Эстетика чувств.

Они сводят друг друга с ума. Играются, словно они могут себе это позволить, словно нет тех проблем, создающих огромную бездонную пропасть между ними. Смотрят горящими глазами, стоит одному мелькнуть в поле зрения второго. Испытывают внимательным взглядом, наглядно облизнув губы кончиком языка, словно случайно горячими прикосновениями касаются друг друга, стоит оказаться рядом, абсолютно забывая о том, что они не одни. Изводят себя до непомерной жажды, до мучительного голода, который можно утолить лишь во сне или собственных фантазиях. Проверяют на прочность друг друга - не себя ли? - понимая всё и не делая ничего, чтобы утолить эту невероятно сильную нужду друг в друге. Но с каждым днем всё тяжелее сдерживаться... Кто же их всполошенным сердцам объяснит, что все факторы их жизней против того, чтобы они были вместе? Ведь даже положение слишком разнится... Но у него никогда не повернется язык сказать, что она - лишь писарь, разве писарю бы он позволил столько, на что имеет право лишь она? А она никогда не станет относится к нему, как лишь к верховному эпистату, с должным почтением и уважением - разве ей это надо, когда она каждый раз, сталкиваясь с ним взглядом понимает, что это её мужчина? Но им нужна эта жажда, необходима, как кислород - не говорить об этом, не расставить все точки над "i", а лишь смотреть и не иметь права обладать, пока оба не решатся, пока не изведут себя до исступления. Очередная поездка в одной колеснице - по его же приказу забираться, потому что "времени нет". Видит Ра, он лжет всем богам, скрывая желание вновь прикоснуться, если не удержится, вновь встретится с золотыми глазами, наполненными очевидным желанием близости. Она за края колесницы хватается плохо - слишком очевидно, но он ничего не говорит, лишь смотря на неё, стоящую ровно напротив. Они ведь оба понимают, до чего это приведёт, но всё равно продолжают свою игру - обжигают друг друга взглядами, едва сдерживая желание встать ближе, коснутся, услышать голоса друг друга, не наполненные повседневной усталостью - лишь теми чувствами, которые они друг в друге вызывают. На очередной кочке её едва не подкидывает, ведёт вперед и она хватается руками за его торс, упирается лбом в широкую крепкую грудь и тихо вздыхает. Он вновь успевает словить её, прижимая к себе за талию, смотрит сверху вниз внимательными светлыми глазами, сталкивается взглядом с ней, стоит ей поднять голову. - Плохо держишься. - голос тихий и хриплый, он лишь на секунду кидает взгляд на Тизиана, который не обращает на них никакого внимания, прежде чем столкнутся в ней вновь. Она смотрит на него лукавым взглядом, скользит им по груди, торсу, за который так и не перестала держаться и усмехается, возвращая взгляд в глаза. - Очень даже неплохо, господин. - голос до того соблазнителен, что по коже эпистата бегут мурашки, а усмешка - до трепетности нежно-лукавая, что не будь за ними ещё несколько десятков колесниц, он бы сцеловал её тут же. И где же та знакомая ему смущенная неферут, которая сразу же пустилась в извинения и желание встать на место, как можно дальше от него? Его неферут сейчас к этому не стремилась, напротив - переместила руки, обняв эпистата за талию и прижалась щекой к теплой груди, выводя на коже кончиками пальцев замысловатые узоры и вслушиваясь в биение сердца мужчины. Да и его руки со своей талии, крепче прижимающие её к нему, убрать не стремилась. - Непокорная. - выдыхает, приподнимая двумя пальцами её подбородок, хочет посмотреть в глаза. - Сам такую выбрал. - смотрит на него в ответ испытующе, в ожидании, доводя эпистата до той самой грани, когда сдержаться уже не получится. В следующую секунду половина отряда, аккуратно наблюдающих за происходящем в колеснице эпистата видит, как губы горе-писаря поддатливо раскрываются под губами верховного эпистата.