Человек

      Перед Пэк Чхоном открылась совсем иная сторона реки Янцзы, после того как дневная бойня утихла. Мягкие оттенки зелёного с лунными бликами, тихое журчание, ласкающее слух, и шум ветра. Теперь он понимал, почему его саджиль выбрал это место, чтобы побыть одному.       В этом виде и правда можно раствориться.       Ничего не говоря, Пэк Чхон шагнул в сторону Чхон Мёна, усаживаясь рядом и доставая кувшин с принесённым собой спиртным. Казалось, что его присутствия и не заметили. Но спустя пару мгновений ловким движением руки Чхон Мён выхватил сосуд, просто рассматривая переливы белого на нём.              — Что ты здесь делаешь? — спросил мягко Пэк Чхон.       — Ничего.       — …правда?       Чхон Мён задрал голову, смотря на луну. Её контур был отчётливо виден, незагромождённый облаками. Это был хороший знак, подумалось ему. Раньше он всегда ругал стариков за то, что те верят в какие-то суеверия, но пройдя через войну, пройдя через это сражение на реке Янцзы, где он вновь понял, насколь слаб, он начал их понимать.       — Я чувствую облегчение.       Он так рад, что все живы.       Пэк Чхон удивлённо опустил глаза и посмотрел на Чхон Мёна. Его выражение лица было таким красноречивым, таким открытым и откровенным. Наконец он приложил горлышко кувшина ко рту, стирая горькую улыбку облегчения и выпивая спиртное, которое заглушит и его.       Этот вид Чхон Мёна отличался от всего, что он видел до. Что-то вертелось у него на языке и он выпалил это, будто скрытая истина стала ему доступна.       — Так ты тоже человек.       Казалось, что Пэк Чхон только что сказал глупость. Конечно Чхон Мён был человеком, пусть и с противоречивым и сложным характером. Он много раз видел, как тот проливал кровь, как тот показывал свои истинные чувства. Но это всё было другое. Если бы Пэк Чхон описывал свои чувства в этот момент, то это больше походило на первое осознание ребёнка того, что его родители тоже люди, они тоже могут быть неправы, они тоже могут переживать, они тоже боятся.       В тот день Пэк Чхон впервые увидел не только спину, что отдалялась от него, но человека, которму она принадлежит.       Его саджиль, Божественный Дракон Горы Хуа, Бешенная Псина, Чхон Мён-а — те имена, которые ему дали на горе Хуа или в Канхо не давали Пэк Чхону увидеть настоящего Чхон Мёна и его человеческое начало. Он походил на взрослого, что спешит свалить всё себе на спину, прикрываясь грубыми словами и не давая заметить это другим. Он по-своему мягок с учениками горы Хуа, бережно заботясь о каждом их шаге и не давая кому-то подгонять его ещё неокрепших щенят. Он всегда держит в руках кувшин, казалось бы, лишь потому, что ему прельщает алкоголь и не более, но при любом удобном случае напивается так, чтобы уснуть поздно ночью у кургана их предка, Чхон Джина, или глубоко в горах, или в доме Семьи Тан. Он очень любит чужие прикосновения, несмотря на создающееся ощущение обратного.       Верно, его саджиль был самым человечным из всех.       И прямо сейчас он был ещё более откровенным перед ним.       Едва тёплые губы с горечью алкоголя коснулись его мягко и ненавязчиво. Это было похоже на что-то спонтанное и необдуманное, очень эмоциональное, очень похожее на Чхон Мёна.       Мужчина отстранился, смотря сверху вниз затуманенным сливовым, сверкающим в ночи взором на лежащего под ним Пэк Чхона во всё ещё идеально ровно сидящих нижних одеяниях. Обыкновенно спина Чхон Мёна всегда была ровной, способной взвалить на себя любые неожиданно возникшие трудности, но сейчас плечи были сгорблены, наконец нашедшие время, когда они могут расслабиться. Он не походил на облик генерала, который был днём, очень расслабленный и меланхоличный.       — А…       На мгновение он ожил, приходя в себе и сквозь алкогольную дымку осозновая, что сделал то, чего не должен был. И как ответственный взрослый, которому нужно было объясниться, он быстро искал то, что должен сказать. Но в голову, как назло, ничего не приходило.       — Я… не должен был этого делать, — он закрыл лицо рукой, собираясь с мыслями и вздыхая. — Прости, сасук, кажется, я перепил…       Увидев знакомое выражение раскаяния, Пэк Чхон сам не заметил, как потянулся, чтобы прижать к себе Чхон Мёна. Прямо сейчас, под покровом ночи, его тело казалось многим меньше, это совсем не походило на ту спину, что он хотел догнать.       — Всё в порядке, — выдохнул Пэк Чхон.       И Чхон Мён, доверяя этим словам, позволил себе расслабиться и утонуть в знакомом запахе, состоящем из благовоний, которые всегда жёг Пэк Чхон, и масел, взятых у Сосо. И правда, Донрён был похож на юную деву…       Пэк Чхон не знал какого это — целовать девушку, и тем более какого целовать Чхон Мёна. Несмотря на выпитый алкоголь, он был напряжён, боясь допустить ошибку, слишком взволнованный таким близким контактом. Носом он ощущал кожу, а на губах была чужая слюна и горячее дыхание, заставляющие задыхаться. Это была так странно, но чем больше он касался чужих губ, тем больше хотелось провести языком, укусить, услышать стон, в котором не было того строгого Чхон Мёна, который вызывал чувство неправильности, лишь откровенность.       — Ха-а… ха-а…       Вид Чхон Мёна в растрёппаных белых одеяниях, запыхавшегося и ждущего, вновь заставил Пэк Чхона вспомнить разговор на реке Янцзы. Чхон Мён определённо был человеком. И именно поэтому Пэк Чхон спокойно принял притянувшие его назад руки. Ему не казалось странным, что Чхон Мёну было доступно простое желание физического контакта.       Ведь теперь он отчётливо видел лицо человека, за чьей спиной гнался, и того, кто держал его за руку на всём пути.       Когда Пэк Чхон коснулся кожи на груди, которая была горячей, несмотря на холод с улицы, Чхон Мён подался навстречу, выгибая спину. Ему было этого мало, хотелось ближе, хотелось больше.       — Сасук, — позвал Чхон Мён, отрываясь от поцелуя. — Сасук. Донрён. Донрён-а.       — Да?       Чхон Мён был не из тех, кто выражал свои желания словами, особенно, когда это было что-то делающее его слабее в глазах окружающих. Он коснулся чужого лба, переводя дыхание и смотря помутнёнными алкоголем и желанием, но в то же время ясными в ночи глазами на Пэк Чхона.       — Продолжай.       И Пэк Чхон продолжил. Ровными и мокрыми поцелуями он покрыл шею, подставляемую под губы без стеснения. А когда рука коснулась штанов, под которыми набух член, Чхон Мён закинул ноги на спину, притягивая ближе и рыча в поцелуй.       Он был слишком откровенен, выгибая спину и издавая гортанные звуки, когда Пэк Чхон надрачивал их члены одной рукой.       — Ха-а… мн!.. са…ха-а…я-а…       Когда белая жидкость вытекла на его живот, Чхон Мён мелко дрожал, позволяя из глаз вытечь слезам. Он не реагировал, когда на его плече оставили след зубов, будто находился в прострации, глубоко дыша и смотря в потолок.       Это было так...       Он не мог ни о чём думать сейчас. Поэтому ему было хорошо.       Когда Чхон Мён очнулся из-за бытия, обнаружил себя вновь в одежде, в объятиях Пэк Чхона, что уже спал, дыша ему на ухо.       Ах…       Чхон Мён только сейчас до конца понял, что произошло после поцелуя. Нет, начиная с этого вечера, когда он пришёл к Пэк Чхону с кувшинами алкоголя, а затем повалил его на кровать, касаясь губ в странном порыве.       Верно, он был всего лишь человеком.       Поэтому прямо сейчас он не жалеет о том, что находится здесь и может закрыть глаза, чтобы поспать. Не жалеет, что не сдержался и поддался желанию. Не жалеет, что это Пэк Чхон…       Он просто хочет закрыть глаза сейчас, а утром увидеть знакомого человека.       Он верит, что хоть этого он заслужил в этой жизни. А старые ошибки из прошлого не вернутся, чтобы ударить его в спину.