Судьба, закованная в цепи

      Заснеженный лес был тихим, словно заря, занимающаяся вдали от людских селений. Ветви деревьев заледенели и застыли на морозе, запорошённые мягким снегом. Солнце, недавно вернувшееся с ночного бдения, пробивало свои лучи к земле, сквозь полотно туч. На звериных тропах, давно проложенных меж кривых кустов, не виднелось ни одного следа, лишь мелкие пучки пуха торчали на коре деревьев и ветках. Лес не был мёртвым, но уснувшей, увлечённой туманной негой крепостью, ожидающей весны. Он ждал Матир, которая ступила бы с Великого Древа на землю, расталкивая льды, пробуждая ото сна. Но сейчас лишь ветер иногда посвистывал, гуляя по заметённым тропам.       Одинокую, маленькую поляну окружало плотное кольцо орешника. Прислонившись к дубу, устроившемуся рядом с кустами, на снегу сидела девочка, вычерчивая на нём ровные круги. На против неё, у дерева с ликом, стоял мужчина, молча наблюдая за ней. Из-под шапки выбивались светлые, сухие, склеенные волосы, лицо, морщинистое, суровое, на бороде осел иней, а полузакрытые голубые очи слезились от колючего холода. Густые брови его были нахмурены, а губы плотно сжаты. Мужчина бинтовал руку, пропуская промеж пальцев толстую, серую ткань. — Бора, начинай, — его голос, тёплый, усталый разрезал тишину.       Девочка подняла на него льдянистые очи и утвердительно кивнула. Тонкие пальцы обхватили рукоять ножа, торчащего из снега. Она выдохнула, выпустив на волю облачко пара. Бора провела лезвием по ладони, на которой сразу же вылезли маленькие капельки крови. Сморщив нос, девочка опустила руку на снег, оставляя на ней отпечаток. — Матерь, даруй мне свою силу.       Она почти не дышала, наблюдая за тем как сквозь толщу снега начала проклёвываться сырая земля, устланная сухими еловыми иглами, расталкивая которые на свет пробивался маленький росток. Он зеленел, среди белой подушки, на его ветвях словно маленькие бабочки распустились белые цветы, лепестки которых сразу же опали. Алые ягоды брусники каплями легли среди нежных листьев, и куст замер, словно заворожённый. — Тятька, получилось! — А теперь собирай ягоды.       Она осторожно протянула к кусту ладонь, с которой все ещё сочилась кровь, сорвала ягодку и отправила её в рот. Девочка улыбнулась и с удовольствием принялась собирать ягодки в мешочек. — Замотай руку, дочка. Хорошо постаралась, - покачиваясь, он подошёл к ней, протягивая тряпицу.       Тишину разбивал хруст снега от тяжёлых отцовских шагов. На нос Боры упала снежинка. Она сморщила нос и подняла очи к небу, кусочки которого, словно через истлевшую понёву, белели сквозь плотную сеть темных ветвей. Заволочённое серой поволокой, оно нависало над ними, громоздкое, мрачное, величественное. — От чего тихо так? — Все глубоко в лесу. Даже Леший там, следит за всеми. А тут у нас тишина, зайцы иногда пробегают, птицы пролетают.       Девочка с силой потёрла свои пальцы и скрипнула зубами. — Тять? — М? — он кивнул в её сторону, отвлекаясь от корзины. — Ты завтра не отходи от меня... — Здебора с шумом выдохнула, ожидая ответа. — Никогда. Даже когда отправлюсь к Роду, всегда буду с тобою. — А ещё чему научишь? — она с улыбкой поднялась, стряхнув с одежды налипший снег, и подошла к отцу. — За лесом не только своими глазами глядеть можно. Иногда через дерево, а когда через зверя или птицу. — А как тогда? — она взяла отца за руку. — Пойдём, покажу. Приберись только здесь.       Бора подбежала к корзине с инструментами, оставленной у жухлого куста, с которого она совсем недавно брала ягоды, и кинув в неё мешочек, ринулась за отцом.       Стараясь не нарушить проложенной отцом тропы, Бора широкими шагами, наступала на следы от сапог. Он скрылся меж порослей орешника, вокруг которого в снежных шапках стояла сухая, высокая трава. Ком снега упал ей на макушку, от чего девочка, встрепенувшись, резко посмотрела на верх. — Сова... — выдохнула она и прижалась к стволу дерева.       Птица хлопнула глазами и улетела за спину Боры. Ветерок, от широкого взмаха крыльев обдал ей лицо. Она обернулась, стараясь уследить за птицей, но не увидела от неё и следа. — Тятя! — Бора крикнула и тут же зажала рот рукой. Из-за орешника тут же показался отец, натягивая на голову ушанку. — Здебора, не шуми, — он покачал головой, но приветственно раскрыл руки, — иди сюда.       