Поебушка

Макса душила вонь дикая, в легкие била, под каждую клеточку глубже проникая. Дышать не мог, сжимал, разжимая грудную клетку, как рыба у берега сухими чешуйками скреб вдоль песка. Все — попытки неудачные. Под ногтями зудело жжением, в глазницах тысячи муравьев лапками скребли. Крыло Кольцова не на шутку. Руками бил по влажным простыням, как по болоту полз, а его все дальше в трясину уносило. — Эй, подъем! Чудила, глаза открой! За противный голосок сквозь пучину, как за канатик ухватился. Хлипким оказался канат, потому что Макса дальше затягивало в водоворот, словно марионетку. Ментол концентрированный в нос ударил, горечью по коже до желания кашлять и харкать, пока кишки свои не выплюнешь. Перед глазами у Макса прояснялось. Сел, завалился, упал, снова сел. Голову ломило, душно вокруг было, в воздухе стоял стойкий запашок тины, кожи влажной и ебучего ментола. — Ты ёбнулся что ли?! Хихикающий кретин щёлкал семечки и ногу под себя подогнул, как будто заплатить собирался, только бы еще разок зарядить Максу промеж глаз дезодорантом. Понравилось значит за страданиями беспомощного человека наблюдать. — Нельзя этим в глаза! — вся тяжесть странная отъехала на второй план. Максим тер глазницы, кашлял некрасиво, как туберкулезник, к окну потянулся, чтобы воздуха холодного глотнуть. И запах этот преследовал… Пацану напротив было глубоко насрать на максовы страдания по едва не утерянному зрению. — Я — Диня, — весело улыбнулся псих с дезодорантом в руках и полным ртом шелухи, протянув ладонь вперед. Развлекался, и будто не в первый раз измывался, отчего в азарт вошел. — Забавная штука, кое-как разобрался как ей пользоваться. Сначала хотел просто ударить по еблу твоему да пожалел голову без того бедовую, — мелкий кретин поигрался херней, которую Кольцов отныне использовать в освежительных целях категорически отказывается. У него, считай, травма физическая и моральная на весь остаток жизни. — Нахуй сходи, — Макс вышел из купе. Умыться да освежиться хотелось, и желательно больше в глаза не видеть соседа-еблана до конца дороги. Когда Кольцов вернулся, спотыкаясь в кромешной тьме узкого коридора, в надежде обнаружить недоделка спящим зубами к стенке, его ждал обломович. Тощая задница развалилась на животе с журналом в руках, ногами болтала, напевая дебильную песенку на незнакомом языке. Ну, вид со спины ничего такой. И на лицо хорошенький, пока рот свой поганый не откроет, откуда чушь неимоверная лилась. А характер и подавно, сразу ясно — скверный. Денис жопу оттопырил, обернулся через плечо и смотрел долго снизу. — Пришел в себя? — Да уж, но спасибо не скажу. — Обойдусь, — дернул Денис плечами. — Только что мне нужно было делать? Ты орал на весь поезд, меня напугал. «Тоже мне, — думал Макс, — такой сам кого хочешь напугает». — А ты бы перцовкой сразу в глаза. Она тоже в чувство на раз приводит. Денис хихикнул, представив, как распыляет слезоточивый газ. — Проверял уже, да? Кольцов стянул потную от жара футболку, вдыхая грудью. Его никогда не беспокоила тахикардия, но в последнее время происходила лютая чертовщина от напрочь сбитой дыхалки до потерянного телефона. В голове мыслей ноль, и он постоянно забывал, что делал буквально минуту назад. А еще люди. Несмотря на глубокую ночь в огромном поезде стояла гробовая тишина. Ни тебе звона ложки о стекло в подскакивающем стакане, ни случайного соседа, которому элементарно приспичило выйти в толчок, ни детского плача. — У тебя не ПТСР случаем? Денис не унимался: пиздел и пиздел, как бы Макс не выражал свое полное нежелание идти на контакт. — Зайчик, да тебе к психиатру пора. Такая зацикленность и явная социофобия о многом говорит. — А