Аспирин

Невиллет ждет у аптеки ровно двадцать четыре минуты, постоянно сверяясь с часами и разглядывая яркие блики в лужах от проезжающих машин. Луж вокруг много, машин — тоже. Они гудят в небольших пробках, тарахтят двигателями. Даже людей, которым в этот час понадобились лекарства, оказывается достаточно. Разглядывать прохожих не особо увлекательно. В основном на глаза попадаются беты в наглаженных костюмах и с уставшими лицами. Этот район считается больше бизнес-кварталом, чем спальным, хотя помимо офисов вокруг полно и жилых домов. Снимать здесь недвижимость слишком дорого, да и иметь ее в собственности не так уж дешево. И все же в последнем случае обычно говорят спасибо родителям, и Невиллет своим был тоже очень благодарен. Без наследства от них пришлось бы очень тяжело вставать на ноги самому. Чем больше проходит времени, тем ощутимее становится холод. Тем не менее Тарталья так и не приходит. И впервые Невиллет чувствует какую-то иррациональную и беспричинную тревогу за кого-то. Он мнется некоторое время, но все же заходит в аптеку. Его собственная простуда уже практически полностью прошла. Лекарства точно были не нужны: еще с прошлого похода сюда их осталось с избытком. Поэтому все это мероприятие без Тартальи абсолютно не имело смысла. — Здравствуйте, месье! Неужели до сих пор не поправились? — улыбается аптекарь с бородкой, щуря маленькие глаза. — Добрый вечер. Не до конца, — лукавит Невиллет, тут же чувствуя угрызения совести и тихо вздыхая. — Собрать вам те же препараты? Невиллет кивает и после оглядывается на панорамные окна аптеки, надеясь увидеть за ними знакомую фигуру, но снова нет. Он сжимает в руке пакет с лекарствами, когда выходит наружу, когда снова стоит у перил и чего-то ждет, точнее кого-то. Только ничего так и не меняется. Тарталья не приходит. В голову лезут мысли, что с ним наверняка что-то приключилось. Может быть, все-таки попался в руки Особого Патруля. Или, что хуже, в руки той самой части общества, которой Невиллет периодически присуждал огромные сроки заключения. Эти мысли напрягают больше нужного. Наверняка потому, что он госслужащий, стоящий на защите порядка, защите слабых. Это уже его привычка, его природа, единственный смысл. И пусть Тарталья не был «слабым», он все еще был слабее «сильных». Слишком редко Невиллет озабочен другими людьми. За столько лет работы он научился не воспринимать чужие проблемы и беды слишком близко к сердцу, пусть воспоминания и сны о некоторых преследовали его из года в год. Но Тарталья — не его работа. Тарталья — случайно встреченный им омега, за которого внезапно чувствуется иррациональная ответственность. Может, это тоже инстинкт? А может, обычная человеческая заинтересованность в ком-то еще. Даже в подворотне, где Тарталья ждал его прошлый раз, никого не оказывается. Только слякоть и лужи. Невиллет даже принюхивается, хотя это занятие можно было бы назвать бесполезным: на открытом воздухе феромон долго никогда не задерживается, да и сам Тарталья скрывает свой запах даже слишком хорошо. Невиллет сворачивает во дворы, решая, что вернется к аптеке завтра. Все-таки не всегда все может идти по плану, тем более когда живешь где-то на улице… И каждый день наверняка похож на новое приключение или отчаянное испытание. На улице прохожих уже практически не остается. Лужи хлюпают под ногами, а прохладный ветер задувает под воротник пальто. Невиллет уже подходит к дому, когда в груди снова появляется странное чувство. Он хмурится и роется в карманах, отыскивая ключи. Дверь подъезда не отличается от себя утренней, но каким-то шестым чувством Невиллет понимает, что что-то не так. Он списывает все на общую тревогу, стараясь меньше проникаться этим неприятным ощущением. Пытается успокоиться, втягивает носом воздух и… ошеломленно оборачивается. Вокруг стоит все такая же тишина. Фонарь рядом с подъездом тускло освещает пространство вокруг. Но рядом никого не видно. Невиллет принюхивается снова и, словно на автомате, спускается по ступенькам подъездного крыльца вниз. Морской запах не пропадает. Чувствуется все еще слабо, но довольно отличимо. Невиллет оглядывается по сторонам и приглядывается к кустам справа от подъезда. Мысль абсурдная, но Невиллет наступает на клумбу, мысленно прося прощение у рабочих, которые ее делали, и подходит ближе. Туфли утопают в грязи, возможно, пачкаются брюки. Но шаг за шагом запах понемногу усиливается. Невиллет обходит последние пышные кусты и замирает. Тарталья действительно оказывается там. Сидящей статуей на мокром асфальте, за кустом, прямо под чьими-то окнами. Сжавшийся и спрятавший лицо в коленях, прижатых к груди. Невиллет тяжело сглатывает, пока в голове проносится сотня мыслей о вариантах произошедшего. И скорее садится на корточки напротив, протягивая руку к чужому плечу. Тарталья тут же крупно вздрагивает и испуганно-злыми глазами впивается в Невиллета, оголяя клыки и больно перехватывая руку, коснувшуюся его. Но спустя пару долгих секунд в его взгляде мелькает узнавание, и он разжимает пальцы на запястье Невиллета, тяжело вздыхая. Щеки у омеги красные, как в целом и вся его оголенная кожа. И Невиллет не может понять: от лихорадки ли это или от пробирающего вечернего холода. Тарталья тяжело дышит, зачесывает волосы ладонью назад и резко закашливается, хрипло и глухо. — Хреново себя чувствую, — с больным смехом оправдывается Тарталья, отводя от Невиллета взгляд. — Я вижу. Маска тебе все-таки не помогла? — Ха-ха, ну… — Тарталью вновь прерывает кашель, и он ведет плечами, видимо, не находя в себе сил даже на ответ. Глаза у него вовсе выглядят стеклянными. Видимо, он пришел сюда дожидаться Невиллета, потому что на улице у аптеки было слишком многолюдно. Сколько он здесь просидел? Хотел подкараулить? Но в итоге просто спрятался в кустах, мучимый своей болезнью? Невиллет не знает, что нужно делать в подобных ситуациях. Пытается придумать хоть какой-то нормальный план. Но с «незаконным» омегой вариантов оказывается не так уж и много. Скорее, их почти нет. — Пойдем, — все же осторожно начинает Невиллет, касаясь локтя Тартальи. — Попробуем сбить твой жар, а дальше