***
Дети Глена, одним словом – шумные. Даже спокойная обычно Шиноа и та в их присутствии ведет себя слишком уж оживленно. Обычно Шинью бы это только позабавило, но проведя с ними несколько недель подряд, он начинает понимать, почему Глен так часто жаловался. Казалось бы, выдумай какое-нибудь идиотское задание, побезопасней, да забудь об их существовании до следующей подобной миссии. Но дети Глена были не только шумными, они были еще и настойчивыми. Они задавали вопросы. Очень много вопросов, на которые Шинья и сам каждую ночь пытался найти ответ, из-за чего практически не спал последние полтора месяца. Глен на контакт не шел. За те две недели, что прошли с момента их первого откровенного разговора о происходящем, его состояние заметно ухудшилось. Однако, несмотря на самочувствие, он упрямо продолжал утверждать, что это все чушь собачья, ни в кого он не влюблен, а все вокруг зря теряют время. Несколько раз Глен пытался досрочно выписаться, говоря простым языком – сбежать, пока никто не видит. Никто из персонала больницы не мог сравниться с Гленом в силе, поэтому ему без труда это удалось, если бы в итоге Шинья не пригрозил ему именем клана Хиираги. На что получил ответ, куда именно он и его проклятая семья могут пойти, но пыл Глен все же поумерил. Вероятнее всего, просто устал. Ни лекарства, ни даже демоническая регенерация толком не помогали. Излишне говорить, что весь его отряд был в ужасе от происходящего. – Мы все знаем, о ком он молчит. – Гоши пожимает плечами, после чего опускает их, кидая взгляд то на одного присутствующего в комнате человека, то на другого. Ему заметно неловко поднимать эту тему, учитывая, что как минимум двое из находящихся в этой комнате, много лет испытывали к Глену чувства, явно превосходящие дружеские. – Эта женщина, верно? Хиираги Махиру... – голос Саюри дрожит от злости, которую она даже не пытается скрыть, даже при том, что в ее глазах стоят слезы. – Эй, Саюри! – Вскидывается Мито тут же. – Не будь такой грубой, в конце концов, она была невестой Шиньи-сама! – Все в порядке, Мито-чан... – Шинья устало улыбается, примирительно поднимая руки вверх. Он осознает, что все здесь расстроены и на взводе. Последнее, что нужно в этой ситуации, чтобы они переругались из-за него, пусть даже косвенно. Гоши, очевидно, тоже это улавливает, а потому спешит разрядить обстановку. – Все будет в порядке! Шинья-сама обязательно что-нибудь придумает, верно? – Говорит он, вскидывая кулак. Молодец, Гоши. Шинья мысленно стонет с досадой. Стоило ему выдохнуть, как все взгляды в этой комнате снова обратились к нему. Ну. В конце концов, он сам обещал Глену что-нибудь придумать. – Конечно. – Шинья улыбается им, как улыбался до этого Юичиро, несколько часов назад. Как улыбался каждый раз, когда кто-то спрашивал его, как там подполковник Ичиносе. Ему начинает казаться, что однажды это перестанет работать. После этого они еще некоторое время проводят вместе, пытаясь отвлечься случайными разговорами. За исключением Саюри и Шигуре, которые извиняются, почти сразу попрощавшись. Они привыкли справляться со своим горем самостоятельно, держась в стороне от остальных. Но Шинья не слишком переживает на этот счет. По его мнению, пока эти девушки есть друг у друга, они справятся.***
– Шинья-сама?.. – Тихий стук в дверь его кабинета отрывает Шинью от штудирования очередной чудом сохранившейся после апокалипсиса книги. – Можно войти?.. – Конечно, Мито-чан~ – Бодро тянет Шинья, отмечая нужное ему место и закрывая обветшалый томик. – Заходи, заходи, открыто. – Шинья-сама... Едва оказавшись внутри комнаты, Мито всхлипывает. Ее щеки и кончик носа успели покраснеть. Это говорит о том, что расплакалась она как минимум уже тогда, когда шла по коридору, но тщательно пыталась это скрыть. – Не надо, Мито-чан. – Мягко просит Шинья, хоть и знает, что это тщетно. – Не плачь. Вопреки популярному мнению, Шинья совсем не умел вести себя с девушками. И даже сейчас, будь на ее месте Глен, Шинья возможно обнял бы его и утешил. Но заставить себя обнять Мито он не мог. Это казалось слишком личным, слишком неуместным. – Я так хотела бы ему помочь... – мямлит Мито, безуспешно пытаясь стереть текущие градом слезы, принимая протянутый ей платок. – Но я знаю, что не та, в ком он нуждается... Шинье хорошо знакомо это чувство. Для Глена, он всегда был ближе остальных друзей. Именно к Шинье Глен