Новогодний подарок

Шёл предпоследний рабочий день Бомгю в цветочном отделе… И была лишь одна причина жалеть о скором освобождении из этого места. Чхве Ёнджун, парень из Prive Alliance, масс-маркета напротив. Но если бы Чхве не сблизились, они бы не осознали необходимость увольнения, оказавшуюся столь острой. Но именно их сближение заставляло Бомгю жалеть о приближающемся разрыве с работой… Всё это было замкнутым кругом, а у Бомгю и без этого от Ёнджуна кружилась голова. С одной стороны, хорошо, что у них были эти две недели — с подачи заявления до увольнения. Иначе Бомгю не нашёл бы в себе силы закончить всё и сразу. А так можно было настроиться… С другой стороны, настраиваться совсем не получалось, и Бомгю только всё сильнее привязывался к Ёнджуну. С каждым днём приближения последнего рабочего дня и Нового года вокруг становилось всё больше и больше разговоров, шума, украшений. И в голове тоже всё сильнее шумело, и мысли путались, как гирлянды и мишура, которые развешивали всюду. На Бомгю, подстать обстановке, был свитер с медведями из Prive Alliance, из давнишней коллекции. Когда Бомгю выбирал носить его, думал о Ёнджуне. Бомгю теперь всё время думал о Ёнджуне… — Не колется? — с усмешкой спросил старший, когда увидел Бомгю в этом свитере. Это было в конце октября… Двадцать пятого октября около трёх часов дня Ёнджун оттянул ворот своей невозможно узкой водолазки, и Бомгю проследил как на секунду открылась его шея. — Их сняли с продажи, потому что слишком ключие. Бомгю не слышал этого объяснения. Он сглотнул, словив себя на мысли, что думает о следах поцелуев Ёнджуна, которые сможет закрывать высоким воротом, о своих поцелуях под его водолазкой… И от свитера, до этого казавшегося приятным, правда стало невыносимо ключе и жарко… Но с этого момента Бомгю стал чаще появляться в нём и чаще забываться в мыслях о поцелуях (уже под всей колючей поверхностью), и свитер этот стал невыносимо приятен. Бомгю на работу ходил только в свитерах, и Ёнджун в один из первых дней знакомства удивился этому: мол, флористы и флористки в окружении тонкого благоухания цветов представляются одетыми в лёгкие, воздушные платья и кофточки. И Ёнджун никогда не замечал, что зачастую это было не так. Им нужно было постоянно заглядывать в холодильник, где хранились цветы и букеты, и в лёгкой одежде делать это было, мягко говоря, недальновидно, а в случае со слабым здоровьем Бомгю — даже опасно… Романтический ореол вокруг профессии флориста распространялся и на их обязанности. Казалось, что им нужно только собирать букеты. На самом же деле от посторонних глаз были скрыты полные вёдра воды, тяжёлые вазы и коробки, громозкие украшения… всё то, с чем Ёнджун, приходя на свою смену и заставая Бомгю уже в разгаре работы, постоянно рвался помочь. Поначалу младший смущённо отнекивался, затем смирился. Но не с тем, какие эмоции и чувства это вызывало… Часто бывало, что Бомгю сидел и смотрел (и не хотел сознаться, что пялился) на увлечённого его работой Ёнджуна, и плавился под вглядами его темных глаз с лисьим прищуром, и плавился от взгляда на его накаченные руки. — Это сексуально? — однажды довольно произнёс Ёнджун — и как будто больше утверждая, чем спрашивая. Бомгю сдавленно кивнул. Он был согласен больше, чем полностью. Ёнджун довольно хмыкнул и, казалось бы, как ни в чём не бывало, продолжил работу. Тем временем Бомгю радовался, что длинные волосы, которым Ёнджун почему-то постоянно делает