***
От крика мамы просыпается не только Тэхён, но все животные в округе. Он тянется, разминая затёкшую спину после неудобного, но сладкого сна. Встаёт, и книга падает на пол. Спросонья не понимает, который час и почему он спит на веранде. — Не слышишь, что ли? — выглядывает мама, приоткрыв дверь. Тэхён мычит что-то непонятное охрипшим голосом, книгу на стол кладёт и идёт за мамой. Глаза всё ещё слипаются, но вялости больше не чувствует. Наоборот, поднявшийся ветерок создаёт прохладный бодрящий сквозняк во всём доме. На столе уже стоят тарелки с цветастыми узорами, пиалки с закусками из того же сервиза и местами треснутые стаканы, которые дедушка настрого запрещает выкидывать — покупались ещё бабушкой, память о которой хранится в каждой трещинке. На стуле с деревянной спинкой сидит папа, что-то листая в телефоне. Мама выключает плиту и суетливо обходит стол, вспоминая, всё ли поставила. — Ты феям в блюдце отложила фрукты? — дедушка тянется к самой высокой посудной полке. — Папа! Не трогай там ничего. Разобьёшь ещё, — хмурится она, усаживая дедушку на свободный стул. — Нельзя фей голодными оставлять, — грустно говорит. — Они нам такую малину вырастили. Вы всё лето будете её есть. Эх ты, неблагодарная. Разве я так тебя воспитывал? Мама раскладывает еду по тарелкам. От мяса с розмарином и гранатом текут слюнки. Тэхён не брезгует ни соком, ни тающим золотистым жиром. Он отрезает кусочек за кусочком и ждёт, пока остынет. — Не переживай. Тэхён сейчас всё сделает, — она смотрит на сына, кивая в сторону фруктов. Тэхён замирает и еле заметно мотает головой — ещё только фрукты он не переводил. Налетят мухи, пчёлы — весь дом придётся вонючим спреем от насекомых опрыскивать. Но мама настаивает. Они смотрят друг другу в глаза. И даже слов не надо. Он знает этот взгляд «уважь деда и не беси меня», которому просто невозможно сопротивляться. Тэхён демонстративно громко кладёт столовые приборы. С верхней полки достаёт небольшое блюдце и накидывает фруктов. Первые, что под руку попадаются: кусочки яблок, виноград, сливы и пара ягод вишни. Всё ещё неодобряюще поглядывая на маму, выходит из дома и идёт в сад, где под стволом старого дуба ставит его между массивных крючковатых корней. Вернувшись за стол, уже без былого энтузиазма ест мясо и солоновато-кислые закуски, по-прежнему не одобряя потакания родителей дедушкиным заскокам. Уж лучше тогда сразу выбрасывать еду, нежели насекомых подкармливать. Устраивают тут помойку, а потом снова его просят включать вонючки от насекомых и вешать под потолок клейкие ленты. Не то чтобы здесь вообще отсутствуют насекомые, и к нему ночью не залетают назойливые комары, но приманивать сладким — явно не самая лучшая идея. Но вот после ужина родители уедут в город, а ему придётся всё также поддакивать дедушке, что феи существуют, и выполнять глупые поручения: не только фрукты для фей, но ещё и домики на ветках того самого дуба чистить, сухие подснежники над дверями вешать, а потом убивать мелких мошек, которые там заводятся. И если честно, то Тэхёну не сложно. Просто эта глупость настолько абсурдна и доведена до крайности, что делает из дедушки сумасшедшего. И насколько сильно он может «заиграться» — вопрос риторический. Не сомневается, что когда-нибудь это плохо кончится, а мелочи превратятся в какой-то культ поклонениям феям. — Я наелся, спасибо, — он относит посуду в раковину. — Позовите, когда уезжать будете. По скрипучей лестнице поднимается в комнату и плюхается на кровать. После плотного ужина полежать в самый раз, а потом пройтись перед сном после заката. За открытым окном всё ещё светит вечернее солнце, но не жжёт, греет, а ветер гоняет облака как волны. Прикрыв глаза, он всё же слышит противное жужжание где-то под потолком и закрывает голову подушкой. Ему нравится в этом доме. Нравится сад и лес, где бродят пушистые лисы в поисках зайцев, и резвые белки, прыгающие с ветки на ветку. Пару раз видел семью оленей, и каждый раз она приводила его в восторг. Да даже сейчас он бы замер с открытым ртом и следил, пока те не скроются в деревьях. Тэхён закрывает глаза и гладит набитый до боли маминой стряпнёй живот. Всё же, несмотря на скуку, гораздо