***
Кисе неспешно возвращался домой. Подписать и отправить открытку для Куроко он успел за пять минут до закрытия почты. Теперь уже спешить было некуда. До нового года оставалось еще целых три часа. Украшения расставлены, ужин почти готов. Торопиться совершенно некуда. Тем более, когда такая красота вокруг. Снег усилился. Огромные снежинки падали под ноги так часто, что казались падающими звездами на фоне черного ночного неба. На дорогах и тротуарах снега не было, а вот газоны и дорожки были засыпаны. Кисе шел прямо по белоснежному покрывалу, наслаждаясь хрустом снежинок под ногами. Узкие протоптанные тропинки между домами были усыпаны конфетти. В небо то и дело взлетали петарды, рассыпаясь яркими цветными брызгами. Входные двери и окна были украшены — на некоторых висела цветная гирлянда, на некоторых окнах были нарисованы новогодние картинки, а некоторых окнах светилась украшенная традиционная кадомацу. Яркие 3D вывески показывали будто бы живых и настоящих новогодних богов удачливости, искренности, дружелюбия, достоинства, долголетия, великодушия. Красиво. Среди окон мерцающих отсветами гирлянд и праздничных огней, Кисе заметил, что одно окно на втором этаже осталось без праздничного украшения. За тонкой дымчатой занавеской виднелся мужской силуэт в инвалидном кресле. Лица было не разглядеть, только темные очертания на фоне включенного верхнего света в квартире. Силуэт в кресле не шевелился, только Кисе показалось, что всполохи фейерверков подсветили печальную улыбку. Он остановился, всматриваясь в силуэт. От окна буквально пахло отчаянием и безнадежностью. Так, что даже смотреть туда показалось неожиданно трудно. Стараясь не отводить взгляд, Кисе думал, что не может же быть так, чтобы никто не украшал это одинокое окошко. Неужели у этого человека нет ни одного близкого ему, который будет с ним в праздник, уведет от этого окна, не позволит украдкой подсматривать чужую радость, подарит свою собственную? Кисе нащупал в кармане один из несъеденных мандаринов. Может… Нет, надо поговорить с Мидоримой. Он умный, он быстро придумает как быть. Отвернувшись, Кисе зашагал к своему дому уже не замечая праздника вокруг. Мидорима собирал главное украшение новогоднего стола — сет из морепродуктов в красивую зеленую коробку. Кисе тихонько разделся и встал в проходе, наблюдая за точными уверенными движениями, как тот катал рисовые шарики и выкладывал на них креветки, кусочки кальмара и красной рыбы. — Отправил? — спросил Мидорима, не отрываясь от готовки. Кисе молча кивнул. — И что тогда где случилось? — Мидорима он быстро взглянул на застывшего в дверном проеме парня и поправил запястьем очки. — Ничего, — Кисе подошел и дождавшись пока тот обернется, обнял, прятав лицо у него не плече. — Ты мне мешаешь, — Мидорима держал руки на весу, боясь запачкать парня. Кисе стоял не шевелясь. Теплый, льнувший к рукам, непривычно притихший. Это было нехорошим знаком. И совсем не годилось тащить негатив в следующий год. — Дай мне руки помыть, — попросил Мидорима. Кисе отстранился, напряженно глядя в окошко. — Я увидел… — начал рассказывать он, но замолчал, будто споткнувшись, потерявшись в словах. Мидорима вытирал мокрые руки полотенцем и терпеливо ждал, когда болтливая натура возьмет вверх над нежеланием рассказывать. Но Кисе все молчал и не шевелился, глядя в окно. Мидорима успел повесить полотенце и облокотится о раковину позади. Устав дожидаться продолжения, достал из холодильника мандарин и протянул его своему парню. Кисе на мандарин внимания не обратил. Тогда Мидорима стал его очищать от кожуры, чтобы сладковатый цитрусовый запах вывел наконец болтуна из молчаливого оцепенения. Сочный мандарин брызнул в сторону. — Ну и что такого ты