решим, что делать. — Куда? — поднимает совсем не понимающие глаза юноша. — Ко мне домой. — Что? Ха-ха, нет, ни за что, — тут же приходит Тарталья в себя и кое-как достает из кармана куртки тонкий кошелек, только достать из него монеты непослушными пальцами никак не может. — Таблетки. Дай. Возьму и уйду. Просто нужны таблетки… Он пытается достать монеты снова. Рычит, когда ничего не выходит, и с силой встряхивает кошельком — звон разбегается во все стороны по асфальту, а Тарталья громко стонет, со злостью бросая пустой кошелек куда-то в кусты. — Невыносимо, — шепчет он и вновь закашливается, после припадая затылком к холодной стене. — Это так несправедливо. Я… так стараюсь… и все равно есть вещи, на которые я никак не могу повлиять… с которыми… я не могу справиться… — Понимаю, — тихо перебивает его Невиллет, с каждой секундой нервничая все больше. — Но на мокром асфальте тебе точно не станет лучше. Обещаю, я тебе не наврежу. Тарталья приоткрывает глаза, впиваясь взглядом и изучая серьезно и вдумчиво, даже несмотря на свое состояние. А после еле слышно смеется и медленно поднимается сам, опираясь на стену дома. «Ты хотя бы не пахнешь, как сексуальный маньяк», — объясняет он свой выбор. Звучит не очень хорошо. Они как-то по-особенному пахнут? Хотя может быть и так. Но Невиллет решает на эту фразу омеги промолчать, чтобы не сделать хуже. Путь до подъезда занимает рекордно долгое количество времени, но Тарталья не принимает помощи и уперто идет сам. Пошатывается, когда заходит внутрь, и еле заметно дрожит от лихорадки, когда они ждут лифт. Поглядывает исподлобья, стоит им оказаться в маленькой железной коробке вместе. И каким-то суровым взглядом смотрит на входную дверь, когда Невиллет достает ключи. Тарталья мнется на входе, но видно, как его снова ведет, чуть ли не до подкашивающихся ног. Невиллет ловит его за локоть, придерживая. Только омега тут же вырывается и более уверенно шагает в квартиру первым. Быстрым движением снимает тонкий шарф, дрожащими руками вешает куртку и шагает в сторону зала, держась за стену. Невиллет не против, он старается и сам раздеться побыстрее. Снимает обувь и пальто, быстро складывает шарф, убирая его на верхнюю полку. Но стоит ему развернуться обратно, встречается с перепуганными глазами Тартальи в проходе. А еще с его похолодевшим резким запахом, от которого что-то так же испуганно и непонимающе переворачивается в груди. — Где твоя омега? — разносится безжизненным голосом. — Какая омега? — Твоя, блять, омега, — рычит Тарталья, шагая вперед и тут же чуть не падая. — Или омеги. Не знаю. Почему тут никого нет? — Потому что у меня нет омеги, — честно и все еще непонимающе выдыхает Невиллет, готовясь в любую секунду подбежать и подхватить Тарталью на руки, если он начнет падать. Но тот стоит на месте и смотрит внезапно настолько отчаянными глазами, что самому становится страшно. И запах вокруг него сгущается, вновь становясь озлобленным и опасным, как настоящий цунами. Невиллет не может понять, что творится в чужой рыжей голове. Но мысли в ней определенно пробегают не лучшие. Особенно это становится ясно, когда грудь омеги начинает вздыматься чаще и сильнее, румянец на щеках становится еще краснее, а взгляд — еще более бешенее. — Тарталья, пожалуйста, успокойся… — Блять… блять-блять-блять! Я такой идиот, — вместо этого выдыхает омега, снова чуть не падая и опираясь о стену около себя. — Я сразу… подумал, что ты странный. Таких идиотов же не бывает, — он снова закашливается, и видно, как от этого раздирающего кашля на глазах у него даже выступают слезы. — Ненавижу… Невиллет предпринимает новую попытку дозваться до омеги, подойти ближе и успокоить, но тот рычит лишь сильнее, озлобленно сверкая глазами. — За что у тебя отняли омегу? — О чем ты? — хмурится Невиллет. — Не смей. Приближаться. Ко мне, — с расстановкой рычит Тарталья и вновь кашляет слишком надрывно. — Что с твоей омегой? Что ты с ней сделал? — У меня никогда не было омеги, Тарталья, пожалуйста… — Что за чушь! — сквозь кашель и слезы смеется юноша, держась за стену уже обеими руками. — Ты покалечил ее? Убил? И Невиллет наконец начинает понимать, что происходит в чужой голове. Конечно, у каждого альфы есть омега, иногда даже несколько. И эта омега остается с альфой, только если ее не отбирают по закону. А причиной для этого может быть только очень серьезное преступление против этой самой омеги. Невиллет похож на убийцу? Хотя о чем он… будто у всех убийц на лбу написано, кто они такие. И все же причина именно в этом? В отсутствии омеги? Невиллет тяжело сглатывает и прямо сейчас чувствует себя подсудимым, обвиненным несправедливо. Только вот и защититься абсолютно нечем. — Мне жаль, что я не предупредил и испугал тебя. Тарталья… я никого не трогал. У меня никогда не было омеги. — Ты думаешь, я поверю в этот бред? — смеется тот в ответ и все-таки сползает вниз, на пол, видимо, от нового головокружения. — Будто альфа… способен… отказаться от… — Способен. Мне это неинтересно. Тарталья вновь тихо смеется и пытается подняться на ноги, хоть немного осмотреться, найти способ отбиться и убежать. Невиллет прикусывает губы и осторожно подступает чуть ближе, тоже присаживаясь на корточки, надеясь, что так Тарталья будет меньше переживать хотя бы подсознательно: альфа больше не будет возвышаться над ним. — Мне действительно не интересны омеги, — вновь начинает Невиллет, пока Тарталья неуверенно косится на него, кашляя в плечо. — Да, конечно… Или ты, типа… по бетам?.. — Нет… не думаю, — хмурится Невиллет и достает из пиджака платок, протягивая его кашляющему Тарталье. — У меня врожденный дефект вомероназальной системы. Нервы не пропускают сигналы о феромонах в мозг. Я чувствую только запах… и больше ничего. Возможно, это звучит как только что выдуманное оправдание. Настоящий маньяк на месте Невиллета наверняка что-нибудь такое и сказал бы. Невиллет морщится, понимая, что все эти его объяснения не сработают. Омега просто не будет его слушать, в каких деталях он ни начал бы описывать свои «мучения», преследующие его еще с раннего детства. Но внезапно Тарталья смотрит точно в