***
«Дом − это просто ещё одно слово для тебя». − Билли Джоэл***
− Твоя бедная мама! − миссис Хадсон выглядит шокированной. − Ты не поедешь домой на Рождество? Как ты можешь даже думать о том, чтобы разочаровать её? Она достаёт из духовки порцию пирожков с начинкой и выкладывает их на решётку. Когда Шерлок автоматически тянется за одним, она отталкивает его руку. − Очень горячие, − говорит она. − Конечно, ты поедешь домой на праздники. Он качает головой, чувствуя себя мрачно. − Мне нужно работать. Вы были так добры, что позволили мне перевезти кое-какие вещи, но у меня ещё нет платы за первый месяц аренды, не говоря уже о залоге. − У тебя ведь есть дело − то, с телами в странных местах? Как ты это назвал − серийные самоубийства. Это то, над чем ты работаешь? − Нет, Лестрейд по-прежнему не хочет говорить со мной об этом. Я имею в виду, что мне нужно найти какую-нибудь работу на праздники, чтобы я мог заплатить вам, миссис Хадсон. Вы были добры, и я не собираюсь этим пользоваться. Во многом это правда. Чего он не говорит, так это того, что Рождество с его семьёй будет невыносимым. Так всегда бывает, и в этом году будет ещё хуже. Он предпочёл бы спать на полу заброшенного здания, чем пытаться вернуться в идиллическое детство, которого никогда не существовало. − Это хорошая квартира, хорошее расположение. − Она подмигивает. − И очень снисходительная хозяйка. Ты мог бы найти соседа по квартире. Или попросить у своего брата взаймы. − Он не считает, что я подвергаю себя хорошему риску. − Ты его брат, а не инвестиция. − Он не так это видит, − отвечает Шерлок. − И кто бы захотел жить со мной? − Ты прекрасный человек, Шерлок. Может быть, не самый опрятный. И химикаты... нам придётся поговорить об этом. Я не позволю тебе взорвать моё здание. − Ничего, если я останусь здесь на праздники? Срок моей аренды на Монтегю-стрит истёк. Она фыркает и упирает руки в бока. − Я уезжаю к сестре сегодня вечером. − Я обещаю, что не буду приглашать бездомных ночевать в вашей квартире, или устраивать химические взрывы, или простреливать стены, или... − Дело не в этом, дорогой. На Рождество дом должен быть полон людей. Люди не должны быть одни сегодня вечером. Вот почему я иду к своей сестре. И именно поэтому ты пойдёшь и купишь своей маме какой-нибудь милый знак твоей привязанности на те небольшие деньги, что у тебя есть в кармане, сядешь на этот поезд и отправишься домой! Это не дом, думает он. Возможно, когда-то он чувствовал себя здесь как дома, когда был ребёнком, едва способным заснуть в ночь перед Рождеством. Даже в пять лет он знал, что Санта-Клауса не существует, но его мать убедила его, что существует таинственное нечто, называемое Духом Рождества, которое приносит подарки и наполняет ими носки хороших маленьких мальчиков и девочек. Однажды он попытался сесть и мельком увидеть Духа, но заснул. Дух всё равно был невидим, но он ожидал увидеть пакеты с лентами, парящие в воздухе и находящие своё место под деревом. К следующему Рождеству Майкрофт объяснил ему это. «Нет никакого невидимого Духа, который доставляет подарки. Это просто мама и папа». Майкрофт всегда был таким, разрушал маленькие фантазии, которые он себе представлял. «Тебе лучше привыкнуть к этой идее», − говорил Майкрофт. − «Волшебства не существует. Взрослые просто рассказывают подобные истории, чтобы ты вёл себя прилично, когда они не будут рядом и не увидят, что ты задумал». Миссис Хадсон вытирает посуду, убирает её в шкаф. − Я вернусь двадцать седьмого; тогда ты можешь въехать. И я не буду брать плату за январь. Это мой рождественский подарок. А теперь ступай! В кармане у него достаточно на проезд на метро и ещё немного. Маме больше не нужны ни шарфы, ни ожерелья, ни кулинарные книги, но он может найти что-нибудь приемлемое, если поищет. Он презирает метро. Там полно дурно пахнущих людей, которые недостаточно интересны даже для того, чтобы делать выводы. О кэбе, впрочем, пока не может быть и речи. Его банковский счёт пуст, а бумажник полон паутины (как сказал бы Катулл). Отсюда вывод: метро. Иметь брата, возможно, и хорошо; к сожалению, у Шерлока такой брат, который считает, что ему нужно начать проявлять некоторую ответственность. Ответственность − это, конечно, всё, что связано с деньгами, и просьба о ссуде всегда заслуживает лекции. «Нет», − ответил Майкрофт, когда он спросил. «Ты знаешь, что делать, так что просто делай это! Закончи учебу, сделай карьеру, стань взрослым. Или, по крайней мере, найди работу, за которую платят − и фиксированную сумму». Монтегю-стрит вряд ли можно назвать модным адресом. В течение года он управлялся, пока домовладелец не повысил арендную плату и не потребовал дополнительного залога. Взрыв был несчастным случаем, утверждает он, и на самом деле не причинил большого ущерба. На самом деле пострадали только шторы. Он предложил заплатить за них, но домовладелец был просто придурком. В любом случае квартира была слишком маленькой, чтобы консультирующий детектив мог встречаться с потенциальными клиентами. Когда-то у него было два стула, но один из них сломался, и его клиент упал на пол. Он раскрыл это дело бесплатно, просто чтобы избежать судебного иска за визит к хиропрактику, на необходимости которого настаивал клиент. Сегодня он совершил прыжок веры, перевёз свои жалкие пожитки в квартиру на Бейкер-стрит. Это идеально: достаточно места для его экспериментов (с учётом взрывов), всех его книг и заметок и здесь больше стульев, на котором могут сидеть потенциальные клиенты. Более того, здесь он чувствует себя почти как дома. Он стоит на платформе в ожидании поезда, вдыхая маслянистый металлический запах метро. Он клянётся, что скоро у него будет достаточно