Не время бояться

Темные залы, уходящие высоко в багровое, почти черное небо острыми пиками окон и колонн, давят на плечи и душат когтистой хваткой. Тяжёлые шаги эхом разносятся по длинному коридору, заставляя его вздрагивать и затаивать дыхание каждый раз, когда звуки затихают. — Допета твоя песня, король, — хриплый смех оседает пеплом на коже, сотни невидимых глаз взирают на него со всех сторон, не давая шанса спрятаться. Он рвано вздыхает, расправляя плечи. Не время бояться. Он не боялся. Стражники наставляют на него пики, обагренные кровью его друзей. Камни сияют к венце на рыжих волосах, отвлекая взгляд от хитрых темных глаз. — Ты и сам в это не веришь, Саурон. Голос — едкий, стальной, словно не его вовсе — заглушается чужим шумным выдохом и лязгом цепей, когда цепкая рука притягивает его к прутьям клетки за воротник. — Не перечь, — он бросает взгляд на стражников, и те отпирают скрипящую решетку. Дышать внезапно становится легче, даже если теперь между ними нет никакой преграды. Саурон ведет его по мрачным коридорам и витиеватым лестницам, мимо обломков того, что когда-то было прекрасной эльфийской крепостью. Теперь она, как и сам Финрод, разбита и уничтожена, держится лишь на вере в их прекрасное, столь далëкое, что даже песнь не может охватить его. Тоска от незнания тянет на сердце, когда высокие дубовые двери одна за другой растворяются и захлопываются за ними с сотрясающей высокие своды силой. — И зачем ты только отправился сюда, ты, несчастное дитя Эру? Зачем вернулся туда, где тебя уже ничего не ждëт? Голос Саурона окутывает его, погружает под толщи воды, как древнее заклятие. Цепи на тонких запястьях распадаются, с грохотом ударяясь о каменный пол. Финрод, смотря на него загнанным в угол зверем, потирает ссадины на коже, оставаясь на пороге тронного зала. — Такова моя судьба, ты это знаешь. Мы не можем противиться ей, — внезапный смех стражников обрывается движением руки, и они отлетают в стены, звеня орудиями. Финрод не понимает его, развалившегося на троне, с довольной ухмылкой на скрытом в тенях лице. Финрод его, предателя, ренегата всех времен, презирать должен. Когда Саурон манит его к себе, он делает шаг вперед. Когда Саурон, покрутив венец в руках, возлагает его на склонеëную голову. Когда Саурон протягивает к нему руку, с ожиданием смотря в светлые глаза. Финрод делает шаг ближе, Финрод в глаза, полные тьмы и азарта, заглядывает осторожно. — Ты ведь не знаешь своей судьбы, король. Или, вернее, бывший король? — грубый смех вырывается из его груди, и Финрод почти делает шаг назад. — Ты получил Сильмариллы. Что теперь? Осмелишься ли убить меня? Стражники вновь наставляют на него копья, вновь обнажают мечи. Сердце бьется о грудную клеть, и он сам не знает, что тому причина. Проклятые камни прожигают кожу, от венца, плотно охватывающего его голову, стучит в висках и сводит зубы. Финрод закрывает глаза, представляя цветущие сады Амана и любовь, что навсегда осталась среди далеких и холодных звезд. — Неужели мнимая власть тебе дороже свободы, дороже истинного? Финрод отступает, идя вдоль каменных стен и оглядывая рассеянным взором колонны и своды, ажурные арки и резные капители. Он помнит, как свет проникал в витражные окна, помнит голоса солдат, караулящих в длинных коридорах. Помнит крики и запах смерти, наполнивший воздух. Помнит раненых, которым удалось спастись. Помнит горечь от едкого осознания своей слабости. — Неужели жизнь во тьме лучше света? — Саурон молчит, закрыв глаза. Его спокойное лицо, его мерное дыхание заставляют Финрода остановиться, с недоверием смотря на него. Песнь рвется у него из груди, магия колется на кончиках пальцев. Он молчит, не давая себе разрушить это мимолетное спокойствие посреди абсолютного хаоса. Шаг, второй, третий… он поднимается по ступеням к трону, вынуждая Саурона посмотреть в ответ. — Ты ведь тоже своей судьбы не знаешь, — уголки губ приподнимаются, когда Саурон закатывает глаза, садясь прямо и поправляя пряди волос. Финрод снимает венец, едва касается сияющих камней, сразу отдергивая руку и вешая на пояс, чувствуя на себе пристальный взгляд. — Сможешь ли ты вернуться к свету? — Пойдёшь ли ты со мной во тьму? Голоса сплетаются, пытаясь побороть, заглушить, подчинить себе другого. Когда Финрод касается шрамов на его лбу, когда смотрит в глаза без страха, когда Саурон, ухмыльнувшись, делает шаг навстречу. Голоса затихают. Судьба, призрачно-далекая, не становится яснее. Истина не озаряет их. Но свет и тьма, сплетаясь в единую нить, заставляют мир замереть в ожидании чего-то нового.