глаза. Тяжелым, внимательным и проникновенным взглядом. Сжимает в одной руке платок, а другой тянется к своему сапогу, все еще следя за каждым движением Невиллета. Только, кажется, разуваться он и не собирается. Сложно представить, что вообще происходит в его рыжей голове. А потом по комнате резко разносится сладкий ягодный запах. Невиллет удивленно поднимает взгляд на лицо Тартальи, пока тот все так же напряженно продолжает прожигать его глазами. Проверяет? Удивительно и рискованно. Краем взгляда Невиллет замечает, что именно Тарталья делает со своим сапогом: достает из него нож, хотя тот больше похож на небольшой клинок, и крепко сжимает в руке. Совсем немного это действительно страшно. Но Невиллет ни в чем не лгал и не лукавил, а значит, и бояться ему было нечего. Конечно, если температура не ударит омеге в голову и тот решит все равно пустить в дело клинок для пущего успокоения. — Смотри… мне в глаза, — рычит Тарталья, снова кашляя и впиваясь взглядом в зрачки Невиллета. Они не могли расшириться и не расширятся теперь, но омеге нужно это доказать, сделать что-то более убедительное. Это ясно как белый день. И Невиллет громко и протяжно вдыхает воздух через нос. Тарталья смотрит то в глаза, то на поднимающуюся от сильных вдохов грудь, и после неверяще хмурится. Секунда, вторая, и нож снова исчезает где-то в сапоге омеги. Тарталья стонет, запрокидывает голову назад, теперь упираясь затылком в стену, и тоже громко и тяжело дышит. На губах его вопреки очевидному недомоганию играет улыбка. Невиллет лишь в очередной раз замечает для себя, что этого омегу ему не понять. — Оказывается, ты чудной не просто так, — со смешком фыркает Тарталья, переводя взгляд прищуренных глаз на Невиллета. — Повезло тебе. — Быть изгоем в этом обществе? — вспоминает он чужие слова в свой адрес и приподнимает бровь. — О, да-а-а… Как мы похожи, — пропевает фразу Тарталья и вдруг заметно смягчается. Очередной вдох и хриплый выдох с губ омеги. Его плечи расслабляются, а глаза прикрываются. Будто он наконец позволяет себе хоть немного расслабиться. Сложно представить, как в таком состоянии он пытался продолжать быть сильным и держать все под контролем. И все же, будь на месте Невиллета кто-то другой, по-настоящему желающий что-то недоброе, вряд ли бы у Тартальи получилось отбиться даже с ножом в сапоге. Действительно несправедливо. Когда Тарталья вновь приоткрывает глаза, Невиллет протягивает ему руку, чтобы помочь подняться. Омега не двигается пару долгих секунд, но после все-таки крепко хватается за протянутую ладонь. К счастью, сапоги с ножом, а может, и другим холодным оружием они оставляют на полке для обуви. В просторном зале Невиллет сразу же ведет Тарталью к дивану, помогает удобнее расположиться, убирая в стороны мягкие подушки и несколько книг, разбросанных на нем. Работать и читать в кабинете было удобнее, но почему-то там Невиллет чувствовал себя не так комфортно. Будто одиноко? Невиллет не знал точной причины. Но в зале стояли старинные часы, громко тикающие и пробивающие двенадцать часов с веселой мелодией, еще здесь были большие окна на улицу. Так, по старой привычке, он зачастую проводил большую часть свободного времени здесь, иногда даже засыпая с очередной книгой в руках, а на утро еле разгибался и кряхтел от каждого шага. Тарталья приваливается на спинку дивана и жмурится. Он выглядит все хуже и даже заваливается чуть в бок, не удерживая равновесия после нового приступа кашля. Невиллет ловит его за плечо и прикладывает ладонь к слишком горячему лбу. Ее почти обжигает, а Тарталья тут же вскидывается и отпихивает от себя чужую руку, злостно поднимая глаза. Не трогать, да? Хорошо. Невиллет вздыхает и вскоре приносит градусник с большой аптечкой. — Я и так знаю, что у меня температура, — ворчит Тарталья, но устало прикрывает глаза и послушно следует указаниям. — Надо знать, какая именно. Что у тебя болит? Конечно же, Тарталья отвечает: «Все». Сам же хихикает над своей шуткой, откидывается на подушки и отвечать на вопрос, кажется, вовсе не планирует. Это расстраивает. Невиллет не привык что-то выпытывать у людей, да и не хотел бы. Нужно ли спасение утопающим, если протянутую руку они не принимают? Нужно ли спасать их насильно? Вечные вопросы справедливости и морали. И Невиллет почти сдается, но внезапно с глухим кашлем Тарталья продолжает. Негромко рассказывает о сильном ознобе, жутких болях во всем теле, даже в костях, о том, как раскалывается голова и разрываются от кашля легкие, а горло нещадно першит и настолько воспалено, что сглатывать даже воду болезненно и просто невыносимо. Он рассказывает это так просто, будто ощущать нечто подобное — обычное дело. У Невиллета же пропадает дар речи. Омега же… просто преувеличивает? Градусник звонко пищит, и Тарталья протягивает его Невиллету сам, уже просто не находя сил концентрироваться на маленьких цифрах электронного экранчика. Невиллет сам всматривается в них достаточно долго, омега же все это время не прекращает хриплым голосом шутить какие-то глупости, наверняка пытаясь тем самым разбавить тишину и напряженную атмосферу. Правда, для самого Невиллета напряженной она не была. Это даже удивляло его самого: пустить в свой дом непредсказуемого опасного незнакомца и не бояться стоять к нему спиной. А некоторые рассказы потерпевших на его слушаниях так и начинались… — Выпей, — чуть позже Невиллет протягивает таблетки и воду. — Жаропонижающее и противовирусное. Не уверен, что поможет… Но попробуем хотя бы сбить твой жар. Тарталья пару долгих секунд смотрит на таблетки, даже взгляд его кажется расфокусированным и едва осознанным, но после кивает и закидывает все одной горстью в рот, успевая проглотить их до новой череды кашля. Это не похоже на запущенную простуду или легкий вирус. Но Невиллет понятия не имеет, как такие болезни протекают у омег. Насколько ему было известно, они болели довольно часто и тяжело. Конкретных причин этому Невиллет не знал: физиология, отсутствие эффективного лечения, невнимательность их альф? В целом, что угодно. Поэтому сейчас придется действовать по ситуации. — Пойдем в спальню, — вздыхает