Те, другие и эти

Когда все закончилось, когда Харгривзы облазили дом вдоль и поперек, собирая доказательства, что да, это тот самый чертов их дом, в той самой вселенной, измерении, временном отрезке и еще черте-где; что, да, у них получилось — тогда Клаус рухнул на диван и сказал: — Вы как хотите, а я из дома неделю не выйду! У меня слишком давно не было постоянного места обитания и — еще не известно, что будет дальше! — Не думал, что ты домосед, — сказал Диего, а Клаус выпучил глаза. — Да знаешь, я тоже! Они все не думали, что домоседы. Казалось, если сравнять академию с землей, никто не расстроится. Все уже взрослые, разлетелись кто куда — какая разница, что станет со старым гнездом, не принесшим им ничего хорошего, кроме обид, сожалений и совершенного неумения быть семьей. Оказалось, это было важно, дом был важен, даже чертовы проводочки, которые отец клеил на их виски перед сном тоже важны. Это все было приятно отбрасывать по своей воле, а не потому что вселенная взбрыкнула, не потому что так сложился случай. Все-таки семейной чертой Харгривзов было завидное упрямство, даром, что они не кровные родственники. Сколько домов они прошли? Каждый раз заходя в гостиную, у них замирало сердце и они быстро лихорадочно осматривались, лелея надежду, что хотя бы в этот раз все получилось, что вещи будут лежать на своих местах, старый диван все так же будет прожжен на подлокотнике от сигареты (Клаус, не кури в доме!), что одна из половиц привычно тихо скрипнет, даже закрытая ковром, а над камином будет висеть портрет Пятого. А не Бена, не Пого, не самого Реджинальда, не кого-либо еще. Однажды на портрете была Ваня, сидящая с гордой прямой спиной, сложившая на коленях руки, как герцогиня, волнующая и прекрасная. Она смотрела с холста на собравшихся ошарашенных братьев и сестер пылающим взглядом уверенной в себе женщины. Тогда Ваня замерла, раскрыв рот, изумленно смотрела в свое спокойное, с легкой скупой улыбкой нарисованное лицо, и не могла насмотреться. Странно было видеть себя со стороны, тем более такую потрясающую версию. Наверное, Ваня не подозревала, что у нее может быть такое выражение лица. — У нас снова не вышло, — проговорил Пятый, привлекая внимание, и устало потер виски. — Ну, зато кое-кто поднимет свою самооценку. Да, Ваня? — Клаус похлопал сестру по плечу, и обратился ко всем: — Как насчет перекусить? Надеюсь, в этой вселенной есть фастфуд. — Мы должны попробовать прыгнуть еще раз. — Да, брось, Пятый! Мы все голодные и задолбавшиеся, а когда еще нам попадется тихая вселенная? В прошлый раз даже пообедать не удалось! Не стоит говорить, что им не удалось не только поесть, но и вдохнуть нормально, потому что Харгривзы сразу попали на поле боя, и едва не добавили себе дыр. Почему-то шла война. На месте академии зияла черная рассыпчатая воронка, и тогда уже было не до обеда. Пятый нехотя согласился при условии, что там, куда они пойдут перекусить, будет нормальный кофе. Диего окинул взглядом дом еще раз: неуловимо похожий на их прежний, обманчиво привычный, но все равно чужой, и это вселяло тоску, хотя он никогда не замечал за собой особой любви к месту, где провел детство и юность. Портрет над камином упорно притягивал внимание, и не только его: Ваня тоже задержалась, всматриваясь в знакомое до последней черты, но все равно не ее, лицо. — Приятно осознавать, что хотя бы в другой вселенной тебе повезло? — вкрадчиво произнес Диего, — Что отец тебя любит, хотя бы замечает. Ваня нахмурилась, и Диего мысленно дал себе оплеуху: это было грубо, особенно сейчас, когда они вроде как пытаются стать настоящей семьей. Криво, неумело, но пытаются. — Не думала, что у меня бывают такие глаза, — сказала она, с привычной