Он не выдерживает.

Пот валился с лица как будто его окатило ведром воды. Руки дрожали, придерживая в немой хватке нависшую над ним балку из кирпичей, замшелых булыжников и палированного чернита, и чертыхаясь он попытался сдвинуть ее, но провалился в очередной попытке, лишь сильнее закапывая себя по колени в кучкующейся под ногами земле. Он вздохнул и лишь сильнее вжался пальцами в твердый камень, вытягивая руки так сильно, как только мог, не желая ронять эту ношу себе на голову. ' ' ' Очередная каменная плита опускается на только загрунтованную землю, и на нее с явным негодованием опускается чужая нога, втаптывая на несколько сантиметров глубже. Плита встаёт криво, а по краям вытекают капли не застывшего клея, пачкая собой почти белоснежную окантовку. Пугод пристально смотрит на свою работу, словно взглядом пытается заставить встать ее правильно. Увы, ничего не происходит и он, махнув рукой, отворачивается, пряча перепачканные руки в карманы. И помимо этой плиты у него дел по горло. Опустив взгляд, его встречает яма, полная скалковых отростков и жижи, которые не так давно он самолично засадил туда и распространил. Ноги сами двигаются к краю и он не успевая понять как медленно усаживается на корточки, склонив голову вниз, едва не уронив шляпу с головы, в последний момент успевая подхватить ее пальцами и прижать к голове. Пугод молчит, сверля никчемную яму, название которой пришло к нему само, когда в его голову ударило осознание, что выглядит она уж слишком посредственно и не угрожающе, а скорее жалко и никчемно, пристальным и пустым взглядом. Руки опустились на твердые стенки забора выросшего перед глазами, крепко вцепившись в него до хруста суставов и белых пальцев. Голова пустая. Хотелось кричать от того чувства, что тишина сейчас разъест его изнутри полностью, но он продолжает молчать, нарочито поджимая губы крепче и скрипя зубами. Эмоции, словно снежный ком постепенно собираются вместе в огромную кучу, и уже не разобрать, что там происходит то внутри. Все постепенно перетекает в один большой шар, который уже беспристрастно давит на грудную клетку, душит всем своим весом и никуда не исчезает и не тает со временем, наименованый отчаянием. Он тихо вздыхает, мотает головой так сильно, что казалось она у него отпадет, но на деле лишь шляпа не удержавшись от столь резких движений падает с головы, пикируя вниз и сливаясь с темным фоном скалков. Он же утыкается лбом в перегородку, стучит зубами, порываясь сожрать ее но удерживает себя и бьётся головой об диорит. Не сильно, лишь успокаивая уже давно натянутые до предела нервы очередной волной тупой боли. Сколько он так просидел, никто не ответит. Вслушиваясь в тихо журчащие снизу скалки, глухой звук от портала в энд, от которого даже на таком расстоянии закладывало уши. Не двигаясь как каменное изваяние, вцепившись пальцами в забор и прижавшись к нему лбом. Но всё-таки ему приходится ожить и встать на ноги. Он даже не позаботился о том, чтобы отряхнуться от осевшей на него пыли, просто отдернул руки от камня, как ошпаренный. Нужно забрать шляпу. Элитры шелестели на ветру, игриво посвистывая при крутом повороте, и опасно вибрировали когда хозяин пикировал вниз под прямым углом. Опустившись на землю ноги тут же повязали в темной, до дергающегося глаза, знакомой жидкости. Он провел ладонью по лицу и посмотрел на нее, проверяя на наличие инородных жидкостей у него в глазах. Рука была испачкана в песке и порохе, но и малейшего намека на скалк там не было. Он выдохнул с облегчением спрятав руку обратно в карман и медленно пошел вперёд, оглядываясь вокруг в поиске головного убора. Он не видел, куда она упала, был слишком зациклен на тишине в голове и не следил за реальным миром, по этому сейчас приходилось прочесывать всю площадь под тем самым местом, где он сидел, и даже поодаль. Вдруг, ветром унесло в сторону. Пугод со всей силы замахивается и пинает очередной скалковый отросток, который в свою очередь лишь с силой прижимается к земле и медленно встаёт обратно. Разочарованно вздыхает, когда тот в сотый раз издает давно приевшиеся к ушам скрежет, выпрямляясь словно никакого удара и не было и с новым энтузиазмом начинает качаться из стороны в сторону. — Взорвать бы все к чертям. — Резко звучит в воздухе и Пугод