увидел? — Мидорима счищал последние белесые прожилки. Теперь Кисе наконец ожил, подошел, протягивая руку к очищенному фрукту. Мидорима не отдал. Аккуратно отделив дольку, поднес ее к губам своего парня. Кисе вскинул восторженный взгляд и осторожно губами забрал угощение. Мидорима протянул ему еще дольку. — Ну так и что ты увидел? — его теперь не столько интересовал объект странной реакции, сколько блестящие от мандаринового сока и постоянного облизывания губы. Кисе что-то хотел сказать, но Мидорима протянул ему еще дольку. И тот то ли передумал, то ли забыл. Потянулся за поцелуем. Мидорима не любил мандарины, но на губах Кисе их вкус был словно изысканное лакомство, которое хотелось слизывать до бесконечности, пока не закружится голова. Теплые нежные губы хотелось прикусить, чтобы брызнул сладковато-свежий сок, как из тех долек. На ласку Кисе ответил настойчивостью. Прижался всем телом, нетерпеливый, почти дрожащий. Дернул рубашку на Мидориме так, что послышался треск ниток. Пуговицы то ли расстегнулись, то ли отлетели оторванные. — Погоди, к Новому году опоздаем, — Мидорима попытался вывернуться. — Успеем! — Кисе потащил его за собой, к краю стола, уселся прямо среди не до конца приготовленных блюд и снова впился болезненным поцелуем в губы. Его руки шарили по плечам и спине, сдирая мешающуюся ткань, будто не могли успокоиться, найти себе место. Мидорима хотел стащить его со стола, но пальцы уже пробрались под резинку белья. Хотеть чего-то кроме припухших мандариновых губ показалось очень глупым. Кисе возился и изворачивался, сдирая с себя одежду. Так было всегда. Стоило Кисе завестись, так спокойный уравновешенный Мидорима сам вспыхивал как спичка. И больше не мог контролировать рук, которые приподнимали, освобождали от тряпья. Да и не хотел. Не хотел понимать где они сейчас находятся и какие это сулит последствия, не хотел помнить о каких-то числах, датах и условностях, не хотел знать куда деваются в такие моменты его очки. Ярко-желтый взгляд и губы со вкусом мандарина тащили к себе, будто на резинке. Не оставалось ничего, что могло бы отвлечь, заставить прекратить. Разве что еле заметный всхлип и частое дыхание Кисе — свидетельство того, что надо бы притормозить. Мидорима замер, почувствовав, что член уперся в горячее неподдающееся тело. Кисе часто дышал, стараясь расслабиться. В горле застрял извечный вопрос о смазке. Кисе ее не любил, говорил, что с ней не то. Он хотел чтобы шло туго и сухо. Говорил, что так ощущения острее. Мазохист. Приходилось изо всех сил держать себя, проникая внутрь по миллиметру, с паузами и длительными передышками. Чуть вперед, и сразу назад. Кисе выломало в пояснице. От его тихого стона, сквозь зубы, терпение закончилось моментально. Мидорима двинулся, вламываясь до конца. Он почти сошел с ума от тугих бешено сокращающихся мышц, тесноты, жара. Он брал его, насаживал на себя до самого конца, до передела. Кисе моментально расслабился. Не оставалось напряжения ни в одной черточке. Он будто бы полностью, до предела, отдавал всего себя. Мидорима обожал именно этот момент. Это похоже было на полную безоговорочную капитуляцию, сдачу. Кисе не напрягался, ни подгонял и не настаивал даже взглядом. Расслабленный, распахнутый, готовый принять все, что бы ни предложил ему Мидорима. Кровь закипала от этой покорности. От его понимания, что об удовольствии позаботятся — полное безоговорочное доверие. И именно это взвинчивало градус удовольствия до предела. Мидорима двинулся в последний раз, кончая в покорную тесноту. Дав себе время на пару выдохов, наклонился, беря в рот его член. Кисе оставался таким же расслабленным, доверчивым. Только короткими выдохами застонал кончая. Приподнялся, целуя в губы. Вкус спермы