отстраненностью и печалью в голосе. Диего тоже повернулся к портрету. — Какие? — Счастливые? Уверенные? Второй раскрыл рот, но лишь хватанул вхолостую воздух. Ответ «у тебя и не бывает таких» явно загубил бы и так тоскливую ситуацию. — Пошли, — прокашлявшись, позвал Диего, — пока Лютер не разорил лоток с хотдогами. Ваня дернула уголками губ, но не более того. Улыбка не тронула глаза, и Диего специально заметил: взгляд оставался сложным и тяжелым — до того, на портрете, ему было далеко. Как недостижимый образец — к этому нужно стремиться, чтобы эта застаревшая, тоска исчезла из ее лица, и оно озарилось спокойствием и легкостью. Диего тогда вышел на улицу, невольно замирая вдыхая вкусный морозный воздух, и внезапно вспомнил, то, что за всей этой свестопляской по вселенным забылось: то, что завтра будет рождество. На ступени, с которых предусмотрительно скололи лед, медленно падал снег. В густеющих сумерках он был отчетливо заметен, крупный, белый, волшебно искрящийся от гирлянд на пестрых праздничных витринах и фонарей, вырастающих на тротуаре. — Завтра рождество, — бесцветно произнесла вдруг Ваня, очень метко озвучивая его мысли. Оказалось, она тоже остановилась рядом, смотря, в небо, на череду кружащихся хлопьев, — Надо попросить Пятого задержаться здесь на пару дней. Диего отвернулся, смотря на спешащих людей, и подумал, что она права, как всегда. Они медленно уставали прыгать по вселенным, гнаться за призраком своего дома. Надо было отдохнуть хоть чуть-чуть, хоть на время почувствовать себя не беженцами в чужой стране, а свободными, не обремененными ничем людьми. Еще одного неудачного прыжка они не выдержат. Они тогда нашли какую-то забегаловку, пропахшую булочками с корицей, назаказывали гору еды и кофе, а Диего сказал, что отойдет. Они уже несколько недель скакали по вселенным, и ему хотелось элементарно побыть одному. Его нехотя отпустили, пожелав быть осторожным (ох, уж эта забота), и Второй побрел по улице, рассматривая вроде и знакомые, но неуловимо другие дома, магазинчики и людей. Скорое рождество их преобразило, превращая в зачарованную праздником сказку. Он свернул на задний двор какого-то дома, где оказалось тихо и спокойно, и от черного хода какого-то кафе доносился запах разогретого со специями вина и имбирной выпечки. Диего прикрыл глаза и попытался представить, что он в родном мире, что эти дикие скачки а пространстве закончились, что теперь они могут отдохнуть. Отметить рождество. И в этот момент на него внезапно налетела Ваня. И бросилась целоваться. Крепко обнимая за шею, заставляя склониться к ней, Ваня тесно прижалась губами к губам, и неуловимо провела ладонью по затылку, от чего Диего почувствовал пробежавшую дрожь по позвоночнику. Он был так ошарашен, что машинально положил ей на талию ладони и замер, поддаваясь ее горячим пытливым губами. На вкус Ваня оказалась, как имбирный пряный кофе. Когда она отстранилась, запыхавшаяся, вся растрепанная и сияющая, Диего со странным давящим чувством понял, что это не его Ваня. Местная. С глазами, которые он видел на портрете, которых не бывает у его Вани. — Ты чего? — с живой лукавой усмешкой спросила эта Ваня, и, протянув руку, коснулась лица, заглядывая в глаза. А Диего хватанул ртом воздух, не зная, что сказать. Было странно от того, как легко и просто ее ладонь лежала на его щеке, поглаживая щетину. Но Ваня вдруг взглянула повнимательнее и отдернула руку, будто ошпарившись. Ее глаза заледенели. Вот секунду назад они смотрели с лаской и нежностью, и вот лучистый свет схлопнулся, ужесточился, забираясь под непробиваемую защитную скорлупу, и Диего понял, что она догадалась. — Ты кто? — жестко спросила она, отшатываясь. Будто в замедленном