***
Себастьян смотрел на лучшего друга. Оминис говорил, что чувствовал, когда на него смотрят, но прожигающего взгляда Себастьяна не замечал и безмятежно ел сэндвич, «читая» палочкой учебник по зельям. Что ж, возможно, к его взгляду Оминис привык и потому не реагировал. Оно и к лучшему. Оминис изменился. Если бы Себастьян не жил с ним несколько лет, деля и спальню, и парты, и стол в Большом зале, то не уловил бы разницы: Мракс умел сдерживать эмоции очень хорошо. В этом и была проблема; Оминис и раньше не любил говорить о том, что его тревожит, а с болезнью Анны замкнулся в себе ещё больше. И эта проблема, в отличие от дурацких экзаменов, требовала решения. К вечеру в Большом зале было немного людей, и это были те, кто хотел перешагнуть Стандарты Обучения Волшебству, если судить по толстенным пыльным томам, которыми они были обложены. На фоне заучек Себ выглядел плохо: он просто жадно ел сэндвичи, припасенные для него Оминисом, потому что из-за личных исследований пропускал не только уроки, но и ужины. — Как дела с СОВ? — спросил он. — Лучше, чем у тебя, — сухо ответил Оминис, продолжая «смотреть» перед собой. — Только если ты смотрел в учебник, а не на меня всё это время. — То есть ты… знал, что я на тебя смотрю? — Я слепой, не тупой. — Тогда почему не сказал? Тебе же это неприятно. Оминис с силой сжал челюсти, чтобы не сказать лишнего. Почему он не сказал? О, потому что ему нравилось. Потому что это редкий случай, когда в центре внимания Себастьяна он, а не древние книжки или этот… новенький. — От тебя — терпимо. Себастьян поежился. В этих словах яда, как в змее. Он явно сделал что-то неправильно, но что? — Что не так? — Ничего. Немного утомился. Прости. Извинение — искреннее, оправдание — неумелая ложь. Себастьян сел ближе и тихо произнес на ухо Оминису: — Тебе не кажется, что нам нужно серьезно поговорить? — Мне нечего тебе сказать, — так же тихо ответил Оминис. — Есть. — Да? И что же? — Я не знаю, но по тебе видно, что ты что-то скрываешь. — Приходите, когда у вас будут конкретные обвинения, мистер Сэллоу. А пока могу только предложить сэндвич. — Нет, спасибо. Мне достаточно.***
У Себастьяна сдавали нервы. Вылазки в Запретную секцию библиотеки уже стали обыденностью, но ничего полезного в книгах он не находил. Новичок-пятикурсник охотно исполнял просьбы Себастьяна, но в ответ просил о помощи тоже, и Себ предпочитал оставлять эти отношения за кадром, иначе Оминис с ума бы сошел от волнения, узнав про стычки с гоблинами, браконьерами и взрослыми тёмными магами. Зачем они нужны новичку, для него оставалось загадкой, но Себастьян и не хотел ворошить тайну. Теперь к этим проблемам добавился сам Оминис. Раньше замкнутость друга не доставляла таких проблем, но раньше Омни и не изводил себя. Губы, искусанные в кровь, и дрожащие руки — не признаки душевного спокойствия. Однажды мелькнула идея, шальная и глупая: не применить ли Империо? Тогда бы Оминис, подчиненный его воле, всё бы рассказал, но разрушенное доверие убило бы его. Возможно, буквально: Круцио от семьи, Империо от лучшего друга… Что насчёт Авада Кедавры для себя? Раньше бы Себастьян и мысли такой не позволил. Он определенно не в порядке. Хорошо, не Империо. Сыворотка правды? Похищение воспоминаний?.. Мерлин, почему существует так мало способов влезть в чужую голову? Всё было бы хорошо, если бы не проклятая привычка Оминиса отмалчиваться! Масла в огонь подлила Анна, прислав зачарованное письмо. На первый взгляд это были размышления о погоде и сплетни о дальних родственницах, но под слоем глупостей скрывались сомнения и опасения. «Мой милый Себастьян! Оминис навещал меня пару