Saint love

— И Вам не стыдно разговаривать в таком тоне с адским созданием? На улице стоит кромешная тьма, все жилые дома поблизости постепенно готовятся ко сну, отключая лампочки до утра. По дорогам прекращают ездить машины, прохожих уже не осталось на улице. Всё будто замирает и окраина города погружается в ночное спокойствие. Только закрытая церковь прожолжает блекло светиться. Вечерняя служба давно окончена, однако обитатели там даже не планируют идти спать. — Не стыдно. — Доён усмехается, откладывая в сторону книгу с молитвами. — Когда я был младше, ловил таких, как вы. Работу, формально, я выполнял, но ни кого не волновало, что я делал с пойманой нечистью. Грешил, сознаюсь, но ведь достаточно просто замолить все, что натворил по глупости, верно? Ким бросает взгляд на высокие окна священой обители, наблюдая за стёклами сплошную черноту. Здание он закрыл изнутри. Всё, что священника сейчас держит — это парень, который сидит перед ним на мраморном столе, облаченный в тёмный плащ и белую античную рубашку. Этот незнакомец появился буквально из ниоткуда, чем сразу привлёк к себе внимание. — Значит, Вы ничем не отличаетесь от тех, кого ловите, Святой Отец. — Хэчан косится на молитвенную книгу, слегка улыбаясь, — собственно, современные священнослужители уже давно не такие как раньше, наверно я ещё не привык к такому. — Кто Вы? — Доён, не прерывая зрительный контакт, рассматривает бледное лицо напротив, слегка щурясь. Подходит ближе и опирается руками о мрамор, по бокам от бёдер, обтянутых плотной чёрной тканью. Ким сокращает дистанцию еще сильнее, заглядывая в красноватые глаза, и анализирует сидящего перед собой незнакомца. Он точно давно осознал, кто перед ним, но желание чуть-чуть поиграть с ситуацией было сильнее всех серьёзных речей про правила церкви. — Даже не дадите мне никакой подсказки? Хэчан чуть наклоняется к парню перед собой, рассматривая чужой черный костюм, с полностью прикрытой шеей. Он незаметно опускает свою правую руку к ладони, что опирается о мрамор около вампирских бёдер, и тянет чужое запястье на себя, заставляя священника прильнуть ещё ближе. — А разве для Вас есть разница между нечистью? — Он внимательно осматривает молодое и ровное лицо, спускаясь взглядом от губ до прикрытого кадыка, и неспеша оттягивает воротник чёрного одеяния свободной рукой. Хэчан слегка касается острыми зубками белой кожи, но не прокусывает её. Оставляя такой не скрытый намёк о своей сущности, вампир не спешит отрываться от чужой шеи, — Было бы занимательно послушать о том, что Вы делали с теми, кого ловили. — Разница есть всегда… — Чужое дыхание на шее пробивает на мурашки, зато теперь точно ясно, кто перед священником. Кожу на месте «укуса» слегка пощипывает, а горячие вздохи словно удваивают это ощущение. — Например, черти просто обожали брать всю инициативу на себя. Подобные тебе, всегда оставляли укусы по всему телу, в самых чувствительных местах с тонкой кожей. А оборотни сильно царапали спину. Доён отгибает часть своей черной накидки, оголяя сильнее светлое плечо. — Хочешь увидеть оставшиеся шрамы? Хэчан чуть отстраняется, — хочу. — Тогда сними это с меня. Вампир улыбается такой игривости. Он запускает холодные руки под накидку священника, резкими движениями расстёгивает верхние пуговицы черной мантии, что верхняя часть костюма опадает на пол. Кивком просит парня встать спиной и с досадой оглядывает исполосованную спину. — Какое зверство, оставлять такие уродливые шрамы на вашей прекрасной коже, Отец. Я не люблю оборотней. — Руки медленно очерчивают тонкие, уже зажившие полоски на теле. — И Вам это нравилось? — Грубость можно интересно обыграть, смотря где и в каком ключе её использовать. — Ухмыляется парень, через плечо разглядывая вампира. — Но Вы правы, было ужасно больно… Чуть наклонившись, Хэчан облизывает самый свежий шрам, продолжая водить ледяными пальцами по спине и плечам, ощущая как невольно содрогается тело Доёна. Чувствительность этой зоны повышалась с каждым касанием, и дабы не портить атмосферу лишними непроизвольными звуками, Ким поворачивается лицом к вампиру. Тянет свои руки к вампирской тонкой талии, прижимая всем телом к холодному мраморному выступу. — Доён. Для тебя я — Доён. — Ким утыкается