего не остаётся, кроме как взять камеру и пойти делать работу за брата. Вся фотосессия проходит легко, но будто в тумане. Джонхан почти не отрывается от видоискателя, ловя ракурсы. Сынчоль невероятно хорош собой, настоящий профессионал своего дела, которого камера не просто любит, а обожает. Юн под конец настолько увлекается, что даже не сразу слышит объявление об окончании фотосессии. Сынкван подаёт ему стакан с холодным латте, которое обычно пьёт Юнхан, и омеге приходится принять его, хотя терпеть не может залитый кокосовым сиропом напиток, который литрами может глотать брат. Стаканчик ставится на край стола, где-то позади сотрудники разбирают оборудование. Джонхан устало падает на стул и снимает маску, вытирая вспотевшую кожу над губой. Кожа головы под шапкой чешется, руки устали держать тяжёлую камеру. Всё, о чём мечтает омега — это доехать до дома, отпинать брата и завалиться спать. — Привет, — Джонхана вырывает из мыслей голос, от обладателя которого он старательно прятался за камерой последние три часа. — О, эм, привет, — бонусом к брату, в данную секунду Джонхану хочется отпинать и себя. Надо было сразу валить из студии, как только съёмка закончилась. Вокруг нет никого, кто мог бы прийти на помощь омеге, даже Джошуа он не видел на площадке ни разу за всё время. Сынчоль возвышается над ним, всё ещё в одежде для фотосессии, с мокрыми волосами и окутывает своим древесным запахом со шлейфом чёрной смородины. Мужчина явно вымотан фотосессией, но держится профессионально, выдают его только уставшие глаза и ярко выраженный запах альфы. — Не ожидал увидеть тебя сегодня. — Да? Обычно ведь известно, кто будет вести съёмку, разве нет? — Джонхан в последний раз пробегается по незнакомым лицам в студии и наконец смотрит прямо на альфу, надеясь, что его улыбка не выглядит вымученно и наигранно. — Да, но мне сказали, что фотографом будет Юн Юнхан, а ты Юн Джонхан. Не сиди Джонхан на жёстком стуле, у него бы земля из-под ног ушла. Никто не заметил подмены, почти никогда не замечают, они настолько хорошо отыгрывают роли друг друга, будто их копируют и вставляют, но альфа, который не видел Юнхана по меньшей мере лет шесть, а с Джонханом и вовсе пересекался раза три, в один из которых он был без штанов, так легко разоблачил их. — С чего ты взял? — омега решает, что раз уж играть, то до последнего. — Родинка на скуле, — Сынчоль показывает на себе на место, где у Джонхана расположена родинка, — у Юнхана её никогда не было. А ещё у тебя видно светлые волосы. Твой брат всегда клялся, что не осветлится, даже под угрозой смерти, потому что… — Он слишком дорожит своими волосами, — заканчивает за Чхве Джонхан, поправляя шапку, и прикрывает глаза, принимая очевидное поражение. — А ты молодец, другие не заметили подвоха. Только не говори никому. Юнхан заболел, а эта съёмка для него очень важна. — Вы всё ещё меняетесь местами? — спрашивает альфа и пододвигает стоящий у стены стул, присаживаясь рядом с Джонханом. — Только при крайней необходимости. Ты был хорош, — Юн машет рукой в сторону фотозоны, — такая модель – мечта любого фотографа. — Спасибо, — Сынчоль искренне улыбается и осматривается, но пока воцарившаяся между ними тишина не стала неловкой, заговаривает вновь. — Ты не занят? — Сейчас? — Да. Не хочешь выпить кофе? — Да у меня, вроде как, есть, — Джонхан тянется за забытым стаканчиком с латте и трясёт им в воздухе. — Да брось, Юнхан говорил, что ты терпеть не можешь латте, — подлавливает его Сынчоль. — Слушай, это немного… неловко, что ли? Мы же даже не общались, пока ты встречался с моим братом. — Сомневаюсь, что это можно было назвать отношениями, но раз уж мы с тобой так встретились, то почему бы не поболтать немного? Я угощаю. — Ты разве не устал? — делает попытку Джонхан и надеется, что альфа передумает. — Поверь, провести время в приятной компании будет для меня лучше, чем с пачкой чипсов перед телеком дома. И Джонхан сдаётся. В какой-то момент он даже перестаёт думать о возмездии над братом, когда они, не контролируя время, второй час сидят в кофейне на соседней от студии улице. Джонхан даже и представить не мог, что с Сынчолем будет настолько легко и приятно общаться. Они не затрагивают тему отношений альфы с Юнханом, тот даже ни разу не спрашивает Юна о том, как поживает его близнец. Всё, что они обсуждают – какие-то полнейшие глупости, спорят о крайней коллекции “Beyond Closet”, в журнальной съёмке которой принимал участие Сынчоль и заканчивают, только когда Джонхану звонит брат, потеряв того. — Джонхан, — уже на парковке у здания фотостудии Сынчоль окликает его, — оставь мне свой номер, если ты не против, конечно. — Зачем? — омега, уже без шапки на голове, прищуривается, отпуская ручку на двери своей машины. Сынчоль тушуется и мнётся как мальчишка в начальной школе, который не может решиться и подарить понравившемуся