***
На самом деле, эта история началась намного раньше, чем в день звонка Хинаты Шоё. Все началось более десяти лет назад, когда двенадцатилетнего Цукишиму Кея, уже разочарованного в собственном старшем брате, волейболе и, немного, людях, родители решили отправить в маленький городок Намимори, к родственникам. На тот момент городок уже два или три года, как перестал быть тихим и мирным местом, а его троюродные брат и сестра, Реохей и Киоко, оказались втянуты в паутину действий, решений и человеческой мерзости, по иронии называемой за границей мафией — в японском простонародье, якудза. Цукишима, тогда еще не знавший, в какое дерьмо его макнут с головой «тренировки в стиле Вонголы» и случайное знакомство с Савадой Тсунаёши, воспринимал поездку просто как наказание за частые ссоры и неуважение к Акитеру. Не то чтобы Кей думал, что того вообще теперь можно хоть за что-то уважать. Потом он понял, что сильно ошибался. Цукишима вряд ли вспомнит, каким образом оказался сначала в доме семьи Савада, потом в мешанине происходящих событий, а после — и вовсе на треклятых «тренировках», но летний месяц каникул он возненавидел под конец первой недели. Реборн, чертов киллер под маской репетитора и сердцееда, разделения между Хранителями и остальной части Семьи не делал, а потому все представители мужского пола гонялись в хвост, гриву, кровь, пот и рыдания. Реохея за подобную подлянку в жизни Кей все еще ненавидит лютой ненавистью. Самым проблемным стало то, что, несмотря на откровенную бесполезность Савады, его было банально жаль. Жил себе никчемный парень, ничего не делал, никого не трогал, а тут в его жизнь ворвался какой-то придурок в фетровой шляпе и сказал, что Тсунаёши обязан возглавить мафиозную Семью. Семью, которая, на минутку, не просто занимает не последнее место в Европе, а буквально является самой главной. Внезапная жалостливость Цукишимы не только решила его будущее — два высших образования экстерном и должность приходящего консультанта в корпорации Вонгола, — но и стала одним из факторов, что привел к подобной ситуации. И, конечно же, во всем оказался виноват Хината с его излишне длинным языком, Козуме Кенма, каким-то образом получивший благословение от Савады, и чертово кошачье любопытство Куроо Тецуро, потащившего за собой бро, лучшего друга и друга-его-бро. По какой причине Акааши не стал их останавливать — тот еще вопрос. Так что когда он узнает, что эта четверка вляпалась в историю с якудза? Цукишима вылетает в Японию первым же рейсом.***
У Куроо гудит голова. Он дергает ей и чувствует, как сразу же начинает плыть мир. Сколько раз его били? Почему эти придурки были столь заинтересованы в Кенме, но не знали, как тот выглядит? Честно говоря, он не знает, насколько нужно быть идиотами для подобного. И он понятия не имеет, в какое дерьмо они вляпались. Все началось, пожалуй, с новости об отношениях Кенмы и рыжика из Карасуно. Тецуро пытается собрать мысли в кучу и на мгновение откидывает голову назад, чтобы почти сразу же вновь наклонить ее вперед. В носу хлюпает. Вот черт, почему он не заметил, что его сломали? Возможное сотрясение плохо на него влияет. Кенма в общих чертах описал им начало отношений и знакомство с семьей Хинаты — не слишком вдаваясь в подробности, кроме упоминания то ли двоюродного, то ли троюродного брата своего парня, который периодически отвечал на рабочие звонки, переходя на итальянский. Потом, через несколько месяцев, рассказал о поездке к семье того брата. О Цукишиме, который оказался родственником двух друзей Савады Тсунаеши. Сначала Куроо не уловил странностей в его тоне — друг всегда был... волнующимся. Напряженным. А в один день, нервный, Кенма высказал предположение о сомнительных связях, не только семейных, в этой странной четверке: Хинаты, Цукишимы, Савады и Сасагавы, родственника Цукки. Было что-то такое, что заставляло "мозг" волейбольной команды Некомы оглядываться, запоминать странности. Что-то, что привело их к этой ситуации. Что-то, что подставило под удар еще и Бокуто с Акааши. Ребра болят, и он стонет сквозь стиснутые зубы. Возможно, это адреналин притупляет боль, но Куроо не чувствует тяжести во время дыхания, лишь ноющую, тупую боль. Так... странно. Так неприятно. Он получал множество разных травм, будучи спортсменом в средней и старшей школе, однако последствия жесткого и жестокого избиения не сравнить ни с чем. Эти парни, якудза с татуировками дракона в огне, хотели знать что-то от Кенмы из-за его связи с Хинатой. Что-то, что он узнал во время своих поездок — или мог знать в теории, с некоторой вероятностью, но Тецуро? О, он понятия не имел, чего они хотели. О чем они говорили, упоминая