тебе не пора ли рот свой чем-то другим полезным занять? — А эт с радостью, — Денис весело так журнал скинул и на коленки привстал да ручки на них сложил. Нет, ну точно издевался. Таращился во все голодные до поедания максовых мозгов глаза, губы облизывал и дышал с присвистом, как кошка в аффекте. Неужели действительно собирался взять в рот у первого встречного? Или посчитал въебанный газ из дезодоранта достаточным поводом для обсасывания члена Макса? «Что за времена пошли», — думал Кольцов и сам был удивлен, наличию таких вдруг праведных мыслей в голове. Однако несмотря на пренебрежительный вид похуиста что-то и Денису приносило дискомфорт. Чесался будто, краснел, как удав намотанный на кулак. — Уймись, водички попей. Не работает твоя шалавья тактика, — как нашкодившего котенка, ткнул Кольцов на выделывания Дениса. Знает он таких: сначала сами ноги на плечи закидывают, строят из себя знатоков хуёв, потом кроят на чем свет стоит, потому что член большой принять не могут. Проходили уже. А времени на раскачку-растяжку и умасливание у Кольцова элементарно нет. Чувство нехорошее внутри въелось, как будто на финише был и наигрался в эти блядские игры с партнером на одну ночь. — Ой, да прям, — лениво отмахнулся Диня, продолжая буквально обгладывать Макса глазами. — Или есть у тебя кто на примете? — Спать ложись, кому было сказано? Буду я еще делиться с тобой делами сердечными. Кольцов врал, потому что сам не знал, есть у него кто или нет. В голове кукушка била в сторону «да, есть», как, если бы он из квартиры вышел, а газ не выключил. И не дает это назойливое ощущение спокойно по городу ходить. Что-то необъяснимое, но почти осязаемое все время Кольцова обратно тянуло. Вот только куда и к кому? Макс разобрал постель, сегодня было совершенно не до случайной ебли в поезде. Разве что в другой раз, когда перед глазами не будет рябить, а в носу, прямо до гланд не засядет тухлый запашок гнильцы. — Скучный ты, Максимка. Я ж с добром, — запыхтел Диня, исподлобья наблюдая, не скажет ли чего Кольцов, когда его в лоб по имени назвали. Максим усердно тонул в простынях-наволочках, Денис с кривым лицом почесал место в плечах, где жабры душили и накинулся на бутылку, с жадностью глотая. Макс краем глаза залип на обсасывание и чмокание влажных губ у горлышка, из-за чего кровь отливала в причинное место. Вот же черт ебаный. Тяжело выдыхая, Денис выбросил опустевшую бутылку. — Премного благодарен. — Если проснусь, а ты иголками в меня тычешь или чем похуже — переебу. — Прямо сейчас начинаю бояться, аж трясусь весь. Макс с головой накрылся одеялом, проклиная родную мать Дениса. Могла же, дура, аборт сделать. Сила неподвластная держала Максима. По ногам жилы стягивали, в канат обвязывая, и утягивали-утягивали. На дно темное и беспросветное его тащило. О силах барахтаться, вырываться не думал отныне, давно смирился, чтобы Боги решали судьбу его. Душа, видимо, грешная была, раз мучала и держала в посмертии. Не давали с покоем уйти. Яркий язык едва ли не пламени полоснул рядом, тут же исчезнув. — Максимка-Максимка, не слушал меня, теперь пойдешь на подножный корм рыбкам. Даже жалко тебя. — Глотку закрой. — Максимка-дурачок, все ругается да участь свою принять не может. Ой, правду люди говорят, дурная голова ногам покоя не дает. Что же советам моим не внемлял, котяк вшивый? — Домой мне нужно. Отпусти, Денис, кому говорю! — Нет больше у тебя дома другого, кроме как в Топях. Я — твоя семья. — В семье не без урода, да, — сквозь боль и зубы шипел Макс, пока рыл себе яму. Денис ноготок ковырнул, театрально делая задумчивый вид. — Или не будет у тебя дома, здесь останешься. Коль всплывешь, мы на берег