Save me.

Хоффман чувствовал себя идиотом. Самовлюблённым идиотом, который не смог справиться с депрессией, поедающей его изнутри. Но на поведение есть веские причины — он впервые расплакался при Лоуренсе: сначала это были слёзы от стыда, он снова соврал возлюбленному про болезнь, а после у слёз появилась более весомая причина. Гордон, кажется, первый раз столкнулся с подобным: в недоумении поцеловал Марка в лоб, а после пересел на руль. Всякое бывает, Хоффман просто не захотел секса в машине, верно? Чего же тот сам плачет, извиняясь? Это его желание, Лоуренсу и поцелуев хватает. И снова Марк чувствует себя одиноким покинутым мальчиком, который остался один на белом свете, как в тот роковой день. Когда Анджелину убили, а Хоффман сидел у безжизненного тела сестры до тех пор, пока его не оттащили силой, Марк и ощутил первую свою беспомощность и сильнейшую боль, которая после переросла в это чёртовое расстройство психики. Марк даже не заметил, как они подъехали к дому Лоуренса, куда изначально и направлялись: все мысли смешались в одну, неразборчивую, а отсюда Хоффман долго впустую оглядывался по сторонам, а выйдя, направился к забору с невозмутимым лицом, пусть глаза блестели слезами, которые ещё не стекли на заднее сиденье автомобиля доктора Гордона. Лоуренс берёт Марка под руку, чтобы опираться не на трость: тот убирает руку за спину и Лоуренс лишь пытается понять, в чём, собственно, проблема. Опирается уже на трость. — Марчи, что-то произошло? Что случилось, ты заметно изменился в лице… Я не говорил ничего против твоего отказа, ты же не обижаешься на это? — Я просто хотел, чтобы ты посидел со мной на заднем сидении до тех пор, пока я не успокоюсь, — Хоффман сдерживает тихий всхлип, а после протягивает Гордону руку, видя как тот слегка прихрамывает. — Извини, я старался тебя успокоить… — Мне не хватило, Ларри. Марк останавливается у двери и поворачивается к Лоуренсу, ожидая, пока тот откроет дверь. Возникла какая-то неловкая тишина. Хоффман пробормотал неразборчиво и словно неуверенно: — Я лягу отдельно, ты не против? Гордон вскинул брови. Точно что-то произошло и Лоуренс даже догадывается, в чём проблема. — Если ты сильно хочешь, то можешь, — кивает Лоуренс и видит сильное разочарование в чужих глазах. В спальне одному Марку становится невероятно холодно: он уставился в одну точку, не понимая, что за чувства смешались в его груди. Ему вообще в последнее время было тяжело понять самого себя. Гордон уже наверняка давно спит в другой комнате и даже не вспоминает о Марке: а чего о нём, право, вспоминать? Несколько мелких слезинок скатываются с щеки Хоффмана, на мгновение цепляясь за шрам от обратного медвежьего капкана, пометившего чужую щёку навсегда и чуть не лишив Марка жизни. Чёрт, страшно ли это? Нисколько. Сейчас ему куда страшнее. Страх остаться одному уже давно победил страх смерти, которого вовсе в том больше нет. За мелкими слезинками следуют и тихие всхлипы, которые Марк не пытался подавлять: сейчас он один, сейчас его никто не видит, а значит он может снова оказаться слабым и дать себе возможность немного поплакать. Хоффман даже не замечает, как Лоуренс снова оказывается рядом с ним и касается его волос: Марк смущенно поднимает голову и пытается вытереть слёзы, чтобы тот не заметил. — Не стоит, Марчи. Я пришёл сюда именно потому, что слышал твои рыдания, — Гордон мягко смахнул слезинку с чужой давно не бритой щеки. Марк потупил взгляд. Он так громко плакал? — Как ты себя чувствуешь, Марчи? , — Лоуренс садится рядом, накрывает чужую ладонь своей. Хоффман мгновенно укладывает голову на колени, сворачиваясь чуть. — Я не знаю, но… Ты не уходи только, ладно? Гордон расплывается в нежной улыбке, переплетает пальцы и кивает. — Я рядом, милый, я слушаю тебя. — Я потревожил тебя? — Нет, я прислушивался к каждому звуку, так как ты сказал, что тебе нехорошо. Хоффман поднял на того взгляд и сам улыбнулся уголками губ. Лоуренс ответил на улыбку Марка легким поцелуем в лоб. Нежный жест заставил того чуть зажмуриться, а после прижаться крепко. — Мне так стыдно… Я испугался, что тебя оттолкнули мои слёзы, — прошептал Марк. — А вот и нет, я просто несколько ступил, не подумав, что мне нужно сделать. Я впредь буду сидеть с тобой подольше. А дальше Хоффман говорить не захотел: и не нужно. Его поняли с полуслова. Он притянул Гордона к себе за шею и легонько поцеловал в приоткрытые губы. Лоуренс не стал углублять поцелуй, зная, что сейчас Марку это не нужно. — Давай, я принесу тебе чай? — А горячий шоколад есть? — Вряд ли. Но я могу принести ещё и шоколадку. Марк замирает, но Лоуренс лишь нежно улыбнулся тому. — Я люблю тебя. Хоффман отвечает легкой улыбкой и понимает, что не хочет более плакать. — И я тебя люблю, ангел. — Ты меня на небеса отправляешь? — Я не вижу шоколадку в своих руках, чтобы я с тобой говорил. — Чертёнок. Тихо бормочет Лоуренс и прежде, чем получить подушкой, сбегает за кружкой чая…