носом в чёрную мантию на плече, руками продолжая ощупывать чужую талию, стараясь забраться под одежду. — Хочешь сравнить мои предпочтения с твоими предыдущими «знакомыми» священниками? На сегодня моя работа окончена, ворота заперты, и уже темно… — Я для этого и пришёл, Доён. — Словно пробует имя священника на устах. Придвигается ближе, чуть изгибаясь в пояснице. Перекладывает руки на бледные плечи парня — и думаю, твои предпочтения меня точно восхитят. Предыдущие служители не занимались грехоподением с нечистью, что не скажешь о тебе. Хэчан хитро улыбается, заглядывая в тёмные глаза Доёна. Сквозь одежду можно было почувствовать едва уловимый жар чужого тела, от чего Ли, прижавшись вплотную, решает начать слегка тереться о худые бёдра парня напротив. Священник застывает от этого легкого трения, губы трогает приятная ухмылка, а в животе возникает сильное желание то ли двигаться на встречу, то ли просто понаблюдать за этой похотливой бестией. — У тебя нет имени, возбуждённый вампирёнок? — Голос Доёна внезапно стал ниже, тише и бархатистее. Он шепчет в шею, но трогать губами ледяную кожу пока не решается. — А зачем Святому знать имя адского отродья? — Разве тебе не нравится, когда его стонут на ухо, сладко протягивая каждую гласную? Вампир продолжает тереться, от чего священник хмыкает, и перемещает свои руки на чужой пах: левой слегка сжимает промежность сквозь штаны, а правой расстегивает ширинку, двигаясь вниз по нижнему белью. — Хочешь только потереться? Как не решительно… Разве не нечисти должны совращать Святых, а не наоборот? Хэчан слегка дёргается от такого смелого напора от священника. В собственные мысли начали впиваться чужие желания и чувства, что обвивают сознание вампира очень и очень стремительно. Он неосознанно поддаётся нежным движениям рук Доёна, сжимая в собственных ладонях его тонкие плечи. Вампир не дожидается ответной реакции, размашисто облизывает мочку уха священника, присасываясь губами к его линии челюсти. И отрывается с легким чмоком, чтобы прошептать до ужаса сладкое: — Ты ведь сам хочешь меня «совратить» не так ли, Доён? Ким проводит пальцами по выпирающему бугорку, и достает затвердевший орган, размазывая по всей головке выступающую смазку. Последние слова вампира скручивают низ живота. Словно разряд молнии пробивает сквозь всё тело, сосредотачивая весь прилив возбуждения в паху. — Хочу. — Тело реагируяет на собственное перевозбуждение и ощутимо трясётся, распаляя ещё пуще желание играться с нечистью в своих руках. — Мне дико любопытно, где находятся все твои «сладкие» местечки, — спускается на колени, тянет за черную ткань на животе вампира, — какие твои слабости, — льнет щекой к чужому члену, и трётся, как котёнок, — какую роль предпочитаешь занимать. Тебе же точно нравится контролировать своих жертв. А я стою перед тобой на коленях, как грешник на исповеди. Можешь поднять меня, можешь оставить здесь. — Доёна заглядывает глубоко в глаза, продолжая прижиматься к чужому паху. Собственные руки тянут за верхушку штанов, раскрывая посильнее возбуждённый орган. — Выбирай. — А ты точно ловил нечисть? С твоими извращёнными желаниями, думаю, адские создания сами к тебе приходили. — Хэчан облизывает губы, чуть прикусывая их. От одного только вида податливого священника, возбуждение растекается по всему телу, а от нетерпеливых движений сводит низ живота. — Собственно, как и я сейчас. Вампир двигает бёдрами навстречу чужим горячим губам, правой рукой зарывается в чёрные волосы, нахально тянет, заставляя резко вобрать разгоряченный орган. С уст срывается блаженный вздох. — Для тебя- Хэчан. А теперь попробуй простонать мое имя в таком положении. — Рука сильнее надавливает на затылок, двигая голову Доёна в такт грубым фрикциями. Из горла Кима вылетают только неразборчивые всхлипы, он давится своими же слюнями и всеми силами подавляет рвотный рефлекс, отдаваясь целиком моменту. По щекам, из-за резкости, тонкими струйками стекают слезы, и сводит скулы. Доён зажмуривает глаза и активно использует язык, сжимая губы в процессе еще плотнее. Руки неконтролируемо-сильно тянут плащ вампира, который мешается, спадая священнику на лицо. Ощутив, как Хэчан сбавляет скорость движений, Ким сразу отстраняется, вдыхая воздух