soft-making fabric

Хонджун смотрит, как хлопья снега проносятся за окном, укрывая город белым пушистым одеялом. Под одеялом, теплым и приятно тяжелым, он хотел бы находиться сам, а не стоять босыми ногами на холодном полу темной кухни. За спиной — тишина. Привычка просыпаться раньше всех имеет свои преимущества: можно насладиться одиночеством и спокойствием прежде, чем начнется шумный, полный людьми день. Кто-то включает свет, и кадр зимнего пейзажа с щелчком сменяется собственным отражением. — А для меня кофе?  В темном стекле Хонджун видит, как Сонхва встает на цыпочки, тянется и зевает. Пижамная рубашка оголяет низ живота, и детская шалость, огоньком загоревшаяся в глазах, сгоняет остатки сна. Хонджун разворачивается, в два шага подходит к Сонхва, обнимает и кулаками забирается под рубашку. — Неожиданно, — Сонхва кладет подбородок ему на голову и обнимает в ответ. — Ах ты! — он дергается, когда холодные ладони ложатся ему на спину, пробует высвободиться, но быстро сдается.  — Я забыл твою чашку в комнате, — бормочет Хонджун, кладет голову Сонхва на грудь и закрывает глаза. Еще пару минуточек, и он будет готов существовать, как и все нормальные люди. — Извини. Не думал, что ты так рано встанешь. — Все нормально. Я схожу. Но Сонхва не двигается с места. Как будто их тихое утро никогда не прервется гомоном голосов. Хонджуну кажется, что они в фильме: стоят посреди кадра, а мимо вот-вот начнут проноситься, размываясь, силуэты других людей, утро сменится днем, день — вечером, а они так и продолжат стоять, не разрывая теплых объятий. — Нужно заварить кофе, если мы не хотим оказаться в конце очереди на чайник. — Ага, — Хонджун трется щекой, причмокивает и только сильнее обнимает. — А еще можем никуда не пойти и проваляться весь день в кровати. Хонджун задирает голову и подбородком упирается Сонхва в грудь.  — А зачет? Сонхва равнодушно поднимает плечи. — Мне и так поставят автомат за посещение пар без пропусков и должность старосты. — А я? — внутренний ребенок Хонджуна обиженно поджимает губы. Желание никуда не идти уже вспыхнуло праздничным фейерверком, и отказаться от него так просто не получится. Внутренний взрослый пытается договориться с совестью, прикидывает варианты, что сказать, почему он не смог прийти: заболел? подвернул ногу? проспал? Сонхва вздыхает, опускает голову и смотрит прямо в глаза: — А ты… А тебе придется идти. В это морозное темное утро, больше похожее на ночь, тебе придется покинуть светлую кухню, пробраться по узкому коридору мимо чужих комнат, зайти в свою, отыскать мою чашку, принести сюда и сделать мне кофе. Хонджун сводит брови, слушая, как шестеренки в голове скрипят от натуги, пока он пытается сообразить, в чем подвох. Сонхва снисходительно улыбается: — Я сдал свои конспекты вместо твоих и сказал, что ты помогаешь мне с обязанностями, так что у тебя тоже уже стоит зачет.  Хонджун слабо бьет кулаком Сонхва в плечо, и тот театрально охает.  — Вот так ты, значит. Ну-ну, буду знать, как делать тебе добро.  — И когда ты это сделал? — На прошлой неделе. — То есть я мог сейчас спокойно спать? — Ты и сейчас можешь. — Не могу, — потому что праздничный фейерверк разлился теплом по телу, и ноги уже не мерзнут от холодного пола, и даже хочется выйти на улицу и поиграть в снежки. Нет, последнее явно лишнее. — Я уже не усну.  — Тогда предлагаю стырить чайник, пока никто не видит, запереться в комнате, заварить рамен и развалиться за просмотром рождественских фильмов. — А если начнут возмущаться? — Кто тут староста? Это я буду громче всех возмущаться и грозиться, что чайником будут пользоваться строго по расписанию и только под моим надзором. — С тобой опасно связываться, — Хонджун прикрывает глаза, когда Сонхва чмокает его в лоб. — Именно, — Сонхва разжимает объятия, а Хонджун ежится от мурашек без его тепла. — Хватай чайник, я прикрою. Снег за окном валит непроглядной стеной, в экране ноутбука отражаются огоньки гирлянды, из коридора слышны первые возмущенные крики. Сонхва давит смешки, когда ставит на кровать импровизированный поднос из вынутой из шкафа полки, а Хонджун счастлив, просто до безумия счастлив, и точную причину почему, он назвать не может.