Когда сердце обливается кровью

Хёнджин в замешательстве. Нет, он в панике. Он всегда думал, что всё под контролем, что только он вершит свою судьбу и волен запирать чувства на замок, когда ему захочется. Но решения принимает, к сожалению, не только он, поэтому Хван буквально ощущает, как земля уходит из под ног. Короткие касания, со временем перетекающие в долгие объятия, от которых в носу стоит до боли родной запах хвои и апельсинов. Нет, мандаринов. Именно так пахнет Ким Сынмин. Его любимыми мандаринами. Его смех можно слушать бесконечно, смеяться до боли в животе с особо колких шуток над возрастом Чана. Сынмин аккуратный и нежный. Им только любоваться как картиной в музее. Как он вытягивает губы, когда на чем-то сосредоточен. Невероятно сильно хочется поцеловать, но не в танцевальном зале же, когда вокруг мемберы, снующие туда-сюда. У Хвана кожа горит и зудит от желания дотронуться, прижать к себе, ближе к сердцу, где так плотно засел младший. Его уже не вырвать оттуда, только если вырвать само сердце и вложить в мягкие руки. Он бы с радостью это сделал, дай Ким хоть каплю надежды. Но его не прочесть. Хван уже давно изводит себя размышлениями, но так никуда и не продвинулся. Можно до бесконечности смотреть на поведение Сынмина, но так и не узнать, о чем он думает на самом деле. Но с Хёнджином он всегда мил и нежен. Он становится таким мягким, что появляется лишь одно желание— защищать, оберегать, греть холодные ладошки и целовать бархатные щеки. Младший всегда чувствует его: знает, когда нужно оставить в покое и справиться со своими эмоциями самому, а когда просто прийти, сесть рядом, чтобы локти соприкасались и выслушать. Именно тогда Хёнджин и влюбился. Когда ещё в старом общежитии он беззвучно плакал от усталости, заглушая всхлипы плотно набитой подушкой, а Сынмин просто пришел, сел рядом и на протяжении часа молча держал за руку, разделяя всю боль. Почувствовал будто. Именно это послужило началу той боли, что Хван ощущает по сей день. В груди ноет от каждого взгляда младшего, будто его сердце сжимают и втыкают в него осколки стекла.

