***
Дазай Осаму шёл очень медленно, словно на цыпочках, пытаясь украсть последнюю сладость. Эта же сладость привлекала, украдкой поглядывала на него и манила пальцем, крича: «Давай, давай, это же твоё самое заветное желание! Я знаю, поэтому дам умереть быстро и безболезненно… » А он вёлся, но и не хотел убегать, ведь это самое желанное из самых желанных желаний для него — смерть. Желание, которое являлось и причиной, и следствием, и многим, но также и не исполненным из-за перечисленного.
Дойдя до заветного места, он приподнял края губ, образуя подобие улыбки. Маска, с которой Осаму давно свыкся. А как её вообще снять, выкинув в пылающий костёр с другими такими же «свыквшимися» вещами, привычками… людьми? Маска приелась к коже, впилась, словно пуская свои когти, и не хочет отпускать его лицо. Взгляд метнулся на кожаное кресло и камин, который до сих пор не потух от работы неведомо сколько времени. На улице ночь с сильным ливнем и луна, которая столь видна — иронично, но именно сегодня, в этот поздний час, в неизвестно кем отмеченный день календаря, что должен быть знаменательным.
Капли, стекавшие по окнам после громких хоровых оркестров, уходили, не попрощавшись, как когда-то отцы за хлебом. Луна озаряла эту тёмную комнату своим присутствием. Дазай засмотрелся на огонь и Луну, думая о том, что «как же эту ночь некоторые люди могут не считать необходимым для существования, как воздух?» Это красота, а красота спасает мир, как чай, музыка и выпивка. Впрочем, спасение для людей всё, от чего они не могут отказаться, но им от этого лучше в трудные моменты. Ха, ладно, это излишне. Он не понимал людей настолько глубоко и до нот души, чтобы действительно привязаться к кому-нибудь, копаясь в чужих проблемах или нечто подобное… Попытки привязаться или найти кого-то невольно были: разные, яркие, грустные. В общем, неприятно. Копаться в душах людей не в его компетенции. Иногда забавно, когда люди думают, что ты по истине в ком-то нуждаешься. Это было давно, но время колечит, следовательно ему не остановилось лучше в Мафии — убивало, разъедало, сходил с ума. Надежда была, счастье объявлялось на пороге в виде близкого человека, —
а это были самые незабываемые дни его жизни, — но…
Но потом… Одасаку умер. Единственный личный глоток свежего воздуха и единственный в своём роде неповторимый друг, как и некая родительская фигура. Так было в определенном этапе жизни, но эта мысль преследовала его, и чем больше он боялся людей, тем сильнее они к нему тянулись. Делать больно, лишь для их благополучия и из-за своей эгоистичности. Они велись на маску, не зная его настоящего. Если бы узнали, то посчитали бы ужасным, поэтому не оставалось ничего другого, кроме как играть роль, дабы влиться в общество, стараясь сильно не выделяться.
Осаму сел на кресло и глянул на столик рядом с собой.
И на нём лежал револьвер…
Дазай взял его в руку. Представился выбор: в грудь или же в висок? Определённо в висок. Он приложил ствол к намеченному месту и даже был готов уже нажать на курок, но вспомнил про план и невольно задумался.
В общем-то ему нечего терять, ведь он не сумел всех их спасти. Эту безжалостную игру выиграл
Достоевский.
Теперь его ничего не держит на этой проклятой земле, полной уж точно не райских вещей для благополучного существования, когда ты среди людей. Он понимает, что не заслужил спокойно умереть в такую прекрасную ночь, но и дальше не достоин. Да, он мог бы и дальше скитаться, ища что-то, ведь всё, чего он стоит — только меняться в лучшую сторону и, возможно, влечь и дальше своё бессмысленное существование. Его жизнь полна страданий и, вспоминая всё пройденное, осознаёт, что ещё больше не достоин жизни.
Теперь они единственные эсперы на земле и их ищут, дабы устранить. Возрадуйся,
Демон, не этого ли ты хотел?
Теперь вас ищут и вам, казалось бы, должно быть, некуда спрятаться. Но кто, если это не сам Фёдор Достоевский? Сейчас же Осаму был в логове врага,
союзника, и они прячутся ото всех, словно крысы в глубоких норах. В принципе, они не смогут долго прятаться, и их найдут — это просто вопрос времени.
В комнату заходит сам Демон во плоти и проходит умеренными шагами к окну. В его правой руке в открытом виде Библия, а в правой свеча. На голове не было его привычной ушанки, как раньше:
её уничтожил Гоголь перед смертью, как вечное напоминание о нём.