тут же замирает, оставляя вскинуткю ногу для очередного пинка застыть в воздухе, в недоумении хлопает глазами, вздергивая руку и прижимает пальцы к губам. — Это я сказал? — В очередному раз произносит он, прислушиваясь к себе. На этот раз это был точно он. Он жмурится и мотает из стороны в голову, прижимая ладонь ко рту. Тишина в голове резко разорвалась и через трещину начали забиваться, как маленькие букашки, разные обрывки мыслей. "Конечно же это он сказал!" "Кто ещё мог произнести это из его тела? ' "Но он даже не думал об этом, слова вырвались сами..." "Не мог же кто-то завладеть его разумом! Бред!" "А если это опять связано со скалком?" "Да у него просто опять самообладания не хватает!" Он дернулся вперёд и быстрым шагом подошёл к каменному шипу, сел на корточки перед ним и с силой врезался в него лбом, замирая, не отрывая головы от него. Гул в голове прекратился так же резко, как и начался. Побоявшись боли, жужжащие мысли выскочили вон из головы, оставляя за собой лишь вязкое и противное чувство. С минуту он сидел неподвижно, задержав дыхание, прислушиваясь к себе и наконец облегчённо выдохнул, позволяя лёгким начать работать с новой силой. Он встал на ноги, проведя взглядом вдоволь по всей длине шипа и презрительно сощурился, отворачиваясь от него. Пройдя дальше по яме шляпа сама нашла его. Она мирно висела на одном из скалков и покачивалась из стороны в сторону, привлекая к себе внимание и подзывая хоть кого-то живого, дабы тот смог узреть сие чудо. Жёлтая лента развивалась из стороны в сторону, хотя ветра не было, и так и манила к себе своим изяществом. Пугод быстро схватил шляпу пыльными пальцами и даже не осмотрев ее, нацепил на голову, прерывая столь интересное представление. Шляпа тут же затихла и уняла свой бодрый настрой, она смялась на голове Пугода и прижалась к его макушке. Лента тоже не осмелилась шелохнуться больше, легла на поля шляпы и обрезанным и неровным краем свисла вниз. Цокнув языком Пугод поднял голову вверх и быстро надев элитры на спину взмыл в воздух, растворяясь за крепким слоем серых облаков. ' ' ' Усталость плескалась по всему телу, захлестывая с головой в пучину. Нежелание двигаться и подавать хоть какие-либо признаки жизни, мысли лишь о том, чтобы дальше стоять здесь и не рухнуть под грудой камней. Плечи безустанно ныли, устало плакали и чуть ли не пополам ломались, лишь бы наконец прекратить эту пытку. Он сжимает губы крепче, прокусывая язык насквозь и тихо мычит, сглатывая скатывающуюся по небу кровь. Он уже не чувствовал пальцы рук, предплечья тоже подводили, как только он расслаблял одну из рук их начинало гнуть и сводить до острой боли в мышцах, из-за чего приходилось лишь сильнее вытягивать руки вверх, не в силах сдвинуть их в другую сторону. В глазах стоят слезы боли и отчаяния, эмоции стонали внутри него, желая поскорее выйти их этого поганого тела. Хотелось кричать и выть так жалобно и громко, что все стены бы рухнули от этого звука. Но он не может позволить им вылиться даже здесь, он не должен показывать слабости никому и никогда. Даже самому себе нельзя. "Нельзя жалеть себя, будет лишь хуже..." Ещё один камень рухнул на плечи, придавливая его давно исхудавшее тело глубже в землю. ' ' ' На чужой базе тихо, не слышно даже тиканье часов или звон давно немытых механизмов, лишь снег скрипит под ногами и исчезает, как только перед ним появляется небольшие деревянные ступеньки. Стук, никто не отвечает и он молча проходит внутрь, со скрипом отворяя тяжёлую вощеную дверь. Снег тут же рассыпался по его ботинкам и одежде, падая с давно не чищеной крыши на голову, засыпаясь за воротник и тонких шарф, что промок сразу же, как он появился в зимнем биоме. Он выдыхает клуб пара и проходит внутрь, прикрывая дверь за собой и прислушиваясь к глухому стуку. В доме тепло, уютно. Совсем не так, как было на улице. Пугод стряхивает с себя снег на придверной коврик и снимает верхнюю одежду, оставляя ее покоится на тумбочке в прихожей. Проходит дальше, спотыкаясь о раскиданные по полу лекарства и грустно качая головой, наклоняется к ним, подхватывая все в одну руку. Подумав с секунду, попутно кричит: — Модди, почему ты не выпил лекарства опять? Ты же знаешь, что так тебе не поправится! — Его голос звонкий, разносится по всему