Его шрамы

Гермиона шла по коридорам Азкабана и понимала, что это конец. Тюрьма станет их могилой. Да, за решетками сейчас сидят Пожиратели. Мальсибер, Кребб, Гойл, Руквуд, Долохов… Но как им это поможет, если за стенами тем временем целая армия. Не менее трёх сотен волшебников. Которые хотят их убить. А внутри — жалкие остатки Ордена Феникса под предводительством восемнадцатилетнего Поттера и кучка авроров, что скорее трусливо подожмут хвосты и упадут ниц пред Волдемортом, чем положат свои жизни на алтарь… А чего алтарь то? Честно говоря, Гермиона уже не понимала, за что они борются. И главное — зачем. Подумаешь, маглорожденных поставили на учёт, да не пускают к важным должностям. Так и раньше было, пусть и не официально. Ну, стал Волдеморт во главе магической Британии. Что от этого изменилось? Большинство волшебников все также режут гуся на Рождество, ставят ель, радуются с семьёй и друзьями, а через пару дней вновь выйдут на работу, будь то аптека, какая-либо лавка, министерство, Хогвартс или несчастный Ночной Рыцарь. Никому нет никакой разницы, кто пишет законы и честно или нет ведутся суды над жалкой кучкой повстанцев. Кроме этой самой жалкой кучки повстанцев. Итак, есть вопрос — какова их цель? Убить Волдеморта, конечно же. А зачем? Он — зло. Убийца, маньяк и узурпатор. И что? Ну, нужно его убить. И самим стать убийцами? Ради чего? Чтобы справедливость восторжествовала! А зачем? Чтобы… Э-э-э. Примерно такие разговоры проходили в голове мисс Грейнджер уже давно. И с каждым днём вопросов становилось всё меньше. Пока в этот самый момент, когда жить оставалось всего часов десять — пока не рухнет усиленная защита Азкабана — Гермиона поняла, что остался лишь один. Какова цель? И ответ стал совершенно другим. Выжить. Не умереть, не сгинуть, оставшись в памяти людей, как «нежелательное лицо», а после и вовсе быть преданной забвению. Ведь кто ее вспомнит? Гарри умрет вместе с ней. Рон погиб ещё полгода назад. Остальные орденцы… Кто раньше, кто позже. Остальные волшебники? А больше никому глупая грязнокровка Грейнджер и не нужна. Гермиона сама не заметила, как оказалась в коридоре, где находились камеры пожирателей. Большая часть были пусты. Заключённых было слишком мало, чтобы заполнить весь этаж, так что они находились через две, а то и через пять камер друг от друга. И первой была камера того, чьи самодовольные речи каждый раз доводили Грейнджер до нервного тика. Долохов. Он будто бы сидел не на ржавой койке, а на золотом троне, одаривая недостойную своим присутствием. Впрочем, за этот год Гермиона смогла неплохо узнать иерархию пожирателей. Да и в принципе собрать досье на многих важных личностей в их рядах. Антонин Васильевич Долохов. Русский. Родился шестнадцатого мая тысяча девятьсот тридцать первого года. В сорок восьмом был отлучен от рода по неизвестной причине и отправился странствовать по Европе, где и встретил Том Реддла. Является членом Ближнего Круга и доверенным лицом, если не другом Волдеморта. Один из сильнейших боевиков среди Пожирателей. С ним могли сравниться только ныне покойные Беллатрикс Лестрейндж и Северус Снейп. Так что, на данный момент по силе он второй после Волдеморта. Удивителен вообще тот факт, что орденцам удалось его поймать. Скорее всего, решающую роль сыграло то, что до схватки Долохов выпил минимум бутылку водки и был непробиваемо пьян. Да и то в том бою орденцы потеряли четверых сильных бойцов. Вообще, Гермиона могла бы сказать, что знает Долохова лучше всех остальных Пожирателей. Ну, как тут не узнать, когда они встречаются вновь и вновь. Сначала битва в Отделе Тайн в конце пятого курса. Тогда Грейнджер удается попасть в мага заклятием немоты, за что после она получает проклятие в грудь, от которого до сих пор остался уродливый шрам. Но, что удивительно, шрам остался только благодаря тому самому Долохову. Иначе бы на этом месте всё ещё зияла открытая рана. Мадам Помфри не могла исцелить ее никакими методами, как и Снейп и даже