Safety

Приготовления ко сну у Хальсина всегда были похожи на своеобразный ритуал: обязательно подышать свежим воздухом перед сном и прогуляться, неважно если ночь проходила в лагере с палатками или в таверне, повторная организация своего снаряжения, ведение ежедневных записей в своем дневнике, заваривание ромашкового чая и, по возможности, чтение и медитация. Уже прогулявшись вдоволь по окрестностям лагеря и убедившись, что вся команда в порядке, он отправился к себе в покои, держа в голове уже некоторые мысли, которые он бы хотел изложить на бумаге. Хальсин поставил греться воду в чайнике, в чашу высыпал несколько цветков сушенной ромашки, а так же несколько листочков мяты, что он успел сорвать по пути домой. Заваривать чай было для него даже более успокаивающим, чем сам приготовленный напиток, друид всегда ценил процесс, нежели результат. Пока он ждал воду, успел навести порядок, встряхнуть перину, сделать небольшую перестановку, и к тому времени, как чайник закипел, он уже расположился на своей лежанке, взяв дневник и перо с красными чернилами. «Что же, сегодня день выдался довольно удачным, в деревне, которую мы посетили по заданию, я познакомился со старейшиной, который поделился со мной парочкой книг по магии, что мне были очень необходимы, кажется будто сама судьба мне благоволит, раз так легко вывела меня на путь к нему. Задание само, к слову, тоже продвигается, хоть и медленно, горожане указывают, что в деле о пропавших свитках замешан один тифлинг, что для меня лично очень спорно, горожане склонны выносить личную неприязнь на первый план нежели логику. Сборище местных некромантов меня смутило намного сильнее, но, у них есть хорошее алиби и доверие жителей деревни, но кто им мешал действовать не своими руками, правильно? Не мне судить, кто прав, кто виноват, однако все получат то, чего заслуживают, даже если какой-то факт может их оправдать, в этом плане я нейтрален, поэтому чувствую какую-то ответственность даже, привносить свою «нейтральную» лепту в размышления нашей команды, чтобы дров не наломать.» Пока Хальсин старался поспеть пером за потоком своих мыслей, попивая чай, он краем уха отчётливо расслышал тихие шаги, что нарушали тишину ночного времени. Шаги и впрямь были едва слышны, однако Хальсин всегда мог похвастаться чутким слухом, плюс ко всему он мог даже по шагам определить, друг это или недруг. К счастью, это были не воры и не убийцы, это был человек, шаги которого он знал даже лучше, осторожные, деликатные, слегка вороватые, и, что для Хальсина было удивительно осознать, пугливые. Друид подумал, мол, мало ли, компаньон вышел прогуляться в лес, скорее всего вампиру требовалась пища для поддержания сил и энергии, но звук шагов переходил с одной стороны на другую, будто бы он не знал, куда себя деть. Посидев ещё немного за письмом, Хальсин все же решил выйти из своих покоев и проведать неспокойную душу, ведь копошение так и не прекратилось. Дописав последнее предложение в своем дневнике, он аккуратно сложил его вместе с пером на свою импровизированную кровать и встал, стараясь сделать это как можно бесшумнее. Он взвесил все за и против, и понял, что не простил бы себе, если бы бросил компаньона на произвол судьбы, он чувствовал его тревогу на кончике языка и был готов помочь всем, чем может. Он осторожно отодвинул ткань своей полатки, и выглянул в кромешную тьму. Отличные рефлексы Астариона и обострённое чутье были неотъемлемой частью всего его вампирского существа, однако это работало лишь в том случае, когда фокус его внимания был на том сосредоточен, а в эту ночь его мысли витали явно где-то не здесь, ощущение тревоги и страха, вышедшие на первый план, могли бы стоить ему жизни, будь рядом с ним враг, он и не заметил, что своими движениями привлек чье-то внимание. Астариона снова начали мучить кошмары, все после его злосчастного похода мимо кладбища. Воспоминания о той ночи его обращения в чудовище пронеслись сквозь сознание без его воли. Прошло столько лет, он уже и не помнил отчётливо, кем он был до этого, что было с ним во время служения этому ублюдку Казадору, просто…ощущения остались, чувство липкого страха, которое обволакивало и не давало выбраться, сделать что-либо вразрез старым навязанным привычкам, это все время от времени мучило бедное создание. Он являлся ему во снах, повторял снова и снова, что ему не сбежать от него, что он все такой же жалкий мальчишка, который принадлежит лишь ему. Всего лишь отродье, раб, игрушка в руках жестокого мастера, который называл это все семьёй, хотя на деле лишь следовал собственным амбициям. Ему очень и