однокласснику валентинку. Картина на миллион, Юн даже готов рассмеяться и дать номер без допытываний альфы, но они не просто незнакомцы, случайно столкнувшиеся на улице, их, как минимум, связывает один человек. — Мне было приятно с тобой пообщаться, было бы классно как-нибудь снова встретиться, — наконец находит, что сказать Сынчоль. — Ночью не звонить, в трубку не дышать, — шутит омега и берёт чужой мобильный, чтобы вбить свой номер. До дома он едет, словно не в своём теле. Сынчоль, судя по тому, что о нём слышал Джонхан, пока тот встречался с Юнханом, словно другой человек: простой, весёлый, совершенно лёгкий, с ним ощущаешь, словно знакомы сто лет. Комфортный. По словам брата, тот должен был оказаться самым классическим альфой из фэшн индустрии, с непомерным эго и запросами, окружающий себя исключительно омегами моделями с высоким статусом, посещающим лучшие кофейни и рестораны и окружающим себя люксовым комфортом. Но на деле то был лишь юношеский максимализм и желание быть на уровне с теми, кто добился своих высот и уже пробивал потолок в своей карьере. Сынчоль для себя понял, что, как бы он не старался влиться в круг топ моделей и самых свирепых акул этого бизнеса, себя он ломать не в силах. Ему претит общение со многими коллегами и из друзей моделей у него едва ли можно загнуть пальцы на одной руке, перечисляя их по именам. Во время их беседы в кофейне, Джонхан узнал, что из самых близких для альфы стали те, с кем он ещё вступал в эту сферу и имена эти Джонхану были знакомы. Ким Мингю довольно часто мелькал на фото с косметическими и фэшн брендами, амбассадор “Kenzo” Чхве Хансоль и довольно талантливый, по мнению Джонхана, Су Минхао — дружеская тройка Сынчоля с рабочего поля. К удивлению омеги, Сынчоль также проронил, что довольно неплохо общается с Джошуа и постоянно предлагает ему попробовать себя в роли модели, на что получает лишь отказы. Приятные часы в компании альфы не отменяют довольно явного факта откровенной подставы. Джонхан едва захлопывает дверь, как мимо проносится вихрь с пачкой кукурузных хлопьев в руках. — Ты! Грёбаный симулятор! Надо было тебя заставить температуру при мне измерять! — Братишкин-близняшкин, прости-прости-прости! — Юнхан трусливо прячется за дверью своей спальни и даже не думает пускать старшего. — Отправил меня, потому что зассал встречи с бывшим? Шесть лет прошло! Вы и полных полгода не провстречались, где твой профессионализм, бестолочь?! — Прости-и-и, луна не в той фазе, гороскоп на сегодня мне не рекомендовал выходить из дома и избегать встреч со старыми знакомыми. — Засунь свой гороскоп себе знаешь куда? Он понял, что я – не ты. — Чего? — чёрная макушка наконец показывается в дверном проёме. — Как? — Шапка съехала, родинку заметил, не знаю! Он не расскажет, можешь не переживать. Но я очень сержусь на тебя за эту выходку. — Ты говорил с ним? — Юнхан семенит за ушедшим на кухню братом. — Он сам подошёл, поэтому да, говорил. — Придурок. — Я? — Джонхан тормозит и разворачивается к младшему, готовый дать ему затрещену. — Да почему ты-то, он придурок. — Он был дружелюбен со мной, так что из всех, придурок здесь только ты. — Долго ли вы с ним разговаривали? — Юнхан неотрывно наблюдает за близнецом и залезает на барную стойку. — Достаточно, чтобы можно было понять, что он неплохой человек. Отвали, не хочу с тобой разговаривать, — Джонхан отмахивается от брата, словно от назойливого насекомого. — Достаточно, это сколько? — не унимается Юнхан. — Попили кофе и разошлись. — Ты был на свиданке с моим бывшим? — Юнхан весь подбирается на стойке и брови хмурит так, будто хочет, чтобы те соединились на переносице. — Попить кофе не равно свидание, Юнхан. Слезь с барной стойки, сидишь, как мартышка. — Не встречайся с ним больше, — требовательно говорит младший омега. — Прости? Ты мне теперь друзей выбирать будешь? — А вы с ним уже друзья? Или ты потом по приятельски его член за щёку возьмёшь? Звук шлепка ладони о щёку разрезает воздух на кухне так, что у обоих в ушах звенеть начинает. Джонхан никогда не поднимал руку на брата, даже в детстве они только обзывательствами в моменты ссор обходились, но сейчас слова младшего его по настоящему задели. — Посмей сказать мне это ещё раз. Ты отправил меня туда, прекрасно зная, кто будет моделью. Ты, по неведомой мне причине, проявил кошмарный непрофессионализм и пренебрёг работой, которая, по твоим словам, тебе очень важна, просто потому, что не захотел находиться рядом с человеком, которого не видел шесть лет. Я не помню, чтобы ты говорил, что вы разошлись на плохой ноте. Так какого хера, Юнхан?! Не смей оскорблять меня и указывать, что мне делать и с кем общаться. Ведёшь себя отвратительно. Высказавшись, Джонхан будто сдувается. Омега обходит так и стоявшего молча брата и уходит к себе. С Юнханом он больше не пересекается до следующего утра.

