Оттенки любви Олли Матела

«The fear has gripped me but here I go My heart sinks as I jump up Your hand grips hand as my eyes shut» — «Breezeblocks», alt-j

      Любовь Олли была тихой, как голос сорванных связок.       Они с Томми познакомились в медколледже, и с тех времен не было ни дня, когда бы они не произнесли друг другу ни слова. Олли мучил педаль перегруза, Томми учился владеть палочками и правильно касаться ими поверхностей ударной установки, оба в одном месте готовились стать профессионалами. Много ли нужно для того, чтобы случайно завязать разговор? Нужно ли больше, чтобы стать неразлучными? Все сошлось под счастливой (или не очень, смотря что искать на карте звездного неба) звездой: им было, о чем поговорить, о чем помолчать; они научились находить время для того, чтобы вместе выпить или просто встретиться, празднуя сдачу экзамена, провал зачета, день рождения, выпуск, заключение договора труда, увольнение, союз с кем-то другим и расставание с кем-то не тем — все минимумы и максимумы функции человеческой жизни при исследовании на экстремум.       С редкими людьми бывает находиться почти так же удобно и естественно, как в одиночестве. И, о да, бывает, люди сходятся и находят друг в друге покой. Олли знал, что Томми был тем еще дорком и предпочитал не выдумывать проблемы. Вот чему Матела у него научился: легче относиться к жизни. Лалли помог Олли из жесткого надзирателя над самим собой стать обычным парнем по имени Олли, который точно знает, что жизнь человека полна несовершенства. Только Томми этого наверняка не заметил, но ему втайне очень благодарны. И Олли было радостно, что Лалли стал собраннее после всего времени, проведенного вместе.        «Не знаю, почему это пришло мне на ум, но я хочу быть немножко тобой в деловых вопросах».       Олли тогда улыбнулся. Их дружбе исполнился год, его односторонним романтическим волнениям — пара месяцев, и Олли знал, что Томми уже немножко он, а Матела — немножко Лалли. Людская маска состоит из осколков масок тех, кто нас окружает, глупо с этим спорить. Будто каждый, кто имеет хоть немного доступа к нашим чувствам, норовит подойти к нам и мазнуть кисточкой со своим уникальным цветом краски на кончике по нашему лицу. Краска Олли, наверняка спокойного оттенка, оливкового, аккуратно обводила глаза и складывалась в северные защитные руны на щеках Томми. Краска Томми, теплая терракота, стекла Олли на шею и там застыла, стягивая кожу и будто мешая дышать.       Любовь Олли была сочетанием невыносимой горечи и блаженной сладости, как цитрус.       Томми часто не везло в любви. Вернее, так: он нравился своей непосредственностью и отсутствием боязни показаться кретином, очаровывал своими талантами, мягким обаянием, и разочаровывался в новых знакомствах так же часто, как кто-то уходил с разрушенными ожиданиями от него. Много от этого проблем — от непонимания. У Томми иногда было что-то вроде комплекса неполноценности, но когда Олли был рядом, все забывалось.       Лалли временами говорил с ним о девушках или парнях: какие ему нравятся, с какими клеится, с какими рушится. Но он в этом плане старался держаться с девушками, мало ли.       Олли первым и нередко единственным узнавал, что Томми влюбился. Лалли вообще часто влюблялся: в глаза, в голос, в остроумную фразу, в походку или в какое-то умение. И каждый раз Матела отвечал ему про себя, беззвучно, только чтобы лучший друг не узнал       Когда Лалли говорил: «у нее добрые глаза», Олли спрашивал, желали ли его глаза, бесхитростные, прекрасные, зелено-серые, ему зла хоть когда-нибудь.       Когда Томми с удивлением подмечал: «у нас похожее чувство юмора», Олли интересовался, а не с ним самим Лалли проводит каждый день, в котором они превращают проблемы и неудачи в повод посмеяться и идти дальше? Не они ли идеально совпадают, смеясь до слез и в голос, общаясь лично и по телефону?       Когда Томми восхищался: «она здорово поет», Матела задавался вопросом, неужели его голос, умение гармонично вплетать его в мелодии, умение подстраивать рифф под ударный ритм не вызывает у Лалли таких вдохновляющих чувств?        Когда Томми замечал: «вот это ум!», Олли вспоминал, сколько раз они обсуждали философские вопросы жизни, смерти, бытия, и сколько раз из них Лалли брал на вооружение часть мировоззрения Олли, либо вставал на сторону Матела.       Да, Лалли ценил и красоту тоже, и Олли считал себя красивым, когда видел в зеркале свое мягкое выражение, внимательные, ясные глаза с лучиками от частой улыбки, и ленивые кудри.       А бывает, сложно объяснить, чем нравится человек, и тогда Олли умывал руки.       Любовь Олли была светлой, как надежда, и мрачной, как кровавый мятеж.       Друзья, которые уже давно доверяют друг другу тайны своей души, говорят без страха быть непонятыми.       «Знаешь, какую я себе хочу девчонку?»       Олли не хотел знать ответа, но все равно вежливо изобразил интерес и восстановил уровень чего-то алкогольного в бокале Томми.        «Похожую на тебя»       Лалли не придал фразе значения и, кажется, задумался. Алкоголь жег горло. Добавил:       «С тобой я чувствую себя собой»       Олли солгал, что голова кружится от алкоголя, и ему необходимо побыть в темноте, тишине и желательно на горизонтальной поверхности (читайте: забиться в угол, задушить желание на взаимность и вернуть спокойствие). Олли не рассчитывал, что его уже пять лет как друг, товарищ по музыкальной группе, коллега, и, боже, его любовь не заметит ложь, но всегда оставалась вероятность, что Лалли не обратит внимания.       Томми даже был возмущённым, ведь Олли никогда не говорил ему, как там на личном фронте, как бы тот ни подступался. Может, девушки чуть старше? Чуть младше? Парни? Одиночество? И Томми никогда не называл себя в списке.       Но Олли осторожно слушал и думал о своем.       «Почему так?»       Матела уже много лет отвечал, что не знает.       Иногда Олли тянуло выложить Томми все, что волнует последние годы, и как сложно пытаться забыть иллюзию, что они смогут быть вместе, и быть другом, практически братом, и правда забывать о настоящей грани чувства, от души веселясь или тоскуя вместе.       Все же, здорово, когда твой партнер тебе лучший друг. Еще лучше, когда он знает об этом и согласен с тобой. Но где Матела найдет такого друга, как Томми? Безусловно, он очень близок, братски близок с ребятами из музыкальной группы. С университетскими друзьями. Но таких, как Лалли, больше нет. И поэтому нужно быть аккуратнее.       Весной Олли часто навязывались созданные воображением сценки из жизни в параллельной вселенной, где он и Томми, ну, партнеры. Они живут вместе (впрочем, они ведь снимали квартиру или номера вместе), бывают в одиночестве практически в одно и то же время (а кому не бывает нужно одиночество?), в общем, делают все то же, что и обычно, но чувствуя друг друга одинаково, засыпая и просыпаясь вместе, раскрывая другие грани удовольствия от роскоши быть вместе. Когда весенняя эйфория уходила, Олли возвращал равновесие. Он и не готовился к тому, что это может найти реальное воплощение в реальном нём, в реальном Томми. Редкая надежда живет шесть лет.       Любовь Олли была своего рода магией. Она делала его счастливым. Олли любил много вещей: свою гитару, своих друзей, не своего Томми. Многие виды любви приносят счастье, дополняя друг друга. Матела знал, кто он, где его место и где он хотел бы оказаться. Он любил свой мир. И Томми был его частью. И, как часто бывает, вера в магию переживает взлеты обоготворения и падения в отрицание.       Любовь Олли была тихой, как летний дождь, и надежной, как железные кандалы вражеского стана. Она шумела на фоне, капала с крыши, заставляла прятаться от себя и завораживала собой одновременно. И не так-то просто получить свободу от нее. У Олли Матела вот не получилось.       От дождя Томми промок, пока прокладывал путь от машины до дома Олли, — кажется, они собирались что-то отпраздновать, или поиграть в приставку, или посмотреть новинку кинематографа, или просто отдохнуть за разговорами дома — так ли важно, как именно проводить время, если хотеть проводить его вместе? И тогда погода не радовала солнцем. И Томми, кажется, что-то беспокоило.       «Знаешь, у меня есть теория, но ты не злись, если что»       Олли расслабился и взглянул на него так, как хотел бы смотреть всегда, не стесняясь.       «Ты никого не хотел, потому что тебе нужен был я? Ты любил меня?»       Лалли решился поднять взгляд и с неверием, изумлением и страхом вдруг посмотрел в сердце вселенной с ее вселенским пониманием, вселенским терпением, вселенским ожиданием, вселенской вечностью и надежностью; ее вселенской пустотой.       Здорово, когда вселенная умещается всего в двух зрачках и радужке. — Я и сейчас, — Олли пожал плечами, прикрыв веками сатурны, марсы и юпитеры. — Что «сейчас»? — Переспросил Томми, боясь ошибиться и быть правым. — Люблю тебя. — Ответил Матела, обнажая свой надлом и надеясь на молчание.       Но Лалли его настроению не внял. — А я понял, почему у меня ни с кем не было ничего серьезного. — Похвастался Томми, делая шаги к Олли.       Что такое «шаг»? Контролируемое падение с претензией на целесообразность. Олли справедливо опасался, что не сможет удержаться на ногах. — Просвети. — Все люди, с которыми я пытался, все они — не ты, представляешь?       Матела смешливо фыркнул. Томми вдруг стал очень серьезным и очень этим пугающим. Прикоснулся так, как никогда не касался — бережно и с восторгом обожания. Любовь во плоти. — Олли, нам еще не поздно, ну, начать встречаться?       Матела смешливо подумал, что уже впору предлагать руку и сердце. Никогда Олли не представлял этот момент таким: лёгким и граничащим с падением в пропасть. Но его держат за руку, когда глаза закрываются и вся вселенная под веками мирится с уничтожением. И он в безопасности.       Любовь Олли была взаимной, как происходящее с ним в реальности ласковое касание губами и ответное к ним прикосновение.