дальше сердца

декабрь. питер. юго.       резким движением рук диана сбрасывает с себя именную кожаную куртку: стильная рокерская вещица отлетает под ноги суетливым помощникам, которые внимательно наблюдают за каждым жестом арбениной. диана смахивает непослушные пряди с лица, крепко сжимает ладонь в кулак и хитро улыбается публике — большие экраны арены, сквозь призму чёрного и белого, разливают хулиганский блеск в глазах снайперши по всему пространству.       — ну что, питер! зажжём? — выдыхает арбенина, вызывающе глядя на армию фанатов.       арена взрывается гулом. тысячи людей, в едином порыве, соединяют сердца, ожидая очередной волны бешеной энергии. руки тянутся наверх, телефоны сверкают экранами и фонариками. из разных уголков — и даже диаметрально противоположных — слышатся сорванные голоса: «мы тебя любим!». над головами летают плакаты, фотографии, рисунки, букеты цветов: красные, жёлтые, розовые, фиолетовые…       да…       диана осознала это ещё давно.       вернее:       диана осознала это сразу, еще много лет назад, во время своего первого, более менее похожего на концерт, выхода на сцену: только здесь она может чувствовать себя живой. только здесь она может чувствовать себя поистине счастливой или совершенно несчастной. только здесь её душа покидает тело, вызывая нескончаемые импульсы в сердце. только здесь — на глазах бесчисленного множества людей, обратившихся в единый организм любви и музыки — своенравная снайперша бросает оружие и оказывается под прицелом сама. в неё стреляют взглядами: влюблёнными и осуждающими, похотливыми и изучающими. в неё стреляют вспышками: ослепительными и яркими, внезапными и длинными. в неё стреляют нотами: точными и ровными, нечистыми и сорванными. в неё стреляют розами: душистыми и алыми, кровавыми и белыми…       только здесь, в шести холодных металлических струнах, под грубой кожей ловких пальцев, внутри серебристого микрофона, над кучей поломанных пластиковых стоек, в созвучии нот и, конечно же, человеческих сердец, диана видит свою единственную и неповторимую, самую важную и любимую жизнь.       и нет ничего кроме. да и разве может быть что-то помимо?       ведь так?…       арбенина не подарок. да. а кто-то скажет, что даже и не фонтан. другие отметят, что не фейерверк. но диана не станет мяться и гордо, а может слегка по-бунтарски, в ответ выпалит фирменное «салют!».       с ней сложно. с ней невыносимо. у неё есть лекарство от всего — панацея, дьявольское зелье. диану можно смертельно ранить, но она всё равно оправится: сцена наклеит пластырь. так уж повелось.       арбенина не боится обычной жизни, не страшится мирских страданий. она мастерски использует боль, превращая слёзы в стихи, кровь в музыку, крики в ноты.       диана выжимает больше сотни даже на опасных поворотах, понимая, что сцена, музыка и гитара заменят ей всё. спрячут её непокорную душу, приласкают истерзанное сердце…       здесь она королева.       здесь ей нет равных.       здесь её мир, её правила, её вечное и самое прочное пристанище.       будучи настоящей снайпершей, арбенина выбирается в подлунный мир на охоту.       она охотится за эмоциональными разрухами, за разрывающей душу на клочки любовью и за непосильной для «всего лишь человека» болью. иногда в качестве добычи приносит мимолётный флирт, по-детски светлую радость, умиротворение и спокойствие. всё это диана тащит туда, к себе, в свой музыкальный, натянутый нервной струною, мир, где преобразует улов в искусство.       жестокая реальность питает её бесподобное творчество.       и потому-то, собственно, она и не подарок.       бесстрашная, дерзкая, берущая от жизни всё.       мудрая хулиганка с блестящими от слёз и бунтарства глазами.       умеющая жить, любить и чувствовать, но не научившаяся просто       быть.       быть..       быть.       стас даёт знакомый ритм. разбежавшись по грифу длинными пальцами, включается дэн. диана поднимает руки вверх и начинает хлопать в такт музыке. её тело не может сопротивляться внутренним вспышкам, хочется танцевать, двигаться, отрываться.       