тебя вытащим. Я палочкой в тельце твое большое и надутое буду тыкать забавы ради, — хихикающий Денис вызывал нервный тик у Макса, который даже в страшном сне не хотел представлять, как этот представитель подводного мирка будет еще и после смерти измываться над ним. Вот только, как бы Кольцов не выпрашивал и не вымаливал чуть не со слезами, не думали даже, оставить его в покое. Будь проклято это чудище болотное, самая настоящая пиявка — Денис. Тот от уязвимого положения Макса на глазах веселел, покрепче клещами цеплялся в жертву свою да игрался, как безмозглое дитё. — Душенька, мил ты сердечку моему. Коль случилось так, смириться остается. Глупый, глаза разуй, поздно еблом щёлкать и пощады искать. Давно на крючке моем. Эта смелая водная детина (нет, выдра самая настоящая, — в гневе думал Кольцов), ёбаное пресмыкающееся, была таковой только в своей стихии. Уж на суше Макс нашел бы способ присмирить зарвавшуюся самку богомола. Строил из себя мальчика-зайчика, а когда Макс голову совсем потерял — въебала по хребту да посильнее и в воду утянула, где полезла наружу вся нутрянка от хвоста огромного, русалочьего до глаз с перламутровым, диким переливом. Но язык паскудный донимал что на земле, где Денис вполне за человека сходил, что на глубине торфяных залежей с хвостом длиннее, чем его язык и жабрами на тощих ребрах. — К Аринке значит приревновал? Диня, как имя подружки своей, такой же дуры наглухо отбитой услышал, закружил вокруг оси, ручками ледяными намертво вцепился, на дно дернины илистой стараясь утянуть. — Даже не знаю, достоинство тебе что ли подкоротить. Сдался ты мне потом с обрезком? — Блять, — зарычал и пуще прежнего в психозе забился Макс. — Руки свои убрал! — Страшно тебе, Максимка? — Денис смотрел в глаза Кольцова, точно привораживал. Не боялся нос к носу подплыть, чувствуя себя, прости Господи, как рыба в воде. — Страшно будет жопе твоей маленькой, когда я на земле до тебя доберусь. От холодных рук Дениса, который крепко держал Макса за член, у него поджималось не только нутро. Это ж надо было так проебаться и связаться с, мать его, сородичем кильки! Из всех нормальных, Максу достался, конечно, самый отбитый. Та самая короткая спичка, чтоб её! Денису нужно было прописать еще в первую встречу, когда он тявкал, как маленькая дрожащая собачка на ветру и нахер гнал их компанию из Топей. И особенно держать руку на пульсе, когда он в миг хлебало завалил, стоило им в деревню ступить. Мавка самая что ни на есть взаправдашная, нечистая сила во плоти. Дурманила, мозги в кисель превращая, игралась с выдержкой Макса, которая в первую же ночь дала трещину: там же, дальше по лесу, за баней, где Макс отымел Дениса и в хвост, и в гриву. Вопросы нормальные нужно задать, хули тут всякие голышом гуляют и таращатся на тебя, как под хорошенькой таблеткой эл эс де, а не вестись, как школьник и додавать, нагибая. Не кивать башкой, как ребенок присмиревший с берега на пиздеж замысловатый, когда эта шлюха болотная, в ледяной воде плещется и сиськами по пояс сверкает. Умом Макс все понимал, не совсем дурак, кем его нарек Денис. Игрой заводился он, по-настоящему не желая зла, и прощения было за что просить: Максим, как козел распоследний сделал дело и в кусты. Не вина Дениса, что хлопец пугливый попался и ответственности испугался. У Кольцова прежде не было долгих и серьезных. А с Диней, как почуял, что хочет, и фильмы дурацкие на телеке с помехами смотреть, и в баньку только с ним, и по хозяйству помочь руки сами шли, дрова наколоть или косой траву со двора убрать, так затрусило от доселе неизвестного покоя и умиротворения. Все отдал бы за улыбку Дениса и пирог сладкий, которым