Broken

как бы вы описали жизнь? некоторые скажут, что жизнь прекрасна. она одна, еë нужно проживать, как в последний раз. другие будут чуть более пессимистичны, но обрывать свою жизнедеятельность из-за каких-нибудь мелких проблем уж точно бы не стали. Йенндо бы долго не размышлял над этим вопросом. его жизнь была решена с самого рождения в этой гнилой, мерзкой семейке с отцом-алкоголиком и робкой матерью, прощавшая каждодневные пьянки своего мужа. с самого раннего детства парень просидел за закрытыми дверьми комнаты без телефона и других видов связи, постоянно по ночам слыша крики матери и пьяный гулдëж отца. частые оры так сильно приелись Йенндо, что он перестал им придавать значения. придавать значение перестал и ранам матери, которые не успевали зажить за день, и тело родительницы с каждым днем покрывалось ещë большими синяками и ссадинами. соседи были не дружелюбными, поэтому мальчик сбегал на улицу и проводил оставшуюся ночь на лавочках, составляя компанию местным бомжам и ободранным кошкам с кучами блох. было холодно, шли ливни, над беднягой смеялись, но всë было лучше, чем дома. было лучше на грязных улицах, где лужи были длиннее Саргассового моря вместе взятого; было лучше в обоссаных бездомными проулках, где убийства случались чаще, чем в Детройте; было лучше в непосещаемых сараях с бездомными собаками, где местные дяди Толи хранили запас алкоголя; даже было лучше в вонючем подъезде, в котором можно насчитать футбольную команду из тараканов, и Йенндо даже от скуки давал им имена. всë было лучше рухлого родительского дома, в котором часто слышны крики и следом побои. когда в очередной раз Йенндо вернулся из ночного побега, он почувствовал рядом с входной дверью тухлый запах. с канализационной системой были сплошные беды; часто запах был невыносим, поэтому жители квартиры старались как можно дольше проводить время вне дома, чтобы его не чуять. парню это совсем не показалось странным — гнилой запах, словно в пропавшем мясе возились личинки, ему был сильно знаком. открыв дверь, его взору предстала картина разбросанных вещей. двери шкафов открыты, одежда скомканная валялась на полу, обувь лежала в самых дальних углах, настенное зеркало чуть скошено. парень снова не придал этому значение. такая сцена ему тоже была знакома, когда отец в пьяном угаре орал сколько он на мать «потратился». Йенндо уже направлялся в недоделанную ванную комнату, как заметил засохшие на паркете багровые пятна. дальнейшее он будет вспоминать до конца своей жизни. багровые пятна вели на кухню. оттуда и доносился тошнотворный запах. рядом с кухонным проходом пробежала крыса, и Йенндо только сейчас заметил отодранные в некоторых местах обои и следы от когтей где-то выше его головы. на кухне же было до ужаса омерзительное зрелище. первым делом восьмилетний на тот момент мальчик заметил сидящего в позе кучера отца, сгорбленного, попивающего из бутылки пиво. он смотрел куда-то вниз, вдаль. в его глазах читалась неосознанность, видимо он так и не был трезв. жирные пряди каштановых волос прилипали ко лбу и вискам, а белая майка-алкоголичка была забрызгана пойлом. рядом с проходом Йенндо заметил бардовые осколки, переливающиеся вишнëвыми оттенками. вероятно это была вчерашняя бутылка. рядом со стеклянными осколками находились ещë одни, но только от бытовой посуды. по узорам Йенндо с лëгкостью узнал тарелку — мамину любимую, сувенирную кружку и вазу ещë со времён живой бабули. мальчик проследил за взглядом отца. так как бы вы описали жизнь? после этого момента Йенндо окончательно возненавидел сам факт еë процесса. ненавидел абсолютно всë, что происходит вокруг. ненавидел усмехающиеся лица задир за школьными дворами, ненавидел курящих и распивающих спиртное людей в общественных местах, ненавидел людей. просто