комплименты, скрывают покрасневшие уши и влажные глаза… Ёнджун любил высокую моду, высоких парней, приходил на работу в юбках и делился историями о том, о чём Бомгю не разрешал себе и подумать. Ёнджун мог вскользь бросить, как он со своим бывшим гулял, держась за руки, а Бомгю прятался от самого себя под одеялом, думая о своей изящной ручке в большой и наверняка обжигающей ладони Ёнджуна и о том, что это не суждено проверить наверняка. Двадцатилетний студент филологического Бомгю чувствовал себя школьником, начитавшимся слащавых историй из Интернета, ещё и когда принимал решение больше не замазывать тональником небольшую родинку рядом с левым глазом. Это Ёнджун заметил в тот же день, пошутив об их предназначенности друг другу. У него была такая же родинка, но рядом с правым глазом, и родились парни с разницей ровно в полгода… (а ещё их фазы луны складывались в полную — но Бомгю думал, что это знает только он и уж точно не будет делиться этим, как и многими другими секретами, связанными с Вай Джеем). Например, тем, что свитер скрывал две родинки под ключицами, стоящие рядом-рядом. И Бомгю видел, что у Ёнджуна были такие же… Однако, главное, что скрывал свитер — то, как сильно билось сердце при виде Ёнджуна. И Бомгю определённо нужно было натягивать вороты свитеров на голову, чтобы и мысли в висках стучали в унисон, а не создавали ужасный диссонанс. «Нам будет неудобно даже с одной учёбой, на каникулы я всегда уезжаю в Тэгу, Вай Джей наверняка такой со всеми, я не его тип и вообще не гей!» Бомгю думал, что на его чувства действовала романтичная атмосфера Нового года или что это были попытки мозга разгрузиться в ужасном ритме жизни, куда они оба себя поместили. Бомгю пытался найти тысячу причин, что у него к Ёнджуну на самом деле что-то несерьезное, но уже одни эти поиски доказывали обратное… — Бомгю, — позвал Субин, вырывая из потока мыслей, который топил далеко не первую неделю. — Эй, цветочник Чхве Бомгю!.. Парень дёрнулся и с трудом сфокусировал взгляд. Их с Субином, как всегда, разделяло пару метров. Тот работал в кофе поинте, расположившейся между цветочным отделом и Prive Allianсе, и тоже был студентом Сеульского университета, и тоже носил фамилию Чхве. — Когда ты уже ему признаешься?.. — с глубоким, грустным вздохом спросил Субин. У Бомгю перехватило дыхание. Это не звучало как вопрос от вечно неуверенного Субина, и Бомгю никогда и ни с кем не делился своими мыслями о Ёнджуне и чувствами к Ёнджуну… — Я не могу на тебя смотреть… Скоро из тебя эти цветы расти начнут, — Субин качал головой и говорил с такой пронзительной болью, что, казалось, это с него должны сыпаться лепестки. Бомгю думал о ханахаки, и здесь, среди цветов и несчастной любви, эта болезнь не казалась ему такой уж странной. Ощущения не принимаемых, кажущихся безответными чувств невыносимо давили на грудную клетку изнутри, словно упрямые стебли. «Миллион, миллион алых роз». Ёнджун часто напевал эту песню, когда помогал Бомгю с работой. Розы были его любимыми цветами. Яркие цветы страстной любви… С острыми шипами. — Я знаю, как смотрят влюблённые, — Субин продолжал, хотя Бомгю ещё не проронил ни слова. — Это было главной ошибкой в моей жизни. Я всё смотрел, и смотрел, и смотрел, а потом все узнали, и Хюка потом улетел… И… — тут Субин снова вздохнул — ещё глубже, ещё болезеннее. Всё стало ясно. То, с какой болью он спрашивал и смотрел. И почему догадался. Впервые за долгое время мысли о