приятнее ощущать, что сегодня ничего делать не надо, как завтра, послезавтра и вообще всю неделю. И ленью это не назвать. Эти семь дней он живёт для себя. — Тэхён, живо вниз! — кричит отец с улицы. Откинув подушку, Тэхён садится на кровати и поправляет растрёпанные волосы. Тягучее умиротворение испаряется, будто его и не было. На смену приходит беспокойство, набирающее силу с каждым быстрым шагом к окну. Облокотившись на пыльный деревянный подоконник, смотрит вниз, на родителей и деда, которые стоят около калитки загона. Они громко разговаривают, чуть ли не кричат, но слов не разобрать. Тэхён поправляет пояс на штанах и выбегает из комнаты. — Папа! — зовёт он. — Доски забора сгнили, — отец указывает на другую сторону, на разломанные перекладины, за которыми просторное поле душистых трав и густой лес. — Овцы сбежали? Тэхён оглядывается, не сильно всматривается, но не видит ничего, чтобы могло хоть отдаленно быть похожим на овец. — Да, — отец ставит руки в боки и оценивает ситуацию. — Две, судя по всему. Недавно. Может, ещё успеем найти, — прикусывает губу и заходит за ограду, пересчитывая стадо. Тэхён идёт за ним. А следом и дедушка. Овец у них не так много, заводили не ради пропитания. Бабушка, любившая вязать, настояла на своей давней мечте и, как бонусом, натуральной шерсти. Теперь же они — очередное воспоминание, как и старая посуда, протёртые подушки и сам дом. Шерсть дедушка продаёт в городке по дороге. Там же покупает и новых ягнят. Без причины, просто для души. — Мы успеем найти их до темноты, если начнем сейчас. Отец хлопает Тэхёна по плечу, и тот кивает. Овцы уже давно стали неотъемлемой частью дедушкиного хозяйства, и он не представляет стадо даже без двух. В лесах нет крупных хищников, поэтому какое-то время те смогут продержаться. — Я схожу за фонариком, — говорит дедушка и уже собирается вернуть в дом, как его останавливает мать. — За каким фонариком? Куда ты собрался? — обеспокоенно вскрикивает она. — Дедушка, мы сами найдём овец. Не самоуверенность и беспокойство за дедушку, хотя они, безусловно, присутствуют, но в малом количестве. Как бы грубо не звучало, но сейчас он будет лишь обузой, тормозить поиски и перетягивать внимание на себя. Лес — не самое лучшее место для стариков. Трёт морщинистые грубые руки. Взгляд мечется по округе. — Наденьте носки наизнанку. Феи хоть и приносят урожай, но они далеко не добрые существа. Тэхён закатывает глаза, проговаривая тихое, измученное «блять». После этих каникул он серьёзно поднимет тему здоровья дедушки и настоит на лечение, даже если отношение к нему испортится. — Сейчас не до этого. Надо овец искать. — Выверни носки, — увереннее просит дедушка и хмурится. — А то домой не сможешь вернуться. Феи тебя в свой мир заберут. — Тэхён, выверни и пойдём, — на выдохе просит отец, не веря, что он это говорит. Тэхён надевает носки наизнанку и зашнуровывает конверсы. Всем это кажется бредом, кроме дедушки. Он, уверенный в правоте, стоит и упрямо не пускает в лес никого, кто их не вывернул. — Вот так-то лучше. Потом мне ещё спасибо скажете. В кармане лежит телефон, почти заряженный и с фонариком. Сейчас темнеет поздно, но почему-то его присутствие успокаивает и обнадеживает. Тэхён идёт рядом с отцом. Ветер, прохладный и свежий, разносит аромат деревьев и полевых цветов. Чем ближе лес, тем четче видны узкие тропы, которые пытаются скрыть колокольчики, затесавшиеся в высокой траве. Под соснами мягкой душистой подушкой расстилаются пожелтевшие иголки. Земля тут бугристая, дикая, покрытая мхом и венами грибниц. Между ветвями молоденьких деревьев, почти у основания, в последних лучах яркого солнца серебром поблескивает паутина. Тэхён её обходит стороной, старается не всматриваться и предпочитает не задаваться вопросом, где сейчас паук. Кеды проваливаются, как на пуховом одеяле. А все признаки цивилизации скрываются за разнящимся щебетанием и пением птиц. — Как только начнёт темнеть, то сразу выходим из леса. Не жди, когда солнце сядет. Не пересчитать, сколько Тэхён терялся в этом лесу, удовлетворяя жажду приключений, но достаточно, чтобы изучить хотя бы его часть вдоль и поперёк. Он только на первый взгляд кажется одинаковым, а на самом деле деревья, как люди, уникальны, и нет ни одного похожего. — Знаю я. Если найду овец, то позвоню, — хлопает себя по карману и отмахивается. Тэхён идёт правее. Туда, где в детстве строил шалаш и неудавшийся дом на дереве. Вскоре остаётся совсем один.***