Невиллет, осторожно утягивая Тарталью за предплечье с дивана. — Что? Это еще зачем? — тут же приходит в себя тот, хватаясь пальцами за подлокотник. — Тебе лучше лечь, а диван маловат для этого… — Мне и тут нормально. — А там будет лучше… — Я посижу, подремлю тут, мне тут нравится. Здесь светло, красиво, картина вон на стене… интересная. Стоги сена, что ли? — Тарталья. Омега замолкает и неуверенно переводит взгляд на Невиллета. Сомневается, кусает губы, но после сам уверенным движением поднимается на ноги и просит показать, куда ему идти. Проходит в указанном направлении и останавливается в центре спальни, забавно упирая руки в боки, когда смотрит на большую кровать. Невиллет проходит следом и даже на пару мгновений теряется, пытаясь понять причину чужого недовольства. Но спальня выглядит вполне прибранной: кровать застелена, вещи на своих местах, да и вокруг царит чистота — домработник был здесь только вчера. Невиллет встает рядом с омегой и пытается проследить за траекторией его взгляда, но тот лишь вновь закашливается, сотрясаясь всем телом. Приходится помочь ему дойти до кровати и сесть на ее край. — И зачем же альфе-импотенту такое большое ло-о-оже, — смеется Тарталья, поднимая на него глаза и сверкая небольшими клыками в полутьме спальни. Почему-то звучит даже как-то обидно. Хотя обычно подобные темы Невиллета никак не задевали. Но сегодня все наперекосяк, точно. — Я не импотент, — прикрывает Невиллет глаза. — И эта кровать шла в комплекте со всей спальней по общему дизайну… — Ой-ой, что-то на богатом, — снова смеется Тарталья, стягивая с себя кофту. — Ужасно. Мне так жарко… и холодно одновременно. Невиллет сочувствующе поджимает губы и тихо говорит про большую температуру. Вряд ли это состояние пройдет, пока ее не получится сбить. Тарталья понимающе кивает и отдает свою кофту альфе, после смотря на свои потертые джинсы и слишком долго решая, стоит ли их снимать. — Я могу дать тебе свою пижаму, — добродушно предлагает Невиллет, уже поворачиваясь к шкафу. — О нет! Ни за что! Лежать в чужой постели, так еще и в вонючей пижаме? Нет уж, ни за что! — восклицает Тарталья, почти сразу после этого заходясь кашлем, но все равно решительно стягивая с себя штаны. — Останусь в своем! Невиллет хочет спросить: «В своем — это в трусах?» Но скорее отворачивается, чувствуя резкий укол смущения и какого-то обиженного негодования: почему это он вонючий? О боги, да Невиллета в жизни никто столько не оскорблял, сколько этот омега успел за сегодня. А не прошло и часа. Невиллет вообще выдержит находиться с ним здесь еще какое-то время? После такого, кажется, ходят к психологу. А может — сразу к психиатру. — Ты даже сейчас воняешь, — фыркает Тарталья, уже залезая на кровать и кутаясь в одеяло, словно в кокон. — И чем же я «воняю»? — не выдерживает Невиллет, распрямляясь и недовольно смотря на омегу. — Ну… у тебя странный запах… у него как будто и вкуса нет. Я просто чувствую его… содержание. Эмоциональное, — взмахивает рукой из-под одеяла Тарталья, а после переводит серьезный взгляд точно в глаза Невиллета. — И сейчас ты переживаешь. Такие заявления вгоняют в еще больший ступор. Его эмоции так легко прочитать? Невиллет сжимает одну свою ладонь другой и задумывается на пару долгих мгновений, не зная, как лучше поступить сейчас. Что вообще ему следует сделать? Совсем немного хочется убежать: находиться с омегой слишком долго все еще неловко. Наверняка и самому Тарталье не очень комфортно в его присутствии. И Невиллет решает скорее уйти «готовить что-нибудь полезное и щадящее для горла», чтобы дать омеге время и место расслабиться. Ему и самому становится совсем немного легче дышать, когда он покидает спальню. Переживает? Разве было о чем? Ну, конечно, было. Хотя бы о больном человеке в своей кровати. Невиллет вздыхает, проходя на кухню и придумывая, что мог бы сделать в качестве повара. Готовит он нечасто, но в состоянии сварить питательный суп с горячим бульоном, который легко усвоится и поможет Тарталье набраться сил. К тому же его домработник-бета бдительно следит не только за чистотой квартиры, если точнее — за слоем пыли в кабинете, но и за наполненностью холодильника, поэтому в нем без труда Невиллет находит замороженную курицу, картофель, лук и морковь. На бульон уходит целый час, он даже начинает сомневаться в правильности своей затеи, но какое-то внутреннее ощущение твердит, что он все делает правильно. Тонкий посеребренный поднос, столовая ложка, десертная ложка и нож… Немного подумав, Невиллет убирает нож и маленькую ложечку, но лишь из-за мысли, что может оскорбить лишними приборами своего неожиданного гостя — омег из малообеспеченных семей редко обучали этикету, если только жених-альфа более высокого статуса не приставлял к ним специального учителя. С одной ложкой будет проще и сподручнее. Поднос с супом приятно греет ладони, когда Невиллет после короткого стука проскальзывает в спальню. Верхний свет уже выключен, горит лишь прикроватная лампа, но большее внимание привлекают к себе тонкие шторы, которые резво колышутся из-за распахнутого окна. На мгновение у Невиллета сердце сжимается до ощутимой испуганной боли, но уже через секунду он замечает спрятавшегося в самом углу кровати Тарталью. Дрожащего и замотанного в одеяло до самой рыжей макушки. Невиллет вздыхает, закрывая дверь, чтобы не мучать омегу сквозняками, оставляет поднос с супом на прикроватной тумбочке и идет к окну. — Не закрывай! — сипит Тарталья, вылезая из-под одеяла и смотря на Невиллета с недовольным лицом. — Мне жарко. — Вылезай из-под одеяла? — предлагает Невиллет. — Нет. Мне холодно. Так вроде быть не должно. Невиллет хмурится, но не закрывает окно, оставляя его на легком проветривании. Кажется, Сиджвин говорила, что при болезни это настолько же немаловажно, как и лекарства. — Я принес тебе куриный бульон. Самый обычный, без специй, съешь его, пожалуйста… — Он же безвкусный… — Зато полезный, — настаивает Невиллет, выдерживая обиженный омежий взгляд, а после выдыхает, когда видит, что Тарталья осторожно ползет к тумбочке и пробует суп. Полдела сделано. Невиллет, не теряя времени, спешит в