прерывисто и часто, вытирает губы тыльной стороной трясущейся ладони. — Разве говорить с набитым ртом не неприлично? — Охрипшим голосом, сквозь саднящее ощущение в горле, священник бубнит это в свою ладонь и вновь льнет к пульсирующему органу, обводя рукой мягкую кожу. — Какой же ты, оказывается, напористый. Сам то сможешь продержаться, со своими предпочтениями, — снова вбирает член до основания, и возвращаясь к середине, сдвигая орган в левую щеку бормочет под нос чужое имя, вытягивая гласные в звучный горловой стон — Хэчан? Вампир крупно дёргается, а с уст слетают стоны, которые он даже не пытается скрыть. Взгляд вцепился в Доёна и жадно бегает по чертам его лица, запоминая такой сексуальный момент в мельчайших деталях. — Ты потрясаяющий… — шепотом, дрожащим голосом. Рука резко хватается за плечи священника, нагло отталкивая того от себя. Губ тронулась хитрая улыбка, что едва обнажила острые зубы Донхёка. — И много нечисти видело тебя таким? Я не хочу так. Парень сползает с мраморного стенда, накидывается на Доёна, опракидывая его на пол, и нависает сверху. Вампир шарится руками по обнажённой груди священника, торопливо задевая соски и залезая пальцами под нижнюю часть черного одеяния священослужителя. Губы прилипли к чужой, нежной шее, оставляя засосы и едва ощутимые укусы, в опасной близости к сонной артерии парня. — Что если мне сделать тебя своим? Острые зубки на шее вводят Доёна в исступление, эмоции переполняют сознание и мыслить рационально больше не получается. Всё внимание полностью рассеялось, и теперь телом управляет только единственное желание и похоть. — Что, хочешь прокусить мою шею? — Вопрос риторический. Ким старается максимально не показывать своё перевозбуждение от таких игр, чтобы подразниться. Только сбитое дыхание, изредка вылетающие полустоны на выдохе, и вздымающаяся грудная клетка полностью выдают истину. Парень хватается рукой за щеки вампира, и тянет того к своим губам, играясь в поцелуе языком с острыми клычками. — Мне абсолютно нечего терять, я готов к любым твоим действиям. И сейчас я полностью твой. Священник подтягивает колено к паху Хэчана, и тянется свободной рукой к расстёгнутой ширинке. — Сделай уже хоть что-нибудь, вампирчик. Или хочешь, чтобы я сам тебя оседлал? — Так не терпится прочувствовать меня? — Мурлычит это, когда у самого руки торопливо сдёргивают штаны с нижнем бельём священника, едва сдерживаясь от потока желаний. Мучительное возбуждение пульсирует в висках и давит на мысли. Хэчану хочется сьесть, разодрать парня перед собой. Пока одна ладонь грубо водит по твёрдому органу Доёна, другая высвобождает ноги вампира от мешающейся ткани. Ещё пара спешных фрикций рукой, и Донхёк со сладким стоном полностью насаживается на член священника. Тело дрожит, горит, но останавливаться на этом вампир не хочет. Не давая времени привыкнуть к ощущениям, он медленно водит бёдрами, руками упирается в живот Кима. Резкая узость, плавные движения, чужой пульсирующий орган на животе, бьющийся о покрытую испариной кожу — в совокупности порождают вспышки перед глазами. Твёрдый пол давит на лопатки и позвоночник, но все внимание приковано к прикусанной губе вампира, ненасытно ëрзающего на паху священника. Повышенная чувствительность Доёна даёт о себе знать, и хочется стонать, пóшло извиваться, и ощущать на своем теле пристальный чужой взгляд. Что, собственно, и происходит само собой. Но расслабляться и упускать возможность поиграться, хочется меньше. Руками хватается спешно за прохладные бедра, и резко давит на себя, входя еще глубже. — Быстрее! — Звучало больше, как случайно вырвавшийся стон. — Прошу тебя… Неожиданное движение срывает с уст Донхёка громкий вскрик, который сразу теряется в дальнейшем мычании и стенаниях. Кажется, будто собственная кожа покрылась испариной, а у тела поднялась температура, хоть крови в организме вампира и вовсе нет. Хэчан выгибается в спине, пока собственные бёдра скакали вверх-вниз, принося этим просто уйму удовольствия обоим. — Доён! — Руки цепляются за горячие ладони, что сжимают мягкие бока вампира, и резким движением он заставляет священника обхватить свой бьющийся о живот член. Чем сразу же вырывает из себя пошлые, громкие стоны. — Пожалуйста, Доён!.. Хочется — очень хочется — всего и сразу, что Хэчан буквально начинает бормотать что-то не связное под нос, царапать руки священника и истошно стонать его имя. Ким приостанавливается, все же решая перехватить ситуцию. Он подтягивается к истерзанным губам, вовлекает в поцелуй не позволяя вздохнуть полной грудью. Голова кружится, хочется сразу лечь обратно, но Доён утыкается в плечо вампира, и слегка поворачивает голову, открывая больше мягкой кожи, с пульсирующими от возбуждения венками. — Укусишь меня, — полушепотом бормочет в тёмную ткань, и щипает за бледное бедро вампира, следом специально выстанывая как можно слаще его имя, — Хэчани? Рука, на вампирской мягкости, резко давит на себя, насаживая трясущуюся нечисть еще глубже. Священник чувствует, как упирается в ту самую точку, и продолжает резкие, грубые толчки. Ким сжимает в руке чужой член ещё плотнее и ускоряет движения, надавливая большим пальцем на головку, что позволяет наслаждаться скомканными истошными вскриками. Стены с иконами отражают все грешные звуки, а Доён, напрочь забыв про всё святое, ругается в пронзительном стоне и изливается внутрь. Его тело стремительно обмякает, но сбавлять скорость он не торопится. Пока не увидит на лице вампира то самое извращённое, пошлое выражение с закатанными под верхние веки глазами, он не остановится. — Доён-Доён-Доён! — Получаемая эйфория от происходящего действует слишком хорошо. Стоило ощутить, как узкие стенки заполняются разгоряченной жидкостью и услышать чужой сладкий стон, как всё тело покрывается мурашками от неудержимого удовольствия. Не задумываясь ни на секунду, Хэчан впивается в нежную кожу священника острыми зубами, жадно глотая всплески крови. От поступающих в организм живых клеток, вампиру буквально сносит голову. Хочется стонать и извиваться. Он едва сдерживается чтобы не разгрызть шею парня. Хэчан чувствует себя полностью зависимым и беспомощным, когда тело священника и его руки буквально доводят вампира до исступления, такими приятно-грубыми движениями. Донхёк со вскриком выгибается в спине и изливается в ладони Доёна. Постепенно сбавляя темп и приводя дыхание в порядок, вампир не отрываясь смотрит в тёмные глаза напротив, стараясь не смотреть на кровавое пятно на шее, которое к слову, уже не кровоточило. — Ты ведь… понимаешь, что просто так мы не обращаем людей? — Приятная нега после оргазма, постепенно сходит на «нет», но вампир даже не собирается двигаться, — я очень давно наблюдаю за тобой, Доён. — А ты думаешь, я позволил бы тебе так просто обратить меня? Маленький вампирëныш, у тебя плохо получается прятать свои острые клычки. Дыхание все ещё сбитое, и тянет внизу живота, а узкие стенки до сих пор сжимают теперь еще более чувствительный орган. Испачканными руками Ким тянется к своему одеянию, вытирается о темную ткань, а затем касается укуса на своей шее, и улыбается хитро. Кожу чуть пощипывало, но совсем не как во время порезов или ожогов. Сейчас совсем иные ощущения. Священник (уже бывший, в скором времени) тычет большим пальцем в чужие окровавленные губы, слегка надавливая на один из клыков. — Я давно ждал, когда ты наконец покажешься. Я ведь ловил тебе подобных, и чувствую вашу энергетику за километры. Неужели ты правда думал, что я так просто и необдуманно отдамся первой же попавшейся нечисти? — Чуть наклоняет голову в бок, и приближается к приоткрытому рту вплотную, слизывая мелкие капли собственной крови. Хэчан нежно обвивает руки вокруг доёновской шеи, прижимается ближе и мягко целует, стискивая парня в объятьях. — Рано или поздно я бы всё равно это сделал. Даже если бы ты не захотел отдаваться мне добровольно. — В голосе проскальзывает холод, который очень быстро сменяется расплывшейся улыбкой и сладким: — Ты такой потрясающий, как же я счастлив, что это взаимно. Хэчан слезает с чужих, крепких бёдер, лениво напяливая нижнее бельё, со штанами, так и оставив их не застёгнутыми. Вновь прижимается к Доёну, стискивая в руках его мягкие щёки. Щупает и мнёт везде ладонями, паралельно осыпая всё лицо бывшего священника чмоками и кроткими укусами в нос. — Мне теперь нужно научиться управлять своим голодом. Как ты обьяснишь мою пропажу из церкви? — Голод — пустяки, а пропажа вполне очевидна: я тебя сьел.