действии, Диего видел, как она напрягается всем телом, как бледнеет ее лицо, превращаясь в жуткую мертвецки-страшную маску, а радужку затопляет чернота, и как внезапно поднявшийся ветер перекинул пару прядей ей за спину. Диего кожей почувствовал мощь, исходящую из версии его сестры. Все звуки улицы сразу загустели, будто собрались в одну плотную массу. В ушах тонко зазвенело. — Стой! Подожди! — он вскинул руки, — Это я. Я Диего. Я просто из другого измерения! Он знал, что выглядит ужасно глупо, но все вокруг в момент стихло, а Ваня удивленно дернула бровями. — Из другого измерения? — недоверие в ее голосе было хорошо различимым, но она хотя бы была готова сначала выслушать прежде, чем хреначить своей силой во все стороны. — Нас перенес Пятый. С помощью портфеля из Комиссии. Это долгая история. Ваня что-то прикинула в уме, и расслабилась, возвращая щекам румянец, а глазам привычный цвет, но их выражение осталось настороженным. Диего выдохнул. И вдруг увернулся в сторону, каким-то звериным чутьем, почувствовав угрозу. Метательный нож цапнул ухо легким уколом и вошел деревянную раму окна, а в подворотне раздался рычащий, наполненный яростью собственный голос. — Подойдешь к ней ближе, и следующий нож будет в твоей башке. Ваня дернула уголком губ и заметно расслабилась и даже распрямилась, размякла, видимо почувствовав защиту, а местный Второй не спеша подошел, глядя с прищуром, и демонстративно притянул Ваню к себе. Это был он, Диего, тоже крепкий, с отпущенными волосами, но одноглазый и будто заматеревший, с ожесточившимися чертами лица. Он казался старше и опаснее. Диего удивился. Не то чтобы он не видел себя без глаза — за столько времени и вселенных он чего только не повидал — но он сам, по хозяйски обнимающий Ваню за талию, как собственную девушку — это было что-то новенькое. И он очень надеялся, что не стоит как идиот с распахнутым ртом и тупым выражением лица и не пялится на них во все глаза, потому что да, эта парочка выглядела крышесносно. Ваня неожиданно расплылась в нежной понимающей улыбке. Местный Второй усмехнулся уголком рта. Видимо да, он застыл и пялился. Ваня вдруг переглянулась со своим Диего, и тот фыркнул. — Ладно. Пошли, промочим горло, — сказал он, — А то ты выглядишь, как побитый щенок. — Эй! В конце концов, я — это ты, а ты это я. — Я бы поспорил. Но сначала нужно выпить. Не каждый день встречаешь себя из другой вселенной. Они привели Диего в маленькую, но светлую квартирку на пятом этаже в том же доме, откуда шел запах выпечки и глинтвейна. Окно выходило на забегаловку, где Диего оставил своих, и если присмотреться, можно было заметить спину Пятого в одном из украшенных гирляндами окон. Все, за что цеплялся взгляд было уютным и как будто мягким, начиная от состаренной мебели, подушек и плетеных ковриков и заканчивая гирляндой из пластиковых остролистов на подоконнике. Оба Вторых уселись за стол возле окна и изучающее уставились друг на друга, а Ваня забегала тут же на кухне. — Ты есть будешь? — уточнила она у пришлого Диего, и тот отказался. Тогда местный Диего хмыкнул, достал из шкафчика бутылку и разлил по стопкам виски. Ваня поставила кипятиться чайник, дернула своего Диего достать с верхней полки запечатанную банку печенья, потом с другой полки банку с особым потрясающе вкусным чаем, который они заваривают только для гостей. Они разговаривали практически без слов, ласкали друг друга глазами и постоянно касались друг друга, а Диего смотрел на них со странным ощущением, которое он не мог описать, и бездумно крутил в руке стакан. Эти двое так неожиданно органично смотрелись вместе, что Диего недоумевал, почему никогда не задумывался о себе и Ване в таком ключе. Ваня вдруг посмотрела на него