Морозная смородина

Треск дров в печи мягко наполняет тишину. Крупные хлопья снега падают медленно, до впечатления, что время погружается в сон. Как и сама природа. Связанный собственными руками свитер получился великоватым, но рукава не мешают держать книгу, страницы которой освещает керосиновая лампа. Юнги перечитывает ту историю, которая согревает такими холодными вечерами. Такую значимую для него историю. Аккуратно перелистывает желтоватые, но хрустящие страницы. И после каждого прочтения проводит пальцами по корешку, словно благодаря за каждое слово из чернил. Пора бы отложить книгу, да взяться за клубки из шерстяной нити. Морозы крепчают. Юнги уже согласился со своими мыслями, как услышал стук в окно. Несмелый, но уже знакомый. Как и слова, что уже можно прочитать по губам парня за стеклом: — Выйдешь? Юнги кивает, не закрывает книгу, а плавно кладёт её на стол, страницами вниз. Поздновато он. Но, отперев дверь и увидев парня на своём крыльце, Юнги не стал ворчать. Юнги хотел увидеться вновь. — Ты чего это? — хозяин дома отходит самого с прохода, держа дверь за увесистую ручку. — Уже запираться пора, а то рядом с деревней снова начали волки бродить. — Да я это… — шмыгнув носом. — Заходи, — открывая тяжёлую деревянную дверь шире. — Чимин, давай скорее, а то всё тепло выпустим. Не так долго там и стоял, но в сенях Юнги почти замёрз. Но зато вечерний гость отбил с обуви весь снег. И так бережно поставил на корвик. Глядя на покрасневшие щёки и нос Чимина, совсем зябко становится. — А чего без куртки? — хмурясь, спрашивает Юнги. — Так тут же близко, — растирая обе ладони, согревая пальцы. — Да и ведь ты мне свитер вязал, да на совесть, теплющий! — Сегодня морозно, — он думает пару секунд и уходит в спальню. — Я со страха так быстро шёл, что не успел замерзнуть, — расхохотавшись с себя же. Юнги решает сначала разобраться с одним вопросом. И накидывает покрывало на плечи Чимина. — А то потом скажешь, что из-за меня простудился. Садись давай. — И что же, тогда бы мне даже отвар не сделал? — посмотрев назад и убедившись, что мимо стула он сейчас не сядет. — Сделал бы, — ставя на печь наполненный ещё днём чайник. — Ещё поил бы чаем с мëдом. Чимин улыбается и держит покрывало двумя руками. Греется. — Это ты умудрился столько шерсти с одной овцы вычесать? — немного подняв покрывало, чтобы и шея была в тепле. — Она у меня пушистая. — Твоя воля и с коня пару клубков будет. Юнги улыбается, слыша смех Чимина. Вот так греется сам Юнги. — Ел? — смотря на гостя, но уже взяв нож и свежий хлеб, что испёк ещё ранним утром. — Да. Чимин внимательно смотрит, как Юнги отрезает ровные кусочки хлеба. — Волков уже в деревне видели… И рядом с моим домом, — тихо говорит Чимин, словно если скажет чуть громче, то их услышат те самые волки. — Не могу спать, пока они рядом… — Скоро должны вернуться в лес, — спокойно говорит он, кладя ломтики в плетёную хлебницу на столе. — Знаешь… Если они и появляются рядом, то и в самом деле лишь единожды, а потом… Уходят. Чимин приподнимает плечи то ли от того, что ещё не согрелся, то ли от липкого страха перед хищниками. Самому невдомёк. — Но я в эту зиму только их следы на снегу видел… — с нотой негодования в нежном голосе говорит Чимин. — Всё ещё веришь в ту легенду? — А как в неё не верить… Ты же сам видел, как волчьи следы сменялись человеческими, — говоря уже громче. — Кто бы стал такое нарочно делать? Да и как? Юнги кивает, доставая две большие чашки. И спрашивает: — Боишься? Чимин качает головой, рассматривая стол, скользя взглядом по рисунку древесины. — Его не боюсь… Или их… Уж не знаю, сколько… — совсем легко