тот за работу благодарил. По-простому у них было, а не из выгоды содомской. Но вместо разговора откровенного о заземлении, Макс дал по съебам. — Ног не чувствую, Динь, — молил Кольцов, съезжая головой в сторону аккурат у чешуек вдоль мощного хвоста с диковинными переливами. Макс даже думать забыл о выдержке легких и попытках найти жалкое объяснение происходящей чертовщине. Дышал хер пойми на каких сверх силах под водой столько, сколько ни одному живому не по силам. А значит или сгинул он, либо же приход какой словил, объёбанный наркотой. — А волшебное слово? — Да черт бы тебя побрал, выблядок. Иди на хуй! — Кажется, «Прости меня» звучит иначе? Денис крутился рядом, хвостиком щиколотки Макса до судорожных зажимов изводил вкупе со своими подводно-сельскими предварительными ласками. Все ждал прощения, так, чтобы Макс на коленях стоял, желательно и наверху, когда Денис окажется не скован наличием хвоста. — Ну, прости меня, не хотел я, честно, играться с тобой и воспользоваться, как девкой безродной, — замычал Макс, когда Диня плотнее хвост сжал вдоль по телу. И когда ребра изнутри лопались, добавил: — Только ты сам-то богородицу из себя не строй. Кто на хую моем скакал и вел себя, как проблядь? — Дурак! — пискнул Денис, шлепнув Макса по физиономии. Вовсе он не вел себя, как девка с улицы. Максимка с ходу приглянулся, стоял весь из себя дурачок, глазами хлопал, говорил о возможностях нарыть сенсацию, пока Денис поблизости крутился, подслушивая. Вот только какая к чертям сенсация в их провинции, которой даже на карте нет? Хозяин все под строгим контролем держал, на Денисе с Ариной, как самых смазливых и говорливых, стояла ответственная задача — жертв заплутавших заманивать. И шли же дураки, сами в сети тянулись, а дальше не проблемы Дениса, что с их головами подвешенными делали. «Кто не спрятался, я не виноват», — любил приговаривать он в дни Большой охоты. Денис, смекнув, что не хочет погибели Максу, оттого его же и крыл матами-перематами в первую очередь, наживая себе врага. И не потому, что телом крепкий и взглядом «тебя я выебу в первую очередь» в душу запал, а просто в груди заныло чувством пресыщения. Хозяин меры не знал, гонял даже Соню, которая сначала седая вся стала от вида по сотому кругу повешенного отца Ильи, после — очерствела, готовая самолично топором замахнуть. Денис помнил ее душу совсем чистой, не обожженной. Макс — дурень самый настоящий. Ему жить и шишки набивать, где угодно, только не в Топях. Останься он с ними, как пить дать, пройдет все испытания и однажды выше головы прыгнет, повесит таки голову нынешнего Хозяина на кол. А Денису оно надо? Макса швырнуло о стену купе. Харканьем долгим, наружу тина выходила, от вида которой блевота чуть из ушей не шла. Да только тут же забыл о кошмарах своих, как по щелчку. Диня смотрелся голодным, шальным и готовым. Пальчиками (всегда ледяными сколько их не грей) водил вдоль тела, ноги шире развел, подзывая. Крыло знакомым, ускользающим осознанием, что проходили они схожий этап. Диня стелился, зазывал, в душу смотрел глазами черными, пьяными, из Макса делал марионетку. Манило, магнитило Кольцова всегда в том направлении, где Дениска был. Сопротивления не было, но периферийное осознание, как будто ведомый он кем-то, оставалось на краю сознания Макса, не разрешая забывать хотя бы фрагмент пазла. Диня был сверх понимания: дышал громко, губы цеплял, играя ими, урчал, как кошечка. Сейчас Макс телом не управлял даже на земле, так же как в воде, а значит чертовка опять сети свои потусторонние в ход пустила. Денис еще не знал, что Макс частями в себя приходил. Мозг, дабы больным не стать, подстроился под новые правила, помогая