В лесу заката нет. И сложно отследить, когда тает свет и поглощается безликой тьмой. Со всех сторон раздаётся шуршание. Пение птиц постепенно затухает, сменяясь глухим и тяжёлым уханьем сов. Тэхён садится на поваленное трухлявое дерево. Уже около часа бродит по лесу, но так и не услышал блеяния овец. Ноги болят от недолгой ходьбы. Кривые корни, камни, скрытые под еловыми иглами, неровные ухабы и прикрытые листвой ямы выглядят как полоса препятствий. Он опирается руками на ствол, запрокидывает голову и сидит ещё пару минут, прислушиваясь к голосу леса. Тихий, расслабляющий, совершенно нестрашный, как себе представляют большинство людей. Может, потому, что знает, что тут нет никого, представляющего угрозу, а может потому, что не может потеряться и точно знает, в какой стороне дом. Темнеет с каждой секундой больше и больше. Тэхён ставит точку в поисках и спрыгивает на землю. Из кармана достаёт запутанный в наушниках телефон — нет пропущенных. Значит, отец тоже не нашёл овец. Разблокировав, включает фонарик и немного щурится от резкой вспышки. Осталось дойти до поляны, а там уже решат, что делать дальше. Предугадывает, что ему скажут: овец уже не найти. Футболка цепляется за кустарники, а ветки, как хлысты, бьют по обнажённым щиколоткам — не то, что ласки травы в саду дедушки. Тэхён старается идти тихо, внимательно смотря под ноги. Между листьев снуют серые мышки. Он соврёт, если скажет, что не боится на них наступить. Где-то рядом доносятся быстрые шаги, и Тэхён замирает. Прикрывает пальцем фонарик, предвкушая увидеть зверя. Под стволом дерева, отбрасывая слабую тень, роется ёжик. Маленький, совсем молодой. Тэхён присаживается на корточки чуть поодаль. Жаль, что уже стемнело, и камера не сможет запечатлеть. Не то чтобы для него и родителей это редкость, но и ежей в городе нет. Помахав ему на прощание, поднимается и отступает, но фонарик всё ещё прячет. Тэхён оборачивается и замирает, даже не моргая, переполненный восторгом. Меж старых пней и бурелома, вокруг гроздей диких ягод и мощных корневищ, как звёзды, мерцают светлячки. Их так много, что кажется, будто небо опустилось лёгкой дымкой и растворилось на земле. Тэхён прижимает руки к груди — перед ним чудо, самая настоящая сказка, срисованная со страниц книги. Но это реальность. Он видит море зеленовато-жёлтых искорок, медленно плывущих на него. И кто такой Тэхён, чтобы сопротивляться. Шаг за шагом. Светлячки обволакивают его тёплой волной. — Вау, как вас много, — заворожённо шепчет он, плавно поднимая руку. А они снова кружат вокруг, совершенно не боясь. Лес будто изнутри светится. Он совершенно не похож на тот, где провёл всё детство, где был минуту назад. Но это не пугает, наоборот, подкупает и манит, как конфета ребёнка. Он улыбается. В карих глазах отражается бликами каждый светлячок. Тэхён всё дальше уходит с заросшей тропы, туда, куда его ведёт сам лес, его дух. Тэхён останавливается в шаге от лестницы, ведущей в никуда. За светлячками её почти не видно. Большая удача, что он не запнулся о неё. Осматривает: совсем непримечательная, каменная, всего на пять невысоких ступеней. От отколотых углов — цепочки глубоких трещин, еле виднеющиеся под раскидистым мхом. У первой ступени светлячки золотят белые шапки клевера и цветущий репейник. Обходит с другой стороны, но не замечает фундамента и не помнит, чтобы здесь когда-то было здание. Даже дедушка не рассказывал, а он любитель вспомнить былые времена. Тэхён поднимается на первую ступень, вторую, осматривается и останавливается на самой последней. Звездопад светлячков как на ладони сравним с водной гладью, что отражает ночное чистое небо. Он прыгает в эти бесконечные воды, желая, чтобы эта секунда показалась вечностью. Обернувшись, встаёт как вкопанный, а в глазах, где раньше мерцали звёзды, теперь только паника. Перед ним нет лестницы, а под ногами больше не подушка из листьев