смешался со вкусом мандарина. Это было какой-то нечеловеческий пронзительный кайф. От него задыхались они оба, чувствуя как не хватает воздуха. Наконец Кисе успокоился, уткнулся лбом Мидориме в грудь и затих. Мидорима ерошил его чуть влажные волосы. — Другого места найти не мог? — даже сквозь пелену плохого зрения удалось рассмотреть раскиданные, скатившиеся на пол овощи и стоявшие ближе всех напрочь испорченные блюда. Кисе хихикнул — в ворчливом тоне нежности было больше чем недовольства. — А мне понравилось, — отмахнулся он, слезая со стола. Искать после секса очки, всегда было обязанностью Кисе. Но искать особо не пришлось. Они лежали недалеко и даже чудом не упали и не раздавились между стеной и краем стола. — Почему так внезапно? — Мидорима собирал раскиданные по полу предметы одежды и собираясь в душ. — Да я… — Кисе снова замолчал не договорив. Мидорима остановился напротив с комком подобранной одежды. — Ты скажешь мне или нет? — нетерпеливо рявкнул он. — Что там случилось? — Я мужчину увидел, — Кисе как будто признавался в страшном преступлении. — В инвалидной коляске. — И что? — не понял Мидорима. — У него не украшено совсем. Вот у нас праздник, а он там совсем один. — Так, — Мидорима снова скинул комок одежды на стул, вытащил трусы, надел. Он не первый день знал своего парня и понял к чему все идет. — И что ты предлагаешь? — Может поздравить его как-нибудь? — Кисе так и стоял посреди хорошо освещенной кухни совершенно голый. — Не хорошо как-то, человек в Новогоднюю ночь один останется. Вот у меня есть ты, а у него, возможно, никого. — Предлагаешь пойти и устроить там праздник? — голос сочился сарказмом. — Ты не забыл, что новый год празднуется с семьей? Если к нему его родные придут, как объяснять будешь? — Я не знаю, — снова повесил голову Кисе. — Я подумал, что ты скажешь как быть. — Оставь человека в покое, — посоветовал Мидорима. — Может не хочет он никакого праздника. — Хочет! — вскинулся Кисе, сверкая яркими желтыми глазами. — Очень хочет! Я видел! Только не может. Мидорима непроизвольно отступил на шаг, зажимая переносицу под очками. Если уж неугомонному Кисе что взбрело в голову, то он точно не успокоится. Планы Мидоримы провести новогоднюю ночь вдвоем стремительно катились под откос. И остановить это было никак нельзя. Можно было только минимизировать потери. — Давай бегом в душ, я пока соберу немного еды. Сходи, поздравь. Но чтобы к полуночи был дома. — Спасибо! — Кисе засиял так, будто это его так неожиданно собрались поздравлять. Мидорима еле сдержал улыбку. В душ Кисе не пошел. Только переоделся. Вот правда, мазохист. Мидорима отдал ему половину гречневой лапши — проводить старый год, рисовых лепешек — встретить новый год, в отдельный контейнер положил корень лотоса, черных бобов и икры, отдал остатки мешка мандаринов. Выскакивая за дверь, хихикающий Кисе попытался схватить мандарин-украшение, но Мидорима был быстрее. Не позволил утащить из дома символ достатка. До нового года оставалось всего два часа.***
На стук в дверь не открывали довольно долго. Но Кисе стучал, не сдавался. Он поздравит этого человека любой ценой. Наконец послышался негромкий шорох проезжающих колес по паркету. Дверь открылась. В инвалидном кресле сидел не мужчина — юноша, одного возраста с Кисе. Знакомые бордово-черные волосы, раздвоенные брови и темные глаза. Он смотрел на пришедшего с удивлением и таким страхом, будто прямо перед собой увидел конец света. Секунда мимолетного оцепенения, и захлопнул дверь обратно. Попытался. Кисе успел выставить руку и не дал закрыть дверь. — Кагами-чи! — обрадовался Кисе и полез обниматься. — С наступающим Новым годом! Я тебе подарков принес! Еды всякой разной. Я увидел, что ты тут один