и, видимо, не удержавшись, неожиданно подошла и потрепала его по колючей щеке. — Господи, какой же ты милый котик! — сказала она и упорхнула заваривать чай, а Диего так охренел, что даже забыл возразить. Его другая версия нагло заржала и плюхнулась напротив. — Рот закрой, котик, — едко посоветовал он, и Диего оскалился. — Я тебе сейчас в глаз дам. Второй. — А давай! Дохуя интересно, на что ты способен! — Сначала чай, — веско и твердо заявила Ваня, и поставила между ними чайник и корзинку с круглым песочным печеньем. Местный Диего как по команде откинулся на спинку стула, и с наслаждением зажмурился, когда Ваня провела по его волосам, массируя затылок. Он вообще был похож на крупного вальяжного тигра, которого нежат и ласкают, но когда надо он может обнажить клыки и порвать обидчика в клочья. Даже когда он просто сидит расслаблено на стуле, что-то по-животному опасное оставалось в нем. А Ваня… а Ваня была что-то с чем-то! Улыбчивая, сияющая, лучащаяся счастьем и довольством будто изнутри. Да, пусть и в привычной мешковатой одежде, и с ее тяжелой детской походкой и привычкой убирать руки в растянутые карманы (хоть что-то во всех вселенных не меняется) — но она все равно завораживала так, что невозможно было оторваться. — Не лезь, чужое, — ревностно сказала его более заматеревшая версия. — Да я не…- зачем-то начал оправдываться Диего. — У тебя своя есть, — заметил другой, посмотрев в окно, — вот, выходит из кафе. — Где? Где? — всполошилась Ваня и, налегая на своего Диего и стол, едва не впечаталась в оконное стекло лбом. Диего только придержал ее за поясницу, — Я хочу пообщаться! Она отпрянула и помчалась в коридор, откуда прокричала: — Диего, где мой шарф? — На вешалке посмотри, — не отрывая внимательных глаз от Вани на улице, проговорил он. — Смотрите, не устройте вместе очередной конец света! — усмехнулся Диего и тут же поймал непонимающие взгляды своей копии и Вани, сунувшей голову на кухню. Стало неловко и как-то стыдно, но Диего все равно уточнил, больше утверждая, чем спрашивая, — У вас не было конца света. — Эм, нет, — озадаченно проговорила Ваня, подходя к ним. Она чмокнула своего Второго в небритую щеку, а потом обошла стол и, вдруг взяв Диего за колючий подбородок, медленно наклонилась и накрыла его рот губами, тут же углубляя поцелуй, обхватывая ладошкой его крепкую шею. Диего вспыхнул, как спичка, взмахивая рукой и проводя по ее мягким волосам. Господи, как же это было странно и приятно — целовать Ваню, пробовать ее мягкие губы, вылизывать изнутри теплый рот. — А ты нежный котик, верно? — задумчиво пробормотала она, отстранившись, погладив напоследок по щеке, и бросила мимолетный взгляд на своего Диего, о котором пришлый Диего, целуя его девушку, уже успел забыть. Тот смотрел с мягкой насмешкой и хищно, но бить в морду не собирался. — Не злись, — сказала ему она, — Я люблю тебя любого, даже из другой вселенной. Это же ты. Она направилась к выходу. — Все я побежала. Пока, котик, — ласково улыбнулась Ваня в дверях, — Не деритесь. И если подеретесь, то посуду не бить! Мне сервиз Пого подарил! И она скрылась. В коридоре хлопнула дверь. В наступившей тишине, Диего почувствовал, что ему нужно столько всего спросить, но слова сами не шли на язык. — У вас был конец света? — спросил вдруг другой Диего, рассматривая сутулую одинокую фигурку чужой Вани внизу на улице возле дверей кафе. — Дважды. И оба… — Из-за Вани? — Да. Местная версия Диего хмыкнула, и сам Диего тоже повернулся к окну, наблюдая, как местная Ваня перебегает дорогу, хватает другую ошалевшую от неожиданности Ваню и утаскивает в переулок, за секунду до того, как из кафе вываливается вся шумная семейка пришлых Харгривзов. — Что-то она у тебя