Дети Охотницы

Часы пошли по второму кругу. Тик-так, тик-так. Пурга всё пуще. Та не цепляется за кожу, не въедается в глаза. Целиком жрёт человека, даже костями не давится. Надеюсь, что дедушка дал ей отпор. Я уселся на шкуру козлика. Разложил вокруг себя игрушки. Поднимал их, вертел, игрался, но ушами сидел близь двери. Прислушивался и искал в вое вьюги скрип валенок, или ругань со скрипом ворот. Снег мешался, стучал в окно. Тук - тук, тук - тук, зима тарабанила по стеклу и просилась внутрь, поближе к огню в печи, чтобы потушить и меня сугробом покрыть. Я нахмурил брови. Хотел подойти, отругать вьюгу:"Не мешай, я тут деда жду!". Но морщинки мои на носу распрямились, а рот отвис, когда из-за окна посмотрел зайчик. Деревянная игрушка. - Может деда проверяет меня? - спросил я у топора, стопки дров и ремня на гвоздике. Не могут же старческие пугалки ожить? И снова зима по окну ударила. Из сугроба руку подняла: жилистую, с мозолями, ногтями длинными, красными капельками на пальчиках , - и постучалась. Я шкуру с пола схватил. Обернул её вокруг плеч . К скамье подбежал. Сжал две ладошки на ручке топора. Ноги растопырил. Поднял его. Держу. Прижал к груди. Кто-то валенками заскрипел. Тяжело, медленно, снежинки к земле придавливая. Дедушка мой, старик проклятый! Я прижался ухом к двери. Хрусть... Хрусть... И вот из под щели двери вижу тень от ног. - Деда? - Спросил я. - Дедушка, это ты? Шу-у-у-ух! Вот мой ответ от вьюги. Та перекрикивала хрип от самокруток и ругань охотничью. Опустился я ниже. К щелям, где ветер холодный дует. Топор сжал. Прислушался... Из-за двери баба говорила. Нет, мычала. Песню какую-то напевала:" Ла-ла, ла-ла, ла-ла-ла!". Колыбель то была.