и сосновых иголок. Широкая дорога, где нет ни единой травинки, лишь мелкие камушки и утрамбованная земля. Звонкий смех и переливы разговоров наполняют аллею, окружённую деревянными лавками. Тэхён сглатывает, не замечает за собой, что стоит с открытым ртом, а в душе страх смешивается с диким любопытством. Он робко заходит в гудящую толпу, но сразу же теряется, заглядывая в лица. Это не люди. Точнее, лишь их подобие, неудачная попытка походить. Уродливые и одновременно прекрасные маски. А кто-то и вовсе лишён человеческих черт. Похожие на диких зверей и антропоморфных насекомых из видений шизофреника. Тэхёну кажется, что он им и является, потому что видит то, что ни один нормальный человек даже не может нафантазировать. Мимо него проходят существа с лисьими мордами и пушистыми хвостами. Престарелая пара, от которых все стараются держаться подальше из-за колючек на голове и вдоль спины. Тэхёна чуть с ног не сбивают мальчишки-проказники с длинными заячьими ушами и сложенными голубоватыми крыльями бабочек на спине. Они забавно дёргают розовыми носами, пушистыми руками приглаживая пчелиные усики на лбу. За бесконечным потоком существ сложно разглядеть товар на прилавках. Это удаётся сделать лишь в небольшие промежутки, когда одна толпа сменяется другой. Тэхён проскальзывает между ними и любопытно разглядывает книги, аккуратно выложенные на льняную скатерть. Большие и маленькие, толстые и тонкие, дорого украшенные самоцветами и завёрнутые в старые выцветшие пергаменты, но каждая была по-своему прекрасна. Он с большим усилием отводит взгляд. Трогать их — одно сплошное преступление. От одного прилавка к другому Тэхён бегает как умалишённый. Аллея тянется бесконечной лентой посреди леса. Она окружена светлячками, фонариками-цветами под ногами, а на чугунных крючках расположены резные светильники, в которых читаются силуэты фей. Тэхён не знает, на чём остановиться. Любое существо, каждая книжная лавка вызывает немой восторг и наполняет энергией идти вперёд. Но чем дальше лестница, тем больше себя показывает беспокойство: он определённо точно в другом мире, схожим с его, но этот совершенно другой, сшитый из разных лоскутков реальности. Фантасмагория на грани безумства. И к чему оно может привести — вопрос, поселившийся у него в голове. Не опасны ли для него эти необычные существа? Тэхёну можно здесь быть? Он держит себя за локоть, проверяя связь на телефоне. Но на экране блокировки, как и ожидалось, «нет сигнала». — Мальчик, не стой посреди дороги, — ворчит существо, похожее на человека, но с чёткими чертами кузнечика. — И-извините. Он отходит в сторону, в узкий проём между лавками, и опускается на корточки. Что ему делать? Идти обратно? А сможет ли он вернуться? Рядом появляются пушистые светящиеся шары размером с кулак. Тэхён всматривается в тёплый свет и различает чёрные глазки-бусинки. Тянет к одному руку и ощущает на кончиках пальцев приятное тепло. Шарик дрожит и издаёт звук, похожий на детский смех, и подлетает ближе, а за ним целый рой необычных существ. Тэхён вскакивает и выбегает на аллею. Один шарик — милый, а больше — уже страшно. Он берёт себя в руки, кладёт в карман телефон и идёт обратно, пока присутствие «не такого, как все» не заметили. Передвигается быстрее, продолжает рассматривать витрины, ломящиеся от книг. И как бы не хотел, он не может не остановиться у некоторых. Тэхён рассматривает их минуту, две, три, переходит к другому стеллажу и не может пересилить себя, отойти или отвести взгляд. Прилавок небольшой, а под козырьком на жгуте висят пучки сухих трав. Впервые смотрит не на пестрый товар и разноцветные обложки книг, а на продавца, что улыбается каждому подошедшему, и Тэхёну, в том числе. — Могу я чем-нибудь помочь? — интересуется тот. У продавца человеческое лицо с оленьими большими чёрными глазами, в которых отражаются все огни аллеи. От носа до лба — коричневые пятна на бледно-зелёной коже. Чёрные волосы блестят, как глянец, прикрывая мощное основание ветвистых раскидистых рогов, что местами покрыты мхом и оплетены вьющимся плющом, по которому ползают светлячки. — А… — растерялся Тэхён. — Нет… То есть да… Но, — буквы не складываются в