Chill

— Мне пять, а тебе сколько лет? — застенчиво спросил мальчик, сидящий в песочнице. — Мне три! — после недолгого подсчёта по пальцам ответила девочка, её ещё совсем короткие хвостики покачивались от каждого движения головы.       Мальчик, недолго думая, выдал: — Я старше тебя!       И снова подсчёт на пальцах. Девочка отогнула свои три пальца, а потом добавила ещё два, глядя на полностью раскрытую ладошку. Повернувшись к мальчику, она кивнула: — Точно! Ты старше!       Мальчик тут же задрал подбородок и громко проговорил: — Тогда ты должна говорить со мной уважительно. Я старше!       Девочка поджала губы, а затем крикнула в ответ: — Не кричи на меня! — Это ты не кричи на меня! — воскликнул мальчик, а потом капризно закричал: — Мама!!! — Папа!!! — не растерялась девочка и тоже закричала, подзывая родителя.       Тогда-то Сынмин и увидел её. Она была высокой, ростом с него, а он был выше ста восьмидесяти сантиметров. Длинные чёрные волосы закручены в небрежную высокую причёску, лицо без макияжа, уставшая, но оттого она менее красивой не была.       Тёмные хищные глаза, родинка — под левым, красивый нос и пухлые губы, блестящие от бальзама. Она была самой красивой женщиной из всех, кого он когда-либо видел, даже красивее его жены.       И она спешила на помощь к своему сыну, который ревел едва ли не громче, чем дочь Сынмина.       Подхватив Ббоки на руки, Сынмин обеспокоенно нахмурился, оглядывая девочку. Никаких синяков, ничего, они даже не подрались с этим мальчиком, но всё равно ревели так, будто произошло что-то страшное.       Оказавшись на руках Сынмина, Ббоки тут же успокоилась, с интересом разглядывая незнакомую женщину, которая не без усилий, но подняла пятилетнего сына на руки, успокаивая его. — Кажется, ничего не произошло, может, лёгкое недоразумение. Ёнбоки часто драматизирует не к месту, — мягко выдохнул Сынмин, глядя женщине в глаза. Она, достав носовой платок из кармана, вручила его своему ребёнку и кивнула. — Чан тоже склонен к подобному. Думаю, вскоре они снова будут играть вместе, — её голос был низким, глубоким, завораживающим. Удостоверившись, что сын больше не плачет, она опустила его на землю, и он тут же побежал на горку.       Ббоки на руках Сынмина начала ёрзать, и он тоже отпустил её. Вмиг — будто и не было слёз, Чан и Ёнбоки катались с горки по очереди, причём Чан галантно пропускал девочку вперёд себя и ждал, когда она поднимется по лестнице.       Женщина измученно потёрла лицо ладонями — длинными, с изящными тонкими пальцами с несколькими кольцами на них. Её ногти были коротко обрезаны и слегка подкрашены полупрозрачным лаком. — Меня зовут Ли Сынмин, — представился он, и женщина крепко пожала его ладонь, совсем не смутившись незнакомому жесту. — Ли Хёджин, приятно познакомиться, — она кивнула, отпуская его руку, и Сынмин подавил порыв вновь взять её ладонь своей. — Не видел вас здесь раньше, — мягко выдохнул Сынмин, идя следом за Хёджин, которая возвращалась к скамейке. — У Чана рядом детский сад, а я работаю неподалёку. Раньше мы гуляли на другой площадке, возле дома, но сейчас там меняют всё, поэтому пока что мы решили гулять здесь, — Хёджин села на лавку, держа спину прямо. Её взгляд практически не отрывался от играющего сына. — Вот как. А мы живём неподалёку, поэтому мне проще давать Ббоки поиграть здесь, — кивнул Сынмин, не отрывая взгляда от женщины.       Она была одета достаточно просто — светлая кофта, обычные широкие джинсы, но этого было достаточно, чтобы выглядеть завораживающе. Сынмин честно старался не пялиться, но взгляд то и дело возвращался к Хёджин. — Ну, тогда надеюсь, что мы будем чаще видеться, — неожиданно улыбнулась женщина, и Сынмин понял, что он пропал. Вмиг померкло всё, что было ему дорого, — дочь, жена, работа, родители и старший брат. Он видел только Хёджин с её очаровательной улыбкой, от которой её глаза превратились в узкие щелочки, в глубине которых блестел зрачок. — Да, думаю, наши дети уже сдружились. Ббоки будет полезно пообщаться с более старшим ребёнком, это помогает развитию, — без крайней мысли выдохнул Сынмин, а затем тоже улыбнулся.       