гостиную к аптечке и забирает оттуда градусник, возвращаясь в комнату, когда Тарталья с жадным лицом дохлебывает последние капли бульона. Что-то приятное растекается в животе, хотя суп ел не Невиллет — он никогда не готовил другим. И знать, что это достаточно вкусно, чтобы помочь болеющему человеку хоть как-то… приятно, на самом деле. — Спасибо, — говорит омега и больше никак это не комментирует, выхватывая из рук Невиллета электронный градусник и прячась обратно под одеяло. Спустя пару минут устройство противно пищит, и Невиллет спешит проверить, удивляясь и ужасаясь: температура не изменилась даже на пару градусов. Хотя жаропонижающее хорошее, работающее, и срок его годности еще точно не вышел. Что это? Особенности омежьего организма? Индивидуальная невосприимчивость? Что делать в таких ситуациях? — Да что ты опять развонялся… — У тебя все еще высокая температура, — встревоженно выдыхает Невиллет, — нужно позвонить в экстренную службу медицинского реагирования, а потом… — Ты дурак? Скорая помощь для омег едет часа три, — кашляет Тарталья, — тем более как ты ее вызовешь, мы же не… «Не родственники, — понимает Невиллет, добавляя мысленно еще тише: — и не в браке». Так принято, что врача омеге может вызвать только ее альфа: родственник или муж — не имеет значения. У каждого альфы в личном профиле Общегосударственной цифровой системы отображаются все «связанные» с ним омеги. Только вот у Невиллета нет мужа или жены-омеги. У него даже нет ни одного родственника. Конечно, сам Невиллет был прикреплен к больнице для альф, имел личного врача и мог всегда вызвать именно его на дом. Это норма для альф и бет. Но не для омег. Остается еще вариант с вызовом скорой социальной помощи. Ее врачи приезжают на любой вызов, вне зависимости от прикрепления или пола пациента. Вот только… после всегда требуют документы для составления отчетности или же увозят в больницу до выяснения личности. И это точно худший вариант. Им нужно решение более быстрое, более надежное, но Невиллет никогда не сталкивался ни с чем подобным. — Я что-нибудь придумаю, — обещает он, — сделать тебе чай? Тарталья удивленно выгибает бровь, но с охотой кивает, и Невиллет спешит обратно на кухню. Включает электрочайник закипать, а сам берет в руки свой телефон, открывая приложение Системы, в которой обычно есть ответы на любые его вопросы. Он сразу кликает на «Мой профиль» и бежит глазами по многочисленным разделам: «Банковские счета и карты», «Электронная подпись», «Документы и данные», пока не находит нужное — «Омеги». Под названием скрывается еще несколько ссылок-разделов. «Согласия и доверенности», как Невиллету известно, позволяют контролировать выданные омеге разрешения на использование имущества мужа-альфы, «Цифровой архив» хранит в себе сканы всех важных записей о жизни омеги: зафиксированная врачами роддома дата рождения, справки об обучении или врожденных заболеваниях… Пока Невиллет находит злополучный раздел, который называется «здоровье», чайник уже закипает. Некоторое время приходится потратить на возню с завариванием ароматнейшего чая от Ризли, а после Невиллет смотрит на широкую надпись на весь экран телефона: «У вас нет подтвержденного омеги». Кнопка «Вызвать врача», как и все прочие в разделе, недоступна. Невиллет не знает, что по этому поводу чувствовать: с одной стороны, это чертовски несправедливо, а с другой… С другой, возможно, это правильно, это учит заботе об омегах, ответственности за них. В идеале. На практике — в реальной жизни, в которой все идет наперекосяк — это чертовски плохо работает, когда помощь омеге не оказывают ее родственники. Невиллет вздыхает, тщетно пытаясь найти еще какие-нибудь варианты, но решает сперва отнести Тарталье чай. — Придумал? — хмыкает юноша, как только Невиллет входит в комнату. После супа он выглядит немного здоровее и точно согревшимся — это единственное, что успокаивает сейчас. — Есть идея, но я не знаю, что из этого может получится, — делится Невиллет, показывая Тарталье кнопку «Вызвать врача себе» в личном профиле. В отличие от доктора для омег, с вызовом его личного врача не должно возникнуть сложностей на первом же этапе. — Стоит ли… рисковать? Тарталья смотрит на него внимательно и цепко — от этого почти неприятно. Невиллет вызвался помочь ему, уже неоднократно врал для этого, куда теперь отступать, не так ли? Но что, если их поймают? Что будет с самим Невиллетом? Что будет с Тартальей? Дом Шабане? В тюрьмы омег ведь не ссылали. — Тебе решать, — пожимает плечами Тарталья, беспечно отмахиваясь, — мне и так нормально. Отлежусь немного и не буду больше тебя беспокоить. Невиллет хмурится, понимая, что все действительно зависит от него. — Прошу меня простить, — бормочет он, наклоняясь ближе и касаясь ладонью лба Тартальи. Очень горячий. До сих пор. — Что, так плохо выгляжу? — покашливая, бубнит омега, но больше не рычит и не отстраняется. Невиллет вздыхает, убирая руку и вновь открывая приложение Системы. Пальцы сами сами собой нажимают кнопку вызова. И уже через пару секунд автоответчик просит оставаться на линии. — Нет… Дело в другом, — пытается объяснить Невиллет омеге, но его прерывают звонкие гудки и чей-то голос. — Алло? Да, добрый вечер, вызывал. Высокая температура и… кашель. Сильные боли в горле. И температуру не удается сбить обычным жаропонижающим. Каким? Ох, секунду… Невиллет беспокойно оглядывает комнату, но вовремя вспоминает, что таблетки остались в гостиной, и спешит туда, разговаривая с диспетчером больницы. Врать не хочется, но приходится описать симптомы, пытаясь сделать голос более хриплым и больным. К счастью, его недолго расспрашивают, а после голос на другом конце провода сообщает, что врач приедет в течение двадцати минут. И это, объясняют Невиллету, крайнее время, по прошествии которого можно смело перезванивать на горячую линию и подавать жалобу. Невиллет начинает понимать, почему Тарталья так обозлен. Три часа ожидания врача для омег против двадцати минут, за которые доктор для альф «совершенно точно будет уже у квартиры». Звучало вновь несправедливо. Но какая-то часть в Невиллете шептала, что это может быть