слова. Они мелькают, вертятся на языке, но собрать их невозможно. — Вы ищите что-то конкретное? — полностью переключает внимание на него воодушевлённый продавец, но рабочая улыбка быстро сползает. Его что-то спрашивают. Покупатели привлекают внимание, но продавец как-то грузно что-то бормочет и хватается за шторку сбоку. — Простите, мне нужно отойти ненадолго. Тараторит он, закрывая книжную лавку. Тэхён хмурится и, засунув руки в карманы, идёт дальше. Не спеша, быстро забывая об этом случае. Он в таком волшебном месте, и с каждым мгновением покидать его хочется всё меньше и меньше. Под ногами путаются пушистые искрящиеся шары, хватающиеся за края штанов. Они греют, а на ощупь действительно мягкие, как тополиный пух. — Подожди! Тэхён оборачивается, узнав голос продавца. — Вы мне? — указывает на себя пальцем, от чего-то смущаясь. — Да, идём. Не церемонясь, хватает за локоть и тащит за лавку — подальше от посторонних глаз и суеты. — Как ты тут оказался? Людям не место здесь, — не без жалости говорит. А Тэхён и сам знает, что ему здесь не место. Но аллея не хочет отпускать, и он поддаётся её очарованию. — Я живу тут недалеко, на краю леса. У нас сбежали овцы, и мы с отцом пошли их искать. Там была лестница… — Одинокая лестница в лесной глуши? — Д-да, — заикается Тэхён и отходит подальше, упираясь спиной в деревянную стену. Продавец вздыхает и трёт переносицу. На рогах переливаются листья от каждого движения. С плеч стягивает длинную тускло-зелёную кофту и накидывает на плечи Тэхёна, накрывая голову капюшоном. — Так-то лучше, — снова улыбается так близко, что можно почувствовать призрачный аромат хвои и одуванчиков. — Давно бродишь тут? — Не очень, — растерянно. — Что это за место? — рискует спросить. Но продавец не кажется настолько страшным. Такое прекрасное существо не может желать кому-то зла. Недолго думая, отвечает вопросом на вопрос: — Тебя как зовут? — Тэхён. — А я Чонгук, продавец волшебных книг, — представляется, немного поклонившись, чтобы не задеть рогами. Чонгук выпрямляется, не отрывая от Тэхёна взгляда. Он не впервые видит тут человека, но впервые такого молодого. — Так где я? — На аллее волшебных книжных лавок. — Это типа, как в сказках? Чонгука заливается смехом и кивает. — Как в сказках. Но только тут всё по-настоящему. И аллея, и фэйри, и книги. — Фэйри — это ты? Вокруг них всё больше светящихся шаров. Чонгук кивает, а Тэхён незаметно для него щипает себя за ногу. Он стоит здесь, за спиной прилавок с волшебными книгами, невиданные науке существа, а перед ним продавец-фэйри с оленьими рогами смотрит так заботливо, будто встретил давнего друга. Это похоже на сон, который хочется смотреть вечно. Тэхён отходит, стараясь не задеть пушистых созданий. — Не бойся, — успокаивает его Чонгук, подхватывая одного и вкладывая в ладонь Тэхёна. — Это топлю́ши. Они совершенно безобидны. За тополиный пух цепляется пыльца с крыльев фей и детский смех, получаются вот они. Топлюши плывут по воздуху и окружают. Сложно разглядеть что-то за ними. Комочек в руке греет и смеётся, светит ярче своих собратьев. — Ты ему понравился. Теперь не отлипнет, — усмехается Чонгук. — Это потрясающее место. Оно похоже на мираж — я его вижу, но мозг отказывается верить. — Не мираж, но что-то сравнимо. Ты по-прежнему в том самом лесу, но по другую сторону лестницы. — Это был портал? — всё ещё играясь с топлюшами, спрашивает Тэхён. — Да. Все лестницы в лесах ведут сюда. — И никто об этом не знает? — удивлённо поднимает брови. — А как им узнать? Все, кто сюда заходят, обычно не возвращаются в мир людей. Тэхёна будто током прошибает, а топлюша плавно опускается на землю. И вроде бы он рад, что сможет тут остаться, в мире магии и волшебства, где грань яви и сна исчезает. Но на сердце тяжёлый камень давит на единственную больную точку — семья. Ураганы чувств сменяют друг друга, кружится голова и катастрофически не хватает воздуха. — Сам ты до лестницы не дойдешь. Я провожу тебя. — Нет, — перебивает он. — Хочу остаться тут. Хотя бы ещё на чуть-чуть, — умоляюще смотрит на него. Я же смогу вернуться позже? Чонгук смотрит на его ноги и снова улыбается, заприметив вывернутые наизнанку носки. — Конечно, сможешь! — вскидывает он руками. — Думаю, у тебя есть немного времени, пока разум ещё не поглотил этот мир. Не против небольшой прощальной экскурсии? Тэхён кивает, поправляет капюшон и идёт за Чонгуком.***