ненавидел за факт их существования. они ожидают праздников, чтобы напиться. они ожидают выходных, чтобы напиться. когда уходят в гости первым делом радостно размышляют как они напьются. всë, что держит их в этой жизни — это зависимость. они не умеют по-другому получать удовольствие. люди — жалкие существа, у которых «развлечься» и «бухнуть» — это синонимы. Йенндо часто становился свидетелем кражи алкоголя в магазинах, смертей и убийств из-за нетрезвого состояния. разве можно в этой жизни замечать хоть что-то хорошее, если еë проживают такие люди? вот ответ парня — нет. жизнь — это цикл повторяющихся монотонных событий, в которых нет ничего увлекательного. каждый раз проживать новый день по определенному распорядку надоедает, жизнедеятельность надоедает. и к этому тоскливому, серому процессу подключаются ещë такие гнилые люди, у которых, кроме бухла, секса и лëгких денег нет никаких приоритетов. разочаровался в людях Йенндо с момента смерти матери. безжизненное, изуродованное тело валялось в луже собственной крови. взгляд родительницы был до ужаса напуганным, беспомощным. всë тело покрывали шрамы и следы от очередных побоев. со столешницы струями ещë вчера стекала кровь, и никто, естественно, еë не вытер. рядом с телом шебуршали крысы и поедали гниющую плоть. уже от одного запаха хотелось свернуться напополам и блевануть. от увиденного мальчик сбежал к соседям и начал судорожно стучать в двери, чтобы хоть кто-то вызвал полицию или скорую, хотя второй вариант здесь уже не поможет. как итог — одни не открыли, а другие прямо послали пацана на три веселые буквы. им всем было абсолютно плевать. «хата с краю — ниче не знаю» был их девизом. и это заставило Йенндо ещё больше их возненавидеть. с прохожими на улицах возникла идентичная ситуация. тогда Йенндо не осталось ничего, кроме как идти пешком до полицейского участка и рассказать об увиденном. полицейские лениво зевнули и махнули рукой, но услышав, что батя пацана не платил налоги, они будто оживились. хотели стрясти денег с нетрезвого человека и всë. их не заботила смерть женщины. люди — мерзкие. и такое виденье сохранилось у парня когда ему стукнуло семнадцать. но к тому моменту появились два исключения… но что было дальше? когда отца забрала милиция, мальчика передали тëте по отцовской линии. Йенндо не ждал больше нормальных, человеческих отношений. тëтя не горела мыслью, что ей придется растить лишний рот, поэтому на парня она забивала болт. в обществе вела себя, как примерная, милая женщина. постоянно улыбалась прохожим и демонстративно вела себя с Йенндо доброжелательно. от этого фальша тошнило. дома она превращалась в абсолютно противоположную особу. не упускала возможности поиздеваться над мальчишкой, травмируя и так в край поехавшую психику парня. одно стало лучше после ареста отца — больше не было никаких криков. тëтя постоянно уходила вечером к подружкам и оставалась там до утра, чтобы не видеть лишний раз каморку и своего племянника. отсутствие полного контроля распоясало юношу. в десять лет он решил каково это… каково было матери, когда она терпела всë это? насколько ей было больно от каждого пореза на теле, появляющегося каждый Божий день? и тогда Йенндо в первый раз взял нож и нанëс себе раны. тëтя не видит и ей будет плевать. никому не будет дела до мальчишки с суицидальными наклонностями. по-началу это было больно. по запястью стекала кровь, окрашивая дырявый пол густыми пятнами цвета красного вина. нож упал с соответствующим громким звуком для таких тонких стен, но тëти не было дома с семи часов вечера до двух часов дня. можно было расслабиться и убрать всë до еë возвращения. слава Богу аптечка в этом скверном месте водилась. учитывая, что даже нормальной еды не было, кроме этой лапши быстрого приготовления, от