очень повезло, хоть он и был в шаге от того, чтобы превратиться в очередного монстра, личинка давала свои преимущества. Да, он все ещё оставался отродьем, который вбирал в себя только все слабости и самые худшие стороны вампиризма, но по крайней мере сейчас он был свободен и даже мог наслаждаться солнечным светом, коего не видел уже двести лет. Перевешивали ли плюсы минусы? Ответить на этот вопрос было крайне тяжело, он обрёл независимость, уверенность, желание отомстить, которое было тягой, мотивацией к движению, но вместе с этим, травматичное прошлое просто так перечеркнуть нельзя, излишняя осторожность, злость на себя, отсутствие всякого принятия, просто страх, что Казадор окажется сильнее и победит… Вампир уже не раз продумывал то, что бы он сказал ему в случае поражения, перебирал всевозможные варианты, подкрепленные его красноречием, лишь бы оправдаться, лишь бы сгладить углы, чтобы получить хотя бы чуть меньше наказания, хотя в глубине души он понимал, что никакими словами он от своей участи не отбрыкается, оставалось лишь одно: месть или бегство. Эти раздумья разрывали его изнутри, не давая продыху. Он и не заметил, как после очередного кошмара, выбежал из своей палатки, будто бы свежий воздух и ночная природа могли подарить ему хоть немного успокоения. Он чувствовал себя слабо и жалко, а для поддержания сил ему требовалось пить… При одной только мысли в такие моменты он хотел заколоть себя замертво своими же руками, пить кровь мелких зверюшек провоцировало страх ещё больше, складывалось ощущение, будто он снова связан по рукам и ногам. «Да не изопьешь ты крови мыслящих существ», под этим имелось в виду конечно же то, что он должен был пичкать себя кровью грязных крыс и только, отсутствие необходимого количества жидкости и веществ в ней содержащихся, обделяло Астариона всякой энергии и сил. Избавившись от правил, он уже мог позволить себе испить крови особей различных рас, это было крайне редко и обычно он избирал тех, кто был уже на пороге смерти, чувствовать как их тепло и жизненная энергия перетекает в его собственное тело, не было сравнимо ни с чем, он наконец это осознал, но вместе с тем чувствовал себя пристыженно и виновато. Он ненавидел тот факт, что удовлетворение именно этой потребности могло принести ему то, в чем он нуждался, потому каждый такой редкий случай сопровождался муками. В процессе погружения в свои мысли он бродил из стороны в сторону, судорожно хватая ртом воздух, не замечая ничего вокруг себя, он просто хотел отключиться, прийти в забытье, перестать быть самим собой, вырвать свое существования из полотна реальности, сделать сам он этого не мог. — Астарион? — мягкий глубокий голос вырвал его из дум, и он резко обернулся, попутно находя себя сидящим на холодной влажной траве. Это был Хальсин, никто не смотрел на него с таким беспокойством и заботой в глазах, никто так не тянулся к нему, как он. Не сказать, что у команды с Астарионом сложились плохие отношения, они уже успели притереться друг к другу, несмотря на все различия в характерах, но они все же опасались его после того, как узнали о том, что он был вампирским отродьем, он видел в их глазах частичку страха, что можно разглядеть у людей, когда они смотрят на чудовище. Хальсин не был таким, он был добродушным и открытым, для него все существа, включая животных, были частью природы, о которой он так заботился. Порой рядом с ним, Астарион чувствовал себя маленьким котёнком, которого впервые накормили и окутали теплом. Он не привык, что к нему можно относится вот «так», будто он заслуживает этого, однако жгучее чувство внутри каждый раз приводило его в ступор, он хотел побыть немного слабым и прекратить защищаться и прятаться, он хотел безопасности и комфорта, Хальсин это предоставить мог. Освещаемый лунным светом, друид легко прошагал по траве босиком до Астариона, который в отчаянии обратил на него жалостливые глаза, будто бы говоря «не подходи, оставь меня», щеки его поблескивали от слезинок, а красные глаза будто стали ещё ярче в сто раз. Вампир обнял себя руками, пытаясь стать меньше, чем он есть на самом деле и поскорее скрыть свое лицо от Хальсина, который уже опустился перед ним, внимательно его разглядывая, но не делая никаких комментариев, что было разумно с его стороны. Астарион и правда в его глазах выглядел потерянным котёнком, которого оторвали от мамы и выкинули в дикую природу на испытание выживаемости, в его глазах читался чистый страх, а в движениях тревога. Друиду было очень больно видеть его таким, он знал лишь немного о его прошлом, о деталях Астарион никогда не