шел в первую очередь, если ему нужен был совет или же он просто нуждался отвлечься от того, что его тревожит. И все же, несмотря на то, что они были так близки, Глен был далеко. Даже спустя столько лет, он продолжал гнаться за призрачным силуэтом с пепельно-лавандовыми волосами. – Ты все еще очень важный друг для него, Мито-чан, – произносит Шинья, прекрасно осознавая, что для нее это наверняка слабое утешение. Однако, его самого эти мысли успокаивали, в моменты, когда прижимало так, что становилось совсем невмоготу. – Я знаю… он говорил… – отвечает Мито, постепенно успокаиваясь, чем вызывает у Шиньи невольную улыбку. Что бы ни случилось, Глен по-прежнему будет считать их своими дорогими друзьями. Шинья твердо верил в это и у него никогда не было оснований полагать иначе. – И как я раньше не заметила… – Мито выглядит совершенно несчастной, заставляя Шинью невольно испытывать раздражение на Глена за то, что скрыл правду, вместо того, чтобы попытаться решить ее вместе. – Как и все мы. Это ведь Глен, – Шинья вздыхает, устало прикрывая глаза на несколько секунд, – он никому не рассказал, не вини себя. Хоть он и говорит так, в действительности Шинья сам постоянно возвращался к этим мыслям. Будучи носителями демонов, они уже давно не заботились о таких тривиальных вещах как простуда. Поэтому, когда Глен начал вдруг периодически кашлять, это никому не показалось чем-то опасным. Конечно, Саюри продолжала обеспокоенно причитать, а Шигуре после нескольких раз принесла в кабинет Глена таблетки и демонстративно поставила их на середину стола, но никто не ожидал, чем это в итоге обернется. Глену удавалось скрывать правду достаточно долго. До тех пор, пока однажды его не вывернуло окровавленными цветами прямо во время собрания. К сожалению, фотографическая память Шиньи запечатлела этот момент в мельчайших подробностях. Конечно, Курето засуетился. Будь Глен хоть последним человеком, замыкающим цепь их иерархии, в действительности он все еще оставался одним из самых ценных людей в армейских рядах. Старший братец был не настолько глуп, чтобы позволить Глену и дальше пускать все на самотек. Болезнь была достаточно редкой и ее проявление было предметом многочисленных споров. Кто-то считал ее проклятьем, кто-то – естественной мутацией организма, которая может в определенный момент проявиться в любом человеке. Так почему из всех это должен был быть именно Глен? Мало здесь было людей, страдающих от неразделенной любви? Спустя не один десяток часов, Шинья наконец осознал: проблема крылась не в том, что Глен был безответно влюблен в кого-то. В конце концов, при жизни Махиру была, должно быть последним человеком на земле, кто не принял бы чувства Глена, признайся он ей в них. Маленьким нюансом в этом являлось даже не сколько ее смерть, сколько то, что Глен категорически отрицал нечто, превосходящее платонические чувства к кому-либо.***
– Ты как, Глен? – Мягко спрашивает Шинья, осознавая, насколько это глупый вопрос. Последний раз они виделись всего лишь три дня назад, но для Глена с того момента, казалось, прошла целая вечность. Выглядел он ужасно и, судя по с трудом вырывавшемуся свистящему дыханию, не только выглядел. – Махиру… – выдавливает Глен, прежде чем закашляться. При упоминании вслух этого имени, Шинья напрягается всем телом, однако заставляет себя подойти к кровати и помочь Глену сесть. – Махиру сказала… я должен… поговорить с тобой. – Заканчивает Глен, избегая смотреть Шинье в глаза. – Так ты все же рассказал ей, да? – Шинья криво улыбается, испытывая при этом какое-то извращенное облегчение. Разумеется, хотел Глен этого или нет, скрывать чувства в своем сердце от живущего в нем демона было практически нереально. Нет-нет, да увидит то, чего не следовало. Уж ему ли было не знать. Но, вместе с этим, к Шинье приходит осознание того, что Глен все еще угасает. А значит, признание Махиру в своих чувствах не стало решением проблемы. Неужели, случай с наманари, превратившимся в демона после смерти, настолько уникален, что выходит за рамки любой практики, связанной с ханахаки? – О чем? Чего она хочет? Когда Глен снова начинает говорить, Шинья осознает, что все это время задерживал дыхание. – Она сказала… мы оба идиоты. – Ты то уж точно, – усмехается Шинья, с нежностью проводя ладонью по его предплечью несколько раз. Он по-прежнему не понимает, к чему все идет и что нужно от него