одного вида которой у Йенндо уже рвотные позывы вызывались, шансы наличия этого предмета были малы. затем что-то заставило юношу снова повторить эту процедуру. Прошло 7 лет. нанесение себе увечий стало чем-то успокаивающим. единственным, что его расслабляло, что придавало покой. за этим занятием он мог отвлечься от всех насущных проблем и наконец зажить нормально. не беспокоиться о пьяных криках, о гнилом запахе в доме, в принципе об отвратной жизни. тëтя не знала, так как не интересовалась жизнью сосунка, но Йенндо знал на сто процентов, что если бы узнала, то обязательно с этого поржала. проживая годы в этом омерзительном месте, где убили его мать, с отвратительной женщиной, которая постоянно над ним издевалась, его психика понятное дело пошатнулась, и характер стал отшельническим. в школе был изгоем, однако постоять за себя мог, поэтому все могли оскорблять Йенндо только в мыслях. затем появился он. то самое исключение. первое. Йенндо помнил тот день так же отчетливо, как день ареста его отца. тогда тучи были серые, огромные, загораживали солнце и будто бы сливались воедино. ливень барабанил по крыше, стекаясь с труб и окон. учитель говорил что-то монотонным голосом, что ещë больше успокаивало темноволосого. по ночам Йенндо не мог спать. во-первых, формально не высыпался, так как его мазохистская процедура проводилась в два часа ночи. во-вторых, его кровать на самом деле это заплесневелый матрас с порванной обивкой, из которой видны пружины. спать на такой не очень удобно. но даже, если бы старшеклассник хотел уснуть, он бы этого не смог сделать. на него всë время пялил его сосед по парте — рыжеволосый веснушчатый парень, у которого лыба сидела на морде 24/7. он что-то активно комментировал на уроке, из-за чего класс ржал, а учитель посмеивался и делал черноглазому небольшие замечания. во время урока этот пацан заводил беседы с Йенндо, но тот его усердно игнорировал, а он будто бы не замечал и строил диалог сам с собой, делясь всем, что в жизни происходит. его не смущал социальный статус желтоглазого и факт того, что он изгой. это насторожило Йенндо, так как люди с ним были не общительны, ведь только по его роже уже можно заметить, как всех проходящих мимо он посылает нахуй. даже после школы этот шкед от него не отставал. — привеееет, я ещë не до рассказал тебе историю про собаку. так вот, когда она ебалась с другой псиной, а была зима, еë хуй примерз прямо в пизду самки и был похож на лединку! нет, сосульку! я когда увидел решил. было ли интересно Йенндо это слушать? конечно нет. хотел бы он слушать этого парня? да. как бы это не было удивительно, Йенндо бы хотел проводить время с рыжиком, но сам себе он не признаётся, поэтому и отшивает Лолбита. да, у него имя это буквально сочетание «Лол» и единицы измерения информации. темноволосый не был сильно удивлен, так как его имя при расшифровке давало тоже странный результат. за время общения с ним. точнее как общения. Йенндо просто слушал его россказни и не отталкивал. сначала делал едкие комментарии в сторону Лолбита, затем снизил их до минимального количества, так как неосознанно стал тянуться к пареньку. ведь именно ради него он останавливает кровь во время порезов. так темноволосый бы давно умер от потери крови. тëтя всë чаще его чморила, а всë из-за слухов, которые напридумали про подростка. к тринадцати лет он решил, что больше не может это терпеть, но по волшебству пришла эта рыжая козявка, затирающая сейчас желтоглазому, как он двух собак разъединял, чтобы вытащить хуй одной из пизды другой. Йенндо считал, что новость о самовыпиле может его расстроить. немного, но расстроить. было у него такое ощущение, а видеть грусть на лице черноглазика темноволосому, странно, не хотелось, так как он обычно ко всем людям относится