📷📷📷

Сынчоль пишет на следующий день. Сначала просто спрашивает, как у Джонхана дела, потом присылает фото из какого-то парка в пригороде Сеула, где у него очередная фотосессия для портфолио, а вечером скидывает рекламу проходящей выставки фотографий. Намёк крайне очевидный, но Джонхан не знает, что ему делать. Юн игнорирует альфу и читает его сообщения в скрытом режиме, не перестаёт думать о ссоре с братом и изводится. Сынчоль стал его первым новым знакомым с момента окончания университета, с которым хочется продолжить общение. Юнхан, как социальная бабочка, вечно крутится среди людей, заводит друзей и налаживает связи, бегает на свидания и живёт полной жизнью, в отличие от Джонхана, заперевшегося с ноутбуком в квартире, обрабатывая чужие снимки. С Сынчолем он впервые ощутил потребность во внимании другого человека, в чьём-то обществе, помимо брата или их общих друзей. Джонхану понравилось проведённое время с альфой, пусть и не в романтическом плане. Только ближе к восьми вечера Джонхан решает для себя, что не хочет противостоять желанию вновь встретиться с альфой и отвечает на все присланные сообщения. Джонхан любит брата и дорожит им, но пренебрегать вниманием от того, кто оказался ему симпатичен, он не собирается. Юнхан побесится и успокоится, а Джонхан, возможно, приобретёт нового хорошего друга. Только друга ли, Джонхан начинает сомневаться на их третью встречу. Никаких переходящих рамки приличия актов и слов со стороны альфы, только учтивость и жесты заботы. Пригласит прогуляться и встретит с кофе и выпечкой – его друзья так тоже, вроде, делают; узнает о головной боли – предложит привезти обезболивающее, опять же, вроде с друзьями тоже такое было. Но это “вроде” не даёт Джонхану покоя. Он понимает, что улыбается, когда Сынчоль пишет ему “доброе утро” и “спокойной ночи”, ждёт повода, чтобы увидеться, а то и ищет его сам. Юнхан лишь буравит его взглядом, но больше ничего не говорит по этому поводу. Под конец января, за две недели до Китайского Нового года, Сынчоль звонит и радостно сообщает, что его пригласили на показ в Париж. Менеджер альфы подстроил его расписание под эти даты и по итогу, Сынчоль будет работать во Франции две недели. — И когда ты вернёшься? — стараясь звучать непринуждённо, спрашивает Юн. — Одиннадцатого февраля, — Сынчоль цокает в динамик и шуршит чем-то на заднем фоне. — А Новый год? — Билетов раньше не было, встречу в Париже, отдохну немного, всё равно после Франции у меня будет небольшой отпуск. — Будешь один в праздник? — Почему же, с командой. К тому же, у меня есть парочка знакомых французских моделей. Один точно не останусь, — Джонхан чувствует в голосе альфы улыбку, но сам улыбается от этого немного грустно. — А ты? Какие планы на Новый год? — Поедем с Юнханом к родителям, погостим немного, — отвечает омега. К родителям они и правда собирались, только папа с отцом пару дней назад сказали, что полетят к дедушкам на Чеджу, чтобы помогать в магазине фейерверков и позаботится о дедушке-альфе, который по неосторожности сломал руку. Сначала близнецы рвались с ними, но папа отговорил их, прекрасно зная, что младший сын и дня в магазине не выдержит, а с дедушкой-омегой под одной крышей даже минуты не продержится. Поэтому Джонхан хотел пригласить Сынчоля встретить Новый год вместе, зная, что родители альфы улетели до осени в штаты по работе и к ним прилететь у него возможности нет. У Юнхана уже грандиозные планы с его друзьями с работы, он уж никогда не пропадёт, так что одному Новый год праздновать, по всей видимости, придётся именно Джонхану. — Чего нос повесил? — Джонхан падает рядом с жующим мармелад братом, который замечает его поникший вид. — Да так, фигня, — отмахивается Джонхан, забирая упаковку колечек из рук младшего. — Да