Здебора подбежала к нему, спрятав лицо в овчинном полушубке. — Я испугалась... — Гляди, гляди. Сова сейчас подымится, — он легонько похлопал её по плечу и указал куда-то за кусты.       Сделав несколько робких шагов, не отпуская руку отца, Бора рассмотрела птицу, лежащую вверх лапами. — Как же она... — Смотри, — отец оборвал Здебору, не отрываясь следя за совой. Та, вдруг дёрнула лапкой и забила крыльями по снегу. В один момент, она перевернулась и улетела прочь. — Это как? — Жрецам Боги великий дар открыли. Тело, оно как ножны для души нашей. Это ты, — он достал и покрутил нож в руках и вытащил лезвие из ножен за грубую рукоять, — тело без души бесполезно, а вот душа и так и сяк жить может. А коли душа сильная, вытолкнуть чужую из другого тела способна. — Как так делается? — Тренироваться. Сначала научись своё тело покидать, а потом и подселится выйдет. Сядька, - он указал кивнул на торчащий из снега пень и смахнул с него слой снега, — закрывай глаза и слушай лес. Попытайся встать, но от пня не отступай.       Здебора села на пень и поправила платок на голове. Она закрыла глаза, представляя лес вокруг, сугробы и голые ветви, отца стоящего поодаль... Она вдохнула морозный воздух, от чего ноздри защекотало и задержала дыхание. Тишина давила ей на уши, но прерывать это не хотелось. Она услышала как бьётся её сердце, почувствовала, как кровь льётся по жилам, горячая, багряная, дающая жизненные силы.       Она попыталась дотянутся до чего-то впереди. Что-то манило её, далёкое и неизвестное. — Здебора!       Настойчивый крик словно пробудил её ото сна. Нехотя, Бора открыла глаза. Отец стоял перед ней, обхватив её лицо большими, шершавыми ладонями. — Получилось? — девочка удивилась своему низкому хриплому голосу и сглотнула. — Получилось... Что ты видела? — он продолжал придерживать её лицо. — Ничего... Скорее, чувствовала. Но не пойму что... — она покачала головой и нахмурилась. Лицо отца не менялось. Голубые глаза осматривали её, словно произошло что-то ужасное. — Поехали домой. Нас с тобой Ягода заждалась.       Здебора кивнула. Отец улыбнулся ей, поднял с земли её платок и рукавицы и протянул ей. Девочка похлопала себя по голове, словно не веря собственным глазам. — А как платок с головы слетел? Я крепко его повязывала. — Так случается. Мы заседелись, уже темнеет.       Он протянул ей платок и дождавшись, когда дочь завяжет последний узел зашагал. Схватив тяжёлую корзину, девочка почти бежала за отцом, не стараясь попадать прямо на его следы. Живот её заурчал, требуя еды и она сжала зубы, стараясь не думать о том, что маменька готовит на ужин наваристую кашу.       Выбравшись из плотного подлеска, Здебора помахала кобыле, роющей копытом снег у поваленной сухой сосны. Бурый её мех переливался, грива толстой косой свисала с правого бока, а хвост недовольно бился о край упряжки. Ягода была старше Боры на две весны. Молодую кобылу подарили отцу по случаю рождения наследницы Божественного дара на день её Наречения. — Хорошая девочка! Ягода! Умная девочка! — отец подошёл к кобыле, погладил её по морде и хлопнув по боку залез на сани.       Здебора забралась на сани и укрыла корзину овечьей шкурой. — Садись поближе. Ох, как бы Мороз нам бурю в дорогу не уготовил. Глянь на небо, - он указал ей на чёрные тучи, нависшие над ними.       Как только Бора придвинулась ближе к отцу, он дёрнул за поводья. Холодный ветер уколол её лицо и она сразу же закрыла его рукавицами. Колокольчик, повешанный матерью на шею Ягоды едва слышно мерно зазвенел. Здебора обернулась и сквозь маленькую щёлочку между рукавицами посмотрела на отдаляющийся лес. Бора слегка разжала руки, рассматривая мрачное небо. Чернота нависла над удаляющимся лесом, догоняя их сани. Тёмное облако, с синеватыми прожилками клубилось, разрастаясь. Снег не прекращал сыпаться на поле, превращая его в бесконечную белую простыню. Впереди, не виднелось родного селения. Деревянные крепостные стены показались им только когда они проехали крепкие рыбацкие избы, стоящие перед глубоким рвом. — Куда идёшь? — из-за ворот донёсся голос сторожевого. — Ты жреца своего не узнаешь, служилый? — отец снял шапку, а Ягода недовольно стукнула копытом по заснеженному, закатанному мосту. — Проезжайте Ярослав! Открыть ворота!       