денег на вещи получше. Его детективный бизнес пойдёт в гору, и появятся дополнительные деньги, которых хватит на сшитый на заказ костюм, хорошую обувь и кэб. Когда это произойдёт, он больше никогда не сядет в метро. Сегодня двадцать четвёртое, его первая годовщина трезвости. «Будь взрослым», говорил Майкрофт. Он старается, действительно старается, но иногда пропасть так близко, и перешагнуть через неё было бы так легко... Есть причины, по которым он не может этого сделать; он знает, что лежит в основе. Вместо этого он проведёт следующие два дня в доме своих родителей в Кенте. Может быть, он сможет поговорить с ними так, чтобы Майкрофт не подслушивал. Он уже много лет ни о чем их не просил, только потому, что у него всё ещё есть кармический долг, который нужно погасить за свою прежнюю жизнь, за те годы, когда он разочаровывал их, жил на улице, принимал наркотики. Но прошёл уже год, и со временем его детективный бизнес принесёт немного денег. Нет, ещё слишком рано спрашивать. Он найдёт какую-нибудь работу, и к концу января... − Мне больше некого попросить! Его внимание привлекает говоривший, невысокий светловолосый мужчина, кричащий в трубку телефона-автомата. Шерлок даже не знал, что телефоны-автоматы всё ещё существуют. Мужчина одет в военную форму. У его ног лежит спортивная сумка. − Гарри, пожалуйста! Я обещаю заплатить тебе, когда придёт мой чек. Гарри, очевидно, вешает трубку. Солдат швыряет трубку на рычаг и выходит из себя. Шерлок замечает, что тот ранен, держит трость в одной руке и пытается взвалить свою сумку на правое плечо. Морщась, он просовывает руку в лямку. Его левая рука на перевязи, очевидно бесполезная. Явно испытывая боль, он, прихрамывая, отходит от телефона. Поезд прибывает. Шерлок приготовился встать; в этот час места редко бывают свободными. Он наблюдает, как солдат проходит через двери и направляется к сиденью. Как раз в тот момент, когда он опускает свою сумку, на сиденье скользит женщина, закидывает ногу на ногу и открывает книгу. Она не пожилая. Может быть, лет под двадцать, чуть за тридцать. Солдат снова морщится и отодвигает свою сумку в сторону. Он стоит, прижав сумку к ногам, здоровой рукой держась за поручень. Шерлок занимает позицию, откуда может наблюдать за ним. Поезд, покачиваясь, отъезжает от станции. Стоять в движущемся транспортном средстве − целое искусство. Колени расслаблены, ступни твёрдо поставлены, вы подпрыгиваете и раскачиваетесь в такт движению поезда, крепко держитесь за ремень или поручень, готовитесь к рывку, когда дело дойдёт до остановки. Не сложно, когда нужно держаться прямо самому. Для человека с одной рукой и тяжёлой сумкой это, очевидно, вызов. Каждый раз, когда поезд проходит поворот, мужчина крепче хватается за поручень, пытаясь сохранить равновесие. Гримаса боли пересекает его черты, но он демонстративно избегает смотреть на женщину, которая заняла его место. Шерлок думает, что это очень неосмотрительно − занимать место, которое должно принадлежать раненому солдату. Хотя он сам часто бывает груб, он никогда бы не поступил так эгоистично. Он направляет свою энергию гнева на женщину, которая не замечает боли, которую причиняет. Она перелистывает страницы своего романа, скорей всего любовного. Он делает вывод, что она только что устроилась на работу в офис; её тёмно-серая юбка и жакет очень новые, но дешёвые. Её блузка цвета слоновой кости скромно застёгнута доверху, воротник завязан пышным бантом. Она одевается, чтобы отделить себя от своей старой работы официантки, и ещё не усвоила неписаный дресс-код в офисе, где она сейчас работает. Она называет себя личным ассистентом, хотя её работа состоит в основном из набора текста. Её парень звонит ей на работу, а она не отвечает. Она подумывает о том, чтобы порвать с ним, потому что он бармен, недостаточно многообещающий. Скучный. Эта оценка занимает около десяти секунд. Он снова переключает своё внимание на солдата. Его стрижка и загорелые линии на запястьях говорят Шерлоку, что он провёл в больнице несколько недель; повязка говорит о том, что он всё ещё проходит физиотерапевтические процедуры по поводу травмы плеча. Шерлок находит раны очаровательными. Обычно он осматривает рану, которая привела к чьей-то смерти, анализируя, где пуля или нож вошли и вышли. Боевые ранения отличаются от тех, которые Шерлок обычно осматривает. Существует гораздо больший риск заражения, и он подозревает, что именно поэтому этот солдат так сильно потерял подвижность в левой руке, почему он всё ещё носит повязку. Им пришлось удалить мышечную ткань, чтобы спасти его жизнь во второй раз. Его шрам, без сомнения, ужасен. Нога − это что-то другое. Не пуля. Перелом? Нет − сейчас он сосредоточен на плече и равномерно распределил вес на обе ноги. Он забыл о своей ноге. Трость свисает с его здорового локтя, почти забытая. Психосоматическая боль. Он улыбается про себя. Интересно. Уже заметив медицинские знаки различия на униформе мужчины, он размышляет. Врач, серьёзно ранен в полевых условиях. Его не было в полевом госпитале, когда это произошло, как можно было ожидать. Он производил сортировку в хаосе поля боя, пытаясь определить, у кого из павших были наилучшие шансы выжить, а кого следует оставить позади. Он человек, который наслаждается опасностью, азартной игрой на поле боя. И сейчас он борется, пытаясь понять, какой будет его жизнь. Из-за травмы плеча он не может делать операции. Его отправили домой по инвалидности, без шансов вернуться в строй. Физиотерапия показала ему, насколько он повреждён. Он просыпается ночью, всё ещё находясь в гуще боя. Он видел много ранений, много насильственных смертей. Этого хватит на всю жизнь. Его тёмно-синие