конечно, рассказывай. — Забей, Ю, правда. — Сынчоль чем-то обидел? Ты только скажи, я этому альфе всю модельную внешность поправлю, никакой бренд его в жизни больше не пригласит для сотрудничества. — Ты слишком агрессивный, знаешь об этом? — Джонхан смеряет брата взглядом и опускается головой на его худое плечо. — Думаю всё-таки полететь на праздники с родителями. — Погоди, — хмурится младший, — разве ты не хотел пригласить Сынчоля? Он отказал? — Нет, я не говорил ему об этом. Его пригласили в Париж на съёмку показ, его не будет в Корее на Новый год. — Чёрт, ну… Лети с ним? — Ха. — Что “ха”? Я серьёзно вообще-то. У тебя есть паспорт, виза, работать ты можешь и оттуда, так в чём проблема? — Ю, ты прикалываешься? Мы едва ли друзья с ним, чтобы я напрашивался в рабочую поездку. — Это ты прикалываешься. Друзья, близняшкин, на свидания не ходят. — Мы не ходим на свидания, — отрицает Джонхан. — Хани, ты глупый. А то я не вижу, как ты весь сияешь, когда с ним разговариваешь, какой довольный на встречи с ним бежишь. Да ты по уши, Хани. И Сынчоль не глупый альфа, однозначно видит всё это. Он не стал бы попусту время тратить, не будь ты ему симпатичен. — Это глупая идея, Ю, — Джонхан заламывает брови и отлипает от чужого плеча, теребя рукава домашней толстовки. — Глупый здесь только ты. Иди пакуй вещички и пиши своему мужчине, что летишь с ним. — Он не мой мужчина. И с каких пор ты так настойчиво пытаешься меня с ним свести? — Ой, отстань, ты мне помешал смотреть дораму, вообще-то, — Юнхан отпихивает брата, сталкивая с дивана. — Вали давай. Джонхан хмыкает и молча уходит, качая головой. Юнхан косится в сторону комнат, наблюдая за старшим, и вытягивает шею, чтобы убедиться, что Джонхан ушёл к себе. Омега откапывает свой телефон среди подушек и открывает диалоги, быстро печатает ответ на входящее сообщение и отправляет лаконичное “готов”, вновь пряча телефон.

📷📷📷

Джонхан никогда не был в Европе, если он и путешествовал, то только по Азии. Родители часто вывозили их с братом в Японию к друзьям, пару раз они летали в Китай, Тайланд и на Филиппины, но Европа ему всегда казалась слишком далёкой и холодной. Даже его пятилетняя виза, одиноко хранящаяся на странице заграна, ему ни разу не пригодилась. Они сделали её с братом четыре года назад, планировали полететь в Италию или Испанию, но из-за пандемии так ни разу ей и не воспользовались. Шарль-де-Голль встречает его суетой туристов и сотрудников аэропорта, французской речью на рекламных баннерах и дождливой сыростью за окнами. У Джонхана в голове вакуум, всё вокруг будто нереальное, а сам он будто попал в чужую жизнь, вырвавшись из своей внезапно, всего за пару дней. Юн не собирался писать Сынчолю с просьбой взять его с собой. До вылета альфы оставалось четыре дня, он бы и билет купить не успел, но альфа сам написал ему. Буквально на следующий день после их разговора и говорит, что у одного из членов его команды появились неотложные дела и у них есть лишний билет. Что это, если не судьба, Джонхан не знал, поэтому решил, что надо соглашаться. Брат вызвался сам отвезти его в Инчхон, ко всем опасениям старшего, всё-таки вывел Сынчоля на разговор, но ни один, ни второй, так и не сознались, о чём они говорили. Джонхана селят в соседнем от альфы номере с потрясающим видом на Елисейские поля. Он пишет брату и родителям сообщение, что они добрались, и падает на кровать, упираясь взглядом в белый потолок. Внезапное осознание реальности обрушивается на его осветленную голову: он на другом конце земного шара, в незнакомой стране, среди людей другой культуры, с тем, по кому, как оказалось, сходит с ума целый месяц, хотя и пытался отрицать данный факт. Две недели он будет жить с Сынчолем за стенкой гостиничного номера и он не имеет ни малейшего