Ёнджуне отошли на второй план. — Хён, — Бомгю протянул руки к Субину, сжимавшему до побеления костяшек стенку кофе поинта. Субин мог порой выходить со своего места, потому что на точке всего работало двое. Но тут Субин не вышел. Выбежал. В следующую секунду он уже стоял, прислонившись к стене рядом с кассой Бомгю, и рассказывал историю, требующую тёплых объятий в квартире у друга или сокровенных, заплаканных листков дневника. До этого Субин не говорил о прошлом. Только о настоящем — полным забот, которые вызывала учёба на строительном, совершенно неблизком Субину факультете, пост старосты группы, подработка, игры со своим настоящим племянником, жизнь с ростом 185 сантиметров в Южной Корее… Субин учился с Каем в средней школе, и почти с самого начала они стали неразлучными друзьями. А на последнем году Субин влюбился в своего лучшего друга: сначала не осознавал, а потом решил, что никогда не расскажет Хюке. Всё, что он себе позволял, это смотреть. Но и это оказалось слишком. Субин наивно думал, что по его взгляду никто ничего не поймёт. Они же оба мальчики. Субин думал, а все догадались: и ученики, и преподаватели, и родители. Они хотели вместе поступать на лингвистику и усердно готовились к экзаменам. И так было очень тяжело, а после их жизнь превратилась в настоящий ад, состоящий из насмешек, презрения и осуждения. По отношению к обоим. Что Субина убивало больше всего. Они так нормально и не поговорили, и так ужасно закончилось всё то прекрасное, что было между ними. Кай улетел в США, и в тот день Субина заперли дома. Но он бы никогда не позволил себе сделать ещё хуже жизнь своего самого лучшего. До этого Субин не плакал так сильно, а после — не плакал вообще… «Хюка, мой дорогой, жвачка моя, где же ты?» Субин едва слышно шептал, и это было страшнее любой истерики. И Бомгю, всегда умеющий поддержать, не знал, что ему делать… Его Ёнджун был в магазине напротив, в Kakaotalk, в Instagram, в университете, в Сеуле, в Корее. Ёнджун был везде. Кай — только в мыслях Субина. Бомгю теперь по-новому смотрел на этого долговязого строителя… А ведь недавно ещё очень ревновал Ёнджуна к нему… Однажды старший украшал вход Prive Alliance, стоя на табуретке, и Субин поддерживал его за талию. Ёнджун ухмылялся, а Субин шипел «если не прекратишь, я тебя сейчас отпущу». Субин знал, что Бомгю смотрел. Как оказалось, знал не понаслышке. — Не упускай момент. Пожалуйста. У вас всё может быть совсем по-другому. *** Следующим днём было воскресенье, и на смены Бомгю и Субин ехали вместе. Вечером прошлого дня Субин выглядел очень плохо, будто исполнившим свою миссию, и Бомгю, боясь оставлять его одного, всё же придумал кое-что — пригласил его на ночёвку к Хисыну, якобы в качестве эксперта по аниме. Хисын и Бомгю действительно уже давно собирались посмотреть новую полнометражную работу Хаяо Миадзаки «Мальчик и птица». Но всё время по самым разным причинам откладывали, будучи не самыми большими фанатами аниме. В ту ночь Субин немыслимо для себя заснул в квартире парня, с которым только что познакомился — под рассказы будущих филологов о новшествах в области нетрадиционных источников энергии… Субин уже ничему не удивлялся, и ветряки во сне крутились невыносимо медленно. Но крутились. И над ними летал символ наступающего года… На следующий день Субин всё ещё выглядел очень плохо. Но выглядел. И это уже очень радовало. Бомгю напевал «Миллион алых роз» и разглядывал посетителей Субина. Когда