metamorphosis of a neoplasm

харука боится микото где-то на подсознательном уровне, где-то глубоко в подкорках мозга; днем обычно о нем он и не вспоминает, но стоит микото уснуть первому, как каждый раз в голове предательски скребется «а вдруг сейчас…». харука боится микото где-то на подсознательном уровне, хотя уже давным-давно его не видел. слишком явно отпечатался вид каяно, стоящего посреди собственной камеры — с бешеными, бегающими глазами, трясущимися руками, мертвой хваткой стискивающих кусок собственной тюремной одежды. совершенно не похожий на себя, напоминающий больше дикого зверя, что на чистых инстинктах бы накинулся на каждого, кто осмелился бы подойти непозволительно ближе. когда из чужой камеры то и дело раздавались лязг, грохот и душераздирающие крики — чем дальше, тем дольше и громче. харука, замерев, смотрит на микото и с облегчением выдыхает, когда видит лишь чужое спящее лицо. не то чтобы он в принципе видел микото кроме того раза — признаться честно, лишь пару раз слышал от самого каяно, да и то в шутливой манере. и, думает харука, слава богу. микото бы точно вставил свою излюбленную фразу про собачью кличку, ненавязчиво отмахнувшись от неудобной темы и тут же абсолютно точно случайно переключившись на что-то более… просто что-то другое. собак харука никогда не любил. да и заикнуться о микото ему хватило смелости лишь один раз: из пары вроде как связных, но вроде как запутанных фраз — оно и понятно, сам каяно-то не до конца разобрался с того времени — сакурай смог понять лишь то, что единственная цель микото — защищать самого каяно, когда тот не в состоянии сделать это сам. как если бы совершенно чудесным (отнюдь) образом из ниоткуда материализовался тот, кто сам примет самые сложные в твоей жизни решения, не оглядываясь на общепринятые нормы морали, а то и законы; тот, кому ты неосознанно, но все же доверил бы собственную жизнь. в какой-то степени харука понимает это, в какой-то степени харука и сам был бы не против стать для микото кем-то таким — вот только такие постыдные непозволительные мысли необходимо отбрасывать, стоит им лишь на долю секунды затесаться в голове. то, с каким умиротворенным видом каяно доедает собственный наспех приготовленный завтрак (ну, по крайней мере спит на два часа больше), то, как каяно в привычной манере отпускает шутки искренне, а не в попытке отмахнуться от чужого беспокойства, то, как каяно относительно спокойно спит, а не сидит над внезапно прилетевшими откуда-то техзаданиями сверху — все это харука ценит, пожалуй, гораздо больше, чем осознает в полной мере. да и выражать словами сложные, не до конца понятные ему самому, мысли сакурай никогда не посчитал бы своей сильной чертой, а потому не придумывает ничего лучше, кроме как молча обнять микото в один из привычно спокойных моментов, мысленно понадеявшись, что тот каким-то чудесным образом при помощи телепатии сам поймет его же мысли и правильно их трактует. а спрашивать каяно, не связано ли случайно зачастившее спокойствие с ним самим — не слишком ли нагло с его стороны? и не слишком ли будет обидно услышать вероятный, хоть и обязательно сглаженный красивыми вежливыми словами, отрицательный ответ? вот только, честно говоря, у харуки со временем все больше складывается впечатление, что ему и не нужен ответ, обернутый в красивую вербальную формулировку: он, возможно, уже и сам его прекрасно знает. а потому негласным ответом лишь сильнее обнимает микото.