Прицепившись к рукаву Тэхёна, как жвачка, топлюша следует за ними везде, мигает, когда Чонгук гладит. На аллее не становится больше или меньше фэйри. Чон сказал, что она настолько огромна, что и за сутки не дойти до другого конца. Но если всё-таки дойдёшь, окажешься у точно такой же лестницы, но посреди поля. А куда ведёт она — не знает никто. Останавливаясь почти около каждой лавки, Чонгук рассказывает про книги, что продают. А Тэхён невольно сравнивает их с интернетом, но только на бумаге. С помощью них все волшебные существа делятся знаниями, своими находками, иногда даже мыслями и идеями. В его книгах, которые сам пишет днями и ночами, рецепты зелий и ритуалы, описания кристаллов и их магические свойства. А всё потому, что работает в библиотеке у старого эльфа, который решил все свои знания оставить на бумаге потомкам, но самому писать нет сил. Тэхён слушает и не перебивает. Всё в новинку и так странно примитивно. В недолгие паузы он успевает вставить детали из своего мира, про учёбу, родителей, про сад дедушки и урожай, к которому действительно прикладывают руку садовые феи. На аллее собираются все существа, которые только обитают здесь. Начиная от бабочек-фей и заканчивая уродливыми троллями, недовольно фыркающими на них. Два мира существуют один в другом, но человеческое сознание настолько не хочет верить в фэйри, что видит их зверями, трудолюбивых фей — бабочками, а пушистых топлюш — светлячками. — А что будет, если они узнают, что я — человек? — всё же решается спросить он. Косые взгляды ловит всё чаще и очень сомневается, что местные не догадались, что он чужак. Чонгук же сразу понял. — Ничего, — пожимает плечами Чон. — Ты не первый человек здесь и далеко не последний. Они знают, чем заканчивается визит людей. — Они навечно остаются тут? — немного испуганно пытается разузнать. — Да, но они и не против. Они… Как бы тебе сказать, — задумывается на секунду. — Они забываются. Забывают, что у них есть семьи, мечты, планы. Забывают, что они люди. — Но я не видел тут людей. — И не увидишь. Тэхён путается в словах и суждениях. В голове каша из всего, что сказал Чонгук. — Люди теряют не только разум, но и облик. — Значит, фэйри, которые тут ходят, это люди? — И да, и нет. — Ты меня окончательно запутал, — Тэхён хмурится, складывая руки на груди, а топлюша перебирается на плечо. — Прости-прости, — смеётся Чон. — Присмотрись ко всем. Некоторые имеют человеческие черты, а другие — нет. Пазл постепенно складывается, кусочки составляют полную картину мира, которую ему позволено видеть. А вместе с тем приходит и ненужное любопытство. Чонгук тоже похож на человека. На молодого парня, может, немного старше его самого. — Значит, ты был человеком? — Да, — спокойно отвечает. — Если решишь спросить меня о человеческой жизни и как я сюда попал, то ответ прост — я не помню. Как и предположил — Чонгук уже давно не является частью мира людей. Он ему чужд. Знает лишь по слухам. И не мудрено, что если бы не они, то ни одна мысль о доме, где он родился, не промелькнула бы. Но лёгкая грусть улетучивается так же быстро, как и появляется. Аллея вытесняет все плохие чувства, они уходят через ноги в землю. Тэхёну легко, и даже усталость пропадает. Он дышит полной грудью именно здесь, ни в саду дедушки, ни в городе, ни дома. Лишь тут благодать окутывает нежной вуалью. Она кажется хрупкой, но стоит Тэхёну допустить мысль о человеческом, как она тут же сдавливает её, превращая в ничто. Голос Чонгука мелодичный и звонкий. Тэхён заслушивается его рассказами о мире, который всё меньше хочется покидать, а навязчивое в просветах сознания «надо» убаюкивается им, как колыбельной. Среди бесконечных прилавков книг мелькает один невзрачный. Чонгук останавливается, подзывая Тэхёна и показывая на украшения. Самоцветы на браслетах и кулонах переливаются от света топлюши всеми цветами радуги. Жёсткие верёвки на ощупь немного колются, из них выбиваются тонкие ниточки какого-то сухого