как колибри, арбенина подлетает к стойке и, обхватывая её рукой, встречается губами с микрофоном: «запомнился намертво, чётко» произносит хищно, игриво, совсем по-кошачьи. «мгновенно, почти буквально» скользит взглядом по трибунам, встречая во тьме тысячи ярких фонариков. «сердце кипит, волнуется, чую…» не прячет улыбку, выдерживает еле ощутимую паузу и окончательно проваливается глубоко под текст, в бессознательное — туда, где «юго» выскоблена на подкорке мозга. «влюбилась фатально я» пробует терпкие слова на вкус уже в миллионный раз и, в лучших традициях российского рока, на мгновение отрывается от микрофона.       диана знает эту песню вдоль и поперёк, на все сто возможных процентов. она неоднократно её меняла, переставляла акценты, вдыхала в неё новое звучание путём работы над аранжировкой — в общем и целом, «юго-2» — что-то из разряда аксиом и постулатов.       нечто неизменное, громкое, забористое: такое, какое вкатывает разогретой толпе и, что важнее всего, разогретой арбениной: как за рулём авто, по трассе, так и в свете прожекторов, на сцене.       диана продолжает петь и, кажется, в какой-то момент отрывается от этой реальности. волна немыслимого кайфа накрывает с головой, заставляя тело непроизвольно двигаться. фанаты отвечают всецелой взаимностью и качают руками, повторяя за снайпершей.       подбираясь ко второму куплету, заведённая арбенина снимает микрофон со стойки и отпинывает её в сторону. пуская пальцы в белоснежные волосы, она вновь безбрежно ерошит пряди, растворяясь в нескончаемом ощущении «доброй дерзости».       диана уверенно двигается вперёд, к помосту, позволяя поклонникам насладиться её более близким присутствием. если бы это была не середина песни, она вне всякого сомнения прыгнула бы в толпу, но нужно заставить себя как-то продержаться на ногах. сдаться в плен музыке раньше времени никак нельзя. питер зарядил слишком сильно. хочется летать.       в попытках вернуть себя в реальность, арбенина читает плакаты и вновь, как в первый раз, удивляется человеческой креативности.       драйвовый проигрыш скоро подойдёт к концу, но диана не спешит возвращаться в глубь сцены. тело отвечает каждой нотке, каждому звуку. она чувствует свободу.       чувствует жизнь, разливающуюся по венам. ничто, совершенно ничто не способно завладеть ею сейчас — в эту секунду, на этой сцене, внутри этой песни есть лишь одна королева, одна властительница. и это она — диана арбенина.       улетая на крыльях музыки, диана бросает беглый взгляд в толпу. она делает это часто. миллион раз за любой концерт: и, казалось, два миллиона раз, в частности, за этот. приготовив микрофон, арбенина планирует двинуться в сторону ребят, дальше от помоста, чтобы начать петь новый куплет… …но случается это.       и это всё круто меняет не только в рамках сегодняшнего дня, но и относительно грядущих нескольких месяцев (что, в целом, уже очевидно для снайперши).       диана могла поклясться: эти глаза она узнает из миллиарда прочих. и вовсе не потому что они какие-то особенные или обладают небывалой, бесподобной красотой. всё дело в том, что эти глаза, как и слова песни «юго-2», нарисованы где-то на подкорке — там, где встречаются сознательное и бессознательное.       арбенина реагирует. непроизвольно, вопреки здравому смыслу и прожитым годам. она реагирует значительно раньше, чем осознаёт, на что конкретно. сердце бьёт перебоями. дыхание сковывают медные цепи. хочется бежать. внутренний голос, строгий и непреклонный, старается вразумить диану: «плевать на неё. пой».       но арбенина застывает на месте. и внутренний голос дойти до мозга уже не успевает.       она смотрит перед собой, вниз, сквозь стену плакатов и «гирлянду» телефонных фонариков. самые знакомые, до чёртиков родные глаза, неподвластные времени и переменам, напоминают бездонный омут, который, видит Бог, всегда играл с дианой злую шутку.       