грустная, — вдруг подметил он, — У вас… — Мы не…- попытался возразить Диего. — Вы не? — искренне удивился местный Диего, и пристально посмотрел на него, — Теперь ясно, почему ты так реагируешь. А почему собственно «не»? Диего вдруг задумался, неожиданно ловя себя на мысли, что действительно не знает, почему они с Ваней все еще «не», когда видимо надо бы «да». Более того, похоже им это совершенно необходимо. — Никогда не задумывался о нас с Ваней, — честно ответил Диего, — Даже в голову не приходило, пока… — Пока Ваня сама на тебя не набросилась в переулке, — усмехнулся этот гад, — Представляю, как ты охренел. — Заткнись, — вяло огрызнулся Диего, и отвернулся к окну, где его семья, медленно паникуя, рассредоточилась по улице, видимо, в поисках Вани. — Она все равно грустная, — повторил другой Диего, — я бы сказал даже опустошенная. Я такой ее помню, только когда отец погиб. — Реджинальд? — Да. Все ходила как приведение, скорбела. Он для нее значил очень много. Диего задумался, но не смог представить мир, в котором для них всех Реджинальд бы значил столько, чтобы убиваться горем после его смерти. — А мама? — осторожно спросил он, зная, что не выдержит, если этот Диего скажет о ней гадость. Если здесь к ней относятся плохо, он просто пошлет его и уйдет. Но этот Диего тепло улыбнулся. — У нее свой цветочный магазин и квартира над ним, на Реверз-авеню. В пятнадцати минутах отсюда. Мы правда предлагали ей переехать к нам, но она отказалась. Сказала, чтобы мы сами ее навещали. Диего выдохнул с таким облегчением, как если бы от этого ответа зависела его жизнь. — Пошли, — вдруг сказал местный Диего со странной усмешкой, поднимаясь из-за стола, — Я тут подумал. Я тоже хочу пообщаться с твоей Ваней. — Она не моя, — упрямо повторил Диего. — Но если постараешься, она твоей будет. Если захочешь, конечно. Давай, пошли, пока твои не переполошили весь город. Диего спустился в каком-то оцепенении, будто в голову напихали ваты и из-за нее осознавание простых вещей катастрофически тормозилось. Местный Диего довел его до угла и протянул руку. — Рад был повидаться, — сказал он на прощание, крепко сжимая его ладонь. — Можно задать вопрос? — успел спросить Диего, пока тот другой не ушел, — Почему здесь Ваня, ну, такая? Он неопределенно повел руками, но другой Диего его понял. — Слезливые, сопливые разговоры здесь по части Лютера, — попытался отшутиться он, но все-таки ответил, — Я ее люблю. Ее вообще все любят. Но я особенно. И я люблю ее любую, даже если она из другой вселенной, так что… не смей ее обижать. — Ее теперь никто не посмеет обидеть, — неожиданно для себя пообещал Диего, — я прослежу. Местный Диего одобрительно осклабился. — И не будь дураком, не профукай. Она идеальна, — сказал он и развел руками, уже уходя по тротуару, — Бывай. Они разошлись, и Диего долго смотрел своей версии вслед, пока тот не скрылся в одном из переулков, а потом вместо того, чтобы идти успокаивать свою семью, потерявшую их с Ваней, пошел на Реверз-авеню. Ему нужно было увидеть маму, увидеть, что у нее все хорошо, что она пересаживает фиалки и орхидеи и собирает букеты для влюбленных, а сейчас готовит к рождеству горшки с пылкими алыми пуансеттиями; и что она улыбается так же лучисто и светло, как Диего помнил в той другой вселенной, куда он еще не факт, что вернется. Но ради того, чтобы хотя бы в этой вселенной его мама занималась любимым делом, имела маленький светлый магазинчик в центре города, он был готов принять и привязанность к отцу, и эту реальность, и даже эти странные, непривычные, но цепляющие что-то внутри, отношения с Ваней. *** — Где, черт бы вас обоих побрал, вы были? — зашипел Пятый, как только Диего подошел к оговоренному заранее