понятия, что ему с этим делать. Чхве прилетел работать, у него плотный график и Джонхан, скорее всего, будет лишь мешаться, если будет ездить с альфой по его работе. Одному в незнакомом городе ему элементарно страшно, а сидеть в номере, впервые прилетев во Францию, проделав такой длинный путь, просто верх идиотизма. Ему начинает казаться, что он поступил безрассудно и совершил ошибку, что нужно было всё-таки дождаться Нового года в Сеуле или улететь на Чеджу к дедушкам. Джонхан прячет в ладонях лицо и трёт сухие после перелёта глаза, несдержанно воя от своей глупости. В Дверь стучат, отчего омега испуганно дёргается. Блондин поднимается с постели и идёт к двери, а когда открывает её, то видит перед собой переодевшегося Сынчоля в гостиничных тапочках. — Расположился? — спрашивает альфа и проходит в номер после приглашения. — Вроде того, номер большеват для меня одного. — Зато просторно. Устал? — Очень, если честно. Лететь четырнадцать часов оказалось довольно тяжело, — Джонхан возвращается туда, где лежал до прихода Сынчоля и хлопает по кровати рядом с собой. — Тогда не буду предлагать прогуляться, — улыбается альфа, присаживаясь рядом с Юном. — Оставить тебя, чтобы ты отдохнул? У Джонхана в груди спирает от тактичности и заботы парня. Да, он устал страшно, но если Сынчоль уйдёт, то неизвестно, когда они смогут нормально поговорить или хотя бы побыть рядом. — Останься. Когда тебе нужно приступить к работе? — Завтра первая съёмка, послезавтра показ. Ты голодный? Давай закажем что-нибудь в номер. И они ужинают прямо на кровати Джонхана, заказав чуть ли не всё меню отеля. Юн едва ли сохраняет возможность дышать, дожёвывая запечёный картофель. — Ты весь в сахарной пудре, — Джонхан замечает перемазанное после выпечки лицо альфы и смеётся. В дорамах, которые запойно смотрит Юнхан, всегда срабатывает эта система: один пачкается едой, другой помогает убрать и потом следует поцелуй. Сознание Джонхана борется с мыслями “реальность – не дорама” и “не попробуешь – не узнаешь” и он решает пробовать. Холодными пальцами Юн касается щеки Сынчоля и аккуратно стряхивает пудру, с трудом стараясь держать дыхание ровным. Податься первым — страшно, ждать первого шага от Сынчоля – мучительно тяжело. Альфа, кажется, тоже в голове с мыслями войну ведёт и какие с какими там бои ведут, не понятно. Джонхан считает в уме до пяти, потому что до десяти долго, до трёх – слишком быстро. Когда он ловит чужой взгляд, упавший на его губы, он решается. Только даже ощутимо вперёд податься не успевает, как Сынчоль прочищает горло и отодвигается к краю постели. — Уже поздно, у меня завтра расписание с самого утра, так что тебя будить не буду, отдыхай. Если что-то понадобиться, скажи. Доброй ночи, — улыбается и, собрав тарелки на вагонетку, вывозит её в коридор, закрыв за собой дверь. “Реальность – не дорама”. Джонхана душит от его собственной глупости и наивности. А ещё внезапная злость на брата с его внушениями, что он нужен Сынчолю, как омега, по голове бьёт так, что та болеть начинает. Его наивность в который раз сыграла злую шутку. О чём он думал, когда решил, что может быть интересен в романтическом плане человеку, который встречался и расстался с его точной копией. Да, у них разные характеры, но почему он решил, что у Сынчоля не возникало никогда мыслей о том, что перед ним сидит Юнхан, а не Джонхан. Встречаться с ним для Сынчоля равно, что снова сойтись с бывшим, разве нет? Джонхан надеялся, что нет, но, по-видимому, ошибся. Последнее, на что он будет рассчитывать в их взаимоотношениях, что альфа забудет об этом моменте и не будет вспоминать о том, что Юн хотел сделать. А, может, Сынчоль и вовсе не понял его истинных намерений и действительно просто решил, что они засиделись. Конечно. Конечно нет.

