Границы

До пульсации в висках, до судорожно дёргающегося глаза Тимофея бесил Нурлан — с извечной блаженной ухмылкой на пол-лица и готовым решением для всех проблем. Тима ненавидел выскочек. В школе его до жути раздражали одноклассники-подлизы, тянувшие руку третий раз за урок — не иначе как ради хорошей оценки готовы были вывернуть несчастную конечность, лишь бы только учитель заметил. В институте бесили девочки-кокетки, что без всякого зазрения совести смотрели преподавателям (преимущественно, мужского пола) в рот, дабы получить заветный "уд" в зачётку. Справедливо было бы предположить, что Нурс на них похож. Но ведь, зараза, ничерта! Нисколько не похож! Нурлан по своей природе походил на уличного кота, если по-честному. В своём собственном баре мог спокойно встать за стойку и заменить бармена, отправив того на сомнительно заслуженный перерыв. Просто потому что захотелось. Лицо Нурса зачастую выражало просто мировой похуизм, да и вёл он себя вполне соответствующе. Но при всей своей мнимой некомпетентности он таковой вовсе не страдал. И это натурально выводило из себя. Потому что не может такой безучастный тип соображать лучше, чем сам Тимофей. Это выходило за рамки его понимания, и давало нехилый такой пинок под зад. Градус закипания серого вещества в его башке приближался к сотне по Цельсию каждый раз, когда Нурлан натягивал свою любимую ухмылку до ушей, говоря при этом нечто по-идиотски очевидное. Что-то, до чего, вопреки хорошо работающим мозгам, Тима додуматься не смог. Будь то будничный диалог, который они делили после закрытия бара, либо помощь в новом расследовании — Тимофей выказывал недовольство по любому поводу. А Нурлана это, казалось, только забавляло. Наблюдая за тем, как редкие русые брови сдвигались к переносице, а на лбу юноши выступали морщинки, он лишь хмыкал и по-доброму подкалывал Тимофея за душноту. — Я всегда могу открыть окно так-то, — мурчит Нурс, сразу после чего Тима мажет по его лицу зелёным взглядом исподлобья. — Пошёл ты... — шипит в ответ и рывком допивает из стакана содержимое под низкий хохот. Нурсу нравился Тимофей. В какой-то момент отрицать это стало пустой тратой времени. Не то чтобы Нурлан вообще пытался это отрицать. Осознал, да принял, как факт того, что симпатия присутствует. Ведь её наличие не обременяет его и не заставляет каким бы то ни было образом двигать их отношения дальше, чем они уже есть, верно? Его искренне веселило перманентно раздражённое выражение лица Тимофея. Вдобавок ему слишком нравилось смотреть, как то сменяется ещё более недовольным, стоило Нурсу вновь искусно его подъебать. А если серьёзно, то Нурлан был просто по-человечески рад тому, что с Тимой всё в порядке. Осознание специфики его работы порой рисовало в воображении картины, явно тянувшие на триллер с рейтингом для людей постарше. И видеть его у себя в баре, смотреть, как он возмущается по поводу очередной проверки, было чем-то сродни бальзама на душу. Нурс ни за что не стал бы нарушать эту сложившуюся между ними своеобразную идиллию. Даже если очень сильно захочется, он сдержит себя, переждёт, потерпит, но не переступит черту, за которую так отчаянно манит его собственная любовеобильная натура. Хмурый, злой, рассеянный или уставший Тимофей всё равно был для Нурлана привлекательным. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что временами откровенно пялится и залипает, и что сам Тимофей это уже давно заметил. А раз не задаёт лишних вопросов, значит всё сам понял. И, вероятнее всего, тактично молчит по причине того, что чувствует то же самое. Тима в плане межличностных романтических отношений был полным профаном, и Нурлан об этом, конечно же, знал. Но исправлять этот момент ему совершенно не всралось. Ведь если бы разговор о чувствах и зашёл, им потребовалось бы слишком много времени, чтобы разобраться во всём досконально и без эксцессов. Проблема заключалась в том, что Нурлан запретил себе развивать перспективы их отношений дальше дружеских. Он знал, какая вереница дерьма последует за Тимофеем, если он хоть на йоту окунётся в тот мир, в котором тот живёт. Барыги, торгаши с чёрного рынка, иммигранты и прочие уроды прознают об их связи, и первым делом набросятся на блюстителя закона, который будет здорово мозолить им глаза. Уж лучше Нурс сам подставится под дуло пистолета, чем станет рисковать жизнью простого человека, которого, ко всему прочему, он искренне полюбил. Однако было во всей этой ситуации одно маленькое, но не маловажное "но". Ещё сильнее выскочек и подлиз Тимофей терпеть не мог, когда за него решали. И этот камень преткновения однажды должен был треснуть. Торжественно, и с грохотом. Их внеочередная барная посиделка тогда изрядно затянулась. За широкими окнами виднелась укутанная в сумерки пустая торговая улица, а лёд в стакане Тимофея успел растаять. Смешавшись с виски на дне рокса, вода превратила благородный напиток в пресную хренотень, из-за чего пить это стало просто невозможно. Тимофей был слишком привередлив к распитию алкоголя, любил, чтобы качественно и крепко, и Нурс был об этом, естественно, осведомлён. А потому бесплатно выделенную порцию не стал заталкивать силком. Вместо этого просто хмыкнул при виде сморщенного в отвращении лица, отставил стакан за стойку, а после вышел из-за неё. Занял соседний стул и сладко потянулся, разминая затёкшую спину. — Щедро ты мне оставил, конечно, — он усмехнулся, подпирая щёку рукой. — Мог бы себе и отдельно налить, раз так хотелось, — пробубнил в ответ Тимофей. Нурлан же пожал плечами, и его лицо вновь смягчилось в расслабленной ухмылке. Он развернулся к стойке спиной, кладя на поверхность руки. Кисти тягуче свисли вниз, парочку раз качнувшись. — Да нет, не парься. Настроения нет, чтобы пить. — У тебя? Нет настроения? Не смеши, а... — он закатил глаза, а затем пронаблюдал за мерными движениями чужого тела. Зрелище заставило коротко выдохнуть. — Ты на что намекаешь? — Будто сам не понял, — послышался тихий смешок. — Я что, как алкашня последняя выгляжу? — Нурлан беззаботно прищурился, брови метнулись вверх. Тимофею не надо было отвечать на этот вопрос. И не потому что он был риторическим. А потому что по его взгляду и так было понятно, что на пьяницу Нурлан тянет разве что с большой натяжкой. Он выглядит... хорошо. Насколько Тимофей может судить о мужской красоте в принципе. Если бы его спросили, что именно во внешности Нурса его привлекает, он бы не назвал что-то конкретное вот так, с ходу. Привлекает сразу всё, потому что Нурлан — это совокупность качеств и характеристик, которые нельзя смешивать между собой, но изготовитель будто срать хотел на миксологию. И получилось нечто странно притягательное. И не такое отвратительное, как виски с растаявшим льдом. Тимофей инстинктивно поморщился. От чужих глаз это не скрылось. — Что, всё-таки похож? Настолько мерзкий? — продолжал шутливо напирать Нурс, склонив голову немного в бок, от чего расслабленный взгляд теперь смотрел на Тимофея под небольшим углом. С такого непривычного ракурса, да ещё под светом барных ламп, чужое лицо казалось более худым, узким, серьёзным. Слово "строгость" очень хорошо могло бы описать то, что наблюдал Нурлан, но многие вкладывают в это понятие смысл более стереотипный. Который навязали сериалы или фильмы, например. Нурс видел строгость мятую и слегка запущенную. Как рубашка, которую снова не успели погладить перед работой. Он находил это по-своему очаровательным, на самом деле. А ещё строгость в Тимофее была иногда необоснованной, потому что там, где можно было бы расслабиться, он всё равно старался быть собранным и слишком серьёзным. А, может, он просто не знал, как вести себя иначе. Нурлан проморгался, и взгляд опустился с фигуры напротив на пол, мазнул по тёмному кафелю и остановился на мелкой еле-заметной трещине. Пол пострадал в неравной схватке со свинцом, выпущенным Нурсом в колено одному идиоту. События того вечера порой крутятся у него в голове и по сей день. Не отпускает мысль о том, что Тимофей мог пострадать в ходе разборок, к которым он никак не относится. Чтобы выиграть время, Нурлану пришлось покалечить того парня. А шальная пуля, видимо, посчитав, что око за око, приземлилась на матовый кафель, оставив редкую паутину едва видимых трещин. Вполне себе равноценный обмен. Нурс, кажется, даже не заметил, как пропал в собственных раздумьях. Его лицо слегка помрачнело, улыбка почти что пропала, а глаза сделались сосредоточенными. Тимофей залюбовался... Одурманенный рассудок улавливал изменения в чужом настроении постепенно, всё сильнее и сильнее вникая в одну единственную истину — Нурлан красивый. Но не только внешне. Он был красивым изнутри. Причём, становился ещё более привлекательным, когда делал то, что Тимофея жутко раздражало. Нурс становился до одури привлекательным, когда думал. Тима мелко дёрнулся на стуле, а после сжался от накатившего смущения. Не нравилось ему признавать, как хорош бывает Нурлан в ситуациях, требующих терпения и выдержки. Вечно такой расслабленный и по-наивному болтливый он мог стать собранным, замолкал. А если и говорил, то лишь по делу. Взгляд скользнул по строгой фигуре, не выражающей ничего, кроме бесячего авторитета. Тимофей вдруг насупился. Щёки залил багровый румянец, уши заалели следом. Захотелось стереть это пустое выражение с чужого лица, показать, что не один он здесь умеет быть решительным и серьёзным. Насколько позволял алкоголь. Тимофей опомнился, когда его губы отстранились от чужих, а в глазах напротив виднелось лишь удивление. Сухая рука легко отпихнула его, намекая, что он зашёл дальше дозволенного. Нурлану не нужно было задавать вопросов. Его лицо говорило само за себя. — Я думал, что... нравлюсь тебе? — скомканно произнёс Тимофей, искреннее не понимая, почему ему не дали продолжить. Симпатия между ними очевидна даже слепому, и Нурс не скрывал своей. Так почему он его оттолкнул? — Нравишься, но... увлекаться не следует, — отчеканил и убрал руку с чужого плеча. Тимофей возразительно хмыкнул. — В каком смысле?! Почему отказываешь? — А тебе не терпится, что ли? — с досадной улыбкой бросил Нурлан, возвращая своему лицу привычную отстранённость. Это злило и чудовищно нервировало. — Я тебя просто поцеловать пытался! — возмутился Тимофей так, словно это было аргументом в их недо-споре. Костяшки на руках побелели от того, как сильно он сжимал пальцы в кулаках. Нурс ничего не ответил. Только улыбнулся по-своему спокойно и отвёл взгляд куда-то в сторону, будто напрочь игнорируя брошенные злобно слова. Тимофей потянулся к чужому лицу снова, но в этот раз его остановили до того, как он успел снова присосаться к чужим губам. На лбу и в уголках глаз стали отчётливо виднеться морщины. — Да что с тобой? — А с тобой что?! Понять не могу. Я же вижу, что тебе тоже хочется! — Тима поспешно стёк со стула и очутился в сантиметре от Нурлана. Тот продолжал смирять его нечитаемым взглядом, от которого чуть ниже поясницы начинало нешуточно подгорать. Не больше пяти секунд они играли друг с другом в гляделки, пока Тимофей пытался не взорваться от чужого бездействия, а Нурс тщательно сохранял свою выдержку. И стоило Тиме вновь открыть рот, чтобы на этот раз уж точно высказать всё, что накипело, Нурлан рывком поднимается, сократив и без того ничтожную дистанцию между ними, и молча даёт понять, что сейчас не время начинать скандал. Тима вдруг чувствует себя непропорционально маленьким, смотря в голубые глаза снизу вверх, да так, что приходится запрокидывать голову. Напряжение вокруг становится почти что осязаемым, когда он понимает, что Нурс ни разу не моргнул. — "Следит", — проносится в голове тонюсеньким от испуга голосом, за что Тимофей сам себя мысленно осекает. Чего ему бояться? Нурлан ему не угроза, в конце концов. Но внутри какого-то хера всё сжимается до размера атома, а в горле предательски сохнет, от чего нервный глоток ощущается так, словно ты полощешь глотку битым стеклом. И это чувство заставляет дрогнуть, но не отталкивает. Как раз наоборот. И весь чёртов Нурлан для него именно такой. Тима бесится, злится, плюётся едким ядом, но продолжает тянуться к нему ближе, а не пытается убежать. Не потому, что знает, что не убежит. А потому что убегать не хочется. Нурс это прекрасно видит. Считывает каждое движение на искривлённом злобой лице, впитывает эмоции, которые Тимофей не может выразить словами, но отражает в обиженном взгляде. Он наклоняется. Заполняет собой пространство вокруг Тимы, одним своим видом запрещая отводить глаза. Его руки неспешно ползут вверх, чтобы обхватить лицо, взъерошить короткие волосы за ушами. Прикосновения вынуждают трусливо дрогнуть, а затем Тимофей сдавленно мычит, потому что тонкие губы накрывают его собственные, запоздало отвечая на поцелуй. В этот раз всё выходит иначе. Тима пытается отстраниться, толкается рукой в грудину, а потом сжимает пальцы в кулак и бьёт сильнее, но Нурлан ни в какую не отходит. Очень скоро его агрессивное пыхтение сменяется мерными вздохами в промежутках, когда их губы отрываются друг от друга, а затем вновь сливаются. Нурлану стыдно. Он чувствует себя виноватым, целует напористо, в моменте стараясь передать всё то, что ощущает. Он знает, за что на него злятся, но в попытках это исправить мажет влажными губами, отчаянно сгребает чужую талию в руках и сбивчиво глотает воздух. Тимофею не стыдно ничуть. Он уверенно, но невпопад отвечает, подставляясь под ласки и, кажется, даже пытается укусить. Совершенно глупо отстаивает своё, тогда, когда это "своё" уже и так по праву ему принадлежит. Он хватается за плечи и шею, тянет Нурлана на себя и игнорирует саднящую от нехватки кислорода гортань. Лишь бы доказать, что он тоже может. Может не просто долго и страстно, но ещё и чувственно. Так, чтобы Нурс понял, что не один он тут выставляет правила. Они дышат рвано и отрывисто, когда наконец отстраняются друг от друга. У Тимофея мокрые глаза и блаженный взгляд. Нурлан же криво хмурится и опускает голову. — Давай-ка закругляться, — слышится хрипло, от чего Тима вопросительно сводит брови и качает головой, — Домой тебя отвезу. — Не поеду... — сипло отдаётся в ответ. — А ко мне? Тимофей фокусирует взгляд и хмурится сильнее, не догоняя до сути вопроса. — Ко мне поедешь? — добавляет Нурс, слабо ухмыляясь и думая о том, что если уж слать ко всем хуям свои принципы, то все и сразу. Он всё-таки не дурак, и хорошо понимает, что если и дальше станет отказывать Тиме в подобном, то рано или поздно тот ему не просто устроит скандал. А напорется на неприятности и похуже тех, что с ними уже случались. — Поеду, — твёрдо отвечает Тимофей. И думает о том, что теперь Нурлан раздражает его чуть меньше прежнего.