рассказывал, однако даже того было достаточно, чтобы проникнуться к нему состраданием и почувствовать бесконечное сожаление о том, что бедная душа не могла обрести покоя столько лет, о том, что он не мог его от этого уберечь, а спасти всех было просто невозможно. Он впервые видел Астариона таким уязвимым, и дабы не спугнуть, он решил не заострять внимания на том. — я тут чай заварил, присоединишься? — вот так просто и легко предложил друид, осторожно поправив сбившуюся прядь волос кончиками пальцев, едва дотрагиваясь, но этот жест в сочетании с его мягким тембром, источал столько тепла и комфорта, что в груди у Астариона поселилось саднящее чувство. Хотелось и правда сбежать, но сил не было никаких даже оттолкнуть, поэтому вампир, шмыгнув носом, молча поднялся, принимая предложение Хальсина, заодно позволив помочь ему подняться. У Хальсина в палатке было очень уютно и тепло, присутствовал некий хаос, но он был даже организованным, было заметно, что хозяин был человеком умным, творческим и деликатным. Пространство было усыпано различными книгами и свитками, в уголке виднелся стол с колбами и всевозможными травами, а по всему пространству были расположены горшки с растениями, где-нигде они даже висели на самодельном кашпо. Кровать была расправлена, Хальсин по всей видимости готовился ко сну, Астариону даже стало слегка неловко, когда его буквально усадили на нее, велев ожидать чай. Хальсин вновь поставил чайник нагреваться, ведь он уже успел остыть, а ромашковый чай, по его мнению, был вкуснее эффективнее теплым или горячим. — извини, за беспорядок, пожалуйста, располагайся как тебе будет удобно, — неловко улыбнулся Хальсин складывая в стопки книги. Астарион мотнул головой, будто бы говоря, что все в порядке, не стоит обращать на него внимания. Он все ещё молчал, не мог собрать себя, да и что ему надо было сказать? Ему было приятно находиться здесь, мысли постепенно начали покидать разум, и он уже начал сосредотачиваться на движениях друида в его собственной обители и на том, чтобы быть максимально незаметным и не доставлять лишних хлопот. Даже небольшой беспорядок не казался ему чем-то плохим, напротив, он считал, что своим присутствием может нарушить какую-то особую гармонию этого места, будто он был свалившимся валуном, загородившим поток ручья. Хальсин однако был совершенно другого мнения, и вел себя так, словно для него все было абсолютно естественно, когда закипел чайник, он достал из рюкзака ещё пачку трав и сказал, как бы между прочим: — я заварю тебе ромашку с мятой, такой чай расслабляет нервную систему и помогает заснуть, а, и еще я тут припас несколько кубиков сахара, тебе добавить? Астарион глупо смотрел на него, не понимая, почему он это говорит и почему он так легко без слов понимал, в чем проблема, да и ещё пытался ему помочь. В нем не было ни тени страха, отторжения, лишь чистая забота и обеспокоенность, желание что-нибудь для него сделать, и Астарион, глубоко вздохнув, все же ответил, впервые за их ночное взаимодействие, — да… пожалуйста. Хальсин лучезарно улыбнулся на этот первый встречный шаг со стороны вампира и принялся заваривать чай специально для него с добавлением нескольких кубиков сахара. Затем отнес его прямиком ему в руки, предупредив, чтобы он был осторожнее, ведь чашка могла нагреться. — не переживай, у меня уже давно нет чувствительности к температуре, — горько усмехнулся Астарион, он действительно не мог обжечься, или замёрзнуть, технически он был мертв и все что он чувствовал это холод, попытки согреться долго не продерживались, тепло уходило столь быстро, что и не заметишь. Единственное, он мог согреться только после того, как выпьет крови, и довольно надолго, если это не была кровь крыс. Хальсин корил себя за то, что сказал нечто глупое, ведь он так мало что знал о таких существах как Астарион, однако горел желанием узнать больше, а сейчас, дабы времени зря не терять, Друид произнес какое-то заклинание и руки вампира обволокло мягким эфирным облаком, источающим тепло. Да, хоть оно и было лишь поверхностным, и согреть по-настоящему не могло его, но пока он пил чай, Хальсин мог поддерживать тепло вокруг его рук, чтобы оно никуда не исчезало, и процесс питья теплого чая уже приблизился к реальности, Астарион начал постепенно расслабляться и слова сами начали выходить из его уст. Он рассказал о кошмарах и возможной причине, однако не стал вдаваться во все подробности его внутреннего мира, лишь упомянул несколько моментов его «прошлой» жизни, по началу не показывая какого-либо отношения. Чай и правда его немного расслабил, уже под конец Астарион