хозяину в себе оставаться. Наступит тот день на радость Макса и на беду Дениски, когда не выйдет у этой недоделанной хтони крутить своим пленником. Вырвется наружу максова сила, которой всюду чинили препятствия. Сегодня же он идет на слух в полной темноте. Там сирена поет, не ногами, а хвостом уже привычно по заднице лупит, чтобы активнее себя проявлял. Целоваться с ней что вести войну. Больнее укусить, цапнуть зубами до рваной кожи и синяков, не сходящих — клеймил. Макс по бедрам стройным водит, сжимает до чужого вопля гортанного, обтирается между ног разведенных, которые на плечи закинуть мечтают. — Извинения, — разбирает Макс сквозь неразборчивую песенку Дини, который из сторону в сторону раскачивается и совсем красивым становится в свете луны. Серп жалок и уродлив на фоне фурии, как ни крути, во власти Макса. — Тогда всё закончится, обещаю. Голова у тебя скоро не выдержит, — Денис заговаривал Кольцова, жалея дурака, пока того в жар бредовый бросало. Кольцов за плечи тонкие и коленки острые гладил, крал в себя весь холод Дениса. Не понимая, от чего ладони влажными становятся, а Дениса натурально выжимает топями, куда сбежать хочется. Вода призывает криками сильными по ушам до раскалывающейся боли в черепе. — По-шел, ты, — рычит Макс, скидывая Дениса на его половину койки. Диня, окутанный мороком, не мог даже испугаться как следует. Не должен Макс пиздеть и грубить. Априори умел, когда здесь сирена в третьем поколении по ушам такими песнями ездит. Кольцов стянул трико, не стесняясь перед лицом светить членом, на ходу надрачивая и смазку распределяя. Диня залипает, дрожит до последнего мизинца, ноги сводит от горячей вибрации между ними. Сжимается внутри в предвкушении. — Сверху давай. Денис послушно седлает Макса, глаз не сводит. Ебливый такой. Кольцов все-таки жмурится, голову откинув, только бы в бессознанку не рухнуть. Диня совсем фантазийным, не от мира сего становится, знает каким до невозможного красивым кажется особенного с этого ракурса. Стонет, до конца насаживается. Вверх-вниз все чаще движется до сорванных предохранителей. Живот плоский поблескивает рельефами, подчеркивая глубину вхождения. Все в Денисе плавит мозги Макса: рот, глаза темные, пьяные, которые полуприкрыты, как в глубоком гипнозе, ручки цепкие да холодные, что за грудь хватаются, только бы везде облапать. Кольцов сбивается на частое дыхание, перехватывает инициативу, ебет, мертвой хваткой, сжимая Дениса за бедра. За жопу хватает, как дикий, насаживая глубоко и больно, не жалеет. Денис хнычет, содрогая внутренней стороной бедра. Макс грудью на себя укладывает, движения тазом усиливает на скорости, притирая напряженный член между телами. Денис от выброса эндорфинов, кусается, в кровь губы Макса съедая. От трения ему не требуется дополнительная стимуляция, пока Макс в жопу долбит, додавая шлепками. — Сучка болотная, — шипит Кольцов, играя дыркой Дини, когда тому и налитого члена Макса по горло хватало. — На меня… смотри, ирод. У Дениса пальцы на ногах поджимались, он руками за грудь каменную хватался, выстанывая на полутон выше, когда Макс каждым толчком заряжал в простату. Сливал смачными каплями, по губам руками влажными вел, втирая свою сперму, так чтобы Макс слизывал с фаланг. Кольцов, не давая в себя прийти, уложил Дениса в коленно-локтевую. Вогнал член, улетая от сокращений Дини, который будто выдоить пытался. — Придуши меня, — заскулил Денис, — немного. Вот уж хер тебе, немного захотел. Ладонь Макса сильнее сжалась на тонкой шее до хруста в прогнувшемся позвонке. Кольцов рассудок терял, когда Денис был под ним совсем тоненький и маленький, выгибался и радовался, как больной