Осаму хотел даже сейчас съязвить что-то смешное, но сдержался. Федору не понравится то, что он хотел сказать, —
ох, ты выглядишь словно настоящий священник, только не хватает чёрной мантии и длинной бороды, но это поправимо. Под его глазами мешки, а сами глаза не были такими как обычно: в них были непривычные блики, и они аж сияли. Это, возможно, была то ли радость от того, что всё идёт по плану, или нечто другое, что неведомо Осаму.
Демон начал активно молвить, да и понятно, страшно… у Дазая аж пересохло в горле, настолько это выглядело жутко, восхитительно и привлекающе, что его так и тянуло к этому. Достоевский, по его скромному мнению, был похож на Бога и нечто высшее, а не на страшного Демона, что недавно осуществил до конца свой план.
— Люди, живущие во тьме, увидели яркий свет, и для тех, кто живёт на земле в тени смерти, воссиял свет, — проговорил он, повернувшись к Грешнику. — Ибо умирающему человеку, или человеку, теряющему любимого, почти всегда кажется, что смерть приходит слишком рано. К тому же, смерть часто приходит внезапно, когда её не ждёшь.
— Только в моём случае это не внезапно, а намеренно. И в твоём случае… — пробубнил Дазай и медленно поднялся с насиженного кресла. — Такое ощущение, что сам Бог решил прийти ко мне и провести страшный суд надо мной. Нет… Будто сам Демон решил попитаться моими грешными занятиями, удосужившись ради этого прийти сюда.
Дазай улыбнулся, а Фёдор пожирает исподлобья.
Еретик… Посланнику Бога не положено поддаваться греху, поэтому ответил как всегда холодно: «Душа согрешающая умрет».
— Мы оба умрём. Уже не важно, что ждёт нас на
том свете. Также как и не важен уже злорадный суд, ведь нам обоим не дано попасть в рай. Мы уж точно не самые лучшие люди.
— Считай, как знаешь, но я сделал всё, что в моих силах, и я выполнил своё предназначение. Я не буду убивать себя, ведь это тоже грех —
да, странно, я же творил вещи и хуже, так что больше похоже на оправдание для моего душевного равновесия. Я сейчас максимально открыт и честен —
о да, какой же ужас, я и честность? Впрочем, не важно. Я прошу убить меня своими руками, Осаму Дазай.
Внутри что-то дрогнуло, перевернулось в разных видах сальто, но это не скроется от пронзительных аметистовых глаз его собеседника. Грешник засмеялся заразительным смехом. Это было плохо сыграно. Осаму, ты как актёр уже провалился. Твоя пьеса не удалась, но всё равно продолжаешь играть даже перед своим
любимым и от того столь ужасным священником…
— Кто смеётся первым, тот смеётся последним, Дазай. Ты же знаешь, что я серьёзно. Я никогда не шучу.
— Да-да, — проговорил он, активно жестикулируя, — и неужели ещё последние слова будешь говорить, как в сопливой мелодраме?
Настал черёд смеяться Фёдора Достоевского.
— Вау, ты способен
так смеяться, — скорчив удивлённое лицо, съязвил Дазай. — Даже сам Демон способен на задорный и почти беззаботный предсмертный смех. Я удивлён. Нет, поражен.
Тот промолчал на это замечание.
— Я знаю, что ты будешь делать, а ты знаешь, что я знаю, — сделав значительную паузу, Достоевский закрыл Библию. — Так почему же нам не сойтись на компромиссе?
Достоевский улыбнулся, а грешник засмутился, но Демон продолжил искушать.
— Я знаю о тебе многое, как и ты обо мне, но мы оба не знаем, что именно мы знаем о друг друге. Но я точно знаю, что ты всё же боишься Божьей кары. Хотя бы из-за её неизбежности, либо неизвестности, но это лишь мои предположения, которые закончились тем, что ты не веришь в любовь Бога, — он сделал снова паузу, а затем смакавал каждое слово, словно пробуя на вкус, — Хей, почему же ты не веришь в рай, но думаешь, что если и есть Божий суд, то рая нет, а ад есть? Хотя, не стоит отвечать, я итак знаю ответ…
Фёдор
хотел продолжить, но вынужден остановиться, увидев, что собеседник желал ответить.
— Фёдор Достоевский, если ты считаешь себя последователем Бога, то ответь на мой вопрос: непротивление — греховно?