месту сбора достаточно близко, чтобы его можно было отчитать, не привлекая внимания. С другой стороны подошла Ваня, и выглядела она, как человек до сих пор не пришедший в себя после страшного потрясения: то есть максимально пришибленно и дезориентировано. Посмотрев на нее, Диего даже стало смешно. Но ненадолго, потому что Ваня вдруг бросила на него пытливый взгляд и тут же отвернулась, вдруг розовея щеками так, что Диего невольно сглотнул. Что уж наговорили ей эти двое, было неизвестно, но Ваня так старательно пыталась на него не смотреть, а если они и сталкивались глазами, то в них отражалась такая паника, что это было бы даже мило, если бы выражение глаз Диего не было бы совершенно таким же. Уже берясь за руки, и активируя портфель, Диего понял, что эту встречу со своими версиями из другой вселенной они забудут не скоро. Миры, где у них у всех все сложилось хорошо, забыть не так-то просто. *** Что произошло с Ваней, когда она встретилась с Диего и самой собой из другой вселенной, так и осталось загадкой, но что-то явно изменилось. Что-то возникало на грани ощущения, когда они сталкивались на лестнице или в гостиной, или на кухне, потянувшись за чем-то к одной полке. Диего ловил на себе долгий густой взгляд, и будь он проклят, если не знал, о чем она в такие моменты думала. Потому что он думал то же. Когда они устали бегать друг от друга, Диего спросил прямо, но издалека: что произошло тогда, в другом мире? Ваня быстро отвела взгляд в сторону и задумалась. Не могла же она сказать, что ей сделали предложение остаться в другой вселенной, где пообещали ее любить, холить и лелеять? И что она отказалась от этого предложения, потому что испугалась? Что другая Ваня, веселая, улыбчивая, затискала ее как плюшевую игрушку? Что другой Диего, в повязке на глазу, опасно-хищный, гладил по щеке с такой нежностью, что перехватывало дыхание? — Нет, ничего не произошло, — посмотрев Диего прямо в глаза, соврала она. Она тогда едва оправилась от шока, что ее утащила в подворотню собственная копия, как к ним подошел другой Диего и демонстративно поцеловал ту, другую Ваню. Ваня тогда застыла, распахивая губы, смотря, на этих двоих: как они жмутся друг к другу, как наслаждаются друг другом, и на секунду ее ослепила мысль, осознание того, что перед ней она и Диего, и они вместе, и что она вполне неплохо бы смотрелась со своим Диего, с которым она сегодня стояла перед портретом и выслушивала холодные замечания. Это было все равно, что посмотреть на себя со стороны. На лучшую версию себя. Те двое закончили демонстрацию и повернулись к Ване, довольно рассматривая ее реакцию, ее пунцовые щеки и круглые глаза. — А где Диего? — спросила другая Ваня у своего Второго. — Он ушел, — сказал другой Диего, не отрывая странного внимательного взгляда от Вани так, что она не знала куду деть руки и лихорадочно теребила края рукавов. — Жаль, — хмыкнула другая Ваня и с улыбкой погладила Ваню по плечу, — Твой Диего такой котик. — А еще дурак, — обрезал Диего, — Проглядеть такую красоту. Он приблизился медленно, стараясь не спугнуть Ваню, которая была-но-не-была его девушкой, и осторожно тронул ее щеку, невесомо провел пальцами по скуле, убрал прядь волос за ухо, и от этого легкого жеста Ваня почувствовала мурашки на шее. Она стушевалась и тяжело выдохнула, пряча глаза, утыкаясь взглядом ему в водолазку, краем сознания подмечая, что ее Диего практически не появлялся без своей сбруи с ножами. Когда чужой Диего провел по щеке еще раз, Ваня подняла голову. Он смотрел внимательно и нежно, и от этого в груди теплело. Сзади подошла другая Ваня, закрывая свою версию в ловушку между собой и Диего. Ваня вздохнула и попробовала выпутаться, но ее зажали. — Не