растения. Ни одно из изделий не похоже на другое. На каждом видна рука мастера-ювелира и мелкие огрехи, неровности и природные узоры, что не портят работу. — Какие они все красивые, — шепчет ему Тэхён, смело перебирая пальцами кулоны и останавливая свой интерес на одном из них. — Хах, — усмехается Чонгук. — Хороший выбор, я бы сказал, даже ироничный. — Почему? — Это серебристый подснежник, залитый янтарём. Его здесь считают символом фей. Тэхёну сложно положить подвеску на место. И это замечает Чонгук. — Можешь его оставить себе. — Правда? А как же… Не успевает договорить, как Чон бросает какие-то металлические пластинки продавцу, и тот, пересчитав, уходит к следующим покупателям. Топлюша ворочается, рассматривая покупку, и мигает, когда Тэхён подносит ближе, чтобы тот рассмотрел. — Вы прям друзьями стали, — Чонгук тыкает пальцем в пушистый шарик, а затем на Тэхёна. — Обычно они пугливые, когда одни. — Значит, я — исключение? — Как видишь. Тэхёну впервой быть «исключением», будто он нарушает правила, выстроенные годами и тысячелетиями. И не тот он человек, который достоин обходить все нормы, законы и миры. — Значит, для тебя я тоже исключение? — хитро смотрит он на Чона, надевая кулон. Чонгук задумывается и не сразу находит ответ. Тэхён далеко не первый человек, который повстречался ему на аллее, но первый, кого он может проводить домой. — Да, — заглядывает ему в глаза. — Для меня ты — первое и единственное исключение, — Чон указывает ладонью на вывернутые носки. — Это не я надел, — тараторит Тэхён. — То есть я. Но меня попросили. Точнее, сказали… или заставили… — призадумывается, поднимая взгляд на фонарики. — Тебе пора домой. — Домой? Чонгук берёт его за руку и тянет за собой туда, откуда они шли всё время, болтая ни о чём и обо всем одновременно. Топлюша почти падает, когда они переходят на бег, а фэйри перед ними расступаются, как волна перед кораблем. Прохладный ветер задувает в капюшон и в конце концов срывает его с головы. Тэхён смотрит в широкую спину Чонгука, на рога и трепещущие листья. Чонгук прекрасен, как лесная тишина, как пение птиц, как запах сосен и вой ветров, разносящий стрекотание в траве. Он необычаен, притягателен, как аллея, на которой хочется остаться. Прямо сейчас встать и не двигаться с места, пропуская через себя волшебство, суету и свет. Но он бежит, потому что Чонгук сжимает его ладонь и не отпускает, будто ничего важнее Тэхёна для него нет. Лавки мелькают смазанными картинками, а в ногах усталости всё нет и нет. Они останавливаются, и Тэхён выглядывает из-за плеча. Напротив лестница, ведущая в тёмный лес, в который в здравом уме никто не сунется. Вокруг него маленькие феи, с крыльев которых падают искорки пыльцы. Но кто знает, каких чудищ скрывают тени крон. — Был рад с тобой прогуляться. — Мне здесь нравится, — давит на жалость. — Я ведь только подружился с топлюшей и с тобой. — Я никуда не денусь. А топлюша — тем более. Чонгук подходит ближе и обхватывает щёки Тэхёна, вынуждая смотреть на него. — Ну же, Тэхён, улыбнись! — он давит на уголки губ и улыбается сам, показывая, чего хочет. — Это не твой мир. — Но он может стать моим. — Может, но не сейчас. — А когда? — с надеждой смотрит на Чонгука, а зрачки становятся всё больше и больше, даже не находясь в темноте. — Когда тому миру ты больше не будешь нужен. Тогда и возвращайся. Мы будем ждать тебя. — Обещаешь? — он поднимает мизинчик, и Чонгук, смекнув, повторяет за ним. — Обещаем. Топлюша опускается на их руки и медленно перелетает на плечо Чонгука. А после — долгие объятия, отсрочка приговора и причина горьких слёз Тэхёна. Его чарует аллея и как магнитом тянет обратно. Но Чонгук непреклонно стоит, загораживая её, подталкивая к лестнице. Тэхён стягивает с плеч кофту и отдаёт. Задерживается на секунду, нащупывая в кармане провода наушников. — Это тебе, — протягивает их. — Подарок за кулон. Чонгук наклоняется, забирая. Губами касается горячего от смущения лба, оставляя невесомый поцелуй и незабываемое воспоминание. По щеке скатывается крупная слеза, которую сразу же смахивает Чонгук и, заглядывая в глаза, произносит: — На этом наши пути расходятся. Они обязательно снова сойдутся, если ты не забудешь про меня спустя много-много человеческих лет. Но Тэхён не находит в себе сил даже ответить, коротко кивает и отворачивается, чувствуя пристальный взгляд в спину. Впереди только лестница, а сознание теряется в пучине мыслей. Он знает, что надо идти, но плохо помнит, зачем. Ноги будто сами тащат. Первая ступень. Вторая. Тэхён боится оглянуться. Все его действия — безусловные рефлексы, как дышать и моргать. Не может остановиться и делает последний шаг, спрыгивая с пятой ступени в тень ночного леса.***