зданию и бьётся о стеклянные окна, заставляя их дребезжать. Из спальни доносится кряхтение и тихое бормотание. Собрав все в одну руку он, придерживая лекарства чтобы те опять не выпали, быстрым шагом направился туда, откуда доносились звуки. Модди сидел у камина в кресле качалке, прикрытый одним тонким пледом и держал в руках книгу. Если бы Пугод не знал, он бы точно подумал что тот просто дремлет. Но взгляд тут же падает на градусник, лежащий около кровати. Подхватив его одной рукой Пугод еле сдерживается, чтобы не застонать. Температура была слишком высокой до сих пор. — Который день я прихожу... Тебе все лучше не становится. — Он ворчит, совсем как старая матушка, быстрым движением раскладывает до этого разбросанные по полу лекарства на тумбе, и придерживая в пальцах градусник поворачивается обратно к больному. — Чего молчишь? Стыдно тебе должно быть, что не слушаешь меня. Модди лишь пыхтит в ответ и вяло махает рукой в сторону Пугода, не в силах говорить, но по нему и так видно, что он имеет в виду, мол, прости. Тот лишь язвительно цокает языком. Берет в руку сироп и ложечку и подходит к Модди ближе. Наклоняет голову и протягивает ложку с уже налитым туда сиропом ко рту мужчины. Хотел бы Модди покапризничать, но спотыкается о строгий вид Пугода, и даже под шляпой может прочесть тот самый взгляд, при котором перечить ему хочется меньше всего. Послушно открывает рот и проглатывает липкую гадость. — Молодец. Можешь же, когда хочешь. — Пугод улыбается, старается выглядит как можно искринне и добрее, чтобы не давить и так на уставшего и больного. Отстраняется от Модди и оставив сироп на тумбе, идёт на кухню. Подойдя к раковине включает кран и подставляет под струю воды перепачканную лекарстве ложку. Вода окутывает руки нежно, совсем по родному переплетая водяные языки с тонкими и холодными пальцами. Ледяные пальцы погружаются в воду и почти мгновенно окутываются теплой, горячей жидкостью. Она кружится вокруг каждой фаланги, каждого сустава, когда он двигает рукой, и обжигающе чувство быстро становится приятным ощущением. Контраст между ледяными пальцами и горячим потоком сводит с ума, заставляя его лишь сильнее погрузить руки в воду. Вдруг его плеча касаются и он дёргается от неожиданности, опрыскивая мебель вокруг. Поворачивает голову и встречается с удивлением в чужих глазах. Модди протягивает руку к крану, желая достать ложку, которая давно выпала из дрожащих рук и закружилась под сильным напором крана, но тут же отдергивает ее и шипит. Вода была словно кипяток. Пугод тут же дёргается и оттаскивает Модди от крана, усаживает на стул, быстро меняет на кране температуру воды и уже в холодную воду окунает первое попавшееся полотенце. Подносит к чужой руке и обвязывает вокруг, не желая чтобы у того остались ожоги. Выдыхает и нежно стучит по чужой голове. — Балда, куда руки тянешь то. — Голос его обеспокоенный, и он еле сдерживает ком вины, подкативший к горлу. Осматривает руку Модди тщательно, обеспокоенно. Проверяет ожог и более спокойно выдыхает, понимая что во время поднес холодную повязку. Ожога быть не должно. Но столкнувшись со взглядом напротив замирает, и проследив куда он направлен опускает взгляд и видит свои собственные руки. Покрасневшие до локтей и дрожащие. До этого были ледяными, сейчас же наоборот, он подносит свою руку к щеке и удивлённо хлопает глазами. Она была горячая, словно ее варили несколько часов. Виновато улыбается, и тихо оправдывается, мол, просто задумался. Попутно пряча свои конечности в карманы, и отворачивается. За окном уже был темный вечер, почти ночь. Он проторчал здесь несколько часов. Успел поменять постельное белье, помочь Модди дойти до ванны и умыться, проветрить комнату и принести в дом кучу дров для камина. Заново составил расписание, как нужно принимать лекарства и повесил его прямо над кроватью, чтобы Модди точно видел и делал все, как нужно. Сделал ему лёгкий суп, накормил чуть ли не с ложечки, согрел молока с медом и корицей и оставил около кровати. Сейчас тихо сидит на краю и наблюдает как его друг наконец уснул, укутавшись в теплое и свежее одеяло. Чистый, умытый, выпивший все лекарства и больной. Сильнее натягивает на голову шляпу и скрипит зубами, после чего не выдерживает, вскакивает с кровати, выключает