не было работы, Бомгю фантазировал о том, какие истории проходят мимо кофе поинта. Это отвлекало от навязчивых мыслей об учёбе, экологической обстановке и Ёнджуне, Ёнджуне, Ёнджуне… А теперь и от переживаний о Субине. К стойке заказа подошёл очень высокий парень со своей сестрой — Бомгю сразу приметил их сходство в необычной внешности. И по реакции Субина сразу понял, кто это был… Понял, что жизнь в который раз побеждала его фантазии. Парень сделал заказ, Субин торопливо приготовил его. — А жвачка?.. — молодой человек говорил слишком серьёзным тоном для этого вопроса. — Я весь твой, — кратко сказал Субин. На большее его бы не хватило. Но и этого было предостаточно. Он второй раз за два дня убегал из кофейни, но коллега был другой, и Субин до этого вёл себя как образцовый работник. Да и всё это было не важно… Когда Субин и Кай вернулись, глаза Чхве были опухшими от слёз и забавно напоминали макаруны. Но Кай смотрел на него так, будто за всю жизнь не видел ничего прекраснее. И в этой нелепой нежности, такой же, как в их забавных прозвищах, открывалась огромная любовь. Бомгю никогда не видел, чтобы Субин столько и так улыбался. Продолжая работу, он то и дело поглядывал на Кая, прислонившегося к стене рядом с кассой Бомгю — на том же месте, что и Субин. В перерывах между посетителями цветочного Кай рассказывал их с Субином историю — со своей стороны. Рассказывал, как они, затравленные, запуганные и запутавшиеся, оборвали связь друг с другом и как его из этого ужасного места, которым стал для них Сеул, спасла прогрессивная семья, организовавшая переезд к отцу в США… — Спасибо, что сберёг его, — заканчивая свою речь, серьёзно сказал Хюка. — Субин мне всё рассказал… Когда я летел в Корею, то боялся, что встречу его, и ещё больше боялся, что не встречу… После этой истории, рассказанной дважды, Бомгю стал отчётливо понимать, что эти два года Субин пытался заполнить пустоту внутри чем угодно: учёбой, должностью старосты, заботой о племяннике, подработкой — как оказалось, на точке, где они с Каем постоянно брали кофе. А Бомгю внимательно слушал Субина, когда тот говорил об аниме, об успехах племянника в ходьбе и своих успехах в видеоиграх. И даже не догадывался, как на самом деле это было важно. Всего полгода общения… Уже и не «всего» в масштабе двух лет. — Ох, Субин-оппа, жвачка моя… — точно так же вздохнул Хюка. — Мы оба причинили друг другу столько боли… — Но намного больше дали любви, — сказал Бомгю. Было три часа дня. Он говорил как никогда решительно. Потому что теперь ему всё было решительно ясно: и про Субина и Кая, и про себя и Ёнджуна. *** На свою смену Ёнджун пришёл заранее — чтобы, по обыкновению, заглянуть к Бомгю. И вместе с Ёнджуном, как всегда, пришёл вихрь тёплых объятий, весёлой болтовни, остроумных и не совсем шуток, смущающих комплиментов, забавных историй, неожиданных-ожидаемых щелбанов и радостных поздравлений с последним рабочим днём, наступающим Новым годом и ещё какими-то никому не известными праздниками, о которых он на ходу прочитал в Интернете или придумал сам. На Ёнджуне был смешной праздничный ободок с оленьими рожками, а в руках он держал контейнер с горячей, приготовленной им самим едой. И сам Ёнджун, как всегда, был смешным, праздничным и горячим. И Бомгю думал, что в такого просто невозможно не влюбиться, и поражался, как можно было это столько времени отрицать. Кай говорил по телефону, пока Бомгю кушал, а Ёнджун готовил рабочее