улыбаясь. — Бабушка говорила, что оборотни никогда не принесут человеку зла, если сам гадость не сделаешь. А я и не делаю. Положив по добротной щепотке листьев чая, Юнги заливает их кипятком, вдыхая терпкий аромат. — Хотел бы я увидеть и его… Или их, — признаётся Чимин. — Настолько не боишься? — тон его голоса ровный, а лицо словно тронула усталость. — Говорят, любой оборотень сохраняет своё человеческое сознание, — наблюдая за тем, как Юнги со стола смахивает крошки в ладонь. — Это те же люди, просто… Выглядят чуть иначе, понимаешь?.. Погоди-ка… Неужто сам боишься? Чимин тихо смеётся, наклоняясь вперёд, почти касаясь грудью края стола. — А если и боюсь? — Тогда я буду тебя защищать, — с широкой улыбкой. И Юнги смеётся тоже. И ставит между чашек с чаем плошку с вареньем. И протягивает чайную ложку гостю. — Малина? — едва прищурившись, спрашивает Чимин. — А чего смородина? Надоела уже? — Я съел. — Банку? — с удивлением, но не без улыбки. — Та банка была маленькой. Чимин заливисто смеётся. — Принесу завтра ещё, хочешь? — Я столько у тебя этого варенья перетаскал, что обязан собрать летом корзины две. Те, большие. — Не перетаскал, а я тебе отдал, — широко улыбаясь. — Да и когда я в этом году за ягодами ходил, то не только для тебя смородину собирал. — Ты сам-то её ешь? — С тобой. Чимин смотрит, как Юнги добавляет пару листиков мяты в каждую чашку с уже заварившимся чаем. — Сходим к озеру, как лёд сойдёт? — тихо спрашивает Чимин. — На кой? — Вдруг… Увидим русалку. — Наверняка она тебя уже запомнила и не высунется из воды, как только твой голос услышит. — А я буду молчать. Юнги улыбается. И Юнги смеётся с наивного, но в то же мгновение настырного взгляда Чимина. — А ей… Или им… Там не холодно? Как они пережидают зиму? — вроде бы, мысли вслух, но он не прочь услышать ответ от Юнги. — Поди как медведи. — Скажешь ещё, — хохотнув. Чимин слышит, как огонь прожигает дрова. Чимин ощущает аромат чая, хлеба и варенья. Чимину хорошо. — Так тепло, — прикрывая глаза. — Горячий, — Юнги двигает чашку ближе к Чимину. — Я завтра тебе принесу смородиновое, — шумно отхлёбывает чай. — Целый день тогда собирал. — У тебя варенье всегда вкусное, — Юнги размешивает в чае ложку малинового варенья. С горкой. — Да как же его сделать невкусным? — Можно, — кивая и опираясь локтями о стол. Чимин медлит недолго, всё же решаясь: — А если принесу две, сходишь со мной на озеро? Юнги щурится. — Я хорошо помню, как ты любишь смородину. А Юнги выдыхает, сдаваясь: — Говорят, что в сильные морозы русалки могут выходить из воды и стучаться в дома. А Чимин замер. В ту же секунду, как услышал. — Ты чего это? — Я… Стук вчера слышал… В дверь, — сглатывает. — Поэтому к тебе вчера и не пришёл… — Так ветка могла прилететь, — ухмыляясь. — Вчера слышал, как ветер завывал? Этого было достаточно, чтобы Чимин снова сделал глоток чая. Чтобы Чимин намазал на хлеб варенье. Чтобы во взгляде Чимина больше не было страха. — Ложись, — взяв в руки книгу. — Меня не накрывай, я согрелся у печи. Чимин накрывается пуховым одеялом, зная, что сейчас он быстро уснёт. Как и всегда. — Начну, где закончил читать. Чимин кивает и натягивает одеяло выше, до самого подбородка. А Юнги садится на кровать, ставит свечу рядом с собой, на стол. И выпрямляет спину. Находит нужную строчку, вдыхает и читает вслух: — Медведь вылез из кареты и сказал: «Вот наш дом, иди за мной». Юнги отвлекается на тихое хихиканье Чимина. — Люблю эту историю, — с довольной улыбкой. — Тогда спать слаще будет, — Юнги говорит тише, чтобы не прогнать сон Чимина. — Медведь влез в яму, девочка пошла за ним. Потом отворил медведь большую дверь и ввел