свет и уходит из комнаты прочь. Топчется в коридоре пытаясь вспомнить, не забыл ли он ничего. В итоге натягивает мокрые насквозь ботинки, такой же мокрый и холодный шарф и тонкое пальто и выходит, плотно закрывая за собой дверь. Прислоняется к ней спиной и молчит, поднимая голову вверх. Над дверью висит новогодний венок а чуть поодаль, на балке с колокольчиком, который был как дверной звонок, замечает веточку омелы и криво усмехается. Не выдерживает и быстрым шагом сбегает вниз по ступенькам, путает ноги в снегу, чуть ли не падает но все с таким же быстрым темпом убегает прочь. ' ' ' Он уже стоит на коленях, смотрит вниз уткнувшись взглядом в грязь, охватившую его тело уже наполовину. Дрожат теперь не только руки, но и все тело. Боль раскатами пронизывает тело каждую минуту, заставляя содрогаться ещё сильнее. Он не чувствует уже ничего, кроме биения сердца. Слышит лишь свое дыхание, полностью игнорируя скрип своих рук и звук ломания костей, не слышит даже своего дыхания, оглушающе громкого и быстрого, охватывающего все вокруг. Пальцы уже воткнулись в камни, он не может ими двигать никак, ладони царапаются об острые края, кровь пачкает собой, до этого идеально чистые и белые диоритовые глыбы. Капли падают ему на волосы, скатываются по грязным и сальным прядям вниз на лицо. Его уже и не видно толком, кровавое месиво заменило собой его полностью и лишь жёлтый глаз, тусклый но все ещё заметный в кромешной тьме. Он чувствует, как на его плечи падает ещё один камень, придавливая лицом к земле. Грязь забивается в нос, но он молчит, лишь выгибает руки сильнее и давит вверх. ' ' ' Панорамное окно позволяет видеть бар насквозь. От него отблескивают теплые огни, освещая ночную улицу. Он ступает медленно, ему было сложно находится здесь так же как и в доме Модди. Но всё-таки подходит ближе, замирает так и не коснувшись ручки и морщится от собственной слабости. Голова трещит от музыки, доносившиеся изнутри. Свет из окна на него не падает, и он тихо стоит в тени, еле заметно двигаясь при порывах ветра. Глубокий вдох и он всё-таки касается пальцами ручки, грубо давит на нее и толкает вперёд. Дверь с лёгкостью поддается и открывается настежь, ударяясь о стенку. Звенят колокольчики и на него оборачиваются посетители. Пугод молчит, встречаясь взглядом лишь с барменом. Джей приветливо улыбается, машет рукой подзывая к себе ближе. Пугод послушно подходит, откидывая окружение и вслушиваясь лишь в свои тихие и тяжёлые шаги. Останавливается около бара и поднимает голову к Джею, натягивая приветливую улыбку. — Пугод, давно не виделись! Вчера меня заменяла Кэтрин, надеюсь все прошло удачно. Она у нас громкая, но добрая девушка. — Он ни о чем не задумываясь заводит беседу, отворачивается спиной к Пугоду, попутно поправляя бутылки на полке, и тихо смеётся. — Ты как обычно, да? Пугод кивает и перед ним ставят прозрачный стакан воды. Джей что-то болтает ещё, но слова проносятся мимо ушей. Он смотрит на полупустой стакан воды задумчиво, словно разговаривает с ним а не Барменом. — Жираф у нас сидит за столиком 7... — Джей прижимается грудью к барной стойке и выглядывает, осматривается, прикрывая глаза от света люстры, и заметив нужный столик указывает на него пальцем. — Воооот там! Пугод покорно поворачивается по указанному направлению и видит дальний столик у окна, за которым развалившись чуть ле не лежит на диване знакомый силуэт. — Спасибо. — Он благодарно кивает, поворачивается к стакану с водой и поразмыслив всё-таки выпивает его залпом. Отставляет в сторону и идёт к нужному столу. На языке остаётся привкус прохлады, по горлу разливаются приятные ощущения. Он не пил воды с самого утра. Остановившись около нужно столика в него впиваются измученным взглядом. Чужие глаза мутные, под действием алкоголя зрачки разбегаются в разные стороны. Жираф мычит и поддается вперёд, обхватывает слабыми руками его за талию, утягивает к себе заставляя Пугода пошатнуться и сесть рядом на диван. — Пугооод ты пришел! — Он тычется носом ему в грудь, прижимаясь крепче. — Ты всегда приходишь ко мне... Вот ты настоящий другх не то што этот модичат... Пугод мягко улыбается, не в силах оттолкнуть от себя Жирафа. В таком состоянии он не помнит, что Пугоду противны прикосновения. Он не знает куда деть