📷📷📷

Сынчоль получает нагоняи от менеджера за каждую позу, за каждый взгляд. Он почти не спал и винит в этом джетлаг. Не привык он к таким дальним перелётам, но профессионализм требует “с корабля на бал”, собраться и отработать чисто. Мысли возвращаются в гостиничный номер, где он ночью оставил омегу. Идея позвать Джонхана с собой в Париж не пришла внезапно, но реализовать задуманные планы оказывается тяжелее, чем альфа мог себе вообразить. — Я понимаю, что смена часовых поясов сильно мешает работать, но, пожалуйста, соберись, Чоль, — менеджер, он же хороший друг и главная поддержка на рабочем поле, Джунхви, протягивает Сынчолю бутылку с водой, пока у них объявлен перерыв. — Я надеюсь, причина именно в этом, а не в омеге, которого ты привёз с собой. — Тц, Джун. В Сеуле сейчас ночь, с нашего прилёта суток не прошло, я сейчас просто с ног свалюсь. — Хочешь выйти на международную сцену, придётся привыкать, — Джун игнорирует то, что друг решил пропустить мимо ушей его слова про омегу. — Давай, ещё пару кадров и можешь поехать отдыхать. — Пару кадров ты обещал два часа назад, — бурчит на менеджера Сынчоль, но поднимается с неудобного дивана, возвращаясь на площадку. И если альфа всё же смог себя пересилить и окунуться в работу, то Джонхан, сидя в номере, не знает, куда себя деть. Он обрабатывает небольшой заказ от своего знакомого, переписывается с отрицающим здоровый сон братом, умалчивая о произошедшем инциденте между ним и Сынчолем, и решает, что стоит привести себя в чувства и выйти на улицу. Не сказать, что европейская зима кажется ему комфортной, но довольно тёплая погода и закончившийся ночью дождь не могут не радовать. Джонхан прогуливается вдоль Елисейских полей, разглядывает витрины магазинов и вывески пекарен, покупает чай в фургончике у дороги и решает дойти до набережной Сены. Сынчоль пишет после обеда, спрашивает, чем занят омега и не хочет ли поесть вместе. Будто они в Сеуле и у Джонхана есть варианты. Мысли в голове роем носятся, он бесцельно бродит по Парижу, не воспринимая городской пейзаж вокруг себя. Прилетел сюда с альфой, из-за альфы, ради него, а Сынчоль ещё спрашивает, хочет ли Джонхан с ним увидеться. Юн не понимает, что и с кем не так, то ли он себя накручивает почём зря, то ли Сынчоль решает в дурачка сыграть. Джонхан никогда за альфами не бегал, никого не добивался и не требовал к себе внимания, но Сынчоль внезапно начинает раздражать до дрожи. Если Джонхан по наивности принял внимание альфы за нечто большее, то Сынчоль явно всё, как чёрным по белому читал, не мог ведь не замечать симпатию со стороны омеги к себе. А может и не так явно он её и проявлял и Сынчоль в действительности понятия не имел о чувствах Джонхана до их прилёта в Париж. Только теряться в догадках желания нет. Джонхан решает, что после показа поговорит с Сынчолем, выдаст всё, как есть и потребует того же в ответ. Примет — Джонхан наконец сможет успокоить гудящее в неизвестности сердце, а если нет, то что ж, возможно в другой жизни, пока они не встретятся вновь, может что-то получиться. Больно будет, это он осознаёт, хоть и не горит желанием принимать, но Сынчоль не последний альфа на планете. Альфа, сумевший за какой-то месяц залезть глубже некуда.

📷📷📷

“Я не могу” — будто вспышкой ослепляет, когда на следующий день Сынчоль заходит за ним в номер, чтобы вместе поехать на показ. Чхве отдал ему накануне пригласительное и подарил красивый атласный костюм, который Джонхан надел полчаса назад и наворачивал в нём круги по номеру. Альфа перед ним выглядит настолько хорошо, что Юну дышать с трудом удаётся. Никогда он так сильно не вляпывался, что от одного взгляда голова кругом, а запахом дышать хочется вместо кислорода. — Готов? — Сынчоль протягивает руку, помогая выйти из номера и запереть дверь. Никаких комментариев по поводу внешнего вида омеги, никаких комплиментов. Едут в машине почти молча, только пару раз переговариваются по поводу коллекции, которая будет представлена на показе. У Джонхана с каждый минутой руки опускаются всё ниже, а горло спирает ком. “Будто приятели. Какой же я придурок, надо же было так проебаться, Джонхан, глупый ты омега” — гоняет по кругу одно и тоже, украдкой поглядывая на точёный профиль сидящего рядом мужчины. Люди, модели, всё как в тумане. Сынчоль уходит, для него здесь работа, ему надо готовиться, а Джонхан не знает, куда себя деть. Его