глаза открыты, но расфокусированы, дыхание прерывистое. Трость соскользнула с его руки, приземлившись в проходе, а он даже не заметил. Никто другой этого тоже не замечает. Существует негласное правило о зрительном контакте в общественном транспорте. Если вы смотрите на кого-то слишком долго, это грубо, даже агрессивно. От вас ожидают, что вы что-то скажете или, по крайней мере, кивнёте, если на вас посмотрят в ответ. Все смотрят прямо перед собой, сосредоточенные на чём угодно, только не на другом человеке. Сейчас час пик, и поезд битком набит. Возможно, именно это его и провоцирует. Он где-то в другом месте, окружённый запахами и звуками битвы. Он паникует и на горьком опыте убедился, что паника − это не то, что солдат может себе позволить. Но он вымотан поездкой, ему больно, и сдержанность покидает его. − Извините, − говорит Шерлок, пробираясь между пассажирами. Шерлок хватается за поручень над тем местом, где всё ещё держится солдат, рука того дрожит, лицо блестит от пота, когда он напрягается, чтобы удержаться в вертикальном положении. Когда следующий поворот выводит солдата из равновесия, он теряет хватку и падает на Шерлока, который обнимает его. Мгновение они кружатся в неловком танце, а затем поезд снова едет прямо. − Извините, − бормочет солдат. − Всё в порядке, − тихо говорит Шерлок и не убирает руку. − Просто держитесь за меня. На мгновение солдат застывает, явно испытывая дискомфорт, но затем его усталость, кажется, берёт верх. Он хватается за Белстафф и наваливается на Шерлока. − Какая остановка ваша? − Э-м-м... Не уверен. Парк. − Его дыхание замедлилось, он выпрямился. − Я могу вам помочь. − В этом нет необходимости. Поезд подъезжает к Рассел-сквер. Солдат отпускает его и оглядывается. Снова закидывая сумку на плечо, он выходит через дверь на платформу. Шерлок стоит прямо за ним. Мужчина колеблется, очевидно, неуверенный в том, куда он направляется. Но он ни у кого не спрашивает дорогу. Он просто стоит, как скала, посреди потока спешащих мимо пассажиров, ничего не замечая. Шерлок ждёт, чтобы увидеть, что он решит. Наконец, когда толпа начинает редеть, он начинает двигаться, направляясь к лестнице. Шерлок держится позади него, следуя за ним. Он не уверен почему; незнакомцы и их проблемы исчезают в Лондоне каждый день, и он может только догадываться, чем заканчиваются их истории. Но этот человек его интересует. Он сочувствует этому раненому солдату. Гарри (вероятно, брат) повесил трубку; теперь он подумал о ком-то другом, знакомом, который позволит ему переночевать сегодня на диване. Завтра он позвонит насчёт своего чека и найдёт дешевый отель. Нет, завтра Рождество. Всё закрыто. Он следует за солдатом в парк. Пешеходное движение редеет, люди направляются домой к своим семьям. Ужины, выпивка, смех, музыка, подарки. Шерлоку всё это не очень нравится, но он помнит слова миссис Хадсон: «Людям не должны быть одинокими сегодня вечером». Он планировал побыть один, а теперь ему следовало бы сесть на другой поезд, направляясь к дому своих родителей. Мужчина садится на скамейку. Он прижимает сумку к груди, опустив голову, и его трясёт. Нет, он плачет. Шерлок приближается. − Извините меня. Мужчина вздрагивает, трёт рукой глаза и начинает вставать. − Нет, не вставайте, − говорит ему Шерлок. − Мне интересно. Мужчина поднимает голову, глаза покраснели. − Что? − Вам не следует оставаться одному сегодня вечером, − говорит он мужчине. − Я тоже один, и я подумал, что, если вы не против этой идеи, вы могли бы присоединиться ко мне и поужинать со мной. − Ужин? − Вон там открыто кафе, и если мы поторопимся, то успеем купить несколько бутербродов и чай до того, как они закроются. И это тёплое местечко. − О, нет, я не могу. − Мужчина моргает, закусывает губу. − Я в порядке, правда. Вы очень добры, что предлагаете. Шерлок смеётся. Никто никогда не использовал слово «добрый», чтобы описать его. − На самом деле, я просто эгоист. Я как бы переезжаю сейчас с квартиры на квартиру, и это чувство одиночества, когда у меня нет настоящего дома, куда можно пойти. Глаза мужчины расширяются. − Вы бездомный? Он улыбается. − Я предпочитаю думать о себе как о человеке, находящемся в стеснённых обстоятельствах. Звучит более благородно. У меня ещё осталось несколько пенни, и я надеялся, что вы могли бы присоединиться ко мне и потратить их. − Что ж, если вы не возражаете... − Я нет. Рождественские поздравления и всё такое. Кафе закрывается не раньше десяти, так что время есть. Шерлок покупает сэндвичи и чай, а когда они заканчиваются, он покупает ещё чаю и пару кусочков торта. Он рассказывает Джону (так его зовут) о своём бизнесе консультирующего детектива, о своём невыносимом брате и о прекрасной квартире, на которую он рассчитывает. Джон успокаивается. − Я сам немного подавлен, − признаётся он. − Кроме Гарри, у меня нет ни родных, ни других близняшек. − Вы поссорились с Гарри. Он сделал что-то, что вы считаете предосудительным. Вы высказали ему своё мнение по этому поводу, и он сказал вам отвалить. Произошла путаница с деньгами, причитающимися вам из вашей пенсии. Пока это не уладится, вам негде остановиться. Он вздыхает. − Да, мы с Гарри никогда не ладили. Как вы узнали обо всём этом? − Я слышал, как вы разговаривали по телефону перед тем, как сесть в поезд. Джон усмехается. − Х-м-м... Я подумал, что, возможно, консультирующий детектив мог бы сделать подобные выводы по моим шнуркам на ботинках или по тому, как я завариваю чай. − О, я могу, − отвечает Шерлок, улыбаясь. − Определённо, всё дело было в ваших шнурках. − Не совсем. Джон улыбается. У него самые красивые глаза, думает Шерлок. Как в калейдоскопе, сменяющие друг друга синий, зелёный, янтарный