презрительно и каждому бухающему прохожему желает сдохнуть в канаве. затем Лолбит познакомил Йенндо с ним с обладателем прекрасных белоснежных волос; ледяных, безэмоциональных глаз с мешками под ними. его глаза были словно тонкий лëд, а убийственным холодом от них веяло из-за того, что под тот самый лëд многие проваливались. изюминкой в его внешности был вечно равнодушный, похуистичный взгляд. острые скулы очерчивали его лицо, а изящные худые пальцы перелистывали страницы учебника. судя по незаинтересованному взгляду собеседника, он читал не потому, что хотел повторить параграф перед уроком, а чтобы избежать диалога с Лолбитом. спойлер: он этого сделать не смог. его звали Эннард, и если бы не Лолбит, то Йенндо точно бы к нему не подошёл. как сказала та рыжая пискля они очень похожи, но Йенндо засомневался в этом, ведь он не считал себя убийственно красивым, как этот старшеклассник. схожесть была не во внешности Лолбит всë понимал, когда от него холодно отстранялись. когда он не видел никакой заинтересованности со стороны собеседника во время разговора. когда многие просто неловко улыбались выслушивая его. и он прекрасно понимал, что Йенндо его не взлюбил и не пытался настроить контакт. этот пидорасик лезит ко всем без спросу, но зато обладает одним очень важным качеством — анализировать людей по первому взгляду на них. конечно, взгляду — это громко сказано. быть точнее по первому общению. Йенндо и Эннард ему показались очень схожими, поэтому и решил их познакомить, что дало плоды. Эннард тоже считал мир прогнившим. всë общество — это парад стереотипного лицемерия, которому все должны подчиняться. каждый день жить так, как тебе навязывают, не иметь своего собственного мнения, забить на свои амбиции. если не будешь следовать правилам — тебя примут за сумасшедшего. но лучше быть сумасшедшим, чем куклой, которая меняет маски под стать социума и не знает саму себя, правда?.. его родители, увы, не такого мнения. семью Эннарда повезло не показывали в программе «Беременна в 16», это избавило его от позора. что мать, что отец — пиздюки, которые потрахались без контрацепции и стали играть в родителей, посчитав, что «дал Бог зайку — даст и лужайку». как по итогу Эннард живёт уже с одной мамой и с бабушкой по маминой линии. папаня через два месяца наигрался в отца и ушëл за хлебом, семья со стороны отца Энна не признает, дед по маминой линии сдох от того, что подавился косточкой оливки. мальчика с раннего детства нагружали работой, и Эннард сам старательно трудится, чтобы уехать из этого дряхлого города. в четырнадцать лет он отличился повышенной тревожностью; постоянно испытывал стресс в первую очередь из-за обстановки в семье. начал пить транквилизаторы, на которые зарабатывал сам, либо пиздел деньги с семейной копилки. врач последовательную инструкцию не дал, потому что Эннард к нему и не пошёл. как итог — начал употреблять бездумно и «здравствуй, зависимость». семья каким-то хреном ещë не доперла, что у сынишка траблы, а не доперла, потому что мать так сильно на себя забила, что начала бухать, а бабушка только за ней и наблюдала, забирая каждый раз нерадивую дочь с вечеринки в подворотне. деньги, магическом образом исчезавшие из накоплений, бабушка спихивала на алкоголь дочери, мол, она на него деньги тратит, что играло Эннарду на руку. он пытался слезть с таблеток. как итог — не мог, потому что привычная тревожность настигала подростка с дополнительными осложнениями, которым он не мог воспротивиться. с зависимостью ему жилось чуть легче, чем без неë. хотя бы перестал каждый день пытаться выпрыгнуть с окна, но когда транквилизаторы заканчивались эта мысль его посещала с новой силой. и в этом они были похожи похожи в том, что считали этот мир отвратительным, мерзотным местом с