из-за элементарной разницы в количестве пациентов. Иммунитет альф по природе был сильнее, а про слабое здоровье и частые болезни омег Невиллет узнал, по ощущениям, еще с уроков биологии в школе. Болеющим омегам чаще нужен врач, разве нет? Это звучало в каком-то смысле логично. — И чего? Получилось? Ты правда вызвал мне врача для альф? — закидывает его вопросами Тарталья, как только Невиллет возвращается в комнату. Омега сидит на кровати, укутанный в одеяло, и держит в руках чашку чая, отхлебывая очередной глоток с характерным звуком. — Правда вызвал. Получилось. Остается только ждать, врач приедет через двадцать минут, — в обратном порядке отвечает Невиллет, присаживаясь на край кровати у ног омеги. Глаза Тартальи немного забавно округляются, а сам он подозрительно хмурит брови, натягивая одеяло на нос. — Нет, серьезно? — Вполне. — Вот как, — в той же манере, наверняка нарочно, отвечает омега, а потом цокает языком, — ну и как это вообще… Да это же вообще… Предложение о пижамных штанах твоих этих… все еще в силе? Невиллет даже не задумывается: — Конечно. — Ну и что ты стоишь, — морщится Тарталья, — тащи скорее! Неужели доктора так испугался? Невиллет улыбается, но не позволяет себе усмехнуться — такой храбрый омега, как Тарталья, смешков в свою сторону не заслужил. Даже если недавно он был готов при температуре и с одним ножом в сапоге наброситься на Невиллета, а сейчас прячется под одеяло и признает поражение перед штанами. Действительно, очень полезный элемент одежды, тем более когда в доме будет находиться посторонний альфа. Хотя для Тартальи и Невиллет был «посторонним», да? Однако это ничуть не мешает омеге, сидя под одеялом без своих джинс, командовать хозяином дома. Когда Тарталья ревностно выхватывает из его рук пижамный комплект, Невиллет со вздохом смиряется и спешит покинуть комнату, чтобы лишний раз не стеснять своего гостя. Как раз удается найти время для грязной после готовки посуды и легкого бардака в квартире, перед доктором не хотелось бы выглядеть неопрятным человеком. Хотя вряд ли кому-то есть дело до того, что графин с водой стоит не на своем месте, а на столе ворохом лежит стопка бумаг. И все же Невиллет переживает. Поэтому, когда в дверь звонят, он беспокойно мечется по квартире, имитируя вокруг порядок. Мужчина в дверях не выглядит как человек, который спешил на вызов, но наручные часы подсказывают Невиллету, что от звонка диспетчера до звонка в дверь прошло всего восемнадцать минут. — Добрый вечер, — чопорно здоровается врач, поправляя идеально уложенные усы, — месье Невиллет? Давно вы меня не вызывали… — Да, — выдыхает он, пропуская доктора в квартиру и едва дыша, когда тот неспешно надевает на ботинки бахилы. Даже приложив всевозможные усилия, у него не получается вспомнить имя мужчины, а спрашивать сейчас вдруг кажется слишком грубым. — Прошу, пройдемте в комнату. — Написано, что у вас высокая температура, — бормочет врач, всматриваясь в планшет в своих руках. — Как с координацией? Насколько сильно болит голова? Врать — плохо. Бесчестно, неуважительно и несправедливо. Но Невиллет считает, что делает все это во благо, а после пропускает доктора в спальню первым и становится перед дверью, говоря ему в спину нервное, но честное: — Температура не у меня, а у этого омеги. Ему очень плохо. На лице доктора мелькают эмоции от непонимания до искреннего возмущения, но Невиллет лишь подходит поближе к двери, твердо решая, что отступать ему больше некуда. Он не может позволить врачу уйти, даже не осмотрев Тарталью, который в это время обалдело глядит на то, что происходит, а после показывает ему большой палец, улыбаясь и тут же закашливаясь. — Почему вы не вызвали врача для омег в таком случае?! — негодует врач, разворачиваясь и недовольно пыхтя, когда понимает, что Невиллет его просто так отсюда не выпустит. — Не жалко денег?! Вызов врача для альф — омеге! Нонсенс! Штраф за ложный вызов! Переплачивать так хочется — извольте, но не тратьте мое время… Мужчина, нервно теребя усы, пытается подобраться к двери, но Невиллет так и остается в дверях, мешая пройти. — Я не могу вызвать ему врача для омег, — настаивает он, пытаясь на ходу выдумать достойное оправдание, — мой… мой жених очень плохо себя чувствует, — Тарталья на фоне закашливается либо от удивления, либо для убедительности, — уже долгое время у него держится температура. А я не могу вызвать врача, ведь мы еще не в браке, но ему срочно нужна помощь… — В таком случае вызывайте скорую социальную помощь! Не мне вас учить! — Я не могу позволить забрать его, — протестует Невиллет, даже не представляя, что вообще произошло бы, вызови он социальную бригаду. — Ну, забрали бы его, пришли бы вы с документами! Ох, точно… — Верно, — нервно кивает Невиллет, — у меня нет на него документов. И недавно случилась трагедия… скончался его отец. — Какой ужас, — вздыхает врач, даже слегка поникая, — может быть… брат-альфа? — Он единственный ребенок в семье, — Невиллет изо всех сил старается говорить как можно более искренне. — Не повезло, — почесывает усы мужчина, — тогда нужно оформить государственную опеку. — Я занимаюсь этим, — старается надавить Невиллет, — но прямо сейчас ему очень плохо. Доктор почесывает затылок, растерянно метаясь взглядом от Невиллета до Тартальи, а после вздыхает и падает на кресло неподалеку, обнимая свой докторский чемоданчик. — Ну и задачка, — выносит в итоге он вердикт. — Но вызывать врача для альф все равно бессмысленно. Вы понимаете разницу между мной и врачом для омег? Мужчина звучит расстроенно, почти отчаянно. Конечно, Невиллет понимает. Врачами для омег можно было стать после обучения в специальных медицинских колледжах, учеба в которых длилась до трех лет максимум. Врачами же для альф становились после долгого и тяжелого профессионального обучения, оно занимало гораздо больше времени и насчитывало кучу ступеней. Даже фармацевты из аптеки около дома Невиллета учились, по крайней мере, полных пять лет. Разумеется, разница огромная. Возможно, даже простое сравнение двух таких врачей может звучать оскорбительно. — Мне жаль, но моему омеге плохо, — вздыхает