цвета. − В чём я ошибся? − Гарри − сокращение от Гарриет. Она разводится со своей женой, и я сказал ей, что она ведёт себя как идиотка и должна попытаться помириться с ней. − Сестра. − Он качает головой. − Всегда что-то есть. И вы врач, − добавляет он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Джона. Джон хмурится, а затем говорит: − О, точно. Вы видел эмблему на моей сумке. − Вы были хирургом. Но пуля, попавшая вам в плечо, привела к повреждению нерва в левой руке. − Я надеюсь... − Джон вздыхает. − У меня не так много шансов, что я снова буду делать операции. Может быть, поработаю терапевтом, как только закончу физиотерапию. − Он улыбается. − Вы потрясающий. Я полагаю, вы бы сказали, что это просто хорошее наблюдение, но я никогда не встречал никого, кто мог бы видеть то, что видите вы. Это фантастика. − Может быть, вы сможете стать моим пиарщиком, − говорит Шерлок. − Я продолжаю говорить людям, какой я удивительный и фантастический, но они мне не верят. Джон уставился на свои руки. Шерлок видит, что ему не нравится быть чем-то обязанным людям; он целитель, который не может исцелить себя сам, и он слишком горд, чтобы просить о помощи. − Ещё торта? − Послушайте, Шерлок. У меня буквально нет денег. Я бы хотел вернуть вам долг, но я даже не знаю, где буду спать сегодня вечером. Полагаю, есть приюты, но они, скорее всего, уже заполнены, потому что сегодня ночью должен пойти снег. Если вы в таком же состоянии... − Мне действительно есть куда пойти, − говорит он. − Я просто не хочу туда ехать. Мои родители живут в Кенте, и я должен быть там сегодня вечером, провести с ними праздники. − Почему вы не хотите туда поехать? − Мои отношения с семьей... напряжённые. Боюсь, отчасти это моя собственная вина. Я не тот сын, которого они ожидали. В то время как мой брат превзошёл их ожидания, последние несколько лет я был для них огромным разочарованием. В прошлом они давали мне деньги, и я их тратил... ну, вы, наверное, понимаете, как. Прошлое Рождество было катастрофой. Мой брат нашёл меня в ночлежке с передозировкой кокаина и героина. С тех пор я лечился от наркотиков. Мой брат заплатил за это. Я не собираюсь снова впадать в зависимость, и мне не нужны подачки от моей семьи. Но последние месяцы были тяжёлыми. Вместо того, чтобы выглядеть испуганным, Джон сочувственно кивает. − Мои родители умерли. Они оба алкоголики. Моя сестра тоже склоняется к этому. И я думаю, что на какое-то время я был довольно близок к этому. Но, знаете, я бы всё отдал, чтобы они снова были здесь. Даже чтобы пережить один из наших паршивых детских праздников, когда жаркое подгорало, а мои родители окончательно злились и ссорились. Вы можете чувствовать, что разочаровываете меня, но я уверен, что ваша семья любит вас. Иногда люди просто не знают, как любить наркомана. Работники кафе убирают со столов. Шерлок замечает, что они последние посетители, и с удивлением понимает, что они разговаривают уже несколько часов. Джон бросает на него извиняющийся взгляд. − Ну, мне лучше... − Пойдёмте со мной, − говорит он. − Поехали домой на Рождество. Со мной. − А ваши родители... − Они будут рады. Джон колеблется, глядя Шерлоку в глаза, а затем улыбается. − Хорошо. Они как раз успевают на последний поезд; когда они прибывают, уже почти полночь. Шерлок тратит последние монеты на кэб от вокзала. Он думает о том, какими будут следующие два дня. Его родители будут благодарны, что он привёл гостя, в восторге от того, что у него есть друг. Им будет неловко, возможно, они достанут детские фотографии Шерлока, чтобы Джон их увидел. Они могут быть не хуже, чем чьи-либо другие родители, но это о многом не говорит. Наступает возраст, когда родители не могут до конца понять, как быть родителями для своих взрослых детей. Даже такие умные люди, как Вайолет и Билл Холмсы, похоже, утратили способность перестать делать идиотские замечания о своих сыновьях и пытаться воссоздать события двадцатилетней давности. Ко второму дню Джону надоест играть в пачиси с отцом Шерлока, слушать болтовню матери о его бывших одноклассниках и о том, чем они занимаются, сколько из них женаты, имеют детей и работу; и смотреть повторы «Эркюля Пуаро» и «Мисс Марпл». Его мать неплохо готовит, особенно в том, что касается вкусностей, которые она готовит на праздники, но она из тех женщин, которые считают, что кормить сыновей − это её работа, даже Майкрофта, который никогда не встречал торта, который бы ему не нравился, и должен следить за своим весом. Прогулка по кухне означает, что она начнёт перечислять всё, что приготовила для них, уговаривая их поесть. То, что они не съедят, будет упаковано в пластиковые коробки и отправлено с ними обратно в Лондон. Если Майкрофт не съест всё, этого может хватить на несколько дней. Есть и другие занятия, которые они могут сделать. Возможно, он отведёт Джона в замок или Военно-морской музей. Там также есть исторические верфи. Или они могут просто прогуляться. Джон ещё не заметил, что его трость пропала. Он оставил её в парке, под скамейкой, где собирался провести ночь. Наконец кэб останавливается перед домом его детства, домом из красного кирпича, которому больше ста лет. Он отправил сообщение своим родителям, и они вышли ему навстречу. − Шерлок! − Его мать крепко обнимает его, целует, пока он не задыхается. − Мы не думали, что ты придёшь. Его отец рассеянно улыбается и наблюдает, как Джон выбирается из кэба. Шерлок забирает у Джона сумку и передаёт её отцу. − Это Джон, − говорит он. − Мой друг, капитан Джон Ватсон. − Ты привёл друга! − восклицает его мать. − Как мило! Добро пожаловать, Джон. Я надеюсь, вы не будете стесняться. Если вам что-нибудь понадобится, просто спросите. Есть