Перевицк вот уже два века стоял на большой дороге, соединяя кочевой Очаг с Инглийскими княжествами. Солонь была третьей по величине, богатой, торговой и ремесленной землёй Гардарии. Солоньские войны славились своей хитростью и меткостью лучников, мастерицы плели кружева, вырезали бусины, красоту которых ценили за западной границей. Перевицк основали на отвоёванной у Очага земле, на Бастановой горе, как пограничный пост, обнеся его глубоким рвом. По Отоке в Перевицк потекли деньги и товары. Гружёные судна увозили со станций богатые товары — пушнину, оружие, украшения и причудливые глиняные горшки, изогнутые в причудливые формы зверей и птиц.       Богаче становились избы, украшенные ворота и ставни уже не были похожи на угловатые казармы, идолы жрецы украшали драгоценностями. Даже крестьяне ходили в тёплых, добротных тканях, всегда живя в сытости и спокойствии. Тяжёлые деревянные ворота расступились перед ними, пропуская Ягоду вперёд. Медленно, кобыла повела сани по широким ровным улицам города. Изба постового жреца стояла почти в самом центре деревни, рядом с капищем, против него возвёл свой двор, окружённой Поляной - Главный Воевода, смотрящий за городом. Округ Центра строились купцы, люди побогаче. К окраинам расселились сторожевые с семьями и крестьяне. По широким улицам, проезжали сани, но чаще пешими ходили селяне, неся свой груз на плечах. Часто по Лету, у изб, на окраине, бегали куры, пытаясь подобрать, что посытнее. Возвышаясь над избами, на пригорке, наблюдали за людьми грозные идолы капища. — Молодец девочка, — Ягода остановилась без команды перед резными вратами, ведущими во двор, дома жреца. Ярослав спрыгнул с саней и похлопал её по боку. — Хвала Богам вы добрались! — женщина, с маленькой девочкой на руках сбежала с крыльца на встречу подъезжающим саням. Несколько белокурых прядей выбились из-под платка, а младенец то и дело пыталась ухватиться за них. Из открытой двери показался юноша, — ко столу уже всё готово. — Ратмир, пади сюда! Загони Ягоду, Здебора, помоги ему. Лада, не ворчи, дочка, слушай мать свою.       Ярослав потрепал маленькую дочь по щеке, сняв грубые рукавицы. Рогнеда провела рукой по бороде мужа и нежно поправила налипшие на лоб светлые волосы. Глаза Ярослава тут же смягчились, а морщины на лбу разгладились. Оправив наспех одетый тулуп, Ратмир подбежал к кобыле. Здебора, спрыгнула с саней и пошла за ним, кинув последний взгляд на родителей. — И что сегодня делали? — не оборачиваясь на сестру, Ратмир снял засов с хлева. — Всё учили, как нужное добыть. Даже зимой. Бруснику сегодня принесли, — Здебора сняла с саней кулёк вещей и две корзины с ягодами. — Ягод на дворе оставь, горсточку. — Да знаю, я. — Зайдя в хлев, она взяла небольшую плошку с полки, смахнув с неё крошки хлеба и заспала туда ягод.       В хлеву Ягода сразу же пошла к пустому корыту и несколько раз ткнула в него носом. Рядом, в соседнем загоне блеяли козы — Малина и Рябина, не унимаясь ни на секунду, словно обсуждая кого-то. В самом углу, у стенки на жердях спали куры. Стены, отец заботливо оббивал пухом, чтобы животина не замёрзла. Меж брёвен были вбиты щепки на которых висела сеть.       Петух, сидел с краю, распушив перья. Большой, пушистый, завидев девочку он кудахнул и покачался на лапах. Глаз его сверкнул в полутени, наблюдая за ней. Словно завороженная, девочка никак не могла оторваться от него. — Много дичи? Зайцы бегали? — Ратмир снял с Ягоды узды и накрыл сани шкурами. — А я не припомню... Кажись не было. Одна сова пролетала… Здоровенная! — Здебора обернулась к брату, который цокнув, рассыпал перед лошадью смесь овса и сена, заготовленную в ведре. — Сова? Вот сказочница, — он шмыгнул носом и поджал губы. — Говоришь, зверей не было... Плохо. Меня на охоту обещались взять, учиться, на соболя. — Тебе зачем на охоту? — Здебора нахмурилась и накрыла корзину платком. — Маменька договорилась, что охоте меня обучат, пока она с Миланкой будет. Из лука стрелять буду, — Ратмир, несколько раз ударил по днищу ведра и поставил на пол, — Пойдём уже, к столу пора.       