отомрозок, на ударах яиц между ног. Закричал совсем, взвизгивая, как девчонка, по простыням бил, на удушье. Коленки стер, придавленный телом сверху, успевая вырвать поцелуй, слизав соль с языка Макса, когда тот толчками медленными внутри оставлял не только сперму, но и часть себя. — За все прости. Прости-прости, только прекращай, гонять меня по кругу, — шептал Максим на ухо, лениво толкаясь в растраханного Дениса. Диня в дурмане совсем, обернулся, ногу дрожащую закинул на максово плечо. Смотрел из-под ресничек. — Как ты догадался? Макс куснул Дениса за большой палец, покрывая ленивыми поцелуями почти девичью ногу. — Дезодорант закончился, — замучено признался он. И, если выстроенная теория в голове имела хоть какой-то смысл, то сегодня должна была прекратиться их веселая поездка вдоль ебаного шара, куполом накрывающего Топи. Денис захохотал, схватив Макса за волосы и к себе поближе притянул. — Дурак ты, Максимка, ой, дурак, каких поискать. Но умом своим допетрил, что не нужно бегать от меня. Сам же, как на поводке, ко мне возвращался. Вспомнишь еще, как будили тебя и так и сяк все, с кем дорожки твои в Топях наших пересекались. — … и только в твою смену, мы еблись, как кролики, — мелко закивал Макс, не соображая, откуда у него эта информация, и почему в предыдущие разы память обнулялась. — Ты точно приворожил меня, — больше для себя добавил Кольцов. Резкий звон по ушам ударил. Макс на инстинктах, бедовую голову Дини покрыл, чтобы не стукнулся. От торможения колеса свистели по смазанным рельсам. — Наша остановочка. — А дальше что? — Ты мне скажи, — Денис, сверкая голым задом, запахнулся в до чего пошлую шубу из леопарда и уставился на него без прежней придури. Видимо тоже устал от кошмаров и криков Макса, который все никак принять в себя новые реалии не мог. — А я… разве я могу что-то решать? У меня голова трещит, и в нос забился запах омерзительный. — Дурак, — вспыхнул Денис и скрылся за дверью купе, только пятки сверкали. Макс выбрался следом, вдохнул грудью запах бесконечного, жаркого лета, подставил лицо солнцу и поплелся следом по тропинке, с каждым шагом выветривая амнезию. В голове так быстро и ясно становилось. Вспомнил, как в Топи набрели, как Денис кошмарил изо дня в день, на прочность проверяя, как шушукались они с Ариной да хихикали, подобно двум гиенам, как Дениса крепко за яйца схватил, к стенке прижал, заставляя карты на стол выложить о полнейшей чертовщине, царившей по местности, как уснул крепким сном младенца, после убаюкивания Дини на его непонятных песнях языка подводных народов, как Денис из раза в раз будил обязательно мощным пшиком гребанного дезодоранта (остальные ограничивались постукиванием по плечу или ушатом воды), когда Макса в поезде кошмары изъедали. Испытание свое прошел он. Вот только не Топи и страхи скрытые за каждой дверью были ими, а Денис. Вот кто въелся в Макса, как пиявка. Кстати, о пиявках. — Динь, а хвост? Обиженный, по всей видимости, на комментарии по душку своему, насупленный Дениска шел вдоль болота, пиная лопухи. — А хвостом ты своё еще огребешь, — пообещал он. И не врал же, судя по надутой мордашке. — Да я же не знал, не серчай. Ново для меня все тут. — Теперь знать будешь! Это вообще-то очень большое оскорбление в наших краях! Запах ему мой, видите ли, не понравился. Бабуля говорила, что амбра должна, как наркота заводить, а, вонь чувствует только тот, кто в отказ идет! Так что ты уже минут десять, как не задыхаешься в припадке, ура, — буркнул Денис. — И вообще, — он схватил крапиву, швырнув Макса по роже пыльным веником, — сам ты воняешь! Действительно, Макса больше не душил привкус гнильцы на языке. Денис притягательно пах