много еды − пирожки с начинкой и лимонный пирог, если Майкрофт не съест всё это, если мы ему позволим... есть фруктовый пирог... − Мы только что поели. − Шерлок смотрит на Джона, понимая, что не должен отвечать за него. − Может быть... Джон, вы хотите чего-нибудь? Его мать смотрит, потеряв дар речи от того, что он, кажется, научился хорошим манерам. − Нет, я в порядке. Просто устал. − Вы военный, − говорит его отец. − В отпуске? Джон указывает на перевязь под курткой. − Нет, меня исключили по инвалидности. Я действительно ценю приглашение Шерлока. Надеюсь, вам не доставит особых неудобств то, что я останусь с вами. − Вовсе нет! − Его мать сияет. − Для нас большая честь, что вы проведёте Рождество с нами, Джон. − Капитан, − говорит его отец. − Где вы служили? − Афганистан. Заметив, каким усталым выглядит Джон, Шерлок забирает у отца сумку и закидывает её себе на плечо. − Я думаю, мы закончили. В какой комнате будет спать Джон? − Ну, твой брат занял комнату для гостей, − говорит его мать. − Я поселю тебя в твоей старой комнате. Там две кровати, если ты не против. − Майкрофту всегда достаётся комната для гостей, − бормочет Шерлок, пока они поднимаются по лестнице. − Мерзавец. − Старшие братья и сестры всегда чувствуют себя вправе, − говорит Джон. Его старая комната совсем не такая, какой он её помнит. Она находится в нише, и Шерлок помнит, что выбрал её, когда они только переехали сюда. Ему было пять, почти шесть лет, и ему нравилось, насколько уединённой казалась комната с окном, выходящим на лес, подступающий к дому. Когда Майкрофт съехал, мама превратила его комнату в комнату для шитья/гостей и поставила его старую кровать в комнату Шерлока. По крайней мере, она прибрала пространство, упаковала и убрала большинство его детских сувениров в шкаф. Такое чувство, что его мать, наконец, позволила ему двигаться дальше. Возможно, его родители даже немного доверяют ему, чтобы он чего-то добился сам. Он думает, что смог бы. Если его детективный бизнес не увенчается успехом, он знает нескольких человек, которых он мог бы попросить о работе на неполный рабочий день, пока у него не получится. − Это выглядит очень удобно, − говорит Джон. Его взгляд мечется между кроватями, ожидая, когда Шерлок сделает свой выбор. Он кладет вещмешок Джона на кровать возле окна. − Мы можем оставить окно приоткрытым, если вы предпочитаете, чтобы там было прохладнее. Мои родители круглый год ходят в свитерах, будто этот дом находится в Арктике. Джон хихикает. − Они милые. Они, казалось, были немного удивлены, что вы привели незваного гостя. Надеюсь, это не разрушит все их планы. − Дело не в вас, − поспешно говорит он. − Они любят принимать гостей. И единственный план − сидеть за столом, есть и засыпать перед телевизором. Это я... я никогда раньше не приводил друзей домой. Я не... − Он замолкает, не желая отпугивать Джона. Он услышит достаточно страшных историй от Майкрофта. − Не общительный? − Джон наклоняет голову, улыбаясь. − Я не возражаю. Он улыбается, задаваясь вопросом, почему он чувствует себя так комфортно рядом с Джоном, и почему у Джона нет никого, кроме незнакомца, который мог бы приютить его сегодня вечером. Он думает о квартире на Бейкер-стрит, о гостиной с двумя креслами. Он представляет огонь в камине, чай и Джона, улыбающегося ему. Нет, ещё слишком рано спрашивать. Джон получит свой чек послезавтра и, вероятно, захочет вернуться в Лондон, найти квартиру, обустроиться. Друзья вернутся из отпуска, и он встретится с ними в пабе, поднимет тост за здоровье друг друга и вспомнит хорошие времена. − Хорошо, − говорит он. − Это... хорошо. Если вы позволите им, мои родители будут нянчиться с вами и кормить до тех пор, пока вы не сможете съесть больше ни кусочка. Я постараюсь не дать им свести вас с ума. − Нет, всё в порядке. − Джон открывает сумку, достаёт пижамные штаны и чистую футболку. − Вообще-то, я, пожалуй, приму душ и лягу спать, если вы не возражаете. Он слышит, как внизу закрывается дверь, приглушённые голоса его родителей. Они, без сомнения, выясняют, что это значит − Шерлок дома с другом. − Хорошая идея. − Есть кое-что... − Джон вздыхает, выглядя смущённым. − Просто предупреждаю вас, мне снятся кошмары. Если вы услышите, как я мечусь или начинаю кричать − вы можешь произнести моё имя, но не прикасайтесь ко мне. Я надеюсь, что я этого не сделаю, но... ну, просто хотел предупредить вас. Он кивает. − Не беспокойтесь. Когда он в свою очередь принимает ванну, он возвращается в затемнённую комнату. Он слышит дыхание Джона, медленное и ровное. Джон всё ещё крепко спит, когда Шерлок просыпается. У самого Шерлока неустойчивый режим сна. Этим утром ещё нет шести, а он уже проснулся. Наступило Рождество, и он уже слышит шум внизу. Он быстро надевает джинсы и старый джемпер, которые находит в гардеробе, и спускается на кухню. Приехал Майкрофт. Он сидит с чашкой кофе, рассказывая их отцу о политике Министерства внутренних дел. То, что он считает повседневным в стиле кантри, по-видимому, включает в себя красный галстук, который, как полагает Шерлок, придаёт ему праздничный вид. Мама готовится готовить завтрак, тихо напевая себе под нос. − А, у тебя получилось. − Майкрофт окидывает его оценивающим взглядом. Сколько Шерлок себя помнит, его изучали эти серые глаза, и он решает не позволять этому вывести его из себя. Он может быть милым пару дней, ради Джона. − Майкрофт, − бормочет он. − Счастливого Рождества. Его брат дарит ему улыбку, которая может быть неискренней, но, скорее всего, просто неумелой. Он довёл до совершенства свою улыбку; над его собственной улыбкой нужно поработать. − Счастливого Рождества, брат мой. Вспоминая телефонный разговор Джона