населяющими еë соответствующими людьми. похожи в том, что уходили в покой деструктивными методами — зависимостью. у одного от боли, а у другого от лекарств. зависимость от острых, неприятных ощущений в теле и зависимость от обезболивающих, которые наоборот облегчают боль и снижают тревожность. без этих нужных чувств они буквально просто существовали. наконец спустя продолжительное время они получили глоток свежего воздуха. но вместе с новыми ощущениями пришли и новые проблемы. потребность в них была настолько сильна, что требовала каждый час принесëнного удовольствия. у Йенндо чесались руки на уроках; он постоянно вертел острый карандаш в своих руках, представляя, как было бы сейчас неплохо прописать себе в глаз. Эннард же постоянно ëрзал; чувство стресса прибывало с каждой минутой, и он неосознанно тянулся к рюкзаку во время занятий, чтоб хоть от вида банки с таблетками ему полегчало. и этот пиздец длился на протяжении года. узнав о зависимостях друг друга, они стали поддерживать и даже помогать друг другу во время «ломки». ту ночь желтоглазый помнил так же отчëтливо, как сцену смерти мамы. сияла луна, еë свет просачивался через открытые щели закрытого жалюзи. в пустом доме никого не было. квартира Эннарда по сравнению со своим больше-наверное-хз-можетбыть-другом была приличнее, хотя бы не так воняло и была лучше обставлена. как Йенндо помнил решил возомнить из себя мачо и впервые закурил сигарету. сначала было не очень, но в ход пошла вторая, и парень влился в этот гадкий, но сука расслабляющий процесс. каждая клетка мышц находилась под лютым кайфом, напряженность как рукой сняло. не поверится, что такой эффект может быть от одних лишь сигарет. Эннард нависал над ним сверху, примечательно, без верхней одежды, но брюнет даже не смотрел на него. ему важнее был на удивление целый, без трещинок потолок, к которому плавным движением медленно тянулась струя сигаретного дыма. Эннард же щеголял без рубашки, не смущаясь холода на улице и не отапливающиехся батарей. ходить полураздетым для него не было привычкой, но своему новоиспеченному другу доверял, так к тому же по тому не особо было видно, что его хоть как-то цепляло хорошенькое тело старшеклассника. так что обладатель убийственно-ледяных глаз, в которых на постоянной основе люди тонут, был относительно спокоен. вещи как назло оказались в стирке, и юноша волновался, как бы бабушка снова не постирала белую одежду с цветной, а то случай с розовой кофтой повторять не хотелось. гардероб у старшеклассника был скудным, может поэтому нечего было накинуть. и вот пока Йенндо удобно лежал на кровати и покуривал L&M Blue Label, Эннард пристально вглядывался в своë отражение в острие ножа. решив надолго с этим не затягивать, беловолосый вонзил острый конец в свободную левую руку «друга» и провëл неглубокую длинную линию от его запястья до пястья. Йенндо чуть болезненно стиснул зубы и простонал, но это было на короткое мгновенье, и через секунду его невозмутимое лицо снова вернулось на место. так беловолосый чертил словно под линейку — аккуратно и красиво новые порезы, которые по стереотипному мышлению мужчин украшают. в таком случае желтоглазый должен быть самым красивым пацаном на районе. кровь сочилась из новоиспеченных ран, стекая прямыми струйками на серое постельное бельë. Йенндо удовлетворëнно закинул голову назад и в последний раз затянулся, прежде, чем тяжело выдохнуть и подвигать руками. как забавно, что он ненавидел людей из-за того, что они живут зависимостями, но прямо сейчас не может представить свою жизнь без этого. впрочем, зачем нужны причины, чтобы ненавидеть людей? можно же и просто так. за то, что они родились. что ещё забавнее получалось, так это то, что его мизантропная позиция не затрагивала двоих людей. исключения в