каких-то моллюсков. За стальной дверью раздаются звуки... хлопков? Ударов? От этого голова начинает гудеть только сильнее, и Куроо рвано дышит через рот. Ему нельзя терять сознание, не сейчас. Его друзья в опасности из-за его безумной идеи устроить расследование. Серьезно, он же на втором курсе, пора начать думать головой больше, чем своим кошачьим любопытством. Дверь открывается со скрипом, и... Что ж, он не хотел бы видеть кровь, стекающую по ступеням, прямо к дорогим ботинкам, кричащим о важности человека. Это его галлюцинации, или парни-якудза наткнулись на кого-то серьезнее? Ботинки переходят в черные брюки, идеально сидящие на охуительно длинных ногах, а те — в худощавый торс, сокрытый под белоснежной рубашкой и пиджаком. На манжетах виднеются какие-то пятна, то ли бурые, то ли красные. В руках знакомого незнакомца пистолет и нож. На мгновение Тецуро становится страшно, что его сейчас убьют. Не то чтобы это не был исход, который он обдумал, находясь здесь. Куроо резко поднимает взгляд, пытаясь сосредоточиться на чужом лице, и через несколько секунд выдает через силу удивленное "О". — Цукки… — Ну конечно это должны быть вы. Рветесь на баррикады ради друзей как всегда, да, Куроо-сан? — Цукишима звучит раздраженно, когда убирает оружие и подходит ближе. Мир в глазах расплывается, а мозг перестает связывать слова в предложения. Все, что он может — растянуть губы в кривой улыбке. Следом, смазывая слова его кохая, сознание соскальзывает в темноту.***
Цукишима перелистывает бумаги, свидетельства и доказательства, пока ждет момент чужого пробуждения. Тридцать два часа назад они достали четверку из плена, где больше всего пострадал Куроо Тецуро, выдавший себя за Кенму. Повезло, что он вырубился — хотя это не самый лучший исход, — раньше, чем Кей вытащил его из "допросной" на руках. Ему хватило бледного вида Козуме, чтобы додумать реакцию бывшего капитана Некомы на то, что он мог увидеть. На то, с чем пришлось работать команде зачистки, а ему после терпеть хмурый взгляд Хибари. Честное слово, Цукишима в первую очередь тактик и дипломат, а не боец. То, что он метко стреляет и неплохо владеет ножом в довесок, ничего не значит. — Знаете, из всей вашей безбашенной компании — я все еще задаюсь вопросом, почему Акааши не остановил всю эту самоубийственную затею, — вы теперь защищены меньше всего, — ему даже не нужно отнимать взгляда от документов, доказательств чужого предательства и нахальства, чтобы заметить, что в один момент тело Куроо напрягается, свидетельствуя о пробуждении. — Не поднимайтесь. У вас сломан нос, несколько трещин в ребрах, обширные гематомы и состояние, близкое к сотрясению. Самый защищенный из вас четверых — Акааши-сан. Пусть он не член главной или старших побочных ветвей, но он принадлежит к клану Хибари. Я бы предпочел не знать этого до конца жизни, но клан заботится обо всех своих членах стараниями Фонга, вошедшего в клан пару-тройку поколений назад. Кенма-сан и Бокуто-сан находятся примерно на одном уровне — они не члены клана или семьи, но они возлюбленные этих членов, практически гражданские под опекой и защитой, поскольку они не состоят в браке с Хинатой или Акааши-саном соответственно. Единственной опасностью для них является собственная глупость, если, узнав больше об определенных вещах, они решатся уйти. Вы же, с точки зрения якудза или итальянской мафии, всего лишь друг Кенмы-сана. Если умрете, то тот погорюет-погорюет и забудет. Ни у первых, ни у вторых не причин защищать вашу жизнь. На мгновение Цукишима, будто бы не он только что в общих словах рассказал о возможной смерти его друзей, об огромной мишени у него самого на спине, замолкает. Есть много причин, наверное, почему все так, но Куроо чувствует, как мысли вяло ворочаются в голове. Является ли это последствием лекарств? Скорее всего. По крайней мере, он не чувствует боли. Шелест бумаг прекращается, и он чувствует на себе внимательный взгляд из-за стекол очков. — Вы всегда мне казались достаточно разумным человеком, чтобы не соваться в подобного рода дела, потому что у вас есть достаточно сильный инстинкт самосохранения. Видимо, я ошибался, и ваше котячье любопытство родилось раньше вас. — Значит, у меня теперь нет ни шанса позвать тебя на свидание, а? — смешок отдается тяжестью в ребрах, а от усмешки тянет щеку — кажется, ему ее рассекли, но Тецуро не заметил этого в подвале. Жаль. Ну хоть не проткнули. Шрамы на лице его точно не украсят. — Куроо-сан... — Цукишима окидывает его взглядом, внимательным, молчаливым. — Попробуйте повторить это предложение, когда не будете под воздействием обезболивающих и седативных препаратов. А сейчас спите.