Но что, если жажда делать зло Станет чуть сильнее? Если на стене ружьё, Значит кто-нибудь умрёт.
Электрофорез — «Зло»
Акияма незаметно шмыгнул под стол, где спрятался Дали. — Надевай парик хоть иногда… — томно прошептал он и поправил запотевшие очки. Раскрасневшийся моментом Дали кинулся на парня, сидящего в сантиметрах тридцати от него, и обхватил его шею ладонями в шуточной попытке задушить.***
Шунпей — первый человек, который невольно помог Дали и Миги в исполнении их нелёгкого плана. Стал первым другом, поддерживающим и понимающим. И со временем старший Сонояма, сам того не заметив, проникся к нему чувствами далёкими от дружеских. В самом начале те напоминали братскую любовь, испытываемую к Миги. Дали, смотря на младшего, не видел ничего особенного: тот ведь точная его копия. На подсознательном уровне было вложено знание, что он должен заботиться о нём во что бы то ни стало. Они — единое целое. Слышали и понимали друг друга без слов. В рациональной голове Дали не появлялось ни единой мысли, чтобы какими-либо действиями навредить Миги. Да, он бывал иногда чересчур жесток по отношению к нему. Вспоминая тот же случай с таинственной девушкой Сари. Старший хотел сделать как лучше для всех них. Он действовал во благо их общей цели — мести. Возможно, в план не всегда входили чувства младшего, но Дали постарался исправиться в данном аспекте. Вместе с тем, что взрослел Дали, росли и оформлялись и его чувства к Шунпею. Когда они только начали дружить, старший Сонояма слушал его рассказы вполуха, чтобы просто отвлечь внимание. Но шаг за шагом он невольно узнавал Акияму всё лучше, и тот стал по-настоящему интересен для Дали. Сейчас, когда они все уже повзрослели, братья Сонояма пришли к выводу, основываясь на всех пережитых событиях, что способны жить, не притворяясь одним человеком. Все-таки они совершенно разные. Две отдельные личности с, бывало, несхожими взглядами. Дали вместе с Шунпеем уехали из родной деревни в город, чтобы начать учебу в одном университете, но на разных специальностях. Их даже поселили в одной комнате в общежитии, что было невероятной удачей. Вместе, казалось, легче проходила адаптация на новой местности. Здесь, в совершенно другом мире — мире взрослых людей — никто не знал историю Дали. Никто не тыкал в него пальцем, называя приёмышем. У Соноямы словно открылось второе дыхание, появились различные цели, которых хотелось достичь, и желания. Он практически сразу стал отличником в своей группе, преподаватели полюбили его. С одногруппниками не сразу, но сложились приятельские отношения. Дали, как оказалось, был рожден лидером, люди тянулись за ним, прислушивались к тому, что он говорил. Однако же, возвращаясь в крохотную общажную комнату, Сонояма чувствовал, что задыхается. Ведь Шунпей вовсе не разделял его позитивного настроя. Акияма всё больше закрывался в себе, теряя контакт не только с внешним миром, но и с самим Дали. — Дали… — послышалось хриплое. Блондин вздрогнул от его голоса и обернулся. Сколько они не разговаривали? И вспомнить сложно. Акияма лежал на своей кровати, глядя в потрескавшийся потолок. — Мне нужна твоя помощь, Дали… Прошу… — тяжело дыша, продолжал Шунпей. — Конечно, друг…У всех, кто родился и вырос в чёртовом Орегоне, хранились скелеты в шкафу.