место к сдаче начальству и, как всегда, то и дело называл Бомгю весенним милашкой. Это прозвище, идеально отражающее милого флориста, придумал любитель каламбуров Ёнджун… И поначалу оно Бомгю не очень нравилось. Но потом весенний милашка понял — он снова просто смущается. Ёнджун, закончив помогать и болтать, по обыкновению заказал глинтвейн у Субина. Уходя в Prive Alliance, Ён отдал Бомгю напиток и, как всегда, сказал: «Чтобы милашке не было холодно на островке весны, который он принёс в нашу зиму». После этой фразы Ёнджун обычно или давал пять, или подмигивал, или показывал сердечко, или делал ещё что-то. Бомгю каждый раз с нетерпением ждал, что же выдумает этот весёлый парень… В этот раз Ёнджун сделал вид, что просто уходит (и Бомгю уже успел расстроиться), но через пару шагов развернулся и впервые послал весеннему милашке воздушный поцелуй. Сердце даже под свитером стучало слишком громко… Но Бомгю всё же услышал улыбающиеся слова Кая: — Он ухаживает за тобой, как ты не видишь? — Я же не цветок, чтобы за мной ухаживать, — сказал Бомгю, закрываясь длинными волосами и стаканчиком глинтвейна. Уже просто смущаясь, а не отрицая. — А Ёнджун считает тебя самым красивым цветком, — уже и сам Кай широко улыбался. Бомгю прикусил губу, неосознанно проведя рукой по скуле. Он стал подчеркивать скулы, когда Ёнджун сказал, что они очень красивые. И по этой же причине стал делать акцент на своих больших глазах… Потом Бомгю решил, что он влюблённый идиот, раз воспринимает слова Ёнджуна всерьёз, — когда тот стал утвержать, мол, у младшего красивый кадык. Но сейчас Бомгю всё больше и больше был уверен, что это они оба влюблённые идиоты и что всё в поведении Ёнджуна говорило и даже кричало о взаимности чувств младшего. Так история о ханахаки стремительно превращалась в историю о соулмейтах… Но была одна деталь, которая как будто уменьшала очевидность всего этого. Ёнджун до сих пор не признался. Он во всём был решительным человеком, который не боялся ни своих чувств, ни общественной реакции. И при этом… Но теперь ничего не могло остановить Бомгю. Его смены заканчивались раньше, и порой он дожидался Ёнджуна в каком-нибудь кафе. Правда, в этот раз ребята ни о чём таком не договаривались: было непонятно, надолго ли Ёнджуна задержит начальство, да и оба чувствовали себя очень уставшими в эту последнюю рабочую, предновогоднуюю неделю зачётов и подготовки Бомгю к общеуниверситетскому концерту. Но Бомгю всё равно решил дождаться конца рабочего дня Prive Alliance. У Бомгю был план… Наконец, Ёнджун, листая ленту в телефоне, расслабленно подошёл к выходу из отдела и нажал на кнопку закрытия жалюзи. Они почти уже скрыли половину входа и Ёнджуна, когда к нему, обгоняя бег безумно колотящегося сердца, подлетел Бомгю. Он поставил перед хёном его любимый айс американо с запиской и небольшой веточкой омелы. Бомгю хотел так же быстро убежать и уже сделал пару шагов, но услышал как жалюзи вдруг прекратили своё движение. И тоже замер. Через мгновение перед ним оказался Ёнджун, с кофе, запиской, омелой и лучезарной улыбкой. — А это?.. А ты?.. — Бомгю указал к себе за спину, застигнутый врасплох, испуганный и потерянный. Ёнджун прекрасно понял этот жест и проговорил: — А, там ещё остальные заканчивают работу… Меня уже отпустили… Да это всё неважно, Бомгюа! — радостно воскликнул Ёнджун. — И я тебя очень-очень люблю! — он так широко улыбался, а его глаза так искрились, что было ясно: если бы не