с Гарри, он думает, что Джон мог бы понять, каково это − иметь трудного родного брата. Будь то Майкрофт или Шерлок − что ж, вероятно, это они оба. Если Майкрофт знает, как вывести его из себя, Шерлок уже должен уметь отмахиваться от его колкостей. Он наливает себе чашку кофе, позволяет матери поцеловать себя в щеку. − Шерлок привёл друга, − говорит она Майкрофту. − Очень приятный молодой человек. К тому же красивый. Солдат. − Друг. − Майкрофт никогда не задает вопросов, он только делает замечания. − Как мило. − Шерлок улыбается. Никаких колкостей, не сегодня. − Да, друг. Как и было предсказано, отец Шерлока устанавливает доску пачиси и бросает вызов всем желающим. Так же предсказуемо, Джон соглашается. Майкрофт сидит, уставившись в свой ноутбук, исподтишка наблюдая за Джоном. Позже он скажет Шерлоку, что проверил его биографию и из него получится приемлемый сосед по квартире. Примерно через две недели, после того, как Джон внесёт свой первый скудный чек, он заедет за ним на чёрной машине и предложит, что им обоим будет выгодно, если Джон присмотрит за своим своенравным братом. Джон откажется. Или, может быть, Джон к тому времени уже растворится в своей новой жизни. Его сестра позвонит и извинится, старые друзья узнают, что он в Лондоне, и свяжутся с ним. Он нормальный человек. Скоро он найдёт работу и девушку, и Шерлок больше ничего о нём не услышит. У него немного сводит живот, когда он представляет это. Он бредёт на кухню, где его мать готовит гуся для духовки. Он не большой поклонник гуся, но это традиция, и Майкрофт пожаловался бы, если бы они хоть на дюйм отклонились от этой священной традиции. Странно, что для человека, презирающего сантименты, его так сильно волнуют бессмысленные семейные обычаи. Но таков Майкрофт, способный видеть мировые события до того, как они произойдут, неспособный заметить свои собственные несоответствия. Майкрофт пошёл в их мать, и Шерлок видит в ней те же противоречия. Она великолепна, но полностью игнорирует вещи, которые не соответствуют её мировоззрению. В отличие от своего брата, который соответствовал ожиданиям ещё в колыбели, Шерлок был трудным ребёнком в воспитании. Он думает, что его младенчество, должно быть, многое отняло у мамы; она всегда ищет доказательства того, что ей удалось превратить Шерлока в ответственного взрослого. Для неё лучше искать эти доказательства в нём, чем допрашивать Джона, поэтому он садится за стол, зная, что она приготовит ему чашку чая и предложит печенье, чтобы заставить его остаться и ответить на её вопросы. Поставив чашку на стол, она говорит: − Есть пирожки с начинкой. Только не набирай слишком много. Ужин будет в пять, и я жду, что ты поешь. − Она на мгновение задерживает на нём взгляд. − Ты слишком худой. − Я не умираю с голоду, мамочка. − Ты как твой отец, забываешь поесть. − Она не читает обычную лекцию о вредных привычках, и он благодарен ей за это. Наркотики были намного хуже. Она, вероятно, почувствовала запах его последней сигареты в волокнах его пальто и скажет что-нибудь об этом позже. Он отхлебывает чай и ждёт. − Где вы с Джоном познакомились? − В метро. − Он тянется за пирожком. − Я нашёл новую квартиру. − И соседа по квартире? − Она улыбается. − Я не спрашивал, если ты на это намекаешь. Мы только что познакомились. Она вытирает руки о фартук и смотрит на него долгую минуту, её обычная бурная деятельность прекращается. − Он кажется очень милым. Она могла бы напомнить ему, как он обычно отталкивает людей, прочитать ему лекцию о том, что он никогда не убирает за собой и не думает о том, чего хотят другие. Она могла бы сказать всё то, что говорила с того дня, как отправила его в Итон жить с его первым соседом по комнате. Она ничего этого не говорит. И он понимает, о чём она умалчивает: очевидно, что он делает тебя счастливым, и это всё, чего я хочу для тебя. Это прогресс. Она говорит, что будет доверять ему, может быть, наконец отступит и даст ему шанс, о котором он просил. Её разочарование всё ещё не прошло, но она признала, что он взрослый. Он кивает, улыбаясь в свой чай. − Да. Он такой и есть. День пролетает быстро. Ужин идеален, но мама придирается к мелочам − слишком много соли в этом, недостаточно в том; начинка была слишком сухой, и она совсем забыла добавить петрушку − и папа заверяет её, что всё идеально. Джон экспансивен, утверждая, что у него никогда не было такого замечательного гуся. Пудинг поджаривается, и Шерлок начинает петь: − Мы желаем вам счастливого Рождества... − Они все присоединяются, поют особенно громко, когда доходят до «Так принеси нам пудинг c фигами»... Когда со стола убирают, Джон предлагает помочь с посудой. Майкрофт шокирует всех, указывая, что он гость и у него травма, и ему ни при каких обстоятельствах не позволят помогать. Он шокирует всех ещё больше, размахивая кухонным полотенцем и настаивая на том, что вытрет всё, если папа помоет, при условии, что мама уйдёт из кухни и выпьет стакан пунша. Шерлок играет на скрипке, а мама сидит с Джоном, расспрашивая его о семье. − Я не в ладах со своей сестрой, − говорит он ей. − Правда, для меня большая честь, что вы приютили меня. − Чепуха, − говорит она. − Мы в восторге. Майкрофт и их отец присоединяются к ним, и поются рождественские гимны. Шерлок не может припомнить ни одного такого приятного праздника. − Они гордятся вами, − говорит Джон, когда они лежат в темноте своей комнаты. − Вам повезло, что у вас такая хорошая семья. Странно, что его талант наблюдателя не распространяется на его семью, думает Шерлок. Рядом с родителями он всегда настороже, ожидая, что они не одобрят или вмешаются. Видя себя глазами Джона, он знает, что они просто хотят, чтобы он был