вернулся к своей обычной манере общения, выдав даже несколько шуток. Все это было напускное, пыль в глаза, он лишь один знал, какого ему, и вся его наигранность была защитой его хрупкой беззащитности. Хальсин не засмеялся ни разу, ведь он это видел и чувствовал, он лишь молча слушал, позволяя ему говорить все, что у него на душе, даже если не всё, даже если не совсем детально и искренне, но его тронул рассказ до глубины души, ему было очень больно за Астариона. — бедное дитя, как же много тебе пришлось пережить, и даже сейчас ты все ещё находишься в этом кошмаре… Мне так жаль, Астарион, — от чистого сердца произнес Хальсин, хотя понимал что это всего лишь слова, и они мало что могут изменить. После минуты неловкого молчания, он вновь заговорил, — могу ли я…могу ли я прикоснуться к тебе? Астариона никто никогда не спрашивал о подобном, даже он сам. Никому не было дело до того, чего он хочет или не хочет, что ему было комфортно, а что нет, он всю жизнь наступал на шею своим ощущениям, будучи инструментом, его телом пользовались несчадное количество раз до тех пор, пока он сам не начал это делать, не видя в себе ничего более этого. Всякого рода прикосновения или близости он позволял и делал уже на автомате, отделяясь разумом от своего тела, не давая даже права себе подумать иначе. Поэтому сейчас этот вопрос заставил его конкретно задуматься: с одной стороны он испытывал отторжение, даже мерзость, с другой он жаждал тепла, жаждал почувствовать себя принятым и понятым, жаждал, чтобы кто-то увидел его, его настоящего. Ему было очень страшно, но он кивнул, пряча взгляд. Теплая ладонь накрыла его голову, прикосновение было лёгким и безобидным, Хальсин решил пойти по более безопасному пути, чтобы дать ему тепло через такой жест, он аккуратно положил голову Астариона себе на плечо и принялся перебирать его волосы, мягко и нежно, едва дотрагиваясь до кожи головы. Это было…приятно, заключил про себя Астарион, никакого иного контакта не было и его это устраивало, он был благодарен друиду за отсутствие ненужных слов или вопросов, да и просто за то, что он удивительно понимал, что для вампира будет всё-таки лучше. Чай уже был давно допит, однако заклинание все еще сохранялось в руках Астариона, Хальсин гладил вампира по голове, бормоча слова утешения и поддержки, он уже обязал себя изучить больше информации, возможно выудить больше книг у старейшины, он отчаянно хотел сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить его страдания, он об этом обязательно позаботится как и о том, как бы аккуратно уложить Астариона спать, ведь он уже был в полусонном состоянии, устроившись у друида уже на коленях, съежившись как маленький котенок. Хальсин аккуратно забрал у Астариона из рук чашку, и уложил его на свой матрас. Астарион заметил спросонья, как источник тепла исчез и непонимающе заморгал. Хальсин, вернувшись, мягко погладил его по щеке и прошептал: — все хорошо, можешь спать здесь, я буду рядом, если что-нибудь понадобится. Друид уже было встал с кровати, но холодная рука, цепко вцепившись, задержала его. — можешь побыть здесь, пока я не засну? — эти слова дались вампиру с огромными усилиями воли, когда он вообще кого-либо просил о таком, но он все же боялся спать рядом с кем-то ещё в одном пространстве, он хотел было добавить что-нибудь, как Хальсин, будто бы прочитав его мысли, предложил: — я могу принять форму медведя, иногда так делаю на ночь. Возможно, тебе будет так легче… заснуть? Что думаешь? Астарион активно закивал головой, принимая предложение, животные пугали его гораздо меньше, чем существа человеческого происхождения, и это решение показалось ему приемлемым, хоть и немного неловким, ведь он ещё никогда не находился в непосредственной близости с медведем-Хальсином. Хальсин же чувствовал себя даже несколько волнительно, закончив все приготовления ко сну, он, предварительно попросив Астариона не смотреть на этот процесс, обернулся в довольно большого бурого медведя, у которого мордочка показывала высшую степень благоговения. Друид устроился совсем рядом с Астарионом, не касаясь его, давая возможность вампиру самому решить, как и что ему хотелось сделать. Астарион с небольшой опаской запустил руку в темную шерсть медведя, вызвав одобрительный тихий рык и помешкавшись ещё пару секунд все же решился на небольшое объятие, медведь казался ему большой мягкой подушкой и ощущения совпали с его мыслями. Тихо пробормотав «спасибо» Астарион наконец погрузился в долгожданный сон и в этот раз его не мучали кошмары, ведь рядом с Хальсином он чувствовал себя по-настоящему в безопасности.