стакан кофе, он точно подхватил бы младшего и закружил. «Холодый кофе — горячие чувства. Зимой от весеннего милашки». Венок из омелы, цветка рождественских поцелуев, висел над цветочным магазинчиком, и об этом венке Бомгю слишком много думал, а Ёнджун — иногда шутил (но даже это «иногда» для младшего было «слишком»)… Ёнджун свободной рукой заправил за ухо Бомгю веточку омелы, ещё шире улыбнулся и чуть склонил голову вбок, взглянув немного вопросительно и очень тепло. Собрав всю свою решимость, младший едва заметно кивнул, неосознанно закусил губу и тут же отпустил. Ёнджун на мгновение коснулся губ Бомгю своими, тепло и мягко, и тут же отстранился. — Это честь для меня, — вновь солнечно улыбнулся Ёнджун, поглаживая розоватую щёку весеннего милашки. — Что?.. — Забрать твой первый поцелуй. Бомгю рассмеялся. Запомнил. Конечно, запомнил. — Могу оказать тебе ещё большую честь, — лукаво улыбнулся Бомгю, которому кружило голову от всего происходящего. — Ммм? — Будешь моим первым парнем? — Боми, малыш… — очень удивлённо и очень радостно проговорил Ёнджун. — Вау… Конечно «да»!.. Бомгю прекрасно знал, почему Ёнджун так удивляется. Ёнджун прекрасно знал, какой младший беспокойный и неуверенный в себе человек. — Это благодаря тебе и Субину. Ещё в… — тут Бомгю вновь на мгновение прикусил губу. Ёнджун бросил проницательный взгляд. Наверняка потом расспросит об этом. — Ещё в октябре я бы не поверил в это. Во всё это. Не разразрешил бы поверить, — Бомгю рвано выдохнул и вдруг понял, что ему очень душно, и он валится с ног от волнения. Ну, конечно. Как всегда. — Хён… — беспомощно проговорил Бомгю и вцепился в плечо Ёнджуна. Тот никогда не видел Бомгю таким волнующимся, но прекрасно знал об этой незавидной черте младшего. И потому не растерялся: уверенно подхватил Бомгю за талию и отвёл к ближайшей скамейке. — Подними руки, Боми, — кратко сказал Ёнджун. Бомгю умиляла серьёзность заботы хёна, но даже в таком состоянии следать этой просьбе он точно не хотел. — Бомгюя, малыш, не упрямься, — Ёнджун говорил одновременно настойчиво, ласково и удивлённо. Он явно не понимал, почему Бомгю не хочет снимать свитер. Стало ужасно горько. — Да чего там у тебя, Гю? Футболка с Юн Сок Ёлем? Ким Чен Ыном? С Юн Сок Ёлем и Ким Чен Ыном? — Ёнджун пытался развеселить Бомгю смешными вопросами, но было слышно, что и голос старшего начинает дрожать. Бомгю слабо рассмеялся. Ёнджун такой Ёнджун. Всё это было слишком трогательно, чтобы противиться. Младший всё же поднял руки и позволил стянуть с себя свитер. Сразу стало легче физически и тяжелее ментально. На Бомгю оказалась растянутая футболка из Prive Alliance с лисьим принтом. Ёнджун улыбнулся — в который раз так тепло, что Бомгю в очередной раз понял, почему Ёнджуна все называют исцелением. От одного его взгляда становилось намного лучше. Но самое главное было в том, что исцеление Ёнджуна никогда не ограничивалось одним лишь взглядом. Хён достал из своей сумки тетрадку и стал обмахивать ей Бомгю, потом подошёл к закрывающемуся кофе пойнту и попросил воды, а в перерывах гладил своего парня по голове и целовал его в макушку. — Тебе лучше, весенний милашка? — спросил Ёнджун, когда Бомгю стал выглядеть повеселевшим, и на его щеках снова появился румянец. Младший смущённо кивнул. — Ну ты и напугал меня, конечно! — Ёнджун сказал это так по-домашнему и так по-домашнему потрепал своего парня по голове, что тот, несмотря на терзавшие его беспокойства, не