Он знал, что его улыбка раздражала его жену — открытая, детская, он не смыкал зубы, когда улыбался, из-за приоткрытого рта выглядя как довольный щенок.       Он давно выучился, как улыбаться так, чтобы она была довольна. Но Хёджин… ради неё хотелось улыбнуться искренне.       И она замерла, разглядывая его лицо, а затем снова расплылась в улыбке, даже слегка усмехнувшись. — И правда. А Чану полезно иногда пообщаться с маленькими, он очень любит детей на самом деле.       Они провели на площадке ещё около часа, болтая о каких-то незначительных мелочах. Хёджин работала парикмахером, как оказалось, поэтому на её руках не было яркого маникюра и длинных ногтей, хотя руки всё равно были ухоженными. Сынмин поделился деталями своей работы, но особо не раскрывал, кто он такой. Просто потому что привык не говорить о себе много.       За прошедший час со стороны детей не слышалось ни единого вопля, призывающего родителя срочно подойти и помочь с проблемой. Наоборот, Ббоки спокойно играла с Чаном, позволяла ему качать себя на качелях, а он учил её словам, которые она раньше не знала.       Но, в конце концов, наступил вечер. Засыпающую Ббоки Сынмин взял на руки, а Хёджин взяла Чана за руку, поднимаясь со скамейки. — Была рада пообщаться, — мягко выдохнула женщина, глядя чуть в сторону. — Надеюсь, ещё увидимся. — Конечно. Удачно добраться домой, — пожелал Сынмин, глядя на то, как женщина и её ребёнок покидают детскую площадку.       Поудобнее перехватив дочь, Сынмин направился в сторону дома. Волнение в его груди никак не успокаивалось, но он был рад тому, что его жена никогда не могла понять, какие эмоции он испытывает.       Вот и теперь — в квартире было тепло, пахло едой, а сама Ли Мина что-то раскладывала из сумок по сторонам от себя, сидя на полу.       Едва Сынмин разул Ббоки, как она начала просыпаться. Увидев маму, она поспешила к ней, оставив отца одного в коридоре. — Ёнбоки, радость моя! — воскликнула Мина, улыбаясь. — Я купила тебе кое-что на Хэллоуин, помнишь, ты хотела нарядиться?       Сынмин, снявший с себя обувь, остановился в дверях, молча глядя на происходящее. Мина вытащила из пакета ярко-розовое платье, с кружевами, пышным подолом и оборками. Мило, конечно, вот только… — Мама, я не хочу красиво! Я хотела быть чудовищем! — капризно заявила Ббоки, выпятив губки. Привычка, которую она почерпнула у мамы.       Мина зеркально надула губы, а затем задумчиво проговорила: — Хорошо, я скажу твоему любимому Чакки, что ты не хочешь быть проклятой куклой как он на Хэллоуин.       Ббоки нахмурила брови, а потом качнула головой. — Ладно, проклятой куклой быть весело. Хорошо!       Мина помогла дочери примерить платье, проверив, что оно сидит на ней хорошо, нигде не давит и не висит. — Прекрасно. Думаю, до Хэллоуина его можно будет надеть на Чусок, когда поедем к бабушке и дедушке.       На вопросительный взгляд Сынмина она чуть повела плечами. — Твои родители звонили, просили приехать, привезти Ббоки. Сказали, твой брат и его семья тоже приедут. Поэтому я дала согласие. Всё равно мы бы и так к ним поехали, ты их не видел уже сколько лет? — Могла хотя бы написать мне об этом, спросить… — Сынмин вздохнул. — Неважно. Сестру твою тоже возьмём? — Конечно, — отбрила Мина, вздергивая подбородок вверх. Её длинный нос с острым кончиком напомнил Сынмину айсберг. — Нини я уже написала, когда мы поедем, она согласна.       Сынмин только глаза закатил, даже не скрывая этого от своей жены. Она всё и всегда делала так, как было удобно ей, и авторитетом он для неё никогда не был. Раньше пытался, конечно, продавить хоть как-то, но, в конце концов, просто сдался. Проще не мешать, чем лезть на рожон.       Лёжа ночью в кровати, задыхаясь из-за длинных кудрей Мины, лежащих на его лице, Сынмин всё никак не мог выбросить из головы образ Хёджин. Она была другой, отличалась от его жены, и он мог позволить себе хотя бы помечтать о ней.       