счастлив. Они гордятся, хотя бы потому, что он отказался от саморазрушения. Они полны надежд, и ему повезло, что он заслужил их надежду. − Если вам нужно позвонить своей сестре, − начинает он. − Я полагаю, Рождество − хорошее время, чтобы наладить отношения. − Вы правы. Я думаю, она просто слишком зла, чтобы слышать это сейчас. Возможно, сердита на себя. − Он вздыхает, но больше ничего не говорит об этом. Ещё один день, прежде чем он сможет вернуться в Лондон. Обычно он не может дождаться отъезда и редко остаётся больше чем на одну ночь, но на этот раз ему приходится ждать, пока миссис Хадсон вернётся от своей сестры. Прекрасный зимний день, бледное солнце проглядывает сквозь серое небо, лениво падают снежинки. − После завтрака я собираюсь прогуляться, − говорит Шерлок Джону, когда они спускаются вниз. − Не хотите пойти со мной? − Звучит заманчиво. − Джон одаривает его красивой улыбкой. Майкрофт уже вернулся в Лондон, так что они остались вдвоём. Мама готовит им яйца и тосты, размышляя о том, что будет на ужин. − Я очень рада, что вы останетесь ещё на день, − говорит она. − Вам нравится ростбиф, Джон? Мы можем заказать йоркширский пудинг и немного моркови в глазури. Джон соглашается, что ростбиф был бы идеальным. Шерлок не упоминает, что им некуда пойти до завтрашнего дня, когда вернётся миссис Хадсон, и не будет иметь значения, чем она их накормит. Ей нравится готовить еду для Джона, и он этого не испортит. Пока Джон надевает куртку, Шерлок про себя отмечает, что тот не надевал повязку с тех пор, как они приехали. Очевидно, плечо всё ещё болит, но он может просунуть руку в рукав без посторонней помощи. Большая часть боли − это неуверенность в том, когда это закончится. За два дня Джон восстановил часть того, что потерял в Афганистане. Укутавшись, они выходят на снег и идут по тропинке в лес. − Должно быть, я потерял свою трость где-то между этим местом и Лондоном, − говорит Джон. − Как ваша нога? − Всё в порядке. Шерлок не может сдержать улыбки, которая появляется на его лице. − Ваша трость под скамейкой на Рассел-сквер. − Ах. Я забыл про неё. Хорошо, что она мне не нужна. − Он приподнимает бровь, глядя на Шерлока. − Х-м-м... да. Весьма удачно. Джон одаривает его улыбкой. − Вы описали себя как необщительного. − Да. Есть люди, которых я мог бы назвать друзьями, но я сомневаюсь, что многие из них сочли бы меня своим другом. Партнёры, коллеги, знакомые... но не друзья. − Значит, девушки нет. − На самом деле это не по моей части. − Он чувствует, как краснеет, и надеется, что Джон решит, что это от холода. У него нет причин не быть абсолютно честным, стыдиться нечего. − Парня тоже нет. − У меня тоже, − говорит Джон, его взгляд устремлён в лес. − Я встречался со многими, но... − Он пожимает плечами. Шерлок не может догадаться, что означает многоточие. Часто он может сделать вывод о том, что люди оставляют недосказанным, но не сейчас. Не Джон. − Но? Джон останавливается. Поднимая взгляд, тянется к руке Шерлока в перчатке. Держа её, он изучает её как самый ценный предмет. − Я думаю, я только что кое-что понял. − Что... к какому выводу вы пришли? − Мои отношения с кем-либо никогда не длились долго. Мне нравятся женщины, но мне пришло в голову... − Его язык высовывается, пробегает по губам. − Я думаю, я знаю, почему они не продержались долго. Снежинки кружатся вокруг них, тая на их лицах. Их дыхание витает между ними, кристаллизуясь в морозном воздухе. − Джон. − Шерлок. − Джон улыбается, но его глаза полны слёз. Шерлок помнит, как плечи Джона сотрясались от рыданий, когда он сидел на той скамейке на Рассел-сквер, такой одинокий. В тот момент он понял, что должен спасти этого храброго человека, поприветствовать его дома, стать его другом. − Я не знаю, кому мог понадобиться такой мужчина, как я, − шепчет Джон. − Я сломлен, во многих отношениях больше, чем вы можете себе представить. − Все сломлены, − отвечает Шерлок. − Некоторым людям просто лучше удаётся скрывать трещины. Джон проводит рукой в перчатке по глазам. − Я так благодарен вам. Я был одинок, более одинок, чем когда-либо. Вы заметили меня, по-настоящему увидели в том вагоне метро. И вы последовали за мной к той скамейке, где я собирался просидеть всю ночь, потому что мне некуда было идти. Я даже не могу начать благодарить вас. − Не нужно благодарности, Джон. Я понимаю, каково это − чувствовать себя таким одиноким. Джон медленно кивает. − Для меня это только начало. Возвращаться вот так. Мне многое нужно выяснить. Я не знаю... − Он замолкает, глядя себе под ноги. − Я хочу... Шерлок наклоняется к нему, приподнимает его подбородок и целомудренно целует в губы. − Всё хорошо, Джон. Я буду твоим другом. Я буду чем-то большим, если и когда ты этого захочешь. Всё ещё держа Шерлока за руку, Джон закрывает глаза. Слеза скатывается по его щеке. − Я действительно этого хочу. Но ты не знаешь... − Он качает головой, слёзы текут быстрее. − А кто не хочет? − Шерлок хихикает. − Никто не ожидает встретить любовь всей своей жизни в метро. − Любовь? − Джон издаёт сдавленный смешок. − Ты не знаешь, что ты... Он вытирает слёзы Джона пальцем в перчатке. − Как насчёт того, чтобы начать с этого: я положил глаз на миленькое местечко в центре Лондона. Вместе мы сможем себе это позволить. Джон тяжело выдыхает. − Ты просишь меня жить с тобой? − Я играю на скрипке, когда думаю, независимо от времени суток. Иногда я молчу целыми днями. Я такой, каким ты меня видишь, необщительный засранец, который раскрывает преступления вместо того, чтобы ловить кайф. Я рассказывал тебе о наркотиках, да? Что ж, это самое худшее во мне. Квартира, однако, идеальна. Гостиная, кухня − всё обставлено. И наверху есть дополнительная