правилах всегда есть, наверное. прямо сейчас Йенндо сидел на краю кровати и топтал ногой бычок, пока Эннард дезинфецировал и перевязывал ему раны. в ответ он тоже был обязан что-то ему сделать. он и делал. в отличие от некоторых людей он умеет делать что-то взамен, а не просто принимать. он не рассчитывал на ебаное «хоть что-то»; Йенндо требовал полноценную отдачу от человека в ответ на его «добро», ведь если он сделал, то человек обязан сделать это в ответ. ненавидел и презирал он особенно тех людей, которые могут это «полноценное» дать другим людям, а ему нет. да, он ненавидел ещë принижение своих заслуг и считал, что это неуважение к тому, что он делает. но что-то я отвлеклась… мысли вслух. тëтушка разбрасывалась и так небольшими деньгами направо и налево. на шмотки, на бухло и на прочие свои хотелки. она не знала о финансовой грамотности и бабло считала редко, предпочитая жить моментом. Йенндо даже не удивился, когда она не заметила пропажи некоторой суммы купюр, считая, что на нетрезвую голову могла потратиться. так она бы давно спихнула это на племянника, но по еë логике это бы означало, что он тратит деньги на себя. и мысли не допускала, что у этого отшельника могли быть друзья. и это хорошо. все украденные деньги Йенндо спускал на транквилизаторы, чтобы потом отдать "другу" в знак благодарности. принимал Энн это как должное, что по факту так и есть. за бесплатно калечить одноклассника он бы не стал, даже с знанием того, что для того это не муки. с их недо-дружбы с рыжей козявкой прошло ещë несколько месяцев. сейчас была середина сентября. за то время оба мизантропа смогли сблизиться ещë теснее. Йенндо часто приходил на ночëвку к Энну, и об их ночных похождениях (ничего с сексом не имеющие по скрипту) не знали беззаботная мамашка и глупая бабуля второго. два парня с накинутым пледом на плечах и вместе с пачкой сигарет встречали рассвет на крыше дома, рассуждая на философские темы, граничащие с суицидальными. тогда ветер раздувал тëмно-серые пряди юноши, и он чуть поëрзал, так как шаловливый ветерок проник под рубашку, которая была на размер его больше, ведь принадлежала альбиносу. да, Йенндо у своего недо-друга ещë и вещи тыбзил. рассвет приходил с яркими лучами солнца, вылезавшего из-под густых, пышных туч, окрашивая небосвод всеми цветами осенней гаммы. где-то вдали пели скворцы и снизу доносился людской гам только-только проснувшегося населения. такие моменты по-особенному ценны. и плевать, что было холодно, а снизу доносились громкие выкрики пьяного дяди Вани, спавшего на лавочке, которому лучи солнца прямо по ебалу светили. главное что сейчас, в своём мире, находились они вдвоем, слегка тëплый плед и сигареты, дым от которых тянулся к тем пушистым облакам. Йенндо болтал одной ногой, вторую согнув к своей груди, и смотрел на неаккуратный палисадник с еле-живыми цветами. — хочешь спрыгну? — с пятого этажа? раздался смешок. как странно, что в нëм абсолютно не было эмоций. — с шестого, если считать крышу. — не. Лолбит как узнает пизды мне даст. на свои собственные жизни было всë равно, ведь зачем жить, если единственная вещь, которая вносит краски — это селфхарм и обезболивающее? Лолбит был иного мнения. он часто звонил этой двоице и как можно больше проводил с ними время. боялся, что за время его отсутствия эти пиздострадальцы за ручки спрыгнут с крыши или наглотаются таблеток. он волновался за их жопы больше, чем они за свои собственные. — тогда давай вместе. при закате, за ручки, над палисадником. романтично, хах? издевательски ухмыльнулся Йенндо. такое выражение лица он принимал редко, удостаиваясь только саркастичной рожей с улыбкой вверх-тормашками. просто с Эннардом он чувствовал себя.. мм... чуть-чуть легче. потому что они были похожи. как раз после сказанных