Потому что… — Я знаю, что моя жена мне изменяет, — безэмоционально пробормотал Сынмин примерно на десятую или пятнадцатую встречу с Хёджин. В этот раз она не устала после работы, поэтому они прогуливались вокруг детской площадки, разговаривая о разном.       Их разговоры поначалу были ни о чём — о погоде, о детях, о каких-то новостях Сеула, но в конце концов они начали открываться друг другу. Делиться секретами, тем, что накипело, какими-то своими мыслями, которыми они не делились ни с кем другим.       Хёджин шумно сглотнула, ошарашенная его фразой. А потом тихонько уточнила: — Серьёзно? Как так вышло? Как можно… изменять тебе? Погоди, погоди, а Ббоки… — Она моя дочь, я проверил, — с уверенностью отозвался Сынмин. — Она начала изменять мне после того, как мы вернулись в Корею. До этого года мы жили в Америке. А здесь… Мина встретила кого-то, кто оказался ей ближе, чем я. Я просто надеюсь, что этот человек не женат. Не хочу, чтобы она разбила сердце ещё кому-то, кроме меня.       Хёджин нашла его ладонь и крепко сжала, стараясь приободрить. Как оказалось, она также искала и поддержки в этом жесте. — Мой муж тоже мне изменяет, — осипшим голосом выдохнула она, глядя вдаль. — Мой старший сын не знает, потому что спит крепко, но Чанни плохо спит по ночам. Он заметил, что его отец куда-то уходит. Мой муж сказал, чтобы тот никому ничего не говорил… — Ты узнала от Чанни? — с замиранием сердца спросил Сынмин, сжимая её ладонь своей.       Щёки Хёджин чуть побледнели, но она покачала головой. — Я узнала чуть раньше сама. Но мне было неприятно, что он втянул в это Чана. Дети не должны… страдать из-за глупости их родителей. — Поверить не могу, — качнул головой Сынмин, кусая губы. — Ты ведь такая красивая женщина, такая умная, как можно предать твоё доверие? У вас ещё и двое сыновей…       Они остановились в тени деревьев, и Хёджин криво усмехнулась. — Боюсь, в моём случае красота — это не дар, а проклятие. По крайней мере, это не спасло меня от измены со стороны мужа.       Они смотрели друг другу в глаза, не в силах оторваться. Её руки были теплыми и сухими, и она впервые надела кольца. Но обручального не было. — Что будете делать на Чусок? — мягко спросил Сынмин, поглаживая кончики её пальцев, ощупывая кольца — крупные, из полимерного материала. — Поедем к родителям мужа. Они звали, — бросила Хёджин, глядя на губы Сынмина. — А вы? — Поедем к моим родителям. Познакомлю их с Ббоки.       Они оба кивнули друг другу, молчаливо желая удачи и терпения. Семейный праздник, вероятно, будет тяжело вынести, когда осознаешь, что твой супруг тебе изменяет. — По крайней мере, я всегда могу написать тебе, — мягко улыбнулась Хёджин.       И правда. Они уже давно обменялись телефонами, чтобы не терять друг друга из виду. — Когда угодно, я постараюсь ответить сразу, — кивнул Сынмин, чувствуя, как сильно ему не хочется оставлять Хёджин наедине с трудностями. Как сильно ему хочется помочь.       Как сильно она нравится ему.       Но они всё равно расстались к вечеру, забрав детей и возвращаясь к своим неверным супругам. До Чусока оставалось так мало времени, что, вероятно, они встретятся вновь только после праздника.       Они приехали чуть позже, чем планировали, — Нини собиралась слишком долго, а Мина её не торопила и не давала сделать этого Сынмину. Но, в конце концов, их машина припарковалась у дома родителей, и Сынмин потащил вещи, пока его жена вела Ббоки знакомиться со всеми.       Голосов в доме было много, и Сынмин не давал себе ни минуты, чтобы взглянуть на присутствующих. Они привезли много всего нужного и не очень, и ему не хотелось, чтобы Мина злилась на него из-за медлительности.       Поставив на пол в коридоре последнюю сумку, он вытащил телефон, проверяя сообщения. Точно, полчаса назад — сообщение от Хёджин, в каждой букве сквозит неуверенность и усталость.       «Семья брата мужа опаздывает, и поэтому его родители расспрашивают меня обо всём, а я так устала отвечать на их вопросы и делать вид, что всё в порядке… Благо, Бинни тоже иногда влезает в разговор».       