Невиллет, стараясь примерить на себя образ беспокойного и влюбленного альфы, — может быть, вы бы могли его осмотреть? Прошу вас. — Даже если бы хотел, не смог бы! Омеги — вообще не сфера моей деятельности. Я ничего связанного с ними не изучал! У них же болевой порог ниже, как мне его осматривать?! — Осмотрите как обычно. Под мою ответственность, — Невиллет настолько волнуется, что сжимает руки в кулаки за спиной, но не позволяет себе дать слабину. Это когда-нибудь все равно закончится. Все будет хорошо. — «Вашу ответственность», конечно! — бубнит доктор, встав с кресла и щелкая замком своего чемоданчика. В груди теплеет что-то вроде облегчения. — Ответственность будет на мне и только! Врач я, или не врач?! — Врач, — кивает Невиллет, после затаив дыхание. Доктор подходит к Тарталье так, словно перед ним опасный дикий зверь, не иначе. Рассматривает его издалека, задумчиво потирая кончики идеально уложенных усов, словно смотрит на редкий медицинский экспонат, а не на… человека. — А вы уверены, что у него не… эти дни? — вдруг намного тише спрашивает мужчина, и Невиллет даже напрягается всем телом: — Простите? — Ну, течка, — морщится доктор, словно съел ужасно кислый лимон. — Может, температура держится из-за первых симптомов, отсюда и горячка… — Я лучше вас знаю о своем цикле, — цедит Тарталья, вылезая из-под одеяла, — и сейчас ее точно нет. Омега выдыхает это настолько яростно, что Невиллет едва не отступает назад, чтобы избежать участи быть разорванным на клочки вместе с доктором. Становится немного страшно за свою жизнь — рядом с Тартальей почему-то это чувство его преследует. — Ладно, — подозрительно тянет врач, вытаскивает из чемоданчика аккуратный стетоскоп и антисептик, после обеззараживая прибор. — Послушаю его. Что сидишь? Снимай футболку. — Нет, — рычит Тарталья, отползая на кровати подальше. — Да что же это такое, — взрывается доктор, а потом оборачивается к Невиллету. — Ну сделайте что-нибудь! — Может, он приподнимет футболку, но не будет ее снимать? — предлагает Невиллет, потирая переносицу и пытаясь справиться с нарастающей головной болью. Это невыносимо. Тарталья рычит теперь и на Невиллета, не подпускает к себе доктора и действительно выглядит диким зверем. Приходится потратить еще некоторое время на то, чтобы его убедить. Омега ворчит, когда ему указывают, как дышать, бубнит, когда его просят покашлять, бурчит, когда снова заставляют померить температуру, и очень зло смотрит, когда доктор просит открыть рот пошире, чтобы осмотреть горло. — Он стоит на учете в омежьей лечебнице? Аллергии, противопоказания? — деловито спрашивает доктор, надавливая на язык Тартальи дощечкой сильнее. — Не, — кряхтит омега. — Да я не с тобой разговариваю! Дай рассмотрю горло… — Нет, — просто повторяет Невиллет, надеясь, что это действительно правда. На его ответ доктор реагирует уже получше. «Ну хоть что-то упрощает работу», — ворчит мужчина, пока ощупывает места под ушами Тартальи, а после замолкает и принимается вытирать все, что использовал в процессе осмотра. Тарталья тут же закашливается, морщась от страданий. Невиллет почти ощущает, как у него в горле болит в том же месте. Врач тут же подходит к омеге снова и ворчит что-то под нос. — Очень странные симптомы, — тянет мужчина, закончив с осмотром и теперь что-то записывая в планшет. — Определенно какой-то вирус… Я бы даже сказал, что очень похоже на С-вирус, но это странно. По последним данным, вакцинацию прошли уже все граждане. Слышал о редких случаях заражения только на окраинах города. Ладно, где-то у меня был экспресс-тест… Невиллет косит взгляд на Тарталью, пока тот делает то же самое. Омега долго смотрит в его глаза, а потом просто ведет плечами. Конечно, это С-вирус, что еще? Тарталья сам говорил о нем в прошлую их встречу. Только после Невиллет узнал, что у него самого уже как полгода был иммунитет после введения вакцины. Да и что министерство здравоохранения заставляло вакцинироваться всех, поэтому в городе случаев заражения практически не было. Но один определенный омега наверняка уже давно избегает все государственные организации. Невиллет поджимает губы, смотря с легким укором. Врач же приносит тест и заставляет Тарталью снова открыть рот, мажет им по внутренней стороне щек, языку и даже дотягивается до горла. Омега тут же закашливается, отпихивая от себя чужие руки. Доктор на это пыхтит еще больше и даже краснеет ушами: «Что это за воспитание?!» Хотел бы Невиллет знать, да только в нем он не участвовал. Вообще Тарталья мог бы быть и помягче. Невиллет видит по лицу врача, что тот еле удерживается от скандала, после которого наверняка покинет квартиру, а уже вернувшись в больницу, выпишет Невиллету какой-нибудь огромный штраф, вызовет по его адресу социальную службу, обязательно прикрепив что-нибудь вроде «рекомендаций по коррекции поведения чрезмерно агрессивного омеги». Мало у Невиллета проблем. Теперь еще и неуправляемый омега свалился на его бедную голову. — О боже мой! — в ужасе восклицает врач, разглядывая тест в своей руке. — Это он! Как же так! Что же вы не сказали! Как так можно?! Да мы же все теперь на карантин сядем! Невиллет морщится от этого крика, разносящегося по спальне. Слишком громко. Будто он снова на каком-то запущенном заседании с истерящим альфой. Пусть и считалось, что истерия присуща только омегам, Невиллет порой был абсолютно другого мнения. — Теперь мне сидеть на больничном! Из-за вашей безответственности! Поэтому я и не работаю с омегами! — продолжает возмущаться врач, теперь рьяно копаясь в своем чемоданчике. — Вот где он его подцепил? А теперь нам всем сидеть запертыми по квартирам две недели! Смысл сказанного доходит как-то не сразу. Даже больше, Невиллет и не думает, что слова врача касаются каким-то образом его самого. Пока тот в одну секунду не оказывается рядом и не застегивает на руке Невиллета браслет. Очевидно, и Тарталья не понимает происходящего, позволяя сделать с ним то же самое. А после в голове что-то резко щелкает. — Он отслеживает перемещения? — тихо и шокировано больше утверждает, чем спрашивает, Невиллет, пялясь на свой браслет. — А вы как хотели?! Они