руки, поэтому медленно переносит одну на голову Жирафа, взъерошивая ему волосы, зарываясь пальцами и чуть ли не тонет в его пушистых локонах. Он не знает зачем, но видел как так часто делали другие. Как Модди часто делает так сам по отношению к ним обоим. Принимает это как признак дружбы поэтому и повторяет. — Пошли домой, тебе нужно отдохнуть, Жираф. — Спокойно говорит он, поднимая голову к потолку не желая смотреть на своего друга в таком состоянии. Жираф жмется ближе, с его шеи свисает мишура, впивается тонкими полосочками в кожу и раздражает ее, из-за чего тот поднимает руку и чешет уже расчесанное до красноты место. Пугод видит красное пятно, хочет снять мешающую мишуру но боится, лишь руку отдергивает. Жираф ведёт плечами и хватает Пугода за дрожащую руку, зависшую в воздухе, утягивая за собой, натыкается спиной на стену и прижимается сильнее, не отпуская Пугода. — Рано есще домой рано! Давай посидим ввпьем вместе со мной ты же мой друуг соглашася давай. — Он улыбается, берет бутылку почти пустого виски и выливает остатки в стакан с растаявшим льдом. Смотрит в стакан подозрительно, после чего презрительно фыркает и отставляет, так и не протянув Пугоду, кричит. — Джеейй... Принеси ка нам ещеё по бутылке вискарика! Пугод головой оборачивается в сторону бармена и качает ею в знак отрицания. Встретившись с ним взглядом Джей лишь мило моргает и понимающе кивает, поворачиваясь к другим клиентам и совсем игнорирует Жирафа. Тот пыхтит и замахивается рукой для удара по столу, чтобы хоть как-то привлечь внимание, но Пугод быстро вытягивает руку из чужих волос, выставляет ее и удар приходится ему по ладони. Он даже не морщится, лишь крепко обхватывает чужой кулак и тянет на себя, в попытке вытащить пьяного друга из-за стола. — Дома выпьешь ещё. Пошли давай, — Жираф сопротивляется, пытается оттолкнуть от себя его, машет головой из стороны в сторону и кричит. — ну что ты как маленький, Жираф. — Ты преадатель! Предаттель! Придатель! — Вопит он совсем не замечая, как руки Пугода лишь резко замирают на мгновенье, а после крепче сжимаются на этих словах. Он натягивает спокойную улыбку на лицо и продолжает тянуть на себя Жирафа, молча проглатывая ком обиды и горечи внутрь. Вывести Жирафа получается не с первого раза. Тот ни в какую не хочет покидать излюбленное место, и лишь хнычет, горячими слезами обливается, толкается и бьётся. Но в конце концов устав, сдается, полностью откидывая свою измученную тушку на Пугода и позволяет тому, прогнувшись в спине, вести себя из бара. Джей машет им на прощание чеком в руке, улыбается чуть более серьезно. Пугод опять кивает и отворачивается, понимая что завтра ему придется занести очередной долг Жирафа сюда. Жираф виснет у него на шее, утыкается носом и громко сопит, по видимому уснув. Пугод подтягивает его ближе, обхватывает за талию и перестав вдыхать носом воздух, направился в сторону его базы. ' ' ' Его глаза закрыты, он полностью лежит весь измазанный в грязи, на плечи и спину давит с неимоверной силой груда камней разного цвета и количества. Голову придавило к земле полностью, проткнув ее насквозь белым и чистым краем диорита, с которого теперь ручьем течет кровь. Глаз не видно, они полностью скрыты за кашку из грязи, крови и внутренностей мозга. Руки сломаны и придавлены к спине, ноги непонятно где но точно не у него внизу тела, он чувствует как в живот ему упирается кость, видимо как раз таки ноги. Он не сдерживается и громко кричит, когда чувствует, что поверх всей этой груды камней на него падает воздушное перо. Но под навалившейся кучей камней его уже никто не слышит. ' ' ' Руки дрожат и он не удерживает в них кристально чистую и прозрачную вазу. Она ловко выскальзывает и валится вниз, летит на пол, с оглушающим звоном и разбивается на маленькие осколки. Он смотрит минуту, две, пять на лужу из воды и стекла перед ним, опускается на колени и хватает осколки руками. Они впиваются ему в пальцы, кровь еле заметной каплей падает в прозрачную лужу, пачкая ее, смешиваясь с чистой водой и превращая ее в темное месиво. В горле пересохло, он хватает пальцами себя за волосы, чувствует как под подбородком скапливаются слезы, тянет волосы во все стороны и со всей силой бьётся лицом в лужу, позабыв об осколках. И начинает рыдать.