Набирая ответ, Сынмин прошёл в гостиную, поднимая голову, чтобы поздороваться, и… замер.       В углу комнаты сидела Хёджин. У её ног играл Чанни, а неподалёку крутился старший сын — Чанбин. И старший брат Сынмина — Джисон — тоже был здесь.       Хёджин тоже выглядела ошарашенной, хотя у неё было чуть больше времени, чтобы всё осознать, — Ббоки появилась в доме чуть раньше и даже узнала Чана и его маму, шумно их приветствуя. — Как здорово, что все собрались! — захлопала в ладоши мама Сынмина и Джисона. — Можно, наконец, сесть и поесть. Давайте, располагайтесь.       За обедом Сынмина и Хёджин поразила другая мысль. Джисон и Мина знали друг друга, более того, они улыбались друг другу так, будто между ними было что-то.       Джисона попросили что-то принести с кухни, Мина тут же подорвалась помочь ему. Едва они ушли, как Сынмин получил сообщение от Хёджин:       «Мне кажется, мой муж и твоя жена… Я боюсь пойти на кухню и увидеть их вместе».       Глядя ей в глаза, Сынмин кивнул и тихонько вышел из-за стола. Едва слышно ступая по полу, он заглянул на кухню.       Прижимая хрупкое тело Мины к кухонной столешнице, Джисон целовал её так ревностно и жадно, что у Сынмина заболел живот. Его брат никогда не был таким… жадным. Даже обращаясь к своей супруге или детям, тот оставался спокойным и сонным, но с Миной…       Брат Сынмина изменял своей жене с женой своего брата. Жена Сынмина изменяла ему с его же братом. И, судя по всему, это продолжалось с тех пор, как семья Сынмина вернулась в Корею. Почти год.       Сынмин тихо вернулся за стол, а затем кивнул Хёджин, одновременно отправив сообщение:       «Мне жаль».       Едва обед закончился, как Хёджин неловко пожаловалась, что у неё болит голова и ей нужно прилечь. Мама Сынмина тут же повела её в одну из комнат для гостей, отец приготовил чай с мёдом, а Чанбин, оторвавшись от завораживающей Нини, спросил: — Мама, я могу чем-то помочь?       Хёджин обняла его и поцеловала в висок. — Присмотри за Чанни, хорошо? Я немного отдохну.       И на фоне всего этого только Джисон и Мина молчали, практически не обращая внимания на происходящее. Сынмину стало тошно от их отношения, хотя… что взять с людей, которые предпочли собственное счастье вместо близких им людей?       Когда всё успокоилось, Сынмин поднялся в комнату, где лежала Хёджин, и постучал. Она негромко позволила ему войти, и он запер за собой дверь, оглядывая комнату.       Всё как в детстве. Только теперь на широкой кровати лежала Хёджин, неожиданно кажущаяся маленькой. Она свернулась, лежа на боку, и мазала губы фруктовым бальзамом, глядя куда-то в стену.       Сынмин, вздохнув, сел на кровать, приподнимая изящные ноги женщины, а затем уложил их себе на колени. Она не была против, наоборот — вытянула ноги, позволяя их поглаживать. Её икры были изящными, но сильными, как и её бёдра, и этим она сильно отличалась от Мины, которая всегда, даже при беременности, была маленькой и тонкой. — Кажется, ты всегда мажешь губы бальзамом, когда нервничаешь, — пробормотал Сынмин, поправляя край штанины Хёджин. Выглянувшая на мгновение медового оттенка кожа обожгла его. — Раньше я курила. Потом, когда мы с Джисоном поженились, я бросила, чтобы родить ему здоровых детей. Бальзам — это вместо сигареты, — хриплым голосом пояснила Хёджин, убирая тюбик в карман. Её глаза были мокрыми от слёз. — Ты замечательная, Хёджин. И, пожалуйста, даже не думай, что ты можешь быть в чём-то виновата.       Она усмехнулась, закрывая глаза ладонью. — Я злюсь, Сынмин. И я в отчаянии. Я не знаю, что мне делать. Я делала всё возможное, чтобы моя семья была счастлива. Я воспитала двоих сыновей… — И ты прекрасно справилась, — прошептал Сынмин, глядя на неё. — Чанбин — восхитительный молодой человек, очень вежливый и умный. И он очень сильно привязан к тебе и Чану. Чан — прекрасный ребёнок… — Почему этого не достаточно для Джисона? — спросила Хёджин, не убирая ладонь с глаз. — Я любила его. И мне казалось, что он любил меня. А потом… он полюбил другую. Твою жену. — Мою жену, — согласился Сынмин. — А моя жена полюбила моего родного брата. И я тоже не знаю, что мне делать, но, видимо, другого выхода нет и не будет. Я не хочу обрекать всех на страдания.       