Подхватив вещи, Ратмир зашёл в сени, подобрав связку поленец и открыв скрипучую дверь, зашёл в горницу. Здебора юркнула за ним.       Жар от печи сразу ударил ей в лицо, согревая после мороза. Тусклый свет пробивался сквозь три окна, на противной стене, по краям которых весели красные занавески. На дубовом столе, накрытом длинными расшитыми полотенцами, стояла берестяная кружка с ложками. На одной из лавок сидела девочка, перевязывая нитью голову недоделанной кукле. В горнице пахло свежей кашей и деревом.       Сбив на пороге снег, Здебора сняла тулуп и скинула его на сундук. Ратмир, зашедший следом, развесил одежду на крючки и смёл сор веником за дверь. Связку он оставил рядом с печкой и отправил валенки на печь. Здебора заглянула в варню из которой пахло травами. — Матушка, ягоды, — она протянула ей корзинку. — Благо. Омойте с братом руки и садитесь за стол! Здебора, достань из печи горшок, — Рогнеда улыбнулась и продолжила рвать мелкие листья.       Три ухвата, измазанные в саже, стояли прислонившись к печи. Отставив заслонку, Здебора увернулась от жара, хлынувшего на неё и, взяв один из ухватов, вытащила горшок на шесток. — Нынче каша у нас на обед. С курой, — Миланка отложила куклу подальше и выхватила из кружки две ложки. Тотчас девочка начала отстукивать ими по столу.       Рогнеда, с подвязанной под пояс понёвой, вышла из варни держа в руках две толстые прихватки. — Ставь на стол, — она передала Здеборе тряпки и вытянула, из крепкого кулачка Миланы, ложки, — Ратмир! Иди сюда. Здебора, садись скорей, отец скоро будет.       Утерев полотенцем влагу с лица, мать заткнула его за пояс. Дверь скрипнула и Рогнеда резко обернулась. — Рогнеда, подойди. Дети, берите ложки. Ратмир, бери первый. — Он передал жене тулуп, который Рогнеда встряхнула в сенях.       Ярослав коротко посмотрел на детей и взяв что-то с печи, ушёл на варню. Здебора подняла крышку с горшка и из него повалил густой, ароматный пар. Ратмир зачерпнул немного каши и подул на неё. От взяла тяжёлую деревянную ложку и зачерпнула немного каши. Подняв крышку с горшка, от каши поднялся густой, ароматный пар. — Аккуратнее кушай, — Рогнеда села на лавку рядом с сыном и поставила на стол ковш с водой. — Богам благо, благо нам... — Бора отхлебнула немного воды и сжала в кулаке ложку.

***

      Белая пелена застилала глаза. Я не осмеливалась опустить взгляда на свои ноги, страшась увидеть синие, обмороженные пальцы. Но я бежала, а останавливаться было нельзя. Впереди, словно из-под земли вырос лес, но я не могла в страхе пасть на колени, нет. Мне нужно было бежать. Позади горел огонь, пылали высокие костры и кричали люди, брошенные в пламя.       Я приготовилась к боли. Острые, покрытые льдом ветви кустов, плотным кольцом охраняли границы леса, приближались, грозясь расхлестать её нежную кожу. Но кусты, словно люди перед всадниками, с треском расступались сторонам. Ноги то и дело цеплялись друг от друга. В один момент мне показалось, что я вот-вот упаду, но горячее дыхание гонящегося за мной, обожгло мою спину. «Матир, помоги мне. Матир! Спаси дитя своё...» Я упала. Покатилась вниз, кажется на дно оврага. Я летела по густому снежному покрову и в один момент остановилась, опустившись на самое дно. Всё вокруг было тихим. Я была среди спокойного зимнего леса. Впереди и позади лишь череда деревьев, засыпанных снегом. От гула, что был прежде, не осталось и следа. Я закрыла лицо руками и провалилась в черноту.       Здебора почувствовала приятное тепло печи и открыла глаза. Она откинула в сторону одеяло и попыталась найти в темноте брата. Милана посапывала рядом с ней, сжимая в руках куклу. Ратмир лежал где-то далеко. — Ратмир? — Ты чего не спишь? — он едва слышно шепнул и отодвинул штору, пропуская в полати немного света из комнаты. — Судьба налетала. А ты? — Отец ушёл куда-то. Маменька дожидается его. Знаешь куда он? — Нет... Я к матушке пойду. — Она Ладу укачивает, тише.       