сидишь, решил зайти, поздравить. А что один? А что не украшено? Сейчас я все сделаю. Ну, не хмурься же! — Как ты меня нашел? — хмуро спросил Кагами, выпутываясь из удушающих объятий. — Уходи. Не хочу никого видеть. Кисе его как будто не слышал. — Где у тебя гирлянды? — он осматривал карнизы, уже примериваясь что и куда будет вешать. — Что у тебя так пусто? — положил на стол пакет со съестным, достал мандарин и кинул его в Кагами. — Сейчас мы тут все сделаем! — Кисе! — повысил голос Кагами. Мандарин он поймал и перекинул обратно. — Уходи. Не до праздника мне. Не видишь что ли? — Что? Почему? — Кисе развернулся к нему оскорбленный в лучших чувствах. Он поймал фрукт даже не задумываясь, на голых рефлексах. — Кагами-чи, мы так скучали! — и снова полез обниматься. — Отвали от меня! — рявкнул Кагами. Он неуклюже в узком проходе поворачивал свое инвалидное кресло. — Ненавижу я ваш Новый год! Каждый раз сплошное дерьмо. — А, ладно, — подозрительно легко согласился Кисе. — А где у тебя гирлянды, блестки и другие украшения лежат? — Нет у меня ничего, — Кагами отвернулся и покатился в кресле к центру комнаты. — Проваливай! — Как это нет? — неугомонный гость взглянул на часы и досадливо поморщился. — До нового года уже не успеть, — пробубнил он. — Надо же всем позвонить, что ты нашелся. Вот они обрадуются. — Не надо! — истерично выкрикнул Кагами, дернулся к нему всем телом, так, что чуть не вывалился из коляски. — Не говори никому, — почти простонал он, но его проигнорировали. Когда он восстановил равновесие, Кисе уже прижимал телефон к уху. Кагами отчаянно толками руками колеса, чтобы успеть выхватить телефон. — Мидорима-чи, я Кагами-чи встретил! — радостно сообщил Кисе в трубку. — Вот радость-то, — отвечал недовольный голос из телефона. — Я так по нему соскучился! Мы сейчас придем! — радовался Кисе, отходя подальше от Кагами, который всерьез пытался отобрать у него телефон. Из телефона раздался тяжелый вздох. — Ладно, — послышался наконец искаженный связью голос. — Только не надолго. Он там явно обрадовался, что его парень встретив старого знакомого, забыл про одинокого инвалида. — Мидорима-чи, я тебя так люблю! — радостно сообщил Кисе и отключил связь. — Кагами-чи, собирайся. Новый год будем встречать вместе! — Никуда я не пойду, — прекративший дергаться Тайга спрятал лицо в ладонях. — Ой, да брось! — Кисе подхватил пакет с едой и сунул в руки Кагами. С ближайшего дивана подхватил плед и замотал упрямца вместе с инвалидным креслом. — Весело же будет. Мы Куроко-чи позовем! Вот он обрадуется. Под веселую болтовню он толкал кресло к выходу. Кагами возился под пледом, пытаясь сопротивляться вывозу за пределы помещения, но ему это никак не удавалось. — Кисе, стой! — уже на пороге квартиры ему удалось выпростать из-под пледа одну руку. Пришлось остановиться. — Я пойду с тобой, только пообещай, что Куроко и никто больше не узнает об …. этом, — он кивнул куда-то в сторону своих ног. Кисе обошел кресло, присел на корточки, снизу вверх всматриваясь в бордовые глаза. Несколько мгновений молчал, а потом широко заулыбался. — Торжественно клянусь! От меня не узнают! — пообещал он с хитрющей физиономией. Кагами недоверчиво на него покосился и кивнул. Всю дорогу до дома Кисе веселился как ребенок. Он толкал коляску так, что резиновые колеса далеко скользили по льду, спускал Кагами с горок, что набравшее скорость кресло вот-вот грозило опрокинуться. Кагами возмущался и орал, но Кисе удавалось подхватить его за секунду до опрокидывания. Под смех Кисе гирлянды в окнах мерцали разноцветными огнями. Видя веселившихся парней редкие прохожие улыбались и кланялись, поздравляя с наступающим Новым годом. Раскрасневшийся от криков, быстрой езды и холодного