слов мобильник Эннарда завибрировал. — Лолбит. будто жопой чуял. усмехнулся Энн, а Йенндо ничуть не удивился. когда они решаются на совместный суисайд по волшебству рыжуля узнает про это и рушит их придуманные за секунду планы. в данном случае звонком телефона. и вот прошло три месяца. наступила зима. середина декабря. совсем скоро и вот-вот нагрянут зимние каникулы. если для Йенндо они ничего не значат, кроме того, что ему не придется лицезреть морды тупых одноклассников какое-то время, то для Эннарда это были очередные подработки в местных магазинах. зарабатывать же на таблетки надо, а он в трудоспособном возрасте. каникулы — это свободное время и его нужно чем-то занимать. Йенндо же не горел желанием работать. учитывая местных людей, здесь покупают алкоголь в три раза больше, чем в столице, а у юноши "особое" отношение к пьяницам. каждый раз, когда видит пошатывающегося по пьяне человека, хотелось его оттолкнуть на проезжую часть, но после этой мысли что-то машины долго не ездят, как и автобусы не ходят. оба парня сидели на лавочке. снег шëл, оставшиеся листья, которые не опали осенью, падали на заснеженную землю. в глубоких сугробах валялись мусор и дяди Стëпы в стельку. Эннард пересчитывал несчастные накопления на новые транквилизаторы, так как старые уже заканчиваются, а Йенндо облокотился о спинку лавочки и равнодушно смотрел на падающие снежинки, одна из которых упала на нос темноволосому и тот забавно фыркнул, на что голубоглазый улыбнулся краем губ. его тоже редко можно застукать за проявлением тëплых эмоций. Йенндо резко привстал с лавки. он положил на колени свой дохлый, помученный жизнью рюкзак и попытался достать от туда что-нибудь острое. из пенала вытащил канцелярский нож, и на глазах желтоглазого можно было прочитать облегчение. за это время он заметил, что Эннард куда-то отошëл, но его это не волновало. сейчас главное утолить свою мазохистскую жажду. как только холодное лезвие прикоснулось к его запястью, темноволосый услышал приближающегося "друга" и то, как он плюхнулся на лавку. — в последнее время я всë чаще вижу эту белобрысую кассиршу. и почему, когда у меня появляются деньги, настаëт еë смена?! она уже много раз меня видела, небось потом доложит бабке, что я себе что-то там покупаю. прибил бы уже себя за то, что живу в этой глухомани, где каждый друг друга знает. недовольно рассказывал Эннард. в его голосе проскальзывали нотки тревожности, что уже значило, что через несколько минут на него обвалится шквал стресса с осложнениями, если он вовремя не примет таблетки. — тогда давай я за тебя схожу. если та дурында и доложит что-то моей тëте, то той будет чисто похуй. — ну знаешь.. в твоем случае она тебя поймёт... и не станет доносить. Йенндо чуть нахмурил брови. ему не очень нравилось, что Эннард сейчас призрачно намекал ему, что тот может покупать себе дохрена транквилизаторов. для того, чтобы воспоминания о смерти матери заглушить. так вот нюанс в том, что с того случая девять лет прошло, а Йенндо же не настолько слабый, чтобы десятилетиями убиваться по этому... по крайней мере так думал лишь он сам. — не говори и даже не намекай об этом. Йенндо забрал сумму денег у друга и вложил в его руки канцелярский нож. — за тобой должок. и снова позволил себе ухмыльнуться. и Энн не смог сдержать хрупкой улыбки, хотя он до сих пор не мог привыкнуть к порезам друга и что некоторые нанёс он сам. всë произошло быстро. возвращался парень с упаковкой желанного в руках и бросил в друга этим с небольшого расстояния. Эннард, спохватившись за свою прелесть, положил купленные таблетки в рюкзак, выглядевший чуть получше, чем у желтоглазого. как только Йенндо выставил свою правую руку, Энн тяжело вздохнул, принимаясь за эту муторную процедуру. и как может боль нравится? хотя