девочку в темный подвал и говорит: «Иди за мной». Юнги чуть ждёт и замечает, что Чимин ещё не уснул. И продолжает: — Девочка дрожала от страха и думала, что ей конец пришел, а все-таки шла за медведем. Вдруг затрещало что-то, как гром, стало светло, и девочка видит, что она не в подвале, а в богатом дворце. Светло, музыка играет, и нарядные люди ее встречают и ей кланяются, а рядом с ней молодой князь. Князь подошел к ней и сказал… Сопение Чимина совсем тихое, заметить можно, только если вслушаться. И Юнги вслушивается каждый раз. — «Я не медведь, а князь», — смотря уже не на страницу, а на Чимина. — «И хочу на тебе жениться». Выдыхая: — Позвали они гостей и сыграли свадьбу, — с горькими нотами в голосе. — Жили они счастливо и всегда берегли ореховую ветку. Юнги наклоняется так близко. Рассматривает лицо Чимина. И шепчет: — Для тебя я бы сломал все ореховые деревья, прямо как тот медведь, — прикасаясь губами к щеке. — Доброй ночи. Юнги хочет сохранить спокойствие Чимина. Хочет защитить его от всего на свете. И не спеша, чтобы не разбудить, встаёт с кровати. И подходит к двери закрытой крохотной комнаты. Не стучит, чтобы не будить Чимина, но медленно приоткрывает. И не заходит. Лишь негромко говорит: — Больше не пугай его стуком в дверь, — с мягкой улыбкой. — Хоть он и хочет тебя увидеть, но ещё боится. Я тебя не выгоню и в эти морозы… Не нужно искать новый дом. И девичий голос отвечает: — Совсем ты к нему привязался, — с нежностью. — А пугать… Не буду. Правда. — Привязался, — признаётся с кивком и чувствует тепло в груди. Вовсе не от печи. И не от горячего чая. — Ты с ночи не смёл следы на снегу, — с заботой. — Оборотней он ведь тоже всё ещё боится? — И хочет увидеть, — с едва заметной улыбкой. На самых уголках губ. — Смелый твой парнишка, — произнося задумчиво. — Снова ходил от его дома волков отгонять? Юнги медлит всего секунду. — Не хочу его будить, — прикрывая дверь. — Спасибо… За следы. — Твои лапы стали больше, даже в сумерках видно, что много больше волка, — медленно проговаривая слова. — Будь аккуратен. Охотники сейчас всё ловчее. А ты… Ему нужен. — Да. — И… Спасибо, что впустил. Снова. Закрыв дверь, Юнги вернулся к Чимину. Такому трусливому и смелому одновременно. Такому любознательному. Такому уже родному. — Я замёрз, — лукавит Юнги, ложась под одеяло. — Тогда я тебя обниму, — сонно бормочет Чимин и прижимается так крепко. — Обещаю встать раньше и затопить печь. — Даёшь слово? — Даю, — улыбаясь. — Тебе я отдам что угодно. — И сердце? — Оно… Уже твоё. Ласковый поцелуй на щеке согревает. Заботливые объятия согревают. — Этим летом ты увидишь русалку, — гладя ладонью спину Чимина. — Даю слово. — Говоришь так, словно видел её, — тихо смеясь. От Чимина пахнет солнцем каждую весну. От Чимина пахнет травами каждое лето. От Чимина пахнет яблоками каждую осень. От Чимина пахнет морозом и дровами каждую зиму. Сейчас от Чимина пахнет смородиновым вареньем и мятой. Юнги всё смеялся, что Чимин на днях разбил целую банку, которую собирался принести к чаю. А сейчас же, Юнги окунается в воспоминания, как когда-то давно Чимин принёс небольшую баночку того самого варенья в благодарность за поимку убежавшей козы. Тогда Чимин удивлялся, как Юнги так быстро нашёл беглянку на границе с лесом. Тогда Чимин пах молоком и смородиной. Однажды Юнги наберётся смелости. Однажды Юнги всё расскажет. Однажды Юнги не станет сметать со снега следы. Однажды Юнги перестанет бояться раскрыться перед Чимином. Сейчас от Чимина пахнет любовью. Чистой и искренней. — А моё сердце ведь тоже уже так давно у тебя, — шепчет Чимин. — Знаю. Согревают и влюблённые улыбки.