ветра Кагами благодушно отвечал на поклоны. В красно-черных волосах блестели белоснежные снежинки. У них в доме пандуса для инвалидов не было. Кисе затаскивал Кагами на второй на коляске по ступенькам спиной вперед. И даже в этот момент не затыкался, шутил под беспокойные выкрики Кагами. Шум стоял на весь подъезд. Услышав радостные знакомые возгласы, вышел Мидорима, встречая. Кисе успел затащить Кагами на ступеньки и катил кресло к двери в их квартиру. Увидев Кагами, Мидорима замер на пороге, обалдело смотря на кресло. — Ээээ, привет, — поздоровался Кагами, чувствуя себя крайне неловко. — А вот и мы! — оповестил Кисе, наверное, всех соседей. Мидорима кивнул и посторонился, пропуская их внутрь. Кисе помог размотать плед. Кагами отдал обратно пакет с едой. До нового года оставался всего какой-то жалкий час. Праздничный ужин был готов. Стол накрыт. Мидорима даже гирлянду включил. Поскольку вешал ее Кисе, то разноцветные лампочки ярко светились прямо над столом. Мидорима покосился на время и поставил на стол еще одну тарелку. — Вот, видишь, у нас тут праздник! — не унимался Кисе. — Даже гирлянда есть и еда всякая! Притихший Кагами, с преувеличенным интересом рассматривал украшения и не двигался с места. Кисе, забывшись, схватил со стопки рисовых лепешек мандарин и впился в него ногтями. — Положи на место! — рявкнул Мидорима, едва успев спасти фрукт-украшение. Потом, будто что-то вспомнил, заглянул в пакет и явным облегчением достал мандарины. — Кагами-кун, ты представляешь, он мне мандаринов не дает! — пожаловался Кисе. — Да как это так, в новый год, да без мандаринов! Кагами на него внимания не обратил. Повернулся к Мидориме. — Не говори никому об этом, — тихо попросил он заглядывая в глаза. — Пожалуйста. Мидорима уставился на него поверх очков. — Куроко позвони, а то он тебя уже похоронил. Кисе, вон, даже не хотел ему открытку посылать. — У меня телефон дома остался, — гость стушевался под пристальным угрожающим взглядом. Потом прикрыл глаза, явно сомневаясь, и решительно кивнул. — Я тебе даже компьютер дам! — спохватился Кисе, решительно потянул кресло Кагами в комнату. Подумав, подвинул ему за спину новогодние украшения, включил гирлянду, раскрыл ноутбук, дал наушники. — Кресло прикрой, пожалуйста, — попросил его Кагами, пока прогружалась система и шло подключение к интернету. Кисе с видом заботливого друга, сунул между Кагами и спинкой кресла большую подушку, скрывая ручки, сверху накрыл пледом, чтобы уж совсем не видно было. Погасил верхний свет, оставив только свет экрана и яркую гирлянду. И культурно удалился на кухню. Даже дверь прикрыл. Мидорима заканчивал с последними приготовлениями. Кисе жестом приложил палец к губам, призывая к тишине. Тот тоже прекратил возню и сел рядом. В комнате прошел звук соединения и, наконец, на звонок ответили. — Привет, — преувеличено весело сказал Кагами, — с наступающим Новым годом! Ответа собеседника не было слышно, но Кисе чему-то заулыбался и достал из пакета мандарин. Стал чистить, явно вслушиваясь в тишину за стеной. — Травму я получил, не мог тебе позвонить, — виноватый голос Кагами за стеной, — Да хреново дело! — через промежуток тишины получилось как-то зло. Мидорима поймал себя на ощущении любопытства с легким налетом стыда. Нехорошо ведь, подслушивать. Кисе рядом даже очищать мандарин прекратил, тоже слушая через стену. — Я вообще позвонил тебя поздравить, а не нотации выслушивать, — недовольный голос Кагами. — И я, вообще-то рад тебя видеть. За стеной воцарилась тишина. Кисе жевал мандарин, улыбаясь так, будто это он там выслушивает беспокойные нотации товарища. — Надо было приготовить саке со специями. Кагами-куну точно не помешало бы немного здоровья в новом