Обернувшись, щурится от яркого солнца и закрывает ладонью глаза. Он вдыхает знакомый запах леса, где провёл детство. А в кармане противно вибрирует телефон. Тэхён осматривается, шмыгая носом. К горлу подкатывает ком. Дышит часто и тяжело. На ватных ногах шагая к узкой тропе, ведущей домой. Не с первого раза удаётся разблокировать телефон — в руках тремор, а голос со срывами. Тэхён дрожит, но непонятно от чего. В нём столько страха и восторга, что они переливаются через края, душат и топят. Он был там, в другом мире, где сквозь лес проходит аллея, окружённая могучими стволами деревьев. Трогал волшебные книги собственными руками, теми, которыми держит телефон, с почти пятьюдесятью пропущенными вызовами от родителей. На шее кулон, купленный ему Чонгуком, а в ушах слова, что они ещё обязательно встретятся. Придерживаясь за стволы, не торопится идти, хотя знает, что надо. Он просто не сможет рассказать, где был всю ночь и почему не отвечал на звонки. Если расскажет всё, что видел, то его отведут к врачу. Совсем как он хотел спихнуть туда дедушку. Дедушка. Впервые Тэхёну стало стыдно за слова, поступки и даже мысли. Если для дедушки феи всего лишь фантазия, то во что можно верить, чтобы жить, то для него мир фейри теперь реальность и неотъемлемая часть жизни, которая никогда не забудется, как восьмое чудо света. Идея извинений подстёгивает идти быстрее, потом подберёт подходящие слова, разложит по полочкам мысли. Ему нужно домой. Тело болит и тянет камнем вниз. Не удивлён, ведь не спал и бродил всю ночь, даже не присев ни на минуту. Поле встречает жарким пеклом и местами жухлой травой. Под ногами прыгают кузнечики, жужжат пушистые шмели и бабочки перелетают с цветка на цветок. Тэхён на скорую руку укладывает растрёпанные волосы и поправляет одежду. Сердце колотится о рёбра, когда он видит заплаканную маму на пороге, и срывается на бег. — Мам! — кричит он ей, размахивая руками. — Мама! Она встаёт с кресла и заключает сына в объятия. А Тэхён успокаивающе гладит по спине. — Я так испугалась. Всю ночь тебе звонила. Полицию вызывали. Уже местные собирались тебя искать идти. — Всё хорошо, не переживай. Тэхён целует в щёку и немного отстраняется. На пороге появляются дедушка и отец. Но никакой привычной и ожидаемой ругани нет. Он подходит, обнимает Тэхёна и жену. Сердца родителей бьются настолько громко, что даже Тэхён их слышит, будто своё. Они звучат в унисон, как единое целое. Отец треплет его волосы и заводит в дом, обходя дедушку. Он был взволнован, но не так сильно как родители. Под глазами видны фиолетовые круги от бессонной ночи, пересохшие губы поджаты. Стоя на пороге, он не подошёл обнять и даже слова не проронил, а молча шёл за ним на кухню, усаживая за стол с цветастой скатертью. За окном мелькает быстрая тень, и по саду разносится протяжное блеяние овец. Тэхён щурится, а на губах расцветает улыбка, подтверждающая, что всё, что произошло — не сон. Овцы идут от лесной глуши, а между деревьев притаился гордый олень, отбивая копытами. — Надо позвонить в полицию, сказать, что ты нашёлся, — облегчённо вздыхает отец и выходит на веранду, где мама пытается успокоить нахлынувшую истерику. — Да, заставил ты нас понервничать, — дедушка садится рядом, двигая Тэхёну стакан с водой. — Я не хотел. Прости меня за это. Вышло немного странно. Тэхёну не хочется врать, но и правду сказать не осмелится. — Всю ночь по лесу бродил? — Хах! — Тэхён улыбается, ставя стакан на место. — Ты не поверишь. Дедушка складывает руки перед собой, звеня браслетом из жёстких верёвок и янтарных камушков, в центре которых — застывшие цветы серебристых ландышей. — А вдруг?