тогда ещё живой Дамблдор. Но, на счастье Гермионы, ей позволили пожить. Долохов, чтоб ему икалось, прислал письмо — Мерлин, письмо! — с контрзаклятием, которое и помогло Грейнджер выжить. После Гермиона встретила пожирателя вновь гораздо раньше, чем ей хотелось бы. Он каким-то образом вычислил дом ее родителей и явился в августе перед шестым курсом. Грейнджер каким-то чудом — в тот момент она резала овощи к ужину — удалось пырнуть его ножом в руку, выбивая палочку. После этого она стояла и хватала ртом воздух, совершенно не представляя, что предпринять, а Долохов хохотал, заявляя, что у птички появились зубки. После чего, на удивление Грейнджер, он подхватил палочку другой рукой, залечив рану и осмотрев шрам Гермионы от проклятия, удовлетворённо хмыкнул и удалился. Следующая встреча была столь же непредсказуемой. Долохов с Роули напали на золотую троицу в магловском кафе. Гермиона тогда порядком самоутвердилась, когда смогла парализовать обоих Пожирателей. И, проигнорировав здравый смысл, отправила Гарри и Рона посмотреть, нет ли ещё кого снаружи. Слишком поздно она заметила, что Долохов вовсе не попал под ее проклятие. Мужчина с ухмылкой поднялся, разминая будто бы затёкшие плечи, и с лёгкостью выбил у нее палочку. — Ты стала слишком беспечной, птичка. Тебе лучше вспомнить, что играешься ты в смертельно опасные игры. Тогда у Гермионы остался ещё один шрам. Ожог на плече, который ныл каждый раз, когда она произносила боевое заклинание. Именно тогда Грейнджер поняла, что вовсе не она играется. Играют с ней. И именно тогда она решила превратиться из игрушки в игрока. Гермиона прочла все книги по боевой магии в Блэк-хаусе, попробовала все проклятия, даже самые мерзкие и темные. Она круглые сутки тренировалась, а мотивацией служила усмешка Долохова, что то и дело мелькала перед глазами. Надо сказать, это принесло свои плоды. Во время нападения егерей Гермиона смогла отбиться. Пятерку она вывела из строя в самом начале боя, ещё столько же — когда на Гарри и Рона уже наложили путы, а ее саму считали небоеспособной. Друзья были не рады применяемым ей заклинаниям, но Гермионе не было до этого никакого дела. Лишь чертова ухмылка чертова Долохова. Лишь очередные тренировки. Вскоре они ушли в подполье, попытка захватить Хогвартс оказалась провальной. Проникнуть в министерство и Малфой-менор — тоже. В конце концов остатки Ордена объединились и наносили из раза в раз мелкие удары. Они словно комары кусали новую власть. Лишь раздражая. И не нанося никакого урона. Пока судьба вновь не свела Гермиону с Долоховым. И на этот раз встреча обернулась в пользу волшебницы. И привела их к нынешней ситуации. Если бы кто-то спросил Грейнджер, что делать теперь, когда они на пороге смерти, она бы, не задумываясь, ответила — прибить всех пленников, а самим попробовать удрать. С учётом того, что последнее невозможно — совершить коллективное самоубийство. Но кто ее послушает, когда глупый герой все ещё полон надежды и самомнения, которое у Гермионы отнял всё тот же чертов Долохов. Итак. Что делать? Умереть за идеалы или же выжить? Сердце шептало первое, а разум — второе. Как и янтарные глаза напротив. Тихо щёлкнул магический замок, Гермиона зашла в камеру и плотно закрыла за собой решетку. — Птичка залетела в клетку? — всё с той же ухмылкой поинтересовался Долохов, хищно поднимаясь. Теперь волшебнице приходилось задирать голову, чтобы смотреть в его жесткое лицо. Она подняла палочку, возводя ее словно щит между ними. В ее глазах было столько смелости, сколько она смогла только найти. И это не могло обмануть матёрого хищника перед ней. Едва заметное движение. И вот… Никакая палочка Гермионе уже не поможет. Она валяется где-то в другом конце камеры, в то время как сама волшебница прижата к шершавой стене, а крепкая рука держит её за горло. — Что же ты, птичка. Неужели не усвоила мой урок? — Долохов надавил на ожог, заставив Грейнджер вздрогнуть от прострельнувшей тело боли. — Усвоила, — только