году, — хитро прошептал он и снова прислушался к разговору за стеной. — Не желай мне ничего! — Кагами будто подслушал его тихий шепот, но на самом деле отвечал Куроко. — Каждый год мне желают счастья, любви, успехов и прочего дерьма. Только все наоборот идет, будто мне не желают, а проклинают! — он явно обвинял собеседника на той стороне. — Я уже достиг всего чего хотел и знаешь какова цена? Вот, погляди! В комнате произошла какая-то возня. Было слышно как колеса кресла прокатились по полу. Снова стало тихо. — Ты там только не говори никому, — попросил он и тут же сердито с чувством добавил. — Вот блять! Вот тебя, Аомине, мне только и не хватало! Скажешь кому, башку откручу! Кисе буквально подорвался с места. — О, я тоже пойду поздороваюсь! Мидорима едва успел ухватить его за локоть. — Дай ты им поговорить! — прошептал он, насильно усаживая парня на место и вручая ему мандарин. Чтобы не дергался. Кисе мандарин взял и снова затих. — Да ничего не обещают, — снова выговаривал Кагами. — Закончился мой баскетбол. Насовсем. Чем вы мне поможете? Ничем. Не говорите никому только. Не хочу чтобы все знали. Кисе задумчиво чистил мандарин, протягивал дольки своему парню. И кажется даже прекратил прислушиваться. Мидорима прекратил подслушивать. Занялся последними приготовлениями. Ведь до нового года оставалось совсем немного. Наконец из комнаты раздался громкий звук оконченного вызова и Кагами, стараясь не зацепить в повороте косяк въехал на кухню. — Поговорили? — спросил Кисе, будто он даже и не подслушивал. Ну вот ни разу. Кагами кивнул явно повеселее. Мидорима подкатил его поближе к столу. Кисе разобрался, где у его кресла тормоз. Они успели проводить старый год гречневой лапшой, попробовать суп и рисовые лепешки. Втроем, как-то совсем мирно и тепло. Кагами порой чувствовал себя неловко, будто действительно напросился в чужую семью. Мидорима старательно этого не замечал из чувства такта, а Кисе из-за раздолбайства вечного, веселого, дурного. Ничего алкогольного на столе не было, только несколько видов сока, но Рете своей дури хватало. Он подкладывал в тарелку Кагами куски, даже если его об этом не просили; хулигански хватал Мидориму за коленку под столом, не слушая предостережений вести себя прилично; взорвал над столом хлопушку так, что мелкие бумажные конфетти засыпали всю еду. Неудобно ему стало всего один раз, когда Кагами, раскусив лепешку, поморщился, достал изо рта пуговицу и аккуратно положил ее на край тарелки. Бросил на хозяев быстрый взгляд и сделал вид, что ничего не произошло. Мидорима покраснел, не зная как оправдываться, а Кисе заржал так, что дребезжали оконные стекла. — Ладно тебе, Мидорима-чи, — увещевал своего парня, который готов был провалиться сквозь землю, отсмеявшийся Кисе, — Кагами-чи ведь в Америке жил. Там ведь у них это нормально. — Парни, все в порядке, — Кагами и сам был смущен. — Всякое бывает. Кисе достал откуда-то из-за двери еще одну хлопушку. Опять взорвал над столом. Мусора в еде прибавилось. С первым ударом колокола, оповещающего, что настал новый год, раздался стук в дверь. На пороге стоял Куроко. За ним будто телохранитель возвышался Аомине. — С Новым годом! — поздоровался Аомине протягивая красивый с ленточкой пакет с мандаринами. — Кагами-кун ведь у вас? — спросил Куроко чисто для проформы и без спроса вошел. Ответ ему был не нужен. — Куроко-чи, Аомине-чи, с Новым годом! — взвизгнул Кисе и полез обнимать обоих. Куроко мастерски ушел от объятий, остановился напротив Кагами, прямо и открыто смотря ему в глаза. — Как вы узнали, что он здесь? — спросил Мидорима. — Ну так звонок был с аккаунта Реты, — Аомине пожал плечами. — Тецу все заладил: «пошли к ним», и все тут. Пришлось идти, даже пожрать не