снимаются по коду! Теперь вы отсюда две недели не выйдете! И я из своей квартиры тоже! — Нет-нет, стойте, — заметно нервничает Невиллет, ощупывая браслет, а после поднимая испуганный взгляд на доктора. — Мне нельзя на карантин. У меня работа… — Да что вы, голубчик! А у меня будто нет? — Нет! Снимите его с меня! — вдруг тоже оживает Тарталья, подскакивая с кровати и чуть не падая от такого резкого движения. — Я не могу сидеть тут две недели! Не могу! Снимайте! Невиллет подхватывает омегу под локоть, но тот не унимается и наступает на врача, протягивая запястье с браслетом почти что к его лицу. Он выглядит испуганным даже больше, чем сам Невиллет. И подтверждает это своим запахом: соленым и холодным. Тарталья почти хватает доктора за плечи, но Невиллет успевает в последний момент перехватить его руки. — Угомоните своего омегу! Это невыносимо! Да и с чего бы тебе не сидеть дома со своим альфой? — негодует врач, взмахивая тестом и бросая его в сторону. — У него уже горячка! Держите его, месье Невиллет! Сейчас я вколю ему что надо! — Я тебе сейчас сам вколю… Невиллет перехватывает Тарталью в своих руках удобнее и поворачивает к себе лицом. Омега продолжает вырываться, рычать и пахнуть агрессивно, а еще избегает смотреть в глаза. В этот момент Невиллет искренне жалеет, что не умеет управлять своим феромоном, чтобы иметь возможность хоть немного успокаивать людей своими силами. Он лишь поджимает губы, уже слыша, как врач копается в своем портфеле. — Тарталья, успокойся, прошу, — мягко начинает Невиллет, все еще удерживая омегу за руки. — Нет! Пусть снимает эту дрянь с меня! — не унимается Тарталья, после все-таки поднимая злые глаза. — Я не буду сидеть тут. Я не могу! У меня через неделю течка. — Ха-ха! — саркастично оглядывается на них доктор, уже набирая что-то в шприц. — Такой невежда, а как течка, так только после свадьбы! Радовался бы, что твой жених — порядочный господин. Где вы нашли его, месье Невиллет? Ужасно. Ужасное воспитание для омеги! Позор твоему отцу… — Сука, — окончательно вскипает Тарталья, вырываясь еще ожесточеннее. — Я сейчас разорву его! Даже на заседаниях не творится такой балаган. У Невиллета уже действительно начинает болеть голова. Слишком много всего, а как решать это, он не имеет ни малейшего понятия. Тарталья все еще рычит и рвется в драку, грозясь вырвать не то глаза, не то гланды врачу, тот в свое время продолжает отчитывать их обоих и хихикать, ехидно показывая пальцем на шприц с успокоительным в своей руке. Невиллет прикрывает глаза, пытаясь хоть немного успокоиться и абстрагироваться. Но ничего не выходит. — Замолчали. Оба. Пожалуйста. Как ни странно, этот тон тут же работает. Как и на всех заседаниях. Тарталья бросает на него злобный взгляд, но поджимает губы и больше не вырывается. Доктор тоже будто приходит в себя, подбирается, поправляет воротник и кашляет в кулак. Чудодейственный эффект. Невиллет находит в себе силы убедить врача оставить шприц с жаропонижающим на столе и выйти в зал, чтобы оставить Тарталью одного отдыхать. Конечно, реализовать это с первого раза не получается. Но спустя минут пять он все же разводит этих двоих по разным комнатам. Как Невиллет узнает, наличие вакцины на карантин не влияет. Якобы обязательная мера — на всякий случай — ради всеобщего блага. Главное, смотреть с нужной стороны. Доктор уже на диване заканчивает заполнять какие-то отчеты, выписывает несколько рецептов, еще что-то бубнит, но на пороге заученно добродушно улыбается и желает здоровья, будто вспоминает, что он все еще на своей работе. Приходится дружелюбно попрощаться в ответ. Дверь захлопывается, а Невиллет смотрит на браслет на своей руке, все еще не до конца веря в произошедшее. Выходит, у него официальный отпуск? В компании малознакомого омеги. Сюжет бульварного романа, не иначе. Только из спальни слышится кашель — этот роман не особо веселый. И вообще, больше всего похож на ужастик. Когда Невиллет возвращается к Тарталье, тот снова оказывается с головой закопавшимся в одеяло. А на тумбочке возле кровати уже одиноко валяется пустой шприц. Невиллет поражается в очередной раз: этот омега умеет абсолютно все? И в лихорадке трясущимися руками ставить себе уколы, очевидно, тоже. Подходя ближе к кровати, Невиллет запинается о брошенные тапочки омеги и чуть не падает, но в итоге лишь шумит, привлекая к себе внимание. — У тебя есть болгарка? — тут же вскидывается омега из-под одеяла. — Что? Нет, — теряется Невиллет, подходя ближе и осторожно присаживаясь на край кровати. — Браслет железный, Тарталья, его никак не распилить… — А если нагреть? — Плохая идея. — Да почему?! — Ты можешь травмироваться. — Тогда я просто сбегу. Пока они приедут разбираться, поймут, что к чему, я уже буду далеко отсюда, а ты… — А меня возьмут под стражу, — невесело хмыкает Невиллет, поправляя волосы, которые лезут в глаза. — Но я понял, про что ты говоришь. Отдохнешь и сбежишь, хорошо? Тарталья почему-то смурнеет прямо на глазах, опуская взгляд куда-то в сторону, а после куда тише выдает: — Но я не хочу, чтобы у тебя были проблемы. Ты же, типа, добрый. Помог мне. Ты же сможешь разобраться с этим? — Попробую, — честно отвечает Невиллет. Внезапно между ними повисает странное молчание. Омега все еще выглядит невесело, но кивает покорно, а после заворачивается в одеяло и падает на кровать, становясь похожим на свернувшуюся от стеснения гусеницу. Невиллет вздыхает, понимая, что на сегодня они оба пережили слишком много потрясений, и теперь им пора отдохнуть, но уже в дверях вспоминает кое-что очень важное: — Тарталья? — М-м, — издает звуки кокон. — Насчет твоих родных, — осторожно напоминает Невиллет, — может быть, мне… связаться с твоим отцом? У них все будет хорошо, ты ведь не вернешься сегодня домой… Где ты живешь? — Ну как где… — ворчит сонный и едва различимый голос, — на мусорке. Но теперь, видимо, здесь. Больше Тарталья ничего не отвечает и, кажется, вовсе засыпает, переставая двигаться. Лишь одеяло мерно вздымается от чужого дыхания, теперь более спокойного от жаропонижающего. Невиллет вздыхает и выходит из спальни, тихо прикрывая за собой дверь.