спальня. − Нам она понадобится? − Приподнятая бровь, неуверенная улыбка. Шерлок пожимает плечами. − Мы познакомились всего два дня назад. − И ты только что назвал меня любовью всей своей жизни, − возражает Джон. Шерлок опускает взгляд на их руки, всё ещё соединённые. − У меня есть чувства к тебе. Это не влюблённость или простое влечение. Это как осознание чего-то, что всегда было рядом, ждало. Как разгадка тайны, которую я никогда раньше не замечал. Но я не хочу давить на тебя. Ты только что вернулся домой и заслуживаешь времени, чтобы понять, какой жизни ты хочешь сейчас. У меня мало опыта в любви. Я имею в виду, что в моих глазах ты особенный, достойный любви, и я дам тебе столько времени, сколько тебе нужно, чтобы прийти к собственным выводам. Никакого давления. Я буду ждать тебя. Этот милый, сбивающий с толку мужчина, эта загадка, который последовал за Шерлоком домой, внезапно приподнимается на цыпочки, обнимает Шерлока и притягивает его для поцелуя. Это нежно, страстно и бесстрашно. − Меня называли импульсивным, − говорит он, глядя Шерлоку в глаза. − Я парень, который бежит навстречу пулям. Я вторгся в Афганистан. Не совсем в своём уме. − Он смеётся. − Квартира... звучит идеально. И я думаю, что одна спальня − это всё, что нам понадобится. Нагруженные пластиковыми контейнерами с гусятиной и фруктовым пирогом, они садятся на поезд обратно в Лондон. Пока они подпрыгивают на рельсах, Шерлок рассказывает Джону о деле о серийных самоубийствах. − Лестрейду нужна моя помощь, но он слишком упрям, чтобы просить, − говорит он. − Должно быть что-то, что связывает жертв. Я просто не могу этого понять. − Я уверен, что скоро у вас будет мозговой штурм, − отвечает Джон. − Я никогда не встречал никого с таким умом, как у тебя. Это довольно... − Фантастично? Удивительно? − Он ухмыляется. Джон понижает голос. − Я собирался сказать сексуально. Дрожь пробегает по его телу. Он сжимает руку Джона. Оказавшись на тротуаре Бейкер-стрит, Шерлок ныряет в цветочный магазин, чтобы купить букет для миссис Хадсон. − Если бы она разрешила мне остаться в квартире на праздники, мы бы не встретились, − говорит он Джону. − Она никогда не позволит мне забыть об этом. Джон смеётся. − Я не могу дождаться встречи с ней. Он никогда не устанет слышать смех Джона. 221Б выглядит по-другому с Джоном Ватсоном внутри. Всё ещё выглядит так, будто декоратор посетил распродажу товаров для путешествий во времени и не смог удержаться от покупки мебели, которой не место в одной комнате. Здесь по-прежнему беспорядок, как в лавке старьёвщика, несмотря на предупреждения миссис Хадсон не мешать ей вытирать пыль. Но теперь он чувствует себя здесь как дома. Он относит вещи Джона в спальню. Миссис Хадсон не напоминает ему о другой спальне, той, что наверху. − Тогда я дам вам двоим устроиться, − говорит она, лучезарно улыбаясь. Она похлопывает Шерлока по руке. Я же тебе говорила. Как только они остаются одни, он не знает, что делать. Он нервничает, ожидая чего-то, что всё пойдёт не так, как всегда. Джон опрометчиво согласился переехать к нему, делить спальню; он может так же импульсивно решить, что это не для него. Что Шерлок не для него. Настал момент, когда это могло произойти. Отношения сложны. Он не знает, как это сделать, как вывести их из неопределённости на твёрдую почву. Джон оглядывает все коробки Шерлока, вероятно, представляя себе весь тот беспорядок, который из них выйдет. Его взгляд останавливается на черепе, похищенном из лаборатории много лет назад. Его брови приподнимаются, но он улыбается, и это немного снимает напряжение Шерлока. − Добро пожаловать домой, Джон. Джон наклоняется, обнимая его. − Это идеально, как ты и сказал. Только... Напряжение, которое всё ещё гудит в его мозгу, резко возрастает. − Только? − Я бы хотел осмотреть спальню, прежде чем приму решение. − Он улыбается Шерлоку. − Проведёшь мне экскурсию? У Джона был некоторый опыт общения с любовниками-мужчинами, делает он вывод. − У меня такие же части тела, − бормочет Джон. − Конечно, я знаю, что с ними делать. Я сказал это вслух? − Ты сделал это, гений. Есть кое-что ещё, что ты мог бы сделать своим великолепным ртом. Он опускается на кровать. − Ой. О, Джон. У тебя самый красивый... − Что ж, нет необходимости констатировать очевидное. Он берёт Джона в рот и позволяет своему языку исследовать то, что очевидно. − О боже, − стонет Джон. Несколько минут никто не разговаривает. Только руки и языки, губы и кожа, вздохи и стоны. И тут Шерлок кричит, а Джон дышит, как пловец, выныривающий из глубины, и Шерлок думает, что миссис Хадсон, конечно, должна была их услышать, а потом он думает, что не возражает, и это грязно, горячо, липко и абсолютно идеально. Когда они отдышались и пот начал остывать, они лежат, прижавшись друг к другу. Кому-то следовало бы раздобыть фланель, думает он, но беспорядок его не беспокоит, на самом деле нет. Постель пахнет вожделением и ощущается как любовь. Он хочет остаться здесь навсегда. Он хочет жить в этой постели. Он нежно проводит пальцем по шраму Джона. Он всё ещё красный, но со временем станет серебристым. Он представляет, как с годами он становится всё красивее. − Я не хочу всё испортить. − Ты этого не сделаешь, − говорит Джон. − Разве я... − Да, ты действительно сказал это вслух. Что тебя беспокоит? − Я в этом не силён. В отношениях. − У меня тоже были неудачные отношения. Тебе нужно сделать это правильно только один раз, Шерлок. Я думаю, у нас получилось. Получится. − Никто и никогда, − начинает он. Никто никогда не мирился со мной надолго. Никто никогда не любил меня так, как сейчас. Никто никогда не остаётся. − Я останусь, − говорит Джон. − Я нашёл тебя, и ты мой дом.