дали. Он не стесняясь прошел на кухню, прямо руками подцепил рисовый шарик красиво украшенный креветкой и затолкал в рот. — К ним? — с опаской уточнил Мидорима. Куроко медленно повернулся и посмотрел на него. — То, что вы с Кисе-куном встречаетесь, мог не заметить только слепой или тупой, — спокойно сообщил он, вернувшись к разглядыванию Кагами. Мидориме в который раз за вечер захотелось провалиться сквозь землю. — Ну что вы встали! — счастливый до безобразия Кисе едва не подпрыгивал. — Давайте, садитесь к нам! Куроко будто бы отмер. Несколькими шагами пересек кухню и обнял Кагами, утыкаясь лбом в плечо. Сторонние наблюдатели видели сколько искреннего заботы, участия, горя и счастья было в этом невинном движении. В объятии Кагами чувств было ничуть не меньше. Новогодний колокол не утихал, прогоняя все сто восемь напастей. Когда наконец все расселись. Поесть им не дали. Снова стук в дверь. — С Новым годом, — Мурасакибара в шапке Санты протягивал огромный пакет с едой. — По гостям с утра ходят, — проворчал Мидорима, принимая подарок и расставляя еду на столе. — Я же просил, — простонал Кагами, зло глядя на Кисе. Тот замахал руками изо всех сил показывая, что он тут не при делах. — Это я ему позвонил, — признался Аомине. — А че? Новый год вместе встречать будем. Мурасакибара остановился напротив Кагами. — Привет, — ровно поздоровался он. — Давно не виделись. Как там Америка? — Стоит на месте, — отозвался Кагами. — Угу, — согласился Мурасакибара, садясь к столу. Он накладывал себе в тарелку ничуть не заботясь об конфетти в еде и явно не намеревался его вылавливать. Горка получилась довольно внушительная. Его принесенная еда один в один повторяла блюда на столе. Украшения разные, а все то же самое. За столом было тесно, но шумно. Кисе не замолкал ни на секунду, бесконечно поедая мандарины, Аомине притащил хлопушку и взорвал ее над столом, а что, тут и так мусора полно — еще чуть-чуть не помешает. Кагами высказался по поводу несъедобных бумажек. Куроко поддержал. Мидорима ворчал, что тут слишком душно и дышать нечем и вообще, не могли что ли утра дождаться и наносить визиты как все нормальные люди утром. Будто заразившись всеобщим весельем бешено моргала разноцветными лампочками гирлянда. За окном из уличных колонок и усилителей гремел новогодний колокол. Истекал первый час нового года. Когда в дверь снова постучались, никто ни разу не удивился. На пороге стоял прилично причесанный в традиционном темном кимоно сам Акаши. — С Новым годом! — громко в один голос поприветствовали сидящие за столом члены его команды. — Наш личный Хотейшо-сама явился! — пошутил Аомине. Акаши на него внимания не обратил. — От вас нет покоя ни на один день, — сообщил он, и ни к кому конкретно не обращаясь. — Ну давай, рассказывай, — уставился он на Кагами. Все притихли. Кисе тихонько, снял стопор с инвалидного кресла и почесал покрасневшую щеку. — Да нечего тут рассказывать, — Кагами отвернулся. — Спину я сломал на тренировке. Вернее, одна тварь мне в этом помогла. Говорят, лечить там нечего, ходить я не смогу. Отец здесь продолжает работать, мне пришлось вернуться. Я вообще не хотел, чтобы вы знали! — Кагами сверкал глазами, будто кто-то разболтал его грязную тайну. — А Алекс почему не с тобой? — Куроко сочувственно погладил его по плечу. — Она тоже не знает, — Кагами кинул на него быстрый взгляд. — Когда была травма? — спросил Акаши, беря со стола один из маринованных корней лотоса. — Пять месяцев почти, — Кагами уставился на капитана с непередаваемой смесью опаски и надежды во взгляде. Акаши едва заметно покачал головой. — Может наши врачи посмотрят? — спросил у него Мидорима. — Поздно, — ответил Акаши, кровожадно хрустя маринованным овощем. — Акаши-чи, ты