Достоевский промолчал. Он
хотел закончить этот диалог на этой ноте и приступить к делу.
— У меня есть нож. Убей меня им, и прочитай отмеченные закладками молитвы из молитвенника… Он внутри Библии.
Дазай не начал говорить, что у него есть револьвер, и молвить бесполезные диалоги. Они и так достаточно переговорили о многом. Только они знали, в каких словах был другой смысл. Дазай начал подходить намеренно медленно, словно смерть с косой и, дойдя, между ними было расстояние полшага… Взял его нож из протянутых рук. Нож был с фирменным логотипом
Крыс мёртвого дома. Они смотрели друг на друга, а Осаму приступил загонять крысу в угол.
Теперь Фёдор страшнее из всех людей — человек, загнанный в угол.
«Как же ты не можешь понять, Фёдор, что ты вовсе не Бог, а человек. Ты лишь фанатик, помешанный на религии» — подумал грешник, еретик, неверующий, — в общем, человек, с не самыми позитивными отзывами. Но Осаму не будет отрицать, что Достоевский отчасти прав в чем-то… Чёрт. Его злит всё: своя же
беспомощность; что он не смог выиграть эту игру; что он
проиграл свою жизнь как в казино, но проиграл не деньги, а самое «ценное», что у него есть. Он итак знал, что этим всё и закончится, но не получилось исправить, и от этого
мерзко.
Достоевский
не хотел подавать вида, но внутри него быстро забилось сердце. Он
не хотел принимать этого, но у него сейчас присутствовал самый обыкновенный человеческий страх. Он начал чувствовать острую боль внутри и снаружи раны. Взгляд притуплялся и тот издал стон боли, а правой рукой схватился словно «спасение» за плечо Дазая.
Демон…
демон сейчас испытывал жгучую боль на поверхности раны, а дыхание было все более затруднительным. Наступило смирение: никаких эмоций, мыслей, слов, чувств — ничего. Такую боль он ещё никогда не испытывал. Дазай мысленно ассоциировал его с Демоном, что горит в Аду.
Хватка постепенно ослабевала, а через некоторое время его и без того прохладная рука стала мертвенно-холодной, соскользнув с плеча Осаму. Тело Достоевского отяжелело, и если бы тот не придерживал тяжёлую тушу, то оно уже свалилось бы. Дазай увидел в его глазах в последние секунды жизни нечто, что люди называют сожалением или тоской.
Даже здесь они похожи.
Грешник отошёл, чтобы осмотреть то, что он натворил, при этом вытащив из тела нож. Он убивал не впервые. Кровь привычна. Запах. Осадок, оставленный после себя чернотой, гнилью. Хочется напиться и причинить себе боль… Что угодно, лишь бы не чувствовать столько всего и сейчас. Отчего-то Осаму не был счастлив и ни капельки весел от смерти своего заклятого врага. Его тёмно-красная кровь медленно просачивалась через одежду. Глаз Осаму немного подергивался, стоило посмотреть на этот молитвенник, на эту Библию и свечу, которая уже не горит. От всего этого уже выворачивало. Всё вызывало здесь неприятные чувства, воспоминания… И был очень удивлён своей невнимательности.
Когда Фёдор успел переложить их на подоконник?
Осаму не знал, что должен чувствовать к его смерти, но тот ещё больше ощущал опустошение и ненависть.
Он не выполнил его последней просьбы.
Они вынуждены были играть до конца.
Бывший мафиози резко воткнул в себя этот самый нож в важные органы…
Они оба были обречены с самого начала.
***
В комнату просачивались лучи солнца, озаряя трупы недавно умерших молодых мужчин. Много людей окружило эти два несчастных тела. Все они отреагировали по разному: кто-то был рад, что они умерли; кто-то сожалел; кто-то не ожидал, что те в свою очередь покончат с собой. Они обнаружили револьвер, который был у раньше живого Осаму Дазая. Он раньше активно им пользовался, когда состоял в портовой мафии. Исследуя всё убежище, но не найдя ничего, их заинтересовала единственная бумажка, которая лежала внутри Библии, рядом с помеченными молитвами из молитвенника. Почерк был непонятен, и его явно писали торопливо —
теперь никто не узнает, что это начеркал Достоевский относительно недавно, положив незаметно Библию и свечу на подоконник. Запись гласила:
«Mortem persequitur omnes, et accipit mihi cum eo conscie. Tu mihi, mors, non paenitet aliquid. Ego sciebat ab initio, sicut et vobis, quod hoc esset finis.»