мог не улыбнуться. Ёнджун, желая сделать эту улыбку ещё шире, снял свои новогодние оленьи рожки, надел их на Бомгю и легонько щёлкнул того по носу. Ёнджун своей цели легко добился. Ещё раз оценивая состояние своего парня, он внимательно оглядел его с головы до ног и… Тут он благодаря растянутому вороту футболки заметил две родинки под ключицами. Такие же, как у самого Ёнджуна. — И ты молчал! — радостно-возмущённо воскликнул он. — А как ты себе представляешь это!.. — Бомгю отвечал в таком же тоне, только к нему примешивалось ещё и смущение. — Ты бы ведь показать попросил! А я бы не смог отказать! — И не захотел, — ввернул Ёнджун, уверенный и довольный. — Да, и не захотел, — с нажимом произнёс Бомгю. — И сошёл бы с ума!.. Ёнджун усмехнулся. Бомгю фыркнул и закатил глаза, но потом тоже усмехнулся. — Ну… Ладно… — произнёс он. — У нас ещё и фазы луны складываются в полную! — Да, я знаю, — старший сказал это очень просто и очень довольно, а потом ещё и несколько раз кивнул. — Это очень обалденно! — А ты тогда чего не говорил?! — Ну, это каждый из нас может свободно проверить, а это… — Ну, ты, по сути, проверил, — вновь усмехнулся Бомгю. Ёнджун рассмеялся, а потом приобнял своего парня за плечи, опять заставив его залиться краской. Бомгю подумал, что либо он отучится от этого, либо, наоборот, так будет происходить постоянно. И то, и другое казалось отличной перспективой. Потому что — с Ёнджуном. — И ты не хотел, чтобы я увидел парные родинки? — Ёнджун никогда не избегал неудобных разговоров, даже если для этого выпадала хорошая возможность. Это было, конечно, очень хорошо в целом, но очень тяжело в моменте. — Или футболку с лисами? Это же всё так классно!.. Да и мы же теперь встречаемся!.. Бомгю вздохнул и нахмурился. Он знал, что Ёнджун не мог не заметить. Учитвая, что они только что обсудили. Видимо, вдруг решил «тактично» сделать вид, что не понимает, о чём речь. Это вынуждало на ещё более неприятные действия и слова. — Я дрищ. — Чего?.. — Ой, да ладно, «чего»!.. — вспыхнул Бомгю. Ему это уже надоело. — Сам же говорил, что мускулы — это сексуально. Да и я, вообще-то, знаю, как выглядит Тэхён!.. Я антоним к тому, что ты считаешь сексуальным! — Очень даже синоним, — серьёзно сказал Ёнджун. — Хотя, скорее… Денотат. У Бомгю было слишком много эмоций: по поводу этого очень филологического подката, своего телосложения, того, что ему вдруг пытался доказать Ёнджун и… В целом, слишком много эмоций за этот вечер. Бомгю был готов расплакаться. — Малыш… — Ёнджун развернул к себе лицо младшего и прислонился к его лбу своим. — Боми, Гю, милый… — у Ёнджуна было множество самых разных ласковых прозвищ для Бомгю, но старший никогда не использовал их так часто, как в этот вечер. Но очень-очень хотел. — Да, раньше мне хотелось качать пресс вместе с Тэхёном. А теперь хочется наесться топпокки с тобой… Понимаешь, я хотел быть им, качком, который классно фотографирует и готовит, а не быть с ним. Мы поэтому расстались, ты же знаешь. А когда расстались, и я перестал ходить в качалку… Ну, точнее… Так интенсивно… Я спустя месяц понял, что мне время девать некуда. Нашёл блин, ага… Но это всё того стоило, весенний милашка!.. И ты не дрищ, ты изящный. И я уже понял, что мне именно такие нравятся. Ты самый красивый… Самый сексуальный… Твои руки, твои скулы, твои глаза, твои волосы, твой кадык… Ох, Бомгюя… От всех этих слов по коже Бомгю побежали мурашки. Ёнджун почувствовал это и протянул