находит Джун за десять минут до начала и просит никуда не уходить после окончания. Снова всё в одну массу, тряпки-тряпки-тряпки, блёстки, пайетки, каблуки, нелепая мишура и перья. Джонхан даже забывает, кто презентует коллекцию, в себя приходит лишь на две минуты, когда улавливает с подиума знакомый древесный запах с нотами чёрной смородины, а после снова пятна-пятна-пятна. Ему душно и голова словно в тиски зажата. Когда всё заканчивается, его снова находит Джун, как только умудряется среди такой толпы, и отводит к запасному выходу, где людей намного меньше. Сынчоль уже ждёт, в своей одежде, но с уложенными волосами и гримом. — Ты похож на восковую куклу, — не сдерживается Джонхан от комментария. — Не было времени смывать всё это, — объясняет альфа и чего точно не ожидает Юн, подходит и, прижав за талию рукой поверх омежьего пальто, целует. Крепко, жадно, будто измождённый волк, которому наконец принесли воду и пищу. Джонхану кажется, что он впервые за последние дни выныривает из сюрреалистичного мира, в который попал сразу после предложения альфы полететь в Париж. Руки так правильно ложатся на чужие острые скулы, а губы скользят в ответ по губам напротив, что Джонхан снова задыхается, но уже не от отчаяния. — Я не мог больше держаться, — отстранившись, Сынчоль упирается в лоб омеги своим, но от себя не отпускает. — Я хотел красиво, с видом на ночной Париж. — Дурак, не надо мне красиво, — шепчет Джонхан. — Я с ума схожу уже месяц, извёлся весь, а после ужина в номере вообще места себе найти не мог, боялся, что всё испортил. — Надо было тебя ещё тогда поцеловать, но я бы тогда точно работать не смог, — смеётся Сынчоль и вновь целует так, что Джонхана ноги подводят и предательски слабеют. — Я забронировал столик в ресторане. — К чёрту твой столик, попроси Джуна отменить бронь, — Джонхан смотрит так, что Сынчоль и возразить не считает себя вольным, да и не хочет. Капли здравого рассудка позволяют им добраться до гостиницы и терпеливо переступить порог номера альфы. Все те моменты, когда Джонхана перегибало мыслями, будто испаряются, стоит рукам Сынчоля коснуться кожи на его талии. Всё тело горит, будто внутри миллион свечей одновременно опрокинулись на папирус и вспыхнули в масштабах Александрийской библиотеки. Джонхан поддаётся, как пластилин, выгибается на выглаженных простынях от мучительно-медленных движений альфы над ним, дыхание сбивается, когда Сынчоль языком рисует картины на голой коже перед собой. Джонхан для него – произведение искусства, дороже всех полотен в Лувре, ценнее всех коллекций Орсе и Помпиду вместе взятых. Омега бьётся в истоме, стонет, стоит Сынчолю опуститься ниже, и выгибается с первым проникновением, позволяя быть максимально близко, доверяя и отдавая всего себя. В чёрных глазах фейерверки залп за залпом, ослепляют и Сынчоля, позволяют разделить все чувства на двоих. Джонхан стонет громче и громче в алые, зацелованные им же губы напротив, просит больше, сам тянется и неконтролируемо дрожит в сильных руках. Сынчоль дрейфует на грани сознания, двигается больше на автопилоте, потому что рассудок полностью затоплен этим омегой. Оглушительно, до звона в ушах и долгих, тягучих поцелуев. — Я… прости, — отрывисто, с придыханием сипит сорванным голосом Джонхан. — За что ты извиняешься? — Сынчоль смотрит на омегу сбитый с толку, ещё не успев отойти от выбившего последние крупицы разума удовольствия, последняя нить оборвалась пять минут назад, притупляя мыслительные способности. — Я перестарался, — Юн виновато улыбается и ведёт подушечками пальцев по шее альфы, которая расцветает, будто пионы в мае, — тебе же ещё работать. Сынчоль смеётся и ловит руку Джонхана за запястье, прижимаясь губами к ладони омеги. — Вообще-то, работа сегодня закончилась. Я в отпуске до пятнадцатого февраля. Джонхан улыбается от прикосновений к своим рукам и щекочущего дыхания Сынчоля и не сразу улавливает полный смысл слов альфы. — В смысле? — улыбка сползает с искусанных губ и Джонхан недоумённо смотрит на мужчину. — Только давай договоримся, что ты меня выслушаешь сперва, а потом уже будешь ругаться, ладно? — Чхве Сынчоль, — Джонхан садится на постели, одним взглядом показывая, что ждёт объяснений. — Полагаю, о том, что мы с Юнханом общались всё это время, тебе не известно. — Всё это время, это сколько? — Джонхан поражённо выдыхает. — Это шесть лет. — Вы, блять, издеваетесь? — услышав