арбенина взрослая. ей давно уже не девятнадцать, не двадцать пять и даже не тридцать. она сыграла таких концертов, без малого, бесконечность. у неё есть прекрасные дети, наполняющие существование смыслом; сцена, залечивающая любые раны и гитара — самая верная и податливая зазноба из всех возможных. диана научилась быть хладнокровной, сдерживать душу и тело. научилась быть дерзкой, но не грубой; сильной, но не разрушительной; мягкой, но не размазанной по стенке.       однако, несмотря на годы и опыт, несмотря на бесконечное отрицание, самовнушение и попытку наклеить пластырь туда, где разрывает, убивает и уничтожает — где-то глубже души, где-то дальше сердца — несмотря на всё это, диана так и не научилась реагировать на неё.       будь-то внезапное видео или фото в ленте социальных сетей, будь-то её внезапное упоминание пресс-службой, будь-то новая песня, случайно переданная радиоволной в такси бизнес-класса и тотчас, совершенно инстинктивно или абсолютно рефлекторно, добавленная в плейлист… нет. диана не умела реагировать правильно. да и разве смогла бы научиться? а если вдруг она вновь вступала в односторонний диалог, присылала смс’ку или, того хуже, звонила посреди белого дня — арбенина и вовсе теряла контроль над происходящим и либо прикидывалась идиоткой, либо несла ерунду, либо красноречиво игнорировала — всё на свете, но только не правда.       правда убийственна.       правда страшна.       правда унизительна и болезненна.       она — чёртова света сурганова — сделала нечто невозможное, сама того не ведая.       любовь к свете зародилась в сердце дианы ровно в то же время, когда пришло крепкое понимание, что сцена — вся её жизнь. любовь к музыке и любовь к сургановой возникали неразрывно, без возможности существовать по отдельности. конечно, арбенина полюбила созвучие нот и гитарный драйв задолго до встречи со светой, но именно она — неповторимая в каждом своём проявлении скрипачка — помогла диане осознать, что в музыке кроется её истинное предназначение.       гитарные вечера, где только они вдвоём и лёгкий блеск бродячей луны; уютные квартирники, где тихий голос с хрипотцой вышивал на динкином юном сердце красными нитями собственное имя; прощальные солёные поцелуи, оставленные десятками лет ранее, но дурманящие разум так, как ничто до и ничто после. счастье встреч, хулиганский смычок по гитарным струнам и улыбки-улыбки-улыбки. такие искренние и чистые, влюблённые и любящие, нежные и настоящие… света давно уже стала частью дианы. и редкими майскими ночами, при тусклом свете настольной лампы, в шелесте старых альбомных страниц, арбенина признавала это.       была с собой честна.       и одно лишь это мгновение — мгновение искренности и честности — влекло за собой столько боли, что диана ещё долгие месяцы выдавала грандиозные хиты и самые красивые стихи.       в остальное же время, снайперша договаривалась с собой и вновь клеила пластырь туда, где убивает, разрушает и уничтожает… вот только вечен ли он — побег от самой себя?       никогда прежде света не заявлялась на концерт вот так, внезапно, без соответствующего оповещения самой дианы и её команды. в конце концов, это не разумно и не безопасно — как никак, светка человек очень даже не безызвестный.       проигрыш уже давно закончился: парни, поняв, что случился некий форс-мажор, профессионально дали мощного рок-н-ролла, благодаря чему казалось, что всё идёт по плану.       арбенина же, в свою очередь, не смогла выдавить из себя ни слова больше. согретый в горле соловей оказался истерзан одним лишь взглядом прирученной когда-то, но теперь уже дикой пантеры.       сама же сурганова, слившись с толпой, привычно улыбалась и выглядела в эту секунду значительно достойнее и «выше» дианы. на её плече покоилась чья-то рука, по-собственнически уверенно сжимающая ткань рубашки.       резко отвернувшись, как от острой пощёчины, арбенина стиснула зубы и двинулась в сторону парней.       она допоёт концерт.       она возьмёт себя в руки.       вдох.       выдох.       допоёт.       но она знает, чувствует сердцем непокорным — чем крепче чья-то рука сжимает плечо сургановой — тем грандиознее будут песни, которые она примется писать уже сегодня ночью, не в силах бежать от правды.