ему свитер: — Замерзнешь. — Это не поэтому… — смущённо проговорил Бомгю. Ёнджун улыбнулся: — Это очень хорошо. Но всё равно надень. Правда, замёрзнешь, Гю. Бомгю смущённо-благодарно кивнул, надел свитер и нерешительно продолжил: — А к чему тогда это было… Ну, когда ты сказал, что мускулы — это сексуально. — Ну, вообще, я спросил. И как это «к чему»?.. Я хотел узнать, что считаешь сексуальным ты! — Ёнджун улыбался, но Бомгю понимал, что сейчас этот хитрый лис говорит чистую правду. Поэтому незамедлительно пихнул его локтем. Ёнджун в ответ довольно рассмеялся и притянул Бомгю ещё ближе к себе. — А ещё… Ты же говорил, что тебе нравятся парни повыше… — Ну, блин, да! Так ты высокий. И Тэхен высокий. И ты выше Тэхёна. И, хочешь знать, а я знаю, что ты хочешь знать, мне нравится, когда парень высокий, но не выше меня. — Знаешь, что я ещё хочу знать? — после всех этих прекрасных рассуждений Бомгю наконец решлся озвучить своё главное беспокойство. — Если у тебя всё ко мне взаимно, то почему первым признался я?! Я думал, что обречён, раз ты мне не признаёшься… — Чхве Бомгю с филологического факультета, играющий на гитаре. После твоего оглушительного успеха на новогоднем концерте я бы вышел на сцену, подарил бы тебе букет роз, а за кулисами признался бы и стал бы твоим лучшим новогодним подарком!.. Но теперь я понял, что мы посоревнуемся с тобой за звание главного романтика, так? — Я принимаю твой вызов, Чхве Ёнджун с экономического факультета, носящий юбки, и приглашаю тебя кататься на колесе обозрения! — Я согласен! А на следующем свидании мы будем пить лучший глинтвейн в Сеуле! — тратить заработанные деньги друг над друга казалось самым лучшим планом. — То есть, свидание у Субина?.. — игриво поддел Бомгю. — Мне будет легко тебя победить! Потому что следующее свидание у нас будет… Они наперебой перечисляли множество самых разных мест: лавочка жареного мороженого, мастер-класс по мыловарению, заброшки, лазертаг, сауна, картинг — и смеялись, смеялись, смеялись. Немного истерично и очень счастливо. — Вы так с места никогда не сдвинитесь! И вообще никуда не сходите! — вздохнул Субин, который уже несколько минут стоял прямо перед ними. Ёнджун обернулся на него и поражённо заметил, как тот изменился. Кроме того, на Субине была нелепая шапка в виде оленя, и это явно нравилось обладателям двух таких же шапок и явно смущало Субина. — Субин-оппа, я надеюсь, ты внимательно слушал? Никогда туда меня не води! — сказал Хюка, повиснув на руке Субина. — Думаю, мы найдём, чем заняться и дома, — добродушно засмеялся Субин. И его лицо розовело и розовело от счастья и от каждого жеста. На лице Кая появилась недвусмысленная ухмылка, на лице Субина — «нет, я не это имел в виду». Но, видимо, не настолько он не это имел в виду, чтобы озвучивать своё возражение. — А Субин это с кем?.. — проговорил Ёнджун, вскакивая с места. Он и так был не самым тактичным человеком, но тут этого никто и не ждал. У Ёнджуна в голове не укладывалось, что Субин мог не рассказать ему о своём парне, с которым вот так теперь гулял по торговому центру. Колоритная троица, улыбаясь, переглянулась между собой. Бомгю счастливо расхохотался. — Я тебе это по дороге в парк аттракционов расскажу, — сказал Бомгю, вставая, а потом тихо добавил, взяв Ёнджуна за руку. — И… Ты уже мой самый лучший новогодний подарок. — Взаимно, мой весенний милашка. Ёнджун переплёл их пальцы. Ребята направились к выходу из торгового центра.