ответ альфы, Юн подрывается с кровати, но Сынчоль ловит его за руку и тянет обратно. — Дослушай, я же попросил. Да, мы поддерживали связь, иногда виделись из-за общих знакомых. Я говорил, что хорошо общаюсь с Джошем, а он, как-никак, друг твоего брата. В ноябре мы оба были на дне рождении Джихуна, там он пожаловался, что ты не вылезаешь из квартиры, вечно зарываешься в работу, едва ли выбираешься в люди. — Что значит, пожаловался? Выбираюсь я… — Джонхан, — предупреждает альфа. — Рассказал, что ты вязнешь в рутине. Так лучше? — Джонхан закатывает глаза, но позволяет Сынчолю продолжить. — Я предложил ему позвать тебя куда-нибудь, просто погулять, ничего такого, но он так взъелся на меня, будто я предложил отдать тебя под венец. На этом мы эту тему замяли. Но я нашёл твои соцсети, полистал фотки и, чёрт возьми, пропал. — Я точная копия Юнхана, а ты говоришь так, будто впервые увидел меня на фотках в инстаграме. — Нет, Хани, не точная копия. Юнхан ледяной принц, человек со стальным корпусом и уж прости, поганым характером. Он оторва. А ты его полная противоположность. — Мы виделись три раза шесть лет назад, ты не знал меня. — Знал. Юнхан постоянно о тебе рассказывал, а потом я увидел на экране телефона человека, который улыбается ярче солнца, носит пушистые свитеры и любит читать историю мировой фотографии. И когда образ сложился с рассказами твоего брата, я уже не мог сидеть спокойно. Юнхан грозился мне шею свернуть, пока в конце декабря нам не назначили совместную работу. Не знаю, почему он передумал, но он сказал, что у меня будет только один шанс. И отправил тебя на съёмку вместо себя. — Ты с самого начала знал, что это я, — озвучивает очевидное Джонхан. — Да, и очень боялся, что ты сбежишь сразу, как закончится твоя работа. — А Париж? — Мне действительно предложили поучаствовать в показе, но ещё три недели назад. Я попросил Юнхана помочь, чтобы ты смог полететь со мной. Я хотел сделать что-то особенное для тебя на Новый год. Планировал предложить тебе стать моим омегой после показа. — А если бы твои чувства оказались не взаимны? — Насчёт этого я не переживал, Юнхан мне рассказал. — Предатель. Он был против, когда узнал, что я ходил с тобой в кофейню, ему не нравилось, что мы общаемся. И ты говоришь, что он тебе помогал? — Потом, когда я смог доказать ему, что я настроен серьёзно, он отпустил ситуацию. Юнхан переживает за тебя и очень бережёт. Но он знает, что я уже не тот зелёный пацан, что был шесть лет назад. — И? Что дальше? — А потом я понял, что не в состоянии держаться плана. Я едва не пустил всё под откос, когда мы только прилетели. — Ты вёл себя отстранённо, я даже не был уверен, что нравлюсь тебе, только Юнхан пытался убедить меня в этом. Я же не знал, что ему всё известно из первоисточника. — Я с ума по тебе схожу, я боялся напугать тебя, что ты решишь, что всё слишком быстро. Поэтому я старался держать дистанцию. Только каждый раз, стоило мне тебя увидеть, я еле держал себя в руках. — Ты просто конченый придурок, Сынчоль. Связаться с моим братом, разработать какую-то сверх-сложную систему, вывести меня на другой конец света, чтобы предложить мне встречаться? Я умоляю тебя, когда соберёшься делать предложение, давай без таких замудрённых схем. Сынчоль дослушивает Джонхана и кивает, только потом начиная осмысливать последнее предложение. — Хани? — М? — Ты же только что согласился со мной встречаться? — уточняет Сынчоль. — Очевидно. Я злюсь на тебя и Ю, потому что это было глупо, к тому же, вы оба мне врали. Но я настолько сильно влюблён в тебя, что не готов из-за ваших игр под прикрытием закончить всё вот так. — Хани, обещаю, никаких секретов, недомолвок и усложнений. Поэтому я прямо скажу, что люблю тебя, так сильно, что не могу представить, как я мог так долго жить, зная про тебя, но слепо ходя вокруг, ни разу не додумавшись взглянуть на то, что было прямо предо мной. Люблю. — Ты очень глупый альфа, — Джонхан злится, да, он ещё поговорит с братом о его словах, действиях и таком бессовестном заговоре с Сынчолем, но потом, после того, как он снова поцелует своего альфу и возьмёт всё от времени рядом с ним, родным, тёплым и полностью его. И поработает над тем, чтобы Чхве научился действовать проще, хотя Париж уже не кажется таким размытым, когда он отражается в влюблённо смотрящих глазах.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.