до желания облизать его с ног до головы, но говорить ему об этом никто не будет. Надо же как-то спесь сбить. — А меня значит мучать можно было! Ты же ни разу, зараза такая, даже не намекнул, что поезд — испытание! Понравилось поди таращиться, как бедный Максим в корчах страдает! — Аринку вон позови, пожалеет, — Дениса ни на граммулечку не беспокоило нытье Макса. — Только вряд ли хуй встанет отныне слюни на нее пускать. Как у тебя там отношения со старшим поколением? Тетки сорок плюс вставляют? — Чего? — Что слышал! — Денис нашел удобный мосток, скинул шубу и в чем мать родила юркнул под воду. Макс постоял какое-то время у берега, щурясь на солнце. Вдали едва хвост злым ударом рябь пустил и скрылся совсем. — Будет тебе дуться! Динь? Выходи, давай поговорим? Вокруг только лягушки издевательски квакали. Кольцов почесал затылок, думая, насколько это вообще нормально разговаривать с водой. У него, между прочим, тоже чувства есть! Только Макс засобирался пойти до дома единственной нормальной женщины в этой деревне (баба Нюра жила недалеко), как за спиной расплескалась вода. Денис показался наружу по пояс, локтями облокотившись о мосток. — Не бойся, не укушу, — подозвал он. — Наверное. Страха у Макса не было, так очко поджималось перед первым настоящим знакомством с зазнобой своей. Кольцов клялся себе не забыть эти темные глазки, эту улыбку дурную, волосы влажные, назад собранные, лучики яркие на платиновой, обласканной солнцем коже. Лег на живот, губами по ледяной щеке провел. Коснулся едва, не желая разрушить момент сладкого чувства от чужого урчания и языка во рту, когда Денис ответил на поцелуй. — У меня встал. — Блять! — рявкнул Денис, шлепнув хвостом, который больше скрывать не было смысла. Обоих волной накрыло, Макс в воде оказался и откашливался, тут же выныривая. — Утоплю тебя когда-нибудь. Так не принято, но Денис из жалости, конечно же, хвостом подмахнул, помогая Кольцову не захлебнуться на глубине и двинулся к берегу вместе с ним. Макс футболку стянул, выжимая, шлепал мокрыми кроссами по траве, пока остальные представители местной фауны не страдали такой мелочью, как одежда. Кольцов то и дело поглядывал на Дениса, не в силах отвести глаза. Диня жопой вилял походкой от бедра, ни разу не пристыженный наготой и затылком чуял, как его со всех сторон осматривают. Если Макс искал там хвост и ляпать вдруг об этом начнет, то Денис за себя не отвечает. — Нравлюсь? У Макса слюна подтекала от вида оттопыренной крепкой задницы, ног сформированных и спины до того идеальной, что мелкие шоколадные крошки родинок языком хотелось слизать. — Не то слово, кис, — еле перебирая ногами, шепнул на ухо Макс, тут же цапнув мочку зубами до щекотки. — Ты грабли-то прибери, с отцом моим для начала познакомишься. Потом на свидание до леса сходим, я тебе экскурсию приинтересную проведу. — Это там, где головы подвешены в мешках? — скорчившись, вместе с настроением у Макса падал его дружок, всегда готовый оказаться между ног Дениса. Диня цокнул и уставился, как на дурака. — Ну, твоя же не там, поэтому булки расслабляем, ловим релакс. Тебе еще многому предстоит научиться. И правило первое, хуй свой держать подальше от местных девок и выдр болотных. — А как же ты? Было забавно наблюдать, как Диня мордашку корчит и кулаки сжимает, в попытке доказать, что его нисколечко не задело данное замечание безродного опоссума. Но язык за зубами держать не хотелось в отместку за выпитую у Макса кровь. — А, если обижать меня вздумаешь, я тебе его отстрелю нахрен. У бати имеется дробовик, мотай на ус. Или вон, Ванечке скажу, он тебе быстро покажет, где раки зимуют. Денис важный расходился, стоило припомнить