Здебора слезла с полатей и оправив рубаху выглянула из-за печи, рассматривая мать. Угасающая лучина слабо освещала уставшее лицо Рогнеды. Глаза её, всегда светлые, сейчас казались тёмными, как два речных омута, светлые пряди, выпавшие из-под платка, щекотали её острый нос и мягкие щеки. — Матушка! А батюшка куда ушёл? — шепнула Здебора, подойдя к матери. Та вздрогнув, посмотрела на неё и подозвала к себе. — На капище. Смени мне лучину.       Здебора посмотрела на свои руки и тяжело вздохнула. — Матушка... Я боюсь, тятька на меня сердит, — с полки девочка взяла свёрток и достав из него щепу, закрепила её на светице. — За что же? — не отвлекаясь от люльки, спросила Рогнеда и одобрительно улыбнулась. — Он меня сегодня учил новому. Но что-то не так пошло. Он рассердился, и мы уехали сразу. Видно я что-то не то сделала... — Даже если что-то не то сделала, всему своё время. Богами тебе долгая жизнь уготована, и отец твой ещё молод, многому тебя научит. Ты вот мне ягоды приносишь среди зимы, дочка. — Мне завтра петуха резать... — Здебора глубоко вдохнула и сжала ладони в кулаки. — Отец рядом будет, он тебе поможет. Отец тебе красивого выкупил, прямо как на шпиле, золотого. Помнишь все? — Да. — Здебора почесала нос и слегка качнула люльку, наблюдая за тем, как сестра поджала губы и сморщилась, будто во сне к ней пришло что-то не хорошее. Слова матери не утешили её. Страх зудел где-то у неё внутри, не давая успокоиться. — Помнишь, говорила я вам, как меня к отцу твоему просватали? — Помню. — А про род свой тебе я не говорила? — Нет, — Здебора прижалась щекой к руке матери, наблюдая за тем, как качается люлька, — расскажешь? — Было у моего отца трое шестеро нас. Брат старший жрецом родился... Следом за ним я. Троих после Боги забрали ещё до дней их наречений. Последняя, сестра родилась. Нонче за Дивогорским жрецом женой она, первая красавица там. Дядьку твоего всегда все любили, за талант, за доброе сердце. Он всё на лету схватывал, но тятька когда учил его, никогда не торопился.       Было мне семь вёсен, а брат мой - ровня твоя, только на десятое Наречение зашёл в капище первый раз, но от других жрецов не отставал никогда. И когда Боги забрали к себе вашего дедку, князь наш назначил его Лесовским жрецом. Тогда-то его мудрым прозвали. — А где сейчас дядька наш? — Здебора легла на лавку, устроив голову на материных коленях. Рогнеда провела рукой по по её курчавым светлым волосам, задев шершавыми пальцами щеку. — В Лесове дрецом трудится. Жена у него красавица, дети — вам ровня. Согласится твой тятька с ними встретится, по весне вы повстречаетесь. — Благо! — Здебора улыбнулась. — Уж десять вёсен ты моя дочь, кровь моей крови, Здебора — победу дающая, род наполняющая. Отец твой - любит и дорожит тобою, а сердится он на нас не умеет. Мы вас любим. Боги нам великие дары подали, Ратмира, тебя, сестёр твоих. — Лада в люльке захныкала и Рогнеда чуть пошатала люльку, — спой-ка сестре.       Здебора поднялась, наблюдая за тем, как младенец морщит носик. Лада подняла маленькие ручки, стараясь зацепится за белокурые сестринские волосы. — Не шумите сосны, не шумите ели, наша Лада дремлет, сладко в колыбели. Ай баю-баю-баю, дед пошёл за рыбою, бабушка — коров доить, а внучок...       Дверь в горницу скрипнула и с силой затворилась. С палатей донёсся недовольный вздох Миланы. Ратмир отодвинул штору и высунулся в горницу. Лада сильнее зарыдала, сжимая в руках тряпичную ляльку. — Вот ведь Мороз-батюшка разбушевался. — Ярослав встряхнул тулуп и стянул сапоги, — чего же вы не спите?       Ярослав подошёл к жене и поцеловав ту в лоб, забрал маленькую дочь на руки. Отец провёл большим пальцем по глазкам Лады и та сразу затихла, лишь тихо вздыхая. Оставив дочь в люльке, он подошёл к столу, вытащил из под него сундук. Откинув ткань, Ярослав достал толстую книгу и поднёс лучину. — Идём, скорее. — мать похлопала Здебору по плечу, заводя за перегородку. Здебора обернулась, чтобы последний раз посмотреть на отца. Он открыл книгу и через несколько мгновений задул огонь.