бойся, — прошептала другая Ваня, и зарылась носом в волосы своей копии, — Мы не укусим. Наверное, тогда сознание Вани поплыло. Когда этот Диего приблизился и коснулся ее губами осторожно, но напористо, и Ваня, взмахнув рукой, обхватила его шею и ответила, раскрываясь, позволяя себя вести. Другая Ваня уткнулась лбом ей в плечо и погладила талию. — Безумие. Ощущение такое, — сдавленно пробормотал Диего, прижимаясь лбом ко лбу Вани, — как будто у тебя появилась сестра близняшка. Другая Ваня засмеялась ей в плечо. — И ты эту близняшку хочешь так же сильно, — закончила она. Ване бы испугаться, уйти, но она расслабилась в их руках и неожиданно засмеялась. — Господи, безумие какое-то, безумие… Но от предложения остаться она отказалась. Наверное, все-таки испугалась, или просто решила не оставаться. В конце концов, у нее есть свои Харгривзы. И, наверное, свой Диего. Вот он, стоит рядом, смотрит, поджав губы, как она врет, что ничего не случилось и медленно стругает морковку на разделочной доске. — Дай сюда, — не выдержал Диего и перетянул доску себе, — Если ты так будешь резать морковку, то мы сегодня останемся голодными. — Можно будет снова заказать пиццу, — отозвалась Ваня, наблюдая, как в одно мгновение вся морковь обращается ровными тоненькими кубиками под ловким ножом Диего, и он отточенным движением смахивает все в сковородку, — Тебе надо было на шеф-повара учиться, а не на полицейского. Диего хмыкнул и дорезал морковь. Ваня отвернулась к корзинке с овощами, бездумно перебирая пузатые луковицы, выбирая лучшую, а потом принялась неспешно стаскивать золотистую шелуху с молочных боков луковички. Она передала его Диего, чтобы он разделался с ним так же, как с морковкой. На секунду они коснулись пальцами, и Ваня невольно затаила дыхание, запоминая ощущение его кожи. Чтобы занять руки, она пошебуршила в сковороде лопаткой, перемешивая морковь и лук, включила вытяжку и накрыла все крышкой. Диего красуясь подбросил кухонный нож и, дождавшись, когда он прокрутится в воздухе несколько раз, поймал его и воткнул в разделочную доску. Ваня подавила восхищенный вдох. — Я думал, вы готовите ужин, а вы изображаете цирк, — насмешливо протянул Клаус, заходя на кухню. — Цирк у нас каждый день, — ввернул Диего, — на протяжении уже многих лет. — Ай-ай, ну как обижаться на правду? — философски сложив ладони лодочкой, изрек он и, приблизившись, сунул нос в готовку, беззаботно закидывая локти брату и сестре на плечи, — Что у нас тут так вкусно пахнет? — Будущее тушеное мясо? — предположила Ваня, — В любом случае какое-то мясо? — То есть, вы готовите вместе, но ты, Ваня, не в курсе, что именно? — удивился Клаус, — У вас очень странная командная работа. Диего скрипнул зубами, а Ваня подумала, что в их семье вообще понятие о командной работе было странным до крайности, но решила не заострять на этом внимание. — Просто Диего сказал, что работа с мясом это особое действие, связанное с…дальше, кажется, шел пафос, и заключение, что мясо это вообще мужское дело. — Я такое не говорил, — возмутился он. — Я передала суть твоей «предготовительной» речи, — и повернувшись к улыбающемуся Клаусу, заключила, — Так что я просто овощи чищу. Вообще с Клаусом, Эллисон и Пятым она ощущала себя по-особенному смелой, сразу чувствовала уверенность в том, что если она скажет что-то остроумное или дерзкое, то ее поддержат. Наедине с Диего, она почему-то и неожиданно для себя начинала стесняться, терялась и закрывалась в себе и, памятуя прошлые разногласия, чувствовала вину. Получить признание от него было, наверное, так же важно, как и спасти мир от очередного конца света. Хотя когда они вернулись в их родную вселенную, Диего будто переключили. Он стал