Максу о своей защите. — Не знаю его, но жопой чую — хлыщ, — грозно, с максимальным пренебрежением вкинул свои пять копеек Кольцов. — Да так, — Денис обсохшими до скрипа на солнце плечами повел, аки важная птичка. Не на шутку распетушился, — ходит тут один ухажер вшивый. Наследник Хозяина. Всё клинья подбивает да умасливает, чтобы я на свиданку с ним согласился, — замечая, как на лице Макса недовольство растет, специально по больному давил. — Перспективный мужик, на машине не раз меня катал, у тебя-то ее нет. Поэтому я может еще и подумаю. Макс талию Дениса поперек перехватил, над землей приподнимая, чтобы бежать не думал. Сухими пальцами внутрь загнал, пока Диня визжал и отбивался. Да только на скулеж шалавливый перешел, стоило простатой давление нужное ощутить. На стволе деревца опору нашел, принялся навстречу грязным рукам Макса задницей подаваться. — Сучка капризная. Машину его увижу или тебя в ней, сожгу к херам, а тебя — на цепь посажу, так и знай, — угрожал Макс, рукой работая на ускорение, потому что Денис только согласно кивать мог и насаживаться. Кольцов глаза опустил, своим членом сквозь влажную ткань о бедро узкое притираясь да залипая на сокращения ануса Дини, где так идеально промеж пальцев хлюпало. Макс пальцы шире развел до натуги, наслаждаясь стонами Дениски и своего несдержанного жаркого дыхания. — Подрочи мне, — умолял Диня, с трепетом выдыхая, когда руку Макса на члене ощутил. В две фрикции, на четырех пальцах, и он слил, вздрагивая на цыпочках. — Куда ты? — затуманенное сознание постепенно возвращало его к лесным реалиям. Подрагивающими коленками было совершенно не поспеть за Максом, на чьей роже был написан боевой настрой. — Дом бабы Нюры в другой стороне! — Знаем без сопливых, — Кольцов шел насколько мог вспомнить дорогу. — Домой иди, зайду вечером, — Макс притормозил, тяжело выдыхая. Сам запыхался, чувствуя болевое давление на член. Денис смотрел на него, провалившись к стволу высокого дерева. — И переоденься, пожалуйста. Я запрещаю шастать по деревне вот так! Денис усмехнулся, будут ему еще всякие запреты чинить. Шубу все-таки накинул под требовательным взглядом Максима, доставая из кармана стильные солнечные очки. Кольцов оказался рядом, хватая Диню за щеки. — Штаны хотя бы накинь, красота моя. Вижу, нравится мучать меня. Но украдут же, а я ищи тебя по всему свету. — Надену, если скажешь, куда лыжи навострил, — Денис хотел увернуться, но Макс быстро чмокнул в курносый нос, на месте пригвоздив одним взглядом, где черти не на шутку плясали. — К барину на поклон. Пора бы уже познакомиться. Денис не мог быть наседкой для Макса, чтобы уберегать от всех психов их жилой местности. Хозяин нахалов вроде Максима не терпит, но уважает за боевой дух и решительность. Не пропадет, куда он теперь денется. — Вернешься? — К тебе, да. Денис залился краской, до того слова в душу запали, а глаза добрые, проникновенные Максима смотрели, как никто на Диню не глядел. Растопил олух городской холодное сердечко мавки из Топей. — Динь? Макс почти ушел, но руку злыдни своей держал крепко. — Ну чего еще? — улыбаясь чисто, как девица красная, поинтересовался Денис. Если Макс начнет сверху и комплиментами сыпать, то Денис точно не отпустит его, пока они еще какое деревце жидкостями своими не пометят. — А тебя можно, ну, это, под хвост? Когда ты в воде там… — Кольцов-козлина не унимался, мечтая присунуть Денису даже в релизе. — Блять, иди на хер, придурок озабоченный! — У-у, грязный рот, — поддевал Кольцов. — Вечером обсудим, да? — Еблан. Макс хохотал, протаптывая себе тропинку к месту обитания Хозяина, пока Денис испепелял его спину глазками да проклинал на чем свет стоит.