дней назад. Он не говорил тебе, чтобы не тревожить лишний раз и не напоминать, что дядя запретил тебе видеться со мной, поэтому будь добр к нему и не проболтайся. Он чем-то встревожен. Я пыталась узнать, но, по его словам, правда тебя разочарует. Что он имел в виду? Постарайся узнать. Уверена, у тебя получится лучше. С любовью, Анна». Себастьян перечитывал письмо раз за разом. На Оминиса он не злился — сам бы поступил так же на его месте. Но просьба сестры задела: «узнай, что не так, у тебя получится лучше». Лучше ли? Пока что он проигрывал по всем фронтам. Впрочем, есть ещё одно средство.***
— Эй? Запах алкоголя. Оминис ненавидел его, потому что он напоминал о семье. Домашние балы, вечера с приглашенными гостями, долгие часы в гостиной, утомительные расспросы и скучные взрослые разговоры, и все это с шлейфом запаха сухого вина. Но в этот раз он готов покорно сносить неприятный запах, потому что Себастьян позвал его распить бутылку вина в Астрономическую башню ночью. Темнота, опасность, безрассудство, нарушение правил — всё как в старые добрые времена, когда в их маленькой компании не было ни одного лишнего человека. В башне без застекленных окон было холодно. Они сидели на краю смотровой площадки, на деревянном настиле, свесив ноги и прижавшись друг к другу. Не об этом ли мечтал Оминис? Но он так устал, что не мог радоваться уединению. — Прости, — пробормотал Оминис. — Задумался. Себастьян вздохнул и положил голову ему на плечо. — Ты почти не пьешь. — Мне не нравится алкоголь. Себастьян хихикнул. — Значит, тебя не купить. — Извини? — Одна девчонка с Рейвенкло ведет записи специально по СОВ. Я их выкупил за две бутылки. Спрятал в чемодане, он под кроватью. Бери в любое время, только возвращай на то же место. — Но ты купил не её, а конспекты. — Она писала их год и только для себя. Я купил её. — Ты категоричен и жесток. Замечание вызывает новый приступ хихиканья. — Только ты можешь сказать мне правду в лицо. Поэтому я и люблю тебя. Последние слова пробиваются сквозь холод и опьянение. Оминис кусает себя за внутреннюю сторону щеки. Надо бы убираться отсюда, пока маленькая вечеринка не зашла слишком далеко. — Становится холодно. Пойдем в спальни. — Пошли, — легко соглашается Себастьян. Втроем — он, Оминис и бутылка вина — они добираются до подвальных залов, как слышат шум в коридоре и прячутся за углом. Оминис прячет палочку и теперь может полагаться на слух, обоняние и тактильность. Стук шагов, запах холодного ветра, мягкие волосы: Себ вжимает друга в стену, чтобы тот случайно не высунулся и не обнаружил их присутствия. — Можем идти, — шепчет он, когда шаги стихают. — Кто это был? — Новичок. — В такое позднее время? Что он делает? Себастьян пьяно фырчит. — Ну его к чёрту. От этой фразы на душе Оминиса становится теплее. Они доходят до спален, раздеваются и прячутся в одной кровати под балдахином. Себастьян растягивает над деревянным потолком заклинание, заглушающее звуки, и лезет обниматься. — Пей, — горлышко бутылки, грубо подпихнутое, ударяется о зубы Оминиса. Тот нехотя берет бутылку и делает глоток, чтобы Себастьян ненадолго утихомирился. — Хочешь, я расскажу секрет? — У тебя есть секреты от меня? — Оминис улыбается. Ему жарко, он хочет спать, и потому разомлел. — Есть. Страшный. — Говори, — Оминис благодушен, потому что уверен, что Себастьян скажет что-то смешное. — Я хотел применить против тебя Империо. Улыбка медленно затухает. Вначале неверие, а потом — понимание, что таким не шутят. Себастьян хватает его за запястье. — Я никогда так не сделаю. Но хотел. Мне очень стыдно. Понимаешь, я уверен, что тебя что-то беспокоит, но