♥️♥️♥️

Когда Хёнджин узнал, что Сынмин теперь будет жить в их общежитии, поскольку Хан переезжает в общагу к Минхо, ближе к жениху, Хван не знал, как реагировать. Чан просто зашел в его комнату, объявил новость и закрыл дверь снаружи. Хёнджин отложил телефон, сел на кровати и почувствовал, будто его привычная жизнь посыпалась как карточный домик. И связано это далеко не с тем, что Сынмин утренний человек и встаёт на несколько часов раньше Хвана и будет греметь на кухне. Совсем нет. Хёнджин переживал, что его и без того слабое сердце даст трещину. Особенно, если он хотя бы раз увидит сонного Сынмина, который только что встал с кровати, с ворохом на голове и со следом от подушки на щеке, то точно не выдержит и прижмет к ближайшей стене. На крайний случай, сожмет в объятиях и расплачется, потому что сердце— как стеклянный сосуд, настолько уже переполнилось любовью, что она выплескивается наружу. Он смотрит в эти щенячьи глаза, и не может понять, грустно ему, или он безумно счастлив. Сынмину, кажется, вообще безразлично, где жить. Он спокойно зашел в квартиру с чемоданом и сумками, быстро поздоровался с новыми соседями и закрылся в своей новой комнате, опустевшей из-за перевезенных вещей Джисона. Встречаются они на кухне, куда выползает Хёнджин, чтобы взять пачку чипсов и банку колы. Сынмин стоит спиной и помешивает рамён, интересуясь у хёна, будет ли тот немного. По шагам узнал? Хван мотает головой, чтобы вытряхнуть зародившуюся мысль, над которой он лучше подумает поздно ночью. И такое происходит постоянно. Хёнджин сидит на полу зала для танцевальных практик и буквально мечтает о виноградной газировке, но отмахивается от этой идеи, поскольку сил нет смахнуть стекающую по виску каплю пота, даже палец поднять невозможно. Ко лбу прикасается что-то холодное, и открыв глаза, Хван видит перед собой очаровательное улыбающееся лицо. Сынмин снова молча передает банку в руки и треплет по мокрым волосам, а у Хёнджина аж сердце заходится. Он ведь по натуре романтик, хочет быть чей-то последней любовью. Чтобы держаться за руки, переплетая пальцы, дарить поцелуи под светом закатного солнца, рисовать вместе картины, ходить в галереи и обнимать со спины, зарываясь носом в плечо. Раньше было легче, раньше было удобнее. Они встречались только на общих расписаниях, и скрывать свои чувства было куда проще. Хёнджин приходил в общежитие и мог запереться в своей комнате или до поздней ночи сидеть на кухне, копаясь в своей собственной голове. Теперь всё сложнее. Они видятся на тренировках, репетициях и съемках, и Хёнджин продолжает чувствовать чувства, от которых не может избавиться. Он искренне не понимает, что в Сынмине его так сильно притягивает. Младший так забавно дурачится и вообще выглядит настолько мило, что оторвать от него взгляд просто невозможно. На него хочется смотреть глазами-сердечками и обнимать каждую секунду. Но даже когда совместного времени было мало, Хвану было тяжело. Это был замкнутый круг: он скучает по Сынмину вне репетиций, а когда видит его, выглядит настолько напряженным, что не может даже коснуться Кима. Но сердце чаще давало слабину, поэтому после парень винил себя за излишнюю тактильность. Чан бы за такое по голове не погладил. Отношения, да ещё и между двумя участниками группы– то же самое, что ходить по минному полю и только ждать того часа, когда Диспатч их раскроет. Хён скорее призвал бы быть более сильным и сдерживать себя. Но Хёнджин к нему и не ходил изливать душу. Он ныл Феликсу, который терпеливо слушал, говорил, что всё обязательно будет хорошо и подставлял свое плечо под горячие потоки соленых слез. “В моей груди будто огромная ноющая дыра. Мне кажется, мое сердце вырывают с корнем. Это так больно, Ликс.” Ли гладил его спину, сидя на узком диване в танцевальном зале, когда все мемберы разошлись, и Хван дал волю эмоциям, что долго копил. Вечером, Хёнджин сидел на кухне, подобрав под себя ноги и свернувшись в креветку, и дожевывал пачку мармелада, запивая несладким чаем, когда услышал из-за спины тихий шорох шагов. Хван не смел поднять голову, и только смотрел вниз, когда в поле зрения попали знакомые пушистые тапочки с изображениями песиков. Мысли роем гудели в голове, а сердце будто пронзали мелкие осколки. На голову легла теплая мягкая рука и слегка взъерошила длинные волосы. Хёнджин всеми силами собрал себя в кучу, чтобы не схватить Кима за запястье и не поцеловать ладошку. Он так и не поднял глаз и отвечал на все вопросы достаточно сухо и коротко, пока младший готовил себе ночной перекус, после чего и вовсе удалился в свою комнату, решив не вытаскивать информацию о поникшем состоянии друга клешнями. Тогда Хван впервые понял, что значит, когда сердце обливается кровью. Он его отталкивает, но делает это не для того, чтобы причинить боль, а скорее спасти от неминуемой гибели, ведь проблемы будут не только у них двоих, а у всей группы и компании.

♥️♥️♥️

В танцевальном зале, помимо Хёнджина и Феликса, задержался Сынмин. Хван уже плюнул на идею очередного “разговора по душам” с Ли, достал телефон и просто сидел, допивая остатки воды из бутылки. Он буквально ощущал на себе прожигающий взгляд и был уверен, что это не из-за Феликса. Хван знал, что если ещё хоть раз посмотрит на Кима, то от нежности сердце не выдержит, вырвется, словно птица из клетки, и полетит в руки хозяина. Сынмину было скучно. Он сначала крутился вокруг Хвана, потом начал его щипать и дергать за мокрые пряди волос. Хёнджин пытался игнорировать, но как игнорировать собственное сердце, что стучало так громко и так быстро, что подойди младший немного поближе, тут же услышит? Когда терпеть было уже невозможно, парень схватил протянувшуюся к нему руку и сжал её. – Перестань дурачиться, – в глазах плескалась напускная злость, то ли на Сынмина, то ли на самого себя. – Иначе что? – опустившись на диван поблизости, Ким вздернул подбородок и смотрел, будто ожидая какого-то вызова. – Иначе я тебя поцелую, – тихо прошептал Хёнджин, надеясь, что никто его не слышал. – Я тебя не боюсь, хён, и вообще… — не договаривает Сынмин, его затыкают поцелуем, неожиданно требовательным и резким. Губы Сынмина оказываются нежнее лепестков розы и слаще любого мармелада, которым Хван заедал боль в груди. Он кладет ладонь на грудь младшего и ощущает, как быстро бьется сердце, быстрее, чем его собственное. На поцелуй отвечают сдержанно. Но отвечают ведь, и вплетают руку во влажные от тренировки волосы, скользя нежными подушечками пальцев по коже головы. И плевать, что в метре от них сидит Феликс, который слушал нытье Хёнджина в залах и на съемках, а вечером такое же нытье у себя в комнате, что после переезда превратилось в долгие телефонные звонки от Кима.

♥️♥️♥️

Позже Джисон, во время общей встречи с целью “поесть говядины и пропустить по баночке”, проболтается, что это Сынмин был инициатором переезда, за что получит от того по шее.