Разврат

Первая. Она — тряпичная кукла с пуговкой. В неопрятном, местами порванном, но аккуратно зашитом ею кусками ткани, платье. С небольшим синим бантом на макушке коротких красных кудрей. Вечно спокойная и дружелюбная, что хотела помочь всем. Не конфликтная, немного усталая — лёгкие мешки под глазами, или же под одним из них, выдавали куклу. Мягкая, удобная. Дотошно притягательная. Не знает, но всем своим видом манит, немой зов, соблазан… Или заяц просто себе что-то придумал, убедив себя в этом, хочет проучить девчонку за разврат. Второй. Он — высокий кролик, покрытый немного грубой, короткой шерстью. Желтоватые глаза и постоянная улыбка. Розовый комбинезон, с желтыми перчатками. Его облик, его силуэт. Хитрый, самодовольный, точно не кролик, лис. Наглый шутник. Можно сколько угодно перечислять. Но… Вот только кукла, понимая, почти каждую ночь могла тихо плакать с его именем на губах. А поганец это знал. Как же порой полезно иметь ключи от всех комнат. Он знал, она — нет. Пользовался, играл с чувствами девчонки. И ради чего? Любви? Нет. Скорее собственного удовольствия. Была ли Рагата против? … Спорно. Он мог медленно и аккуратно проникать в нее. В самое нутро. И делал незаметно. Словно змея, впрыскивал свой яд. Или наркотик. Ведь после кукла жаждал этих чувств. Вот и сейчас… Джекс навис над ней, сбивчиво шепча ласковые слова. А Рагата таяла, таяла и терялась в этом. Наркотик, точно наркотик. Она уже сходила с ума, была зависима. Сама молила его о большем, сама просилась каждую ночь. А он, растягивая и отнекиваясь до последнего, давал. С противной, самодовольной ухмылкой, давал лишь когда Рагата доходила до абсолютного отчаяния. Сладкое зрелище. Джекс медленно и невыносимо долго мог изводить сходящую с ума куклу. Целовал ее шею, влажными, мокрыми поцелуями, иногда оставлял укусы, поглаживая по щеке. Она с кривой улыбкой, плавилась под ним, плакала от счастья, нарочно прогибаясь и просясь. И наконец он аккуратно сжимал ее бедра, разводя их шире, тяжело дыша, медленно входил в Рагату, слыша ее сдержанные стоны. Также неторопливо и ритмично начинал двигаться, осуществляя тягучие толчки. Тихие, медленные. Ее глаз, намокший от слез, горел счастьем и безумием. Безумным счастьем или счастливым безумием. Разницы уже нет. Границы сильно размыты. Настолько, что даже слово сильно ощущается ничтожно слабо. Каждый удар в нутро отдавался тихим стоном, солёной слезой. Все течет. Его силуэт слишком мутный чтобы разглядеть. Рагата и не видит. Но ей уже не надо. Кукле хватает того, что он даёт ей сейчас. Последний толчок — конец, эйфория. Слезы, слюна, пот и тяжёлое дыхание двух несуразных тел. Игрушки. Он спешно уходит, захлопнув дверь. Она лежит на кровати, не шевелясь. Только через пару минут грузно вздохнула, закрыв лицо руками. С губ сорвался смешок. Тяжёлый случай.