внимательным, отзывчивым, всегда оказывался рядом, если нужно. Ваня чувствовала, как у них медленно ломается барьер между ними. Клаус тем временем сделал круг почета по кухне, суя нос во все предпраздничные заготовки, и стащил клубничену с торта Эллисон. — До нас сейчас дойдет слух, что кто-то получит по башке, — фыркнул Диего, и Клаус, поперхнувшись, быстро слизал оставшийся на пальцах крем. — Никто ничего не видел. Он ретировался так шустро, что висящая над дверью блестящая мишура тревожно всколыхнулась. Диего, ухмыляясь, поднял крышку и облако вкусно пахнущего пара устремилось вверх в вытяжку. Ваня втянула донесшийся до нее запах, а Диего перемешал все деревянной лопаткой. — На рождество принято, вроде, готовить птицу, — озвучила она мысль, пришедшую слишком поздно. Диего застопорился и закрыл сковородку, делая поменьше огонь. — Это на день благодарения. — А. Да. Тоже семейный праздник. — Слушай, — вздохнул Диего, — У нас с этим проблемы, с семейственностью, но мы стараемся, ясно. И все сделаем как надо. Ну, может, чуть-чуть не как у всех. На это Ваня насмешливо поджала губы, и Диего фыркнул. — Ну, может не чуть-чуть. Но мы семья, и будем учиться быть семьей. И будем стараться. Черт. Душещипательные речи, это по части Лютера, но ты поняла, что я имел в виду. Ваня дернула уголком рта. — Я тебя поняла. На плите шкворчало, и аромат готовившегося мяса и овощей аппетитно вбивался в ноздри. Диего бросил всю лишнюю посуду в раковину и принялся перемывать ножи, и Ваня наблюдала за его усердностью исподтишка. Если закрыть глаза, можно было представить, что они вдвоем. Именно так, как оказались в одной из вселенных. Что каким-то образом они сошлись, понравились друг другу, остались вместе, чтобы, наверное, так же стоять вдвоем у плиты, как и по жизни. Тогда было странно видеть такой вариант развития событий, но через время единственным вопросом оказалось не «как это работает?», а «каким образом они этого добились?». Где та грань, которую нужно перешагнуть? Какие правильные слова сказать? Какой переломный момент поймать? Диего тем временем закончил с ножами и теперь вытирал руки, тщательно обсушивая каждый палец. Ваня шумно выдохнула. — Слушай… — Я тут подумал… — начали они одновременно, застопорились почти испуганно и уставились друг на друга. — Давай ты первая, — сказал Диего. — Уступаю. — Нет, лучше ты. Будет забавно, если мы хотим сказать одно и то же. — Или неловко, — дернула уголком губ Ваня, — Мне точно не хватит храбрости. — Тогда лучше я, — согласился Диего и замер. Казалось, тут нужна не только храбрость, нужно все свое мужество и самоотречение, все то, что требуется, что бы пойти ва-банк. Либо это сработает, либо все разрушит. Патовая ситуация. Диего прокашлялся. — В одном из миров, — начал он, и Ваня напряглась, — Так получилось, я сам не ожидал… но мы… — Я знаю, — шепнула она, зажмуриваясь, вдруг кристально ясно понимая, что не только она подсмотрела за чужой налаженной жизнью. — И я подумал… если это работает. Если ты хочешь. Можно… — А ты хочешь? — спросила Ваня. — Я начал этот разговор. Я хочу, — твердо сказал Диего и коснулся ее руки. Маленькие, но длинные пальцы с жесткими, въевшимися в кожу, мозолями на подушечках, утонули в его руке. Ваня не удержала улыбку, повернулась и уткнулась Диего в плечо, чувствуя, как он обнимает ее и целует в висок. — А ты что хотела сказать? — спохватился он, и Ваня усмехнулась. — Да, как-то ты уже все сказал. — Ну, я конечно все понимаю, — довольно протянул снова заглянувший на кухню Клаус, — Сначала Лютер с Эллисон, теперь вы. Но, мне кажется, вы сейчас прообнимаете весь наш рождественский ужин. — Ничего, — усмехнулся Диего, прижимая Ваню крепче, — Если что, снова закажем пиццу.