и смогла выдавить Гермиона. — Тогда что же ты творишь, птичка? От страха помутился рассудок? — рука на шее сжалась сильнее, в то время как вторая нащупала контуры шрама, что начинались на животе, переходя к груди и ключицам. Грейнджер кое-как помотала головой и, собрав все остатки храбрости, прошептала: — Помоги мне. — Что? — в этот раз она смогла его удивить даже больше, чем тогда, с ножом. Впрочем, это не заставило ладонь на шее разжаться. Не заставило мужчину отдернуть пальцы от своего творения на упругой груди. — Помоги мне, — повторила Гермиона, поднимая взгляд. — С чем тебе помочь, бесстрашная птичка? Волшебница тяжело сглотнула, прежде чем признаться: — Я не хочу умирать. Не сегодня. Рука на шее наконец ослабла, а из лёгких Долохова вырвался хриплый лающий смех, звук которого пробрал Грейнджер до самых костей. — Ты понимаешь, чего просишь, глупый птенчик? Понимаешь хотя бы мотивы собственных слов, девочка? — лицо пожирателя в миг стало серьезным. Устрашающим. — Трусость, наверное. И эгоизм. Я не хочу умирать. А остальное Антонин и сам смог прочитать в карих глаза, что смотрели прямо на него. И страх забвения, и жажда жизни. Всё это лилось из них рекой. — Что ж, птичка, боюсь, тебе придется доказать свою уверенность, как и то, что ты запомнила мой урок, — Долохов отошёл буквально на шаг. На его лице вновь была та самая ухмылка, — раздевайся. Гермиона поперхнулась. Это звучало… Жутко, отвратительно и банально. Не то чтобы она не думала о чем-то подобном, но… — Блузку сними, durochka. Волшебница невольно покрылась краской. Хоть она и не поняла последнего слова, но оно звучало одновременно и укоризненно, и ласково, и устало. Впрочем, так хотя бы стало понятно, что в данный момент Долохов действительно собирается лишь проверить свой «урок». По неизвестной ей причине, даже оставшись в одном тонком топе, что особо ничего и не скрывал, Гермиона не испытывала смущения. А Антонин, цепким взглядом пройдясь по телу, остановился на двух шрамах, которые оставил собственноручно на бледной девичьей коже. Грейнджер не заметила, как в его руке оказалась ее собственная палочка, лишь вздрогнула, когда ее притянули за талию, а дерево коснулось ожога. С губ Пожирателя сорвался едва слышный шепот какого-то заклинания, а плечо волшебницы взорвалось едва терпимой болью. — Только не кричи, птичка, а то если твои друзья прибегут, то могут понять всё неправильно, не так ли? Гермиона не знала, что лучше, чтобы они поняли всё правильно, или же наоборот. А тем временем палочка сместилась к ключицам. Теперь от нее исходило тепло. И Грейнджер со вздохом осознала, что шрам постепенно исчезает, впервые за три года показывая чистую кожу. Остался лишь ожог, который только немного сменил вид, став ярче. И будто бы обрёл едва заметные очертания смутно знакомого зверя. — А теперь, птичка, сможешь принести мне мою палочку? — скучающе поинтересовался Долохов, глядя на то, как Грейнджер застегивает блузку, не решаясь спросить, какую теперь метку оставил на ее теле Пожиратель. И к чему это приведет в этот раз. Антонин выходил из камеры уверенно, словно царь. В одной руке его палочка, а в другой — предплечье необычайно молчаливой Гермионы. — Смотри, птичка, и запоминай. Это последний раз, когда ты увидишь своих друзей. И последний раз, когда они не будут желать тебе самой страшной смерти. Ведь что может быть отвратительнее, чем предательство? Волшебница не ответила. Она и не знала, что можно ответить, ведь прекрасно всё понимала сама. Даже Пожиратели ненавидят предателей. Прекрасный тому пример — Петтигрю. И теперь… Теперь она такая же, как и он. И возможно, возможно ожог на ее руке когда-нибудь также убьет ее, как и кисть всем известной крысы. К счастью Гермионы, Долохов не вышел на стену, где собрались все повстанцы, и не объявил, что вот она — предательница. Нет. Он тихо спустился к артефакту, что регулировал всю защиту Азкабана, и парой заклинаний уничтожил часы подготовки для орденцев. Щиты пали.