Хёджин медленно убрала руку от лица, глядя на него блестящими от слёз глазами. Самыми красивыми глазами в его жизни. — Я не смогу, Сынмин. Двое детей — это тяжело. Я не потяну их одна.       Она вдруг села, и на мгновение в её лице отразилось тщательно скрываемое безумие. На это же мгновение Сынмин прикусил губу, чтобы не сорваться и не поцеловать её — такой прекрасной она была. — Но я могу понять Джисона, знаешь? Кажется, я смогла его понять, — она закивала, её волосы, собранные в пучок, рассыпались по её плечам, слегка вьющиеся. — Поняла, каково это, когда ты замужем, но ты влюбляешься в другого человека. Могу ли я винить его, если я оказалась такой же? — По крайней мере, ты влюбилась после того, как он уже предал тебя, — мягко не согласился Сынмин, сжимая пальцы на её лодыжках. — Для меня нет разницы, — хмыкнула Хёджин. Она поймала взгляд Сынмина и прошептала: — Мне кажется, что ты — тот, кто мне нужен. Ты всегда был рядом, но я… я плохой человек, мне нужно больше. Я хочу, чтобы ты был ближе. Чтобы ты был моим.       Сынмин придвинулся ближе к ней, касаясь ладонями её крепких бёдер. — Ты — хороший человек, Хёджин. И я полностью разделяю твои чувства. Возможно, в этой ситуации плохим человеком всегда был я, потому что ещё при первой встрече я понял, что ты нравишься мне больше, чем Мина.       Они соприкоснулись губами, и её мягкие пухлые губы на вкус были как соль из её слёз — и как самая ожидаемая награда, как самый вкусный десерт.       Она сжала плечи Сынмина, поглаживая его шею сзади, углубляя поцелуй. Она боялась признаться самой себе, что тоже ещё при первой встрече подумала, что молодой отец маленькой девочки слишком красив и добр, чтобы их знакомство исчезло навсегда.       Они оторвались друг от друга, и Сынмин зарылся длинными пальцами в её волосы, расправляя их, массируя ей затылок. — Я не знаю, что нам ещё остаётся, кроме как развестись с нашими супругами, — прошептал он. — Я не знаю, как я буду объяснять родителям, что мы с Джисоном поменялись женами и детьми. Но я хочу быть с тобой, Хёджин. Я хочу растить Чанбина и Чанни, чтобы они никогда не были несчастливы. Я хочу сделать тебя и их счастливыми. — А Ёнбоки? — спросила она, прикрывая глаза. — Я буду с ней видеться. Мина любит её, несмотря на то, что она наша с ней дочь. Что она моя дочь. Но я буду с ней видеться в любом случае.       Хёджин прижалась к нему, пряча лицо на его груди. — Я так боюсь… но это выглядит как единственное, что можно сделать, чтобы не травмировать детей ещё больше.       Сынмин согласно хмыкнул, целуя темную макушку женщины, вдыхая тяжёлый, но приятный аромат её волос. — Возможно, мы все немного странные… — вздохнул он, поглаживая её по спине. — Но я рад, почему-то, что мы оказались настолько тесно связаны.       Хёджин истерично хихикнула, приподнимая голову. — Я была в шоке, когда увидела Ёнбоки. Потом обрадовалась. А потом снова расстроилась — потому что мы действительно оказались связаны. Но, знаешь, я не злюсь. И тогда не злилась, хотя боялась всей правды. Потому что… уже тогда понимала, что я тоже не святая.       Сынмин крепко обнял её, покрывая красивое лицо Хёджин поцелуями. — И сейчас я не хочу выходить из этой комнаты, хотя в какой-то момент придётся. И нам придётся всё это обсуждать с нашими супругами, нам не скоро можно будет…       Сынмин ласково шикнул на неё, останавливая поток слов. — Хёджин, посмотри на меня. Прямо сейчас — не думай об этом, хорошо? Прямо сейчас мы одни, дверь закрыта, и у нас есть некоторое время, чтобы не думать обо всём этом.       Она согласно кивнула, чуть надувая губы. И впервые Сынмин умилился этому действию не только у Ббоки, но и у взрослой женщины.       Чуть наклонившись, он поцеловал её снова, и Хёджин снова была на вкус как награда. Выстраданная, выплаканная, выбитая немыслимыми усилиями награда — любовь в каждом её прикосновении.