бывшей невесте, но чувствует, что это что-то важное, связанное с нынешним состоянием Глена, поэтому терпеливо ждет, пока тот найдет в себе силы продолжить. – Шинья… – он готов поклясться, что в голосе Глена отчетливо слышен страх. Он напуган и это заставляет Шинью нервничать, подсознательно сжимая ослабевшее тело Глена в защитном жесте. – Да, Глен? – Шинья гладит его спутанные волосы, в попытке успокоить. – Что такое? – Прости… – За что? – Я не хотел… Когда Глен снова начинает кашлять, кровь пачкает белую рубашку Шиньи. Но это не то, что имеет для него значение сейчас. – Тсс… – Шинья нежно шикает, удерживая Глена в вертикальном положении и прижимается к его лбу своим. – Не нужно заставлять себя, Глен. Отдышись, мы можем обсудить все потом, – говорит он, сохраняя внешнее спокойствие даже когда внутри разверзается бездонная пропасть. Но Глен, очевидно, все уже решил для себя и не мог молчать больше. – Я не хотел влюбляться в тебя… – выдыхает он со стоном, заставляя Шинью замереть. В голосе Глена такая боль, словно в этих словах заключена вся тяжесть мира, который он несет. Прежде, чем мозг Шиньи успевает обработать информацию, Глен утыкается лбом ему в плечо. Его плечи дрожат, пока он изо всех сил пытается дышать, но ничего не получается. – Хиираги-сама, вам придется выйти. Пожалуйста, следуйте за мной. Шинья смутно улавливает, когда одна из медсестер выводит его в коридор. Он дергается, раз, другой, даже не пытаясь толком вырваться, а затем мешком оседает на пол. Тупо пялясь на свою окровавленную рубашку, он медленно собирает несколько прилипших от влаги цветов, что так любила его бывшая невеста когда-то. Я не хотел влюбляться в тебя. Я не хотел влюбляться в тебя. Я не хотел влюбляться в тебя. Когда по его щекам начинает течь что-то теплое, Шинья осознает, что плачет.***
Если бы Глен был обычным человеком, к этому моменту его легкие оказались бы необратимо повреждены. К сожалению, или к счастью, Глен не был обычным человеком. Время от времени он все еще продолжал выхаркивать нежно-розовые цветы, но по словам врачей, новых цветений замечено не было и в целом его состояние было стабильным. Пожалуй, самым сложным для них обоих была первая встреча после того, как к Глену наконец разрешили допускать кого-либо. Во время своего признания он явно был уверен в том, что Шинья ему откажет. То, как Глен отчаянно пытался извиниться за свою любовь к лучшему другу, раз за разом ранило Шинью, всплывая в его голове в самые неподходящие моменты. Он так и не решился никому рассказать об этом. Но окружающие и сами видели, что последнее время Шинья сам на себя не похож. К счастью, произошедшее с Гленом само по себе было достаточной причиной, чтобы его не донимали ненужными вопросами. Махиру сказала, мы оба идиоты. Видимо, как и всегда она оказалась права. Кем он был, как ни идиотом, если не смог уловить то, что все это время лежало прямо на поверхности. - Ты совершаешь глупость, Шинья. - Я собираюсь принять его, - уточняет он весело, как будто не понимая, что Бьяккомару имеет в виду. – Человеческие эмоции вещь очень переменчивая. – Пусть так. Я доверяю Глену, – упрямо отозвался Шинья, прежде чем вынырнуть обратно из глубин сознания. Бьяккомару недовольно заворчал, свернувшись клубком в самом темном из закоулков его души. Вся показушная невозмутимость Глена дала трещину, когда пульс на мониторе предательски подскочил, стоило ему увидеть Шинью. Услышав громкий писк, Глен дернулся и его щеки тут же покраснели. По какой-то причине, Шинью это невероятно растрогало. – Ты такой придурок, – произносит он умиленно, прежде чем наклониться и поцеловать пораженного Глена в лоб. После чего писк мгновенно становится громче и Шинье приходится дожидаться пока Глен успокоится, чтобы не вылететь из палаты до того, как они смогут объясниться.***
– Но почему именно сакура? – Не выдерживает Шинья как-то вечером, когда он отсиживается в палате Глена, куда того перевели совсем недавно, сбежав из-под гнета Курето. Голова Глена лежит у него на груди, поэтому Шинья старается говорить тихо, чтобы не тревожить его резкими громкими звуками. – ... когда мы впервые встретились… – После недавних событий, Глен окончательно сорвал горло, из-за чего его речь до сих пор была крайне трудной для восприятия. Среди этих хрипов, Шинье удается разобрать лишь самый конец предложения. Но этого достаточно, чтобы он понял.