тоже голодный? — Кисе подорвался с места, доставая тарелку. — Садись к нам. Акаши тарелку не взял, садиться не стал, только прислонился к подоконнику, смотря на шумную компанию. — Кагами, да ты не парься, все это херня, — Аомине махнул палочками, едва не задев Куроко по лицу. — Мы тут тебя живо на ноги поставим. — Точно, Кагами-чи, не кисни! — Кисе энергично чесал ладонь о край стола. — Кагами-кун, мы с тобой. — Угу, — Мурасакибара ел вареную рыбу с овощами и разноцветными бумажками. Тайга едва успевал крутить головой и кивать на слова поддержки. За окном под звук колокола рвались разноцветные петарды, яркими вспышками раскрашивая ночное небо. — А у меня тоже салют есть! — вспомнил Кисе. — Специально купил, как знал, что все соберемся. — На улицу! — непререкаемо заявил Мидорима. И так придется весь год выгребать из углов мусор в виде новогодних конфетти из хлопушек. — Пошли, — Аомине затолкал последний кусок в рот и встал. По пути зацепил Кагами и стал толкать его к выходу. — Слышь, дай прокатиться, я всю жизнь мечтал. — Аомине, рот закрой, — с явной угрозой предупредил его Акаши. — Болтун, — прокомментировал Мидорима. Куроко потащился за ними к дверям. Кисе расталкивал мандарины по карманам, держа в большую коробку с салютом, и одновременно пытался почесать щеку. Мурасакибара совсем забыл, что у него тоже есть карманы и складывал еду прямо в рот. Акаши, дожидаясь пока все обуются и можно будет пройти к выходу, наблюдал со стороны и жевал рисовую лепешку. На миг перестал жевать, взял салфетку, вытер рот. Шумная компания наконец высыпала за дверь. Аомине вместе Мурасакибарой стаскивали кресло с Кагами по лестнице. Кагами матерился. Кисе жаловался, что он в одиночку ее сюда запер. Куроко просил быть осторожнее. Акаши притормозил в дверях и молча вручил закрывающему на ключ дверь Мидориме пуговицу, многозначительно смотря в глаза. И отвернулся, доставая телефон. Пока все спускались, он немного отстал разговаривая. У подъезда стоял черный лимузин. — Нихера себе! — высказал Аомине общее мнение. — Акаши, твой что ли? Акаши как раз выходил из дверей, разговаривая по телефону. Водитель лимузина, вышел, открывая хозяину дверь. — …. и вы полагаете, что я не знаю о празднике? Вы мне нужны всего на час…. Я полагаю, что вам больше не нужно финансирование…. Договорились, через пол часа в Центре, — Акаши проигнорировал водителя и открытую дверь. — Аомине, Кисе и Мурасакибара грузите его, — он указал на Кагами. Сначала никто не двигался, а потом будто бы дошло. Мурасакибара практически в одиночку затолкал ничего не понимающего Кагами в раскрытую дверь машины вместе с креслом. — Акаши-кун, куда вы? — Куроко беспокойно тронул капитана за локоть. — Куда? — будто сам сомневаясь, капитан посмотрел на него. — Как куда? Лечиться. Акаши уселся на сиденье. Водитель бесшумно закрыл дверь, обошел машину и сел на свое место. Лимузин медленно двинулся по дороге. Слегка поредевшая компания снова взялась за веселье. Мурасакибара искал подходящее место для салюта. Аомине искал спички. Кисе с подозрительно пунцовыми щеками пытался обнять уворачивающегося Куроко, уговаривая его не беспокоиться. Мидорима вернулся домой за зажигалкой. Наконец их яркий разноцветный салют разорвал праздничную затишку. В темное небо с визгом взлетали петарды и расцветали огромными мерцающими бутонами. Мурасакибара смотрел на них с интересом. Аомине считал количество взрывов. Куроко не смотрел на салют, только с надеждой косился в сторону, куда уехал лимузин. Кисе неосознанно расчесывал побагровевшие ладони. Мидорима пытался вспомнить, есть ли у них хоть какая-нибудь таблетка от аллергии. Колокол отсчитывал последние удары, унося последние беды. Наступал новый год.