Шунпей — не исключение. И оказалось, что его тайна крайне интимная и чересчур извращенная. Сравнимая лишь с уродствами, которые творились за закрытыми дверями особняка Ичидзо. Акияма никогда не умел разговаривать с противоположным полом. Для него это становилось испытанием. Как бы он не пыжился, придумывая темы для разговора, ничего не выходило. Никому не было интересно слушать какого-то чудика. Ему безусловно нравились девушки. Высокие, фигуристые и темноволосые. В точности такие как его сестра Рина, которая являлась стервой до мозга костей. Её хлебом не корми дай только позадирать своего младшенького. Самая любимая фраза сестры, которую она могла повторять по нескольку раз за день: «Ты так и умрёшь задротом-девственником». Акияму ранили слова сестры, он ненавидел её за то, что она с ним обращалась подобным образом. Хотелось наказать её. Но Шунпею нравилось, что Рина спала в облегающей майке с тонкими бретелями и коротких шортах, что едва скрывали её мягкую и округлую задницу. Он не раз заглядывал в комнату сестры посреди ночи. Та зачастую засыпала даже без одеяла, что позволяло оставаться незамеченным во время своих деяний и давало больше доступа. Шунпей без зазрения совести разглядывал выставленные напоказ прелести, позволял лёгкие поглаживания. Ощущение нежной и шелковистой кожи под подушечками пальцев дурманило. А собственное возбуждение расходилось жаром от живота к грудной клетке и до шеи. Пульсация в паху усиливалась, члену становилось тесно в трусах с узором птиц. Влажные от пота ладони стискивали горячий орган и массировали, пока под бельём не становилось липко от спермы. И с каждым днём одержимость росла в геометрической прогрессии. Юноша подглядывал за ней в ду́ше. Капли воды стекали по соблазнительному телу Рины. Она прижималась спиной к стенке душевой кабины, а маленькие ладони двигались по телу, сжимая большую упругую грудь и оглаживая соски с крупными и сочными ареолами вокруг. Сестра испустила тихий вздох наслаждения. Когда она закончила играться с грудями, то сменила позу, прижавшись теперь уже грудью к стеклу. Одна из рук оказалась сзади, спускаясь ниже, к промежности. Тонкие пальчики длительные секунды оглаживали набухшие губы, а затем медленно погрузились в горячую глубину. Сестра маняще плавно двигала бедрами, насаживаясь на пальцы. Рина не старалась быть тише, сладкие стоны ежесекундно рвались из её рта: шум воды частично заглушал звуки, родителей не было дома, а про затворника братца, который дальше своей комнаты не высовывался, она даже не думала. Шунпей засмотрелся насколько, что пропустил момент, когда сестра выключила воду и собиралась выходить из душевой. Придя в себя, он резко захлопнул дверь в ванную, сразу пожалев об этом. — Чёрт, чёрт, чёрт! — взвыл Акияма, влетев в свою комнату. Он засуетился: поставил книги на тумбе в другом порядке, поправил одеяло на кровати… И замер — услышал шаги в коридоре. Сестра шлёпала босыми ступнями по полу, приближаясь к своей спальне, ещё чуть-чуть и Шунпей услышал бы хлопок двери, оповещающий, что сестра ушла к себе. Но его не последовало. Шаги становились всё ближе. Через секунду дверная ручка повернулась, и на пороге появилась Рина. Она не стала проходить дальше, потому что считала спальню брата — пристанищем инцелов. Ей даже здешний запах не нравился. Окинув комнату младшего пронзительным взглядом, Рина не нашла, за что зацепиться. Сам Шунпей сидел за столом, где обычно рисовал чертежи летательных аппаратов. — Рина? Ты что-то хотела? — залепетал младший. — Шунпей, ты что, подглядывал за мной? — едко произнесла старшая Акияма и прищурилась. — Ч-чего?.. Н-нет! — нервно воскликнул юноша. Взгляд забегал от одного угла к другому, но все время так и норовил вернуться к фигуре в дверном проёме: сестра накинула на себя один лишь махровый халат. Рина, как будто удовлетворенная ответом, развернулась, взмахнув волосами, и ушла. Младший Акияма судорожно вздохнул. Его пугала мысль, что все узнают о том, чем он занимается, какие мысли о собственной сестре его посещают. Осознавал, что то, что он делал — в корне неправильно, и выходило за все рамки нормальности. В воспаленном мозгу оставалась здравая мысль: «Дальше заходить нельзя!» Но действиями Акиямы руководили вовсе не здравые мысли, а сильнейшие эмоции. Обида, злоба, ненависть. Возникнув, они затмевали всё, и Шунпей терялся в этом жгучем коктейле. Дали же, по незнанию, позволил ему тонуть дальше в темноте, позволил перейти грань невозврата. Глаза Шунпея необычно заблестели, а губы растянулись в слабой улыбке в ответ на полученное согласие. Он резво подскочил с промятой кровати и метнулся в сторону их общего шкафа, вытворяя оттуда чёрный пакет. «Сейчас нам никто не помешает: вечерний обход уже был…» — подумал Акияма и протянул свёрток Дали. — Надевай. По телу старшего Соноямы прошли мурашки: он никогда не слышал такой холодящей душу стали в голосе приятеля. Он послушно принял пакет и заглянул внутрь, тот час обомлев. Дали аккуратно достал внушительных размеров кружевной бюстгальтер. За ним потянулись такие же стринги, зацепившись за застежку. От них исходил тяжелый, затхлый запах чужого тела. Сонояму слегка передёрнуло от отвращения, и он высыпал остатки на кровать, подумав, что после следовало бы поменять постельное. Сзади неожиданно оказался Шунпей, который обнял Дали, и обжигающе прошептал на ухо: — У тебя маленькая грудь, поэтому возьми побольше носков, — закончив фразу, он провёл руками от живота до грудной клетки друга и сжал пальцами соски. Дали не приходилось привыкать исполнять какую-либо роль. Сначала Хитори, потом Сари. И, в таком случае, почему бы не стать другим человеком для Акиямы? Это ведь всего лишь небольшой спектакль, да? Но в совокупности со своими безответными чувствами, Дали думалось, что он виноват в состоянии друга. Он хотел уехать из родной деревни, чтобы получить новые возможности, чтобы иметь шанс жить по-другому. И по своей прихоти потянул Шунпея за собой, ибо хотел продолжать видеться с ним ежедневно. Дали стягивал свою одежду и сгорал от невероятного стыда, потому что не был готов предстать в таком виде перед тем, к кому питал чувства. Отчасти он понимал, что эта «игра», которую они затеяли, разрушит его жизнь. Однако граница пересечена. Он заслужил это. Старший Сонояма стоял перед Шунпеем в жутко провокационном и коротком платье, которое едва прикрывало причинное место, обтянутое розовыми стрингами. Он опустил голову вниз, тёмные волосы парика закрывали обзор на раскрасневшееся лицо друга напротив. — Какая же ты всё-таки потаскушка, Рина… — низко порычал Акияма и толкнул Дали на кровать, навалившись сверху. Инстинкты кричали Сонояме драться, спасаться, бежать подальше, но он лишь плотно закрыл глаза. Дыхание то и дело сбивалось, когда чужие руки касались тела там и тут. Они шарили по набитому носками лифчику, мяли и дёргали. Дали едва не вскрикнул из-за того, что его нагло перевернули на живот, заставив прогнуться в пояснице. Тощие и белоснежные ягодицы мало чем были похожи на мясистые бедра сестры Акиямы, но это не мешало тому наотмашь хлестать по ним, вырывая из тела внизу приглушенные стоны. Он остановился через некоторое время, чтобы полюбоваться на свою работу: ярко-алые пятна покрывали некогда девственно-белую кожу. Акияма стянул с них обоих белье и потянулся за заготовленной пачкой презевативов. — Мы же не хотим неприятностей, да, сестрёнка? — хмыкнул тот. Дали не сумел сдержать дрожи, почувствовав прикосновение горячего липкого и твёрдого органа к заднему проходу. Он даже задержал дыхание от напряжения и желания исчезнуть в ту же секунду. От страха и стыда он совершенно забыл как двигаться. Хотелось мысленно уйти куда-то далеко. В те недавние времена, когда всё было хорошо. Когда они беззаботно веселились в доме их с Миги родителей. Как он не заметил, что с Акиямой что-то не так? — Расслабься ты и получай удовольствие. Любишь же, когда тебе вставляют по самые яйца, да? — Шунпей прижался к спине Соноямы и, брызжа скопившейся слюной, прошептал куда-то в парик. Сплюнув остатки слюны ровно между чужих ягодиц, он членом размазал вязкую жидкость по сжатому входу. И, полностью затерявшись в своих грязных фантазиях, сделал первый толчок, своим напором разрывая тугие мышцы. Крик остро пронзил тишину комнаты. Дали почудилось, что он умер. Его словно ошпарили кипятком: боль горячей волной прошлась по всему телу. Гулкий звон, стоящий в ушах, заглушил грязную ругань откуда-то сверху. Через мгновение шум сошёл — в голове стало пусто, в ней отдавался только глухой стук сердца. — Не ори! Кто ж знал, что ты целка! Шунпей вытащил окровавленный, стянутый болью член. В ярости он схватил Сонояму за шею, подтянул к себе и засунул в распахнутый рот свои боксеры, а после вжал в матрас. Дали впервые за прошедшие минуты мучений вышел из оцепенения, стал сопротивляться, трепыхаясь, будто рыба, выброшенная на берег. И тогда Акияма оторопел, не ожидая подобного. Из-за возни они вместе свалились с узкой кровати на пол. Дали ненадолго оказался сверху, но не сразу пришёл в себя из-за недостатка воздуха, чем и воспользовался Шунпей, вновь загребая парня под себя. Он сел ему на грудь, подсовывая под нос свой половой орган. — Давай, хоть так сделай братику приятно, и тогда я прощу тебя. Услышав это, Сонояма, через тонны отвращения — к себе, к некогда лучшему другу —открыл рот. Привкус собственной крови, дешевой резины презерватива и какого-то намешанного ароматизатора наподобие клубники заполнили горло, вызывая рвотный рефлекс. Он медленно вбирал головку члена и выпускал обратно. — Быстрее… — промычал сверху Акияма и взял парня за затылок, задавая свой ритм. Дали уже просто держал рот открытым, позволяя вдалбливаться ему в глотку. Слюна неконтролируемо текла по подбородку, стекала на парик, склеивая между собой пряди. Спустя несколько фрикций Шунпей судорожно излился в презерватив и рухнул мешком на Сонояму. Дали, выползя из-под грузного, тяжело сопящего тела, поднялся на слабые ноги и начал стаскивать провонявшее похотью и пóтом шмотьё. За зашторенными окнами душной комнатушки территория общажных корпусов уже давно увязла в безлунной ночи. Только редкие фонари, посаженные в разных углах кампуса, тускло освещали ровные тропинки из белого камня. Завёрнутый в одно полотенце Дали бесшумно выскользнул из комнаты в прохладный коридор и, сливаясь с темнотой, добрёл до незапертых душевых. Никто не встретился ему на пути. Сонояма встал под холодные водяные струги и несколько минут апатично наблюдал, как те струились по телу вниз. Он видел, что вода, стекая уже по голенями, окрасилась в бледно-розовый цвет. Как по сигналу бёдра и промежность сковало саднящей болью. Парень поморщился, но данные ощущения постепенно приводили его в чувства. Он не жалел себя, ни в коем случае, нет. Не появлялось мыслей «за что мне всё это?» или «почему именно я?». Он видел лишь страшные картинки, где вместо него самого мог оказаться Миги. Ведь, если уж Дали, про рациональность и здравость которого знали все, согласился на этот фарс, то что уж было говорить про наивного и доброго младшего брата. Дали до рассвета провёл в душевой, не желая возвращаться к Шунпею. Немного времени на подумать имелось в запасе. Акияма был хорошим другом, первой влюбленностью, хоть и безответной, но это не отменяло того факта, что он тяжело болен. И как бы Сонояма не хотел помочь, будь для этого даже возможность, он не сумел бы. Здесь требовалось участие кого-то более серьёзного. Пока не наступила утренняя суматоха из студентов, у которых по несчастью стояла первая пара, Дали проскользнул обратно к себе в комнату. Там ничего не изменилось: Шунпей так и лежал лицом вниз на полу. Сонояма осторожно прошёл к комоду, рядом с которым и валялся Акияма, как можно тише открыл один из ящиков и вытащил оттуда пару небольших прозрачных и шуршащих пакетиков. После он дотянулся до своей постели и стянул с неё трусы, на которых осталась его слюна, и сложил в первый пакет. В следующий он поместил брошенный на пол презерватив, хранящий засохшие кровь и сперму. Он быстро закинул все необходимые вещи в рюкзак, не забыв положить ключевые улики. — Тётушка, здравствуйте, — Сонояма скромно постучался в дверь и заглянул в проём. — О-о, Дали? Здравствуй-здравствуй. Не стой на пороге, пройди, — проговорила пухлая пожилая женщина-комендантша, оторвавшись от экрана маленького пузатого телевизора, и поманила рукой. — Что вы, тётушка, я на минутку. Знаете, мне домой нужно уехать, — ответил Сонояма, но всё же прошёл вперёд, прикрыв дверь. — Что такое, мальчик? Неужто случилось чего? — женщина округлила глаза и прикрыла рот морщинистой рукой. — Отец звонил, говорит, маме что-то не здоровится. Надо съездить проведать, понимаете… — Дали печально вздохнул и взвёл глаза к потолку, словно сдерживая слёзы. Тётушка хлопнула в ладоши и залепетала все молитвы, что знала. — Едь-едь, мой мальчик, конечно! Ту же историю он рассказал, забежав в деканат. Там весь преподавательский состав, не успев убежать после летучки, плакал и желал удачной дороги. На дворе стояло прохладное утро, часы едва пробили девять. А Сонояма уже находился в полицейском участке, давая свои показания. Как бы стыдно и неудобно ни было рассказывать всю произошедшую историю, он говорил во всех красках и подробностях.***
Новость о том, что младший сын семьи Акияма попал в психиатрическую лечебницу разлетелась по всей деревне. После того, как Дали сообщил о его преступлении в полицию, были отправлены сотрудники в общежитие, где в вещах Акиямы нашлись дневники. В них он подробно расписывал всё, что хотел сделать со своей сестрой. Тот исходил слюнями, слезами и соплями, клялся на коленях, что никогда не думал ни о чём подобном, но было уже поздно. Родители были безутешны и старались меньше появляться на публике, сгорая от позора, который свалился на их семью. Сестра же открыто дала интервью, где сказала: — Я всегда знала, что мой братец — больной ублюдок. Вы видели эти стрёмные чучела птиц в его комнате?..