она разная бывает... есть физическая и моральная, и вот Йенндо нравилось именно проявление первой, но только по собственному желанию. если кто-то причиняет ему вред не по собственной воле, тот не сыкует и бьëт в ответку. кровь в очередной раз стекла с уродливых ран худых запястий прямо на белоснежный снег бардовыми каплями. прохожих мало, да и они не придавали значения. на снегу оставались багровые пятна, которых становилось с каждой минутой всë больше и больше. красный на белом выглядел очаровательно, и Йенндо шутки ради сказал это. Эннард раздражëнно хмыкнул с такой "шутки". первый прекрасно знал, что второму не особо нравится это делать, но он не мог перестать из-за.... из-за чего..? скорее, из-за должка.. хотя Йенндо в тот период времени ничего был ему не должен. если тому так не нравится, почему изначально согласился? — а зачем ты вообще согласился? я же и сам мог. — если сам мог, зачем просил? — стало интересно пойдёшь на это или нет. — я никогда тебе не отказывал. так что да, пошёл. — я говорю за первый раз. Эннард замолчал, продолжая молча наносить больше увечий на руке недо-друга. тот прожигал его любопытным взглядом, и под тяжелым натиском взора Энн.... смущенно отвернулся...? — ты думаешь я помню? не знаю о чëм я тогда думал. может о том, что ты отвяжешься, если я соглашусь. — так я никогда и не навязывался. отвечай честно. это потому, что я тебе и тогда нравился? в этом вопросе слышна усмешка. Йенндо точно не задал его серьёзно, но Эннард воспринял это совсем иначе. если раньше он бы это проигнорировал, оставшись холодным, то с какого-то хуя он почувствовал бурю эмоций в своей грудной клетке. видимо без таблеток он становился чувствительным. — ба, ты ëбу дал. совсем там со своей тëтей свихнулся. — ну да, тëтя у меня с приветом, а вот я нормальный, здравомыслящий человек. и я вижу по твоим пунцовым щекам, что я прав. он не мог быть серьезным. обычно брюнет холодный и саркастичный, но что-то на юмор его прорвало. видимо, Эннард редко так реагирует на его подколы, поэтому решил насладиться его выражениями лица и интонацией голоса по-полной. — здравомыслящие люди себя не режут. — сейчас не я себя, а ты меня. — да всë, захлопни свою варежку. — что-то ты какой-то вежливый. — завали ебало блять. — о, узнаю. диалог быстро закончился, как и мазохистская процедура. Йенндо удовлетворëнно хмыкнул, оценивая на сей раз, насколько ровно получились раны. — отлично, теперь доставай бинты и перекись. — я не взял с собой. после услышанного лицо Эннарда рассерженно скривилось. — ты серьёзно попросил себя резать на улице не имея при этом с собой необходимые для предотвращения кровоизлияния средства?! — мне срочно надо было. мой гадюшник слишком далеко находится, чтобы ждать и терпеть, когда я до него доберусь. — и всë равно мог предупредить. дурак думал, что ты с собой носишь. — ну вот видишь не ношу. Эннард тяжело вздохнул. иногда Йенндо своим пофигизмом его бесил. рядом не было ничего, чем можно было перевязать рану. — и сколько до твоего дома топать? — минут двадцать либо чуть больше. — не так уж и далеко. съязвил альбинос и дëрнул рукав друга вниз, закрывая истекавшее кровью запястье. — людей распугаешь. будем идти быстро, заодно маршрут к своему "гадюшнику" покажешь. — тебе там не понравится. — да мне плевать. дома хоть аптечка есть? — да. сам охуеваю как так вышло. и так быстрым шагом шли старшеклассники к одному из них домой. снег забавно хрустел под ногами, прилипая к подошве обуви. на белоснежной поверхности иногда образовались бардовые пятна, и тянулась эта кровавая недо-дорожка от центра парка до лестничного пролëта одного из нескольких подъездов. .... «может быть моя жизнь не так уж и плоха?» думал он, поглядывая на решительное и одновременно взволнованное лицо... парня.