я не знаю, что. И ты не говоришь. И мне… я… — он запинается, но собирается с духом и продолжает, — я думаю, ты мне перестал доверять. И если я тебя чем-то обидел, ты скажи, пожалуйста. Не держи в себе. Я иначе с ума сойду. — После того, как ты сказал, что хочешь использовать на мне Непростительное заклинание? Довериться? — Да. Потому что я доверил тебе свою самую страшную тайну. Оминис задумывается. Себастьян напряженно ждет и вздрагивает, когда тихий шёпот прорезает тишину: — Тебе не понравится. — Не томи. Оминис кончиками пальцев находит губы лучшего друга и осторожно касается своими губами. Затем — робкая попытка проникнуть в рот языком, но зубы Себастьяна сжаты, и Оминис отстраняется. У обоих горят щеки от смущения. — Ох, — только это Себастьян и может произнести. — Я говорил, что тебе не понравится. Сердце колотится. Оминис исполнил то, о чем мечтал долгими темными вечерами, но нет радости удовлетворения, лишь испуг от того, что он сделал. — Я как-то больше по девочкам, — шепчет Себастьян. Он смущен и словно бы извиняется за свои предпочтения. — Я знаю. — Это было неожиданно. Я люблю тебя, но не настолько. — Я знаю, — повторяет Оминис. — Знаю, что не настолько. Вино дает о себе знать: в интонации отчетливо слышится ревность. — Да что с тобой? Кого, по-твоему, я люблю больше? — Новичка. Очевидно. Оминис становится пунцовым от злости, ревности и алкоголя, и нервно сжимает край одеяла. — Что? Ты с ума сошел? С чего ты взял? — Ты рассказал ему про нашу крипту. Ты проводишь с ним много времени и ничего не рассказываешь о том, куда вы ходите и что делаете. Что же в нём такого, что ему ты доверяешь больше, чем мне? — Абсолютно ничего. От этой новости Оминис каменеет. Если бы Себастьян не знал его как себя, то решил бы, что Оминис хочет ударить его. — Он мне просто нужен, — шепчет Себастьян. — На время. Услуга за услугу — так легче расположить к себе, понимаешь? — Но почему ты не хотел делиться этим со мной? Себастьян нервно сглатывает. Оминис слеп, но тонкости отношений понимает лучше многих, и для этого ему не нужно видеть мимику или взгляд. В такие моменты он радуется, что Оминис на его стороне, потому что иметь во врагах столь проницательного юношу — опасно. — Потому что ты бы волновался за меня. Мы... делаем то, чего не стоит делать в Хогвартсе. — Я и так волнуюсь за тебя! Его шепот больше похож на шипение. Когда Оминис испытывает сильные эмоции, в нём пробуждается древняя кровь. Это возбуждает. Не в эротическом плане, нет. В дружеском. Это особые грани отношений, и из всех сокурсников только Оминис способен чувствовать их с той силой, что удовлетворяет высоким требованиям Себастьяна. Себастьян обнимает его крепко-крепко и прижимается всем телом. — Я узнал, как попасть в скрипторий Салазара Слизерина. Знаю, ты не любишь, когда вспоминают твою семью, поэтому не говорил. Но если захочешь составить мне компанию — почту за честь. — С тобой хоть на край света. Оминис в его объятиях расслабляется и обмякает. Теперь он податливый, как влажная земля; это редкость. Обычно он тверд и холоден, причем буквально: его пальцы мерзнут, а локти — острые. Язык тела говорит ярче английского, и Себастьян довольно посмеивается. — Не знал, что ты такой ревнивый. Может, провоцировать тебя почаще? — Сделаешь так специально — подговорю змей преследовать тебя. Оминис угрожает и в то же время кладет ему голову на плечо и трется носом. Две змеи, что сплелись в клубок и пригрелись, и тихо шипят о чем-то своем, спрятавшись за звуконепроницаемым куполом — вот кто они сейчас. Новичку, конечно, многое под силу, но не разрушить пятилетнюю дружбу двух слизеринцев.