Последнее письмо.

Сердце будто пропустило удар. Что-то внутри Александра просто-напросто разрушилось. Что-то казалось бы маленькое и совершенно незначительное сломалось, и внутренний мир мужчины рассыпался на крошечные осколки. Слёзы сами навернулись на глаза, хотя сейчас и не хотелось показывать ни малейшей слабости. Собственное дыхание казалось таким прерывистым и громким в резко наступившей тишине. В ушах звенело, перед глазами расплывался мир то ли из-за переполняющих эмоций то ли из-за слёз. Тишина продолжалась ещё, кажется, вечность, прежде чем шатающийся Гамильтон пошёл к выходу из комнаты, замерев в проходе лишь на секунду, чтобы не оборачиваясь на жену тихо пробормотать что-то про кучу работы. Было даже не совсем понятно, к кому были обращены эти слова – к самому Алексу, или всё таки к Элайзе. Бет даже не стала останавливать мужа, поджав губы и посмотрев на уже спящего сына, не сильно сжав в руках письмо. Примерно такой реакции она и ожидала, но… Видеть любимого человека таким было всё равно неимоверно больно. Хотелось бы ей иметь возможность исправить хоть что-то.. Но сейчас помочь могло лишь время. И одиночество, коли Александр того захочет. Сам же мужчина медленно прошёл до своего офиса, заперев за собой дверь, и молча пялясь на помещение. Когда-то приветливая и даже несколько родная комната казалась сейчас холодной и пустой. Даже тёплый свет от свечки не создавал былого уюта. Будучи совсем откровенным, Алексу весь мир сейчас казался большим и чужим. Будто после сме… Нет. Даже думать об этом слове не хотелось. Гамильтон потряс головой и сел за свой письменный стол, чуть вздрогнув от холодного дерева. Оно всегда было таким ледяным? Хотя, какая-то там деревяшка сейчас мало волновала. Хотелось просто спрятаться ото всех. Лучшим способом спрятаться для Александра всегда были письма. Не кому-то, нет. Просто письма. Не обязательно ведь кому-то их отправлять, чтобы иметь возможность назвать эти исписанные листочки письмами? Взяв одну из чистых бумажек и перо с чернилами, Алекс пару секунд сверлил взглядом чистую поверхность. Слова будто комом застряли в горле. Говорить их, может, и не было нужды, но писать было не менее больно. Даже выходя через перо слова умудрялись больно царапать горло и сердце мужчины. Но писать было просто необходимо. Нужно было хоть как-то справится с этими эмоциями. Нельзя было просто оставлять их в себе, это свело бы с ума. Так что пришлось переступать через себя. Терпеть острую как нож боль, но писать. Пожалуй, никогда ещё слова на бумаге не были такими колючими. Обычно писать было куда проще. «Дорогой Джон Лоуренс.» Глупыш. Писать тому, кого уже нет. Может, привычка обращаться к человеку в начале письма была не такой уж и полезной. Покрепче сжав в руках перо, Александр зачеркнул эту строчку. Нет. Нужно было просто писать… В никуда. Никому. Кому-то третьему. Не себе, не Джону, не кому либо другому. Просто в пустоту. Просто писать. «Только пару минут назад, я узнал что Лоуренса больше нет. Моего первого в жизни луча солнца больше нет, и уже не будет никогда. Это стало неожиданно сильным ударом для меня.» Сжимать перо сильнее было уже просто невозможно, но Алексу удалось. Стержень болезненно впивался в кожу, но был проигнорирован. Даже это было не так больно как то, что ощутил мужчина сегодня. Лишь бы не заплакать. «Было очевидно, что однажды это произойдёт, но я надеялся не дожить до этого дня. Или хотя бы быть к нему готовым. Хотя… Вряд-ли можно быть готовым к чему-то подобному. Джон светлый человек. И внешне, и внутренне. Он всегда вселяет надежду в моё и чужие сердца. Его улыбка и озорные глаза могут согреть даже в самый холодный день. Я даже не хочу думать о том, что не увижу его снова. Этот человек стал для меня всем. Бесспорно, я люблю Элайзу всем своим сердцем, но Джон… Он несколько другой. Он особенный. Он волшебный. В нём нет конкретных черт, что давали бы понять за что он мне нравится. Он просто нравится. Не за что-то, просто так. Просто потому что он есть. Потому что он был. Я никогда не забуду этого человека. Он слишком добрый и невинный для этого мира. Ума не приложу, как этот человек мог воевать на войне. Он всегда казался мне слишком светлым для неё. Если бы он только знал, как я его люблю. Как он мне важен. Если бы я мог доказать ему, насколько он мне важен. Если бы он был рядом сейчас… Клянусь, если бы я знал! Если бы я был рядом с ним в тот момент, я бы отдал свою жизнь за то, чтобы он выжил. Джон не заслужил столь трагичного конца.» К концу письма Гамильтон перестал даже пытаться сдерживать эмоции, ляпая слова и буквы невпопад, съезжая вниз и пачкая бумагу слезами и чернильными кляксами по неосторожности. Он даже не заметил что писал о своём погибшем друге так, будто он ещё жив. Будто бы он не погиб от жестокости войны. Но, то что на душе стало немного легче отрицать было бесполезно. Александру даже показалось что он почувствовал лёгкое прикосновение чей-то руки к своей щеке. Хотелось думать, что это был Лоуренс. Может, он пришёл попрощаться? Замерев с пером в руках на несколько секунд, мужчина слегка улыбнулся, а затем с особой нежностью и осторожностью подписал своё письмо. «С любовью, А.Гам»