Нетрудное дополнение

***

      Даня в ахуе.       Когда кто-то стучит на него в Орионе, вызывает ментов, и люди в погонах просят у него открыть его же шкафчик — Макеев искренне в ахуе.       Таком открытом, чистосердечном.       Признаться честно, смесь эмоций у него ядреная: желание засмеяться, послать всех на хуй и пойти дальше гонять мячик по полю — вот, наверное, что преобладало в этом штурме больше всего. Но люди в погонах стояли и ждали. Делать было нечего — Даня открыл дверцу и расслабленно отошел.       Расслабленно. Ключевое — расслабленно, ведь он был совершенно уверен, что никаких наркотиков у него нет и в помине не было.       И вот как же он охуел, когда мент вытащил из его шкафа упаковку с травой.       Что ж. Эскпириенс был.. не из приятных.       Так страшно опозориться перед тренером и командой, попасть в такой ужасный просак, схлопотать почти статью, чтобы на тебе еще и дело завели... и как итог — загреметь в центр трудных подростков, где шароёбятся одни сказочные пустоголовые дебилы.       Макеев вздыхает вселенски тяжело и думает, что сегодняшний день просто ужасен. ***       Судьба все-таки сука.       И причем не просто сука даже — она невообразимая дрянь. Потому что мало того, что он умудрился загреметь в этот ебаный зверинец, так и встречают здесь его соответствующе — просто не по-людски.       Как только он заходит в зал, где у них типо должна быть физра, то первое, что вообще происходит: громкий свист прорезает уши. — Оо.. — вдруг весело сказала высокая брюнетка. — Вот это подгон. — Сейчас че-то будет, — заговорщически сообщила Никифорова старшей сестре. И, повернувшись, бодро посоветовала: — Мальчики, дышите глубже!       Даня роняет взгляд на ту, что сказала это, и в общем-то почти диву дается — ого. Это даже немного странно.       Странно, что такая миловидная девчуля сидит хер знает где. У нее невысокий рост, милое лицо и такой же милый прикид — чуть ли не плюшевый. Но Макеев не еблан, и он понимает, кто здесь за какие заслуги.       И что внешность тоже бывает обманчива. — Школота, внимание! У вас пополнение. — поприветствовал тогда Антон Вадимович. — Это Даниил — ваш новый одногруппник.       Ощущения были смешанные. Во многом, вероятно потому что на него пялились все. — О. Беру свои слова обратно, — задорно сказанул ушастый. — Ковалёв красава.       Та долговязая лишь ядовито усмехнулась. Малявка беззвучно засмеялась, оголив белые ровные зубы. А вот Макеев напрягся, потому что он их узнал.       Вспомнил пидорасов. Тех, которым они лица набивали, которых еще сняли и в тикток слили. — Да, мне тоже кажется, что это отличное усиление нашей футбольной команды, — гордо похвалился тренер, вообще не замечая накалившейся атмосферы.       Белов дернулся. Никитос был уже на взводе. Платон, как и Макс, уже шагали новенькому навстречу. Рыжая и блондинка безынтересно втыкали в телефоны.       Обе Никифоровы лишь улыбались.       Макеев прекрасно это запомнил.       А после его с криком «ах, ты сучара!», ударяют в лицо так сильно, что из глаз сыпятся белые искры. Даня круто отшатывается, а скула жжется и горит. Следом ему прилетает в нос, голова запрокидывается вверх от такого удара. Равновесие бессовестно его покидает, и Даня падает спиной на холодный твердый матрас.       Пока Макееву задают нешуточную трепку, наваливаясь целой гурьбой, прилетая коленом в сгиб шеи и грубо прижимая за руки к полу, сюда же влезает Ковалёв под громкое, девчачье: — Парни, да вы че!.. — Ян, не лезь. — Мальчики, ну хорош уже! — Да пусть. Сами разберутся.       И Макеев не различает разницы между их криками, пока по почкам прилетает чьими-то кедами и пока приходится прятать лицо за локтями. Внезапно уши обдает холодным — у Даниила бегут мурашки по всему телу, а перед глазами стелет белым — Герман Алексеевич обрызгивает их всех из огнетушителя, крича что-то гневное и называя их дикими обезьянами.       Герман орёт, приказывает встать в линейку, а у Макеева все еще звенит в ушах от такого теплого приветствия. Он пошатывается, но идет. Встает в эту сраную линейку с самого края, где стояла низкорослая девчонка с крашеными прядями. — Ну, что, Ковалёв. Облажался, уходишь? — Так это ж не при мне было, я еще никакие документы не оформил..       Никифорова лишь хмыкает. Смотрит на своих учителей, на то, как Антон Вадимович держится за нос, гневно зыркая на парней. Ковалёв показывает Никитосу фак, а Алёнка невинно просит, крича ему в спину: — Ну, не злитесь, Антон Вадимыч! Мы тоже вас любим!       Алёнка весело улыбается вслед уходящему преподавателю. Но в противовес своей славной и милой улыбке, она иронично и прохладно говорит Макееву: — Ласково они тебя, да? — поворачивается, глядя прямиком в офонаревшие глаза новенького.  — Не понял? — с наездом, хмуро прошипел Даня. Огрызнулся открыто: — Сейчас я